Юра прогнал видео с камер наружного наблюдения у конторы, а затем переключился на камеры в машине. Аслан уже сидел в ней не один, рядом с ним на пассажирском сиденье развалился Гамзат, в открытую дверцу заглядывал шофер и бригадир жестоких дагестанцев по совместительству Мансур.
– Значит так, объясняю для особо одаренных, – с видом знатока стал вещать Аслан. – Вот так – включено, а вот так – выключено. И не перепутайте.
Аслан для наглядности вдавил кнопку, зеленая лампочка индикатора погасла, включилась красная.
– Теперь ничего не записывается, – радостно объявил Аслан.
Поярков вопросительно посмотрел на приятеля.
– Слушай, но мы-то их продолжаем видеть. Ты записываешь видео и звук постоянно?
– Разумеется, записываю, – пожал плечами Юра.
– Но ты же ему сказал…
– Ну и что? Тебя что-то смущает?
– Все-таки заказчик всегда прав.
– Не всякий заказчик. Мне эти кавказцы сразу не понравились.
– Но заплатили-то неплохо и еще заплатят.
Покровский смотрел в окно.
– А ты подумай, чем они занимаются. Сперва наркотики совместно с ментами еле поделили, теперь махинации квартирные начались. На них как минимум одно убийство, между прочим, висит. Лучше подстраховаться, чтобы потом быть в курсе происходящего. Я в стремные дела встревать не хочу.
– Ну, да. Наркотики. Только и без Аслана найдется, кому этим заниматься. Убили же они одного из своих, такого же урода, как и сами. Мир чище стал. Теперь какой-то урка на них охотится. Тебе хочется в это вникать в деталях? Или он их замочит, или они его. Какая тебе разница. Наше дело деньги свои получить и потратить их в свое удовольствие. Вот и весь сказ. Или ты не согласен? Так лучше сразу скажи, как мужик мужику.
– Кузьма, я похож на идиота?
– До последнего времени за тобой такого не замечал. Но вот когда ты со своей Юлькой связался, временами начинаю сомневаться.
– Аналитик я не хреновый. Талант не пропьешь, в карты не проиграешь, на женщину не спустишь. И чую я, что мы в гнилое дело ввязались, – признался Покровский. – Если они своих в бочки закатывают, как консервы, то нас и подавно закатают, если мы к этому как следует не подготовимся, не предпримем контрмер. Есть у меня идея, как и денег с них срубить по полной, и не облажаться.
– Трезво мыслишь? Аналитик-то ты аналитик, да только ты в отличие от меня зону не топтал, а потому в практических вопросах я тебе пару толковых советов дать смогу. А пока я тебя слушаю.
– Значит так, – начал Покровский. – Сегодня нам нужен не только фарт, но и мозги…
13
Это только кажется, что продажные чиновники и силовики – оборотни в погонах – никого и ничего не боятся, хотя про них и говорят, что они вконец оборзели от чувства вседозволенности и безнаказанности. Боятся, и еще как! Внешняя агрессивность, жестокость, они всегда бывают от страха, который поселился на дне души. Коррупционер, преступник в форме прекрасно понимают, как с ними могут в один прекрасный день обойтись, сами не раз так поступали со своими подчиненными. Накопится критическая доля беспредела, нерасследованных дел. Надо же будет на кого-то повесить все это? Не все же вешать на простачков, из которых просто выбивают нужные правоохранителям показания, да на недавно освободившихся зэков? Надо же и «своего» народу время от времени подсовывать, чтобы показать: идет борьба с негативными явлениями, власть, она тоже за справедливость, очищает ряды от скверны. И если человек провинился, не посмотрит, какую должность он занимает. Отстранят от должности одного, посадят, особенно если брал не по чину и не по всем статьям делился с вышестоящими. Так это же наука другим, чтобы соблюдали субординацию. Да и освободившуюся должность можно выгодно продать.
Полковник Грищенко тоже боялся, как и все, у кого нелады с законом. С одной стороны, вроде главмент – сам закон, но с другой, закон и для него писан. Казалось бы, чего проще, от кого прятаться – пригласи к себе в служебный кабинет дагестанцев, передай им документы-наводки и тут же получи от них свою долю в преступном бизнесе. Но преступник, даже на самой высокой должности, предпочитает места безлюдные, не оборудованные камерами слежения. Не хочется ему оставлять записи в отделе пропусков. Зачем ему лишние следы, которые потом могут сильно помочь следствию?..
Даже рядом с большими городами, где полно дачных участков, найдутся дороги, где за день проедет не больше десятка машин и ведут которые по большому счету из ниоткуда в никуда. Неширокий проезд, выложенный потрескавшимися от времени железобетонными плитами, между которыми густо пробивались лебеда с чертополохом, тянулся от федеральной трассы к бывшему асфальтобетонному заводу. От того завода уже ничего и не осталось, если не считать испоганенной залитой битумом и моторным маслом земли да невысоких бетонных кубиков – фундаментов под оборудование. Все, что можно было открутить, срезать автогеном или «болгаркой», погрузить в самосвал краном, давным-давно растащили на свои подворья дачники.
Со стороны города по неровной дороге катил к этому безлюдному месту новенький «Лексус». Катил неторопливо, его хозяин явно берег подвеску дорогой машины. Впереди на площадке бывшего асфальтобетонного завода уже поблескивал лаком внедорожник, возле него виднелись две человеческие фигурки. Грищенко сам сидел за рулем «Лексуса», щурился от утреннего солнца. Из головы не выходил таинственный стрелок, потому и место встречи полицейский полковник озвучил своим подельникам в самый последний момент. Аслан с Гамзатом неискренне заулыбались, когда Михаил Павлович выбрался из машины.
– Здравствуйте, дорогой, – Аслан первым пожал широкую и вялую, как дохлая рыбина, ладонь полковника.
– Доброго здоровья, – Гамзат даже слегка поклонился. – Не поймали еще?
– Ищем, – коротко ответил Грищенко, даже не став уточнять, о ком идет речь, и так все было понятно.
– К вам сядем или к нам в машину? На ровном месте стоять неуютно, – нервно оглядываясь, проговорил Аслан.
– У нас салон вместительнее, – предложил Гамзат, показывая на внедорожник.
Там все трое и устроились, подняли стекла. Мягко зажурчал кондиционер.
– И ты себе видеорегистратор поставил? Зачем? – удивился Грищенко.
– Он, Михаил Павлович, сейчас выключен, – поспешил предупредить Аслан.
– Это я и сам вижу, – причмокнул пухлыми губами полковник полиции. – Дела идут?
– Не так хорошо, как хотелось бы, – стал жаловаться Гамзат. – Но неплохо… Неплохо. Из семи последних квартир только один облом случился. И то не по нашей вине. Сами ж знаете.
– К сорвавшемуся варианту мы еще вернемся, – предупредил Грищенко. – Бабки привезли?
– А как же?! Мы по-другому не работаем, – Аслан полез под сиденье и поставил на колени кейс.
Гамзат перегнулся через спинку и извлек из багажного отсека машинку для счета купюр. К встрече даги подготовились основательно. Машинка была снабжена переходником для того, чтобы питаться электричеством через прикуриватель. Мигнула и ровно загорелась индикаторная лампочка. Крышка кейса была отброшена. Рядом с бутылкой коньяка и ежедневником лежали тугие пачки денег, перетянутые разноцветными резинками.
– Вот расчеты по всем квартирам, – Аслан протянул лист бумаги, где коряво были выведены цифры. – Ручка плохо писала, – пояснил он.
Грищенко внимательно пробежал глазами столбики. Написанное напоминало задачки по арифметике для младших классов, в основном сложение с вычитанием, лишь одно действие было для продвинутых четвероклассников – «на проценты».
– Цифра бьет, – подобострастно проговорил Аслан. – Три раза на калькуляторе проверял.
Грищенко беззвучно шевелил губами, производя в уме вычисления, затем подтвердил:
– Сам вижу, что бьет.
Гамзат вздохнул.
– Расходы у нас большие. Аренда площадей в центре, людям платить надо.
– Ваши проблемы, – лаконично ответил полковник. – Нет денег людям платить, сами работайте.
– Да мы и так, рук не покладая. Да, Аслан?
– От рассвета до заката.
– Деньги считай, – поторопил Грищенко. – У меня через полтора часа совещание по криминогенной обстановке в городе.
– Деньги считать – это святое. Половина у нас рублями, остальное долларами. Как клиенты рассчитывались, мы так и упаковали. Деньги хорошие, вот только один мудила пятисотками рассчитался. Сказал, других у него нет. Остальные деньги хорошие.
– Деньги всегда деньги. Они не бывают хорошими или плохими, – милостиво согласился Грищенко. – А только настоящими или фальшивыми.
– Тут уж мы проверили, – повинуясь взгляду Грищенко, Гамзат снял резинку с пачки, бросил в машинку и включил ее.
Завертелся барабан, зашелестели «хрусты». Стремительно сменялись на экранчике цифры. Полковник каждый раз, когда сквозь счетчик пролетали купюры, кивал. Аслан подхватывал пересчитанные деньги, стягивал резинкой и складывал на сиденье стопочкой.
– Готово, – доложил он. – Рубль к рублю, бакс к баксу.
– Хорошо, – наконец-то Грищенко притронулся к деньгам, неторопливо сложил их в портфель, а затем раскрыл на коленях папку. – Здесь новые варианты. Двадцать две квартиры. Хороших, центровых, восемь. Советую начать с этой.
Аслан и Гамзат чуть не стукнулись лбами, когда заглядывали в бумаги.
– Квартирка стоящая. Три большие комнаты. Два балкона. Находится в том же квартале, где и городская администрация, – согласился Гамзат. – Но только в ней двое зарегистрированы. Пенсионер еще не старый – бывший учитель Прохоров Иван Иванович да его дочка преподаватель английского Мария Ивановна. Это же не алкаши какие-нибудь. К ним с бутылкой паленой водки, чтоб назавтра от нее окочурились, не подкатишься.
– Но квартира хорошая? Много стоит?
– Хорошая, – должен был признать Алсан.
– Вот и старайтесь. Деньги все могут. Да и я вам помогу, если потребуется. Идейку подкину. Вот, например, – Грищенко достал из портфеля пухлую папку, открыл.
– Что это? – одновременно проговорили Гамзат и Аслан.
– В соседнем районе мудак-маньяк объявился. Баб насилует, душит. Внимательно посмотрите, – Грищенко показал своим собеседникам несколько страшных фотографий жертв и мест преступлений.
Гамзат скривился и отвернулся, испытывая брезгливость. Аслан смотрел более пристально.
– Почерк понятен? – привычно-назидательным тоном спросил мент.
– Не-а, начальник.
– Зачем ты нам это впариваешь? – недовольно произнес Гамзат.
– А то, что мне доморощенных маньяков не надо. И «висяков» и крику из Москвы тоже. Сделать надо точно, как здесь описано. А мы уже отпишемся – мол, заехал, гаденыш, и у нас наследил. То, что там соседи его не могут вычислить – это не наше дело. Понятно?
– Не совсем, – буркнул Гамзат.
– То есть… – стало доходить до Аслана.
– Да. Еще раз показываю, как надо сделать. Вы запоминайте, потому что документов я вам не дам. Напрягайте мозги.
Грищенко еще раз пролистал фотографии, пальцем указал на характерные следы на телах жертв.
– Только работайте так, чтобы вашего материала не осталось. Правда, такого не бывает, ну, чтобы немного осталось. Хотя мы, чуть что, подотрем…
Аслан почувствовал фальшь в последней фразе мента. Он понял: если останутся следы их человека, то это будет крючок, на который их можно подцепить.
– Сделаем как надо, – хмыкнул он.
– Вы ж согласились, что квартира хорошая. – Грищенко захлопнул папку, положил ее в портфель, открыл дверцу внедорожника, глянул на небо, где уже собирались белые облака. – Парит что-то сегодня с утра.
Он выбрался из внедорожника, сжимая портфель под мышкой.
– Дождь, наверное, собирается, – сказал мент и неспешно отправился к своему автомобилю.
Кавказцы смотрели на отъезжающий «Лексус».
– Давай, сейчас в офис поедем, там и подумаем, что нам предпринять. Мансурчик-то все, что мы ему ни скажем, сделает. Он и сестру родную зарежет из-за бабок. Но только надо знать, что именно ему говорить.
14
Накрапывал дождь. В сгущающихся сумерках ярко горели окна общежитий и учебных корпусов педагогического университета. Еще три года тому назад высшее учебное заведение, готовившее учителей для школ области, располагалось в комплексе старинных зданий в самом центре города, где оно и было основано как учительский институт в начале прошлого века. Сто лет оно никому не мешало. А вот три года тому назад с подачи городской администрации началась в местной прессе странная компания. Мол, и аудитории перегружены, и общежития находятся в аварийном состоянии, и университетский стадион не соответствует современным нормативам, бассейна так вообще нет. Короче говоря, пришло время построить новый университет за городом, где студентам станет вольготно, и жить они будут в блоках современных общежитий, и ходить-то на занятия им придется всего от крыльца до крыльца.
Надо ли говорить, что новые здания за городом строились за бюджетные средства, а старые в самом центре были переданы нужным инвесторам «в интересах города». На чем местная власть сильно нагрела руки. Мест в новых общежитиях все равно не хватало, занятия шли в две смены. Но преподавателям и городским студентам приходилось добираться до университета на перекладных, тратя по полтора часа на дорогу в одну сторону. В общем, вроде бы хотели сделать лучше, а получилось как всегда.
Старший преподаватель английского языка Прохорова Мария Ивановна вышла из главного корпуса одна – без студентов, через час после последней лекции. Последний автобус, идущий из студенческого городка в город, уже ушел, и теперь ей предстояло идти через лесопарк к окраине города. Не то чтобы она не спешила домой, просто сегодня в обед ей позвонил какой-то мужчина, говоривший с кавказским акцентом, сказал, что хочет нанять репетитора для оболтуса-сына, которому в следующем году поступать в университет. Говорил, что он вдовец, и сын для него – это всё. Поэтому он ищет лучшую в городе преподавательницу английского и не поскупится. Обещал заехать вечером в университет и потом подкинуть ее до центра на машине. Ну а потом за четверть часа до встречи позвонил, извинился и сказал, что сможет подъехать только завтра.
Всякое в жизни бывает, проблемы у всех случаются. А если подрабатываешь репетиторством, то стараешься не пропускать ни одного перспективного предложения. Мария Ивановна – спокойная, рассудительная женщина тридцати пяти лет щелкнула кнопкой зонтика, прикрылась им от дождя и зашагала по тропинке, тускло освещенной редкими фонарями. Большой проблемы в опоздании она не видела, своей семьи у нее не было, жила вместе с отцом. Мария была единственным и поздним ребенком, мать умерла при родах. А потому с самого младенчества любящий отец чрезмерно опекал ее. Даже женихов в молодости распугал. Ну, а теперь женщине с образованием уже и поздно было искать серьезного мужика. Вот, разве что на квартиру мог кто-нибудь позариться. Но во-первых, такую партию не назовешь достойной, а во-вторых, отец никогда не потерпел бы кого-нибудь рядом с дочкой, а про размен хорошей квартиры в центре не могло идти и речи. Иван Иванович, будучи в прошлом учителем истории, неизменно называл квартиру майоратом, который за неимением у него сыновей должен перейти в руки дочери.
Мария Ивановна услышала, как зуммерит ее мобильник, на ходу поднесла трубку к уху:
– Доченька, ну где ты так поздно? Я уже и ужин разогрел. Волнуюсь, куда ты пропала?
– Папа, я немного задержалась. Теперь иду на автобус, – с легким раздражением проговорила женщина.
– Почему ты мне раньше не позвонила?
– Потому что не знала, когда освобожусь, папа…
Хорошо, что рядом никого не было. Марии всегда было стыдно на людях говорить с отцом так, словно она маленькая девочка. А по-другому не получалось, он по привычке требовал во всем подробного отчета.
– Ну, разве так можно?..
– Пап, я сейчас не одна, я разговариваю с человеком. Приеду, все объясню.
– Ты его хорошо знаешь?
– Отлично. Скоро буду.
Мария отключила мобильник, вздохнула и ускорила шаг. Дождь монотонно барабанил по куполу зонтика. И тут за поворотом дорожки нарисовался незнакомец. По возрасту он не мог быть студентом – с виду лет тридцать. А большинство преподавателей Мария знала в лицо. Стоял он без зонта, под дождем, но это, казалось, совсем его не смущало.
– Девушк, а девушк? – с явно выраженным кавказским акцентом обратился к ней незнакомец.
15
Мария Ивановна обернулась, и от нехорошего предчувствия у нее кольнуло сердце.
– Извините, – сказал незнакомец, – вы случайно не Мария Ивановна?
Тон его был вежливым, а голос какой-то упругий, бархатистый. Такой голос часто встречается у горцев. Мельком она увидела его глаза, черным магнитом блеснувшие в дождливом сумраке.
Женщину пробила нервная дрожь, которая, впрочем, быстро прошла – ведь Мария Ивановна узнала этот голос, несмотря на то что слышала она его лишь однажды, и то по мобильному телефону. Без сомнений – голос принадлежал тому заказчику – отцу одного оболтуса, у которого не было ни малейшего таланта к изучению иностранных языков, а вот желания куда-то поступить – хоть отбавляй.
– Вы меня узнали, Мария Ивановна? – от Мансура не ускользнула перемена в поведении женщины – он заметил, что она сбавила шаг.
– Кажется, это вы звонили мне насчет занятий с вашим сыном, – уже вполне спокойным тоном произнесла Прохорова.
– Да-да, – Мансур догнал ее, – вы позволите?
По его блестящим от густого геля волосам, словно жемчужины, стекали капли дождя.
– Пожалуйста, – Мария Ивановна пригласила Мансура под свой зонтик.
Тот, насколько мог, галантно взял ее под локоть. Мансур оказался на две головы выше учительницы, поэтому его макушка уперлась в зонтик.
– Давайте я понесу, – мужчина аккуратно взял зонтик в свою руку, чтобы им обоим было удобно идти по тропинке лесопарка.