А своим сотрудникам вполголоса добавил в назидание:
— Клянусь, еще два-три прыжка, и я бы, пожалуй, его пристрелил, чтобы не мучился.
ТЫСЯЧУ ФРАНКОВ ЗА ПЯТЬ
По контракту, заключенному между знаменитым французским писателем А. Дюма и директором парижского театра-варьете, последний обязывался выплачивать писателю сверх гонорара по тысяче франков всякий раз, когда его пьеса после двадцатого представления давала больше 60 тыс. франков сбора. Поскольку пьесы пользовались большим успехом и условия контракта явно выполнялись, Дюма как-то раз зашел после первого акта двадцать пятого представления за своими деньгами. Но директор, увиливая от уплаты, заявил, что выручка не достигла оговоренной суммы. Для пущей убедительности он даже назвал первую пришедшую ему на ум цифру: 59997 франков.
Дюма молча вышел и, вернувшись через несколько минут, сказал, протягивая директору только что купленный входной билет:
— За него я выложил пять франков. Надеюсь, теперь, когда выручка составила 60002 франка, вы не станете утверждать, что условия контракта не выполнены…
«ГИБЕЛЬНАЯ ПРИВЫЧКА ВЕКА»
В 1832 году на публичном испытании воспитанников Института корпуса инженеров путей сообщения его директор, генерал-лейтенант Базен, выступил с необычной речью-поучением. В ней он заклинал своих юных слушателей читать записки академии, научные журналы и ученые трактаты со всей «тщательностью, соделывавшеюся необходимою по гибельной привычке нашего века писать без разбора»…
А ВОТ ЭТОГО НЕЛЬЗЯ!
Как-то раз известного американского физика Р. Вуда пригласили прочесть лекцию в одном научном учреждении на тему «Пламя». Для иллюстрирования своих умозаключений Вуд разработал целый каскад эффектных демонстраций. И когда с кафедры лилась речь ученого, его ассистенты священнодействовали со всевозможными устройствами и аппаратами. В затемненном зале пылали ацетиленовые горелки, лились дожди раскаленных добела капель расплавленной стали, с ревом били в потолок столбы голубого огня, которые под конец оглушительно взрывались.
По завершении лекции Вуд вытер пот со лба и вытащил свою курительную трубку… Но не успел он чиркнуть спичкой о коробок, как стоявший у стены пожарный, все это время ошеломленно созерцавший происходящее, грозно прикрикнул:
— Эй, там, на кафедре! А уж этого делать никак нельзя!
СЕМНАДЦАТЬ «НО» ИСТИННОГО ГЕРОЯ
Как-то раз великого русского полководца А. В. Суворова спросили, какими качествами должен быть наделен, по его мнению, истинный герой. На этот вопрос Александр Васильевич ответил так:
— Истинный герой должен быть отважным, но без запальчивости; скорым, но без опрометчивости; расторопным, но с рассуждением; подчиненным, но без унижения; начальником, но без кичливости; победителем, но без тщеславия; благородным, но без гордости; ласковым, но без лукавства; твердым, но без упорства; скромным, но без притворства; приятным, но без легкомыслия; искательным, но без ухищрения; проницательным, но без пронырства; откровенным, но без оплошности; приветливым, но без околичностей; услужливым, но без всяких выгод для себя; решительным, но без упрямства.
Остается добавить, что сам полководец обладал этими свойствами в полной мере.
ГДЕ ОПАСНЕЕ БЫТЬ
В другой раз А. В. Суворова спросили, сколько он получил ранений. На это Александр Васильевич ответил, что был ранен 32 раза: «два — на войне, десять раз дома и двадцать — при дворе».
НА СЛУЖБЕ НИЧТО НЕ ВРЕДНО!
Известный русский военный инженер генерал К. Модерах, под руководством которого были облицованы гранитом набережные Фонтанки и Екатерининского канала в Петербурге, не щадил себя на службе и нередко насквозь промокал под дождем. Приходя же домой, он начинал кутаться и заставлял тщательно законопачивать все щели, опасаясь сквозняка. Когда домашние напоминали ему при этом, что какой-нибудь час назад он бесстрашно мок под дождем и не боялся холода, бравый вояка отвечал:
— Там — другое дело, там — я на службе, а на службе — ничто не вредно!
ИЛИ — ИЛИ…
Как-то раз знаменитый французский химик М. Бертло (1827–1907), отличавшийся пунктуальностью, взял к себе в ассистенты одного весьма рассеянного молодого человека, который, постоянно опаздывая, ссылался на неточность хода своих часов. В конце концов выведенный из себя Бертло заявил помощнику:
— Вот что сударь! Или вы смените свои часы, или я сменю вас…
КТО ТАКИЕ «САТЕЛЛИТЫ»?
Крупному советскому технологу, Герою Социалистического Труда Э. А. Сателю (1885–1968) нередко доводилось отстаивать свою точку зрения на бурных совещаниях, в которых страсти дискутирующих сторон зачастую достигали высокого накала. Как-то раз Эдуард Адамович прибыл на такое совещание с целой группой своих единомышленников. Когда они «в полной боевой готовности» дружно вошли в зал, один из оппонентов, затравленно глядя на спутников Сателя и, видимо, предчувствуя неизбежное поражение, в панике пробормотал:
— Ну вот, приехали на нашу голову… «сателлиты»…
ЧТО ЗНАЧИТ «НАВАЛИВАТЬ»?
До революции крупнейшим судостроительным предприятием на юге России считался завод Наваль — типичный автономный завод, который строил корабли целиком от киля до клотика, не заказывая на стороне ни одного механизма, ни одной детали. Директор-распорядитель Николаевских заводов Н. Дмитриев, подчеркивая универсальность этого предприятия, не раз говаривал:
— Если прикажут сделать пианино для миноносца, Наваль сделает пианино. Нужно изготовить пожарный насос — изготовит и его. Понадобится клетка для канарейки в кают-компанию — Наваль выдаст и клетку. Видно, и название-то ему дали «Наваль» потому, что на него можно «навалить» любой заказ…
НЕ ТАК УЖ И ГЛУПА!
Астроном по профессии и геометр по призванию А. Мёбиус (1790–1868) — тихий, скромный человек, не отличавшийся излишней веселостью, — однажды ранним весенним утром был встречен разгневанной супругой. Она категорически требовала немедленно уволить юную служанку, которая настолько бездарна, что даже не способна правильно сшить ленту. Хмуро разглядывая злосчастную ленту, профессор вдруг просиял: он увидел, что у нее нет изнанки, а только одна лицевая сторона!
— Да ведь это же односторонняя кольцевая поверхность! — воскликнул профессор. — Ай да Марта! Девочка не так уж и глупа!
НЕ В БРОВЬ, А В ГЛАЗ!
Ж. Гей-Люссак (1778–1850) — крупнейший французский химик и физик — во время одного из своих химических опытов лишился глаза. Как-то раз его встретил епископ Сиезский — самонадеянный богослов, попавший в число «бессмертных» Французской академии по протекции.
— Не понимаю, как можно быть ученым, имея всего один глаз! Что можно увидеть одним глазом?
— Да побольше вашего, — не растерялся Гей-Люссак. — Вот, например, я вижу у вас два глаза, а вы у меня — только один!
НЕМОЙ УКОР
Известный московский терапевт, профессор Г. А. Захарьин (1829–1897) каждый раз, когда ему приходилось проезжать на извозчике мимо Ваганьковского кладбища, конфузливо отворачивался в сторону и закрывал лицо руками. Однажды с ним в пролетке находился его ученик, доктор А. Остроумов. Увидев столь непонятное и странное поведение своего учителя, он воскликнул:
— Григорий Антонович! Да что это вы, зачем так делаете?
— Лежащих там стыжусь, — признался ему Захарьин.
— Почему?
— Так ведь, батенька, неловко. Многие из них у меня лечились!
«ТОГДА ПЛАТИТЕ НАЛИЧНЫМИ…»
В годы первой мировой войны академик И. М. Губкин (1871–1939) находился в США, куда его командировали для изучения нефтяных месторождений. Как-то раз для геологоразведочной партии, при которой он состоял, потребовалась взрывчатка. Недолго думая, Губкин зашел в ближайший магазин, где продавалось все, от гвоздя до бурильной установки, и приобрел большую партию динамита. При оформлении сделки он, не имея при себе крупной суммы, спросил хозяина магазина:
— Можно взять товар в кредит, или нужно платить наличными?
— Если вы не в первый раз работаете с нашим динамитом, — равнодушно сказал хозяин, — то сойдет и в кредит.
— Нет, я в первый раз, — честно признался Иван Михайлович.
— Тогда платите наличными, — заявил хозяин, с сожалением оглядывая Губкина.
ДЛЯ ЧЕГО «НИЧЕГОМЕР»?
На заре кибернетики в США появилась в продаже странная игрушка, представлявшая собой ящик с кнопкой. Стоило нажать на нее, и из футляра доносилось недовольное ворчание, он отгрызался, из него высовывалась искусственная рука… Выключив прибор, она снова убиралась в ящик, крышка закрывалась, и все затихало.
Вот эта-то игрушка и навела на мысль сотрудников некоторых капиталистических фирм соорудить машины, основная цель которых — создать видимость серьезной научной работы. На их табло загадочно мелькали огоньки, на шкалах измерителей многозначительно колебались стрелки, внутри трудолюбиво гудели зуммеры. И все это только для того, чтобы поразить воображение профанов, от которых зависело финансирование настоящих, но внешне менее эффектных исследований.
Известный американский медик Дж. Брокман первый обратил внимание на то, что у этих псевдонаучных устройств нет специального названия.
— Существующий термин «идиотский ящик», — пишет он, — следует оставить для телевизора. А для этих установок нужно такое название, которое можно было бы произносить с важностью и достоинством. На мой взгляд, лучше всего подходит «анергомер», что попросту означает — «ничегомер»…
ДЕЛО НЕ В ПРИБОРЕ
Когда немецкий химик В. Оствальд (1853–1932) впервые увидел скромную лабораторию и несовершенные приборы, с помощью которых знаменитый шведский химик Й. Берцелиус (1779–1848) сделал свои замечательные открытия, он был ошеломлен.
— Мне стало совершенно ясно, — говорил он коллегам, — как мало зависит от прибора и как много от человека, который перед ним стоит!
НЕ ОН, А Я!
Знаменитый Луи Пастер (1822–1895) был рекомендован кандидатом в действительные члены Парижской академии наук. По существующей традиции он должен был до голосования нанести визиты маститым академикам. Узнав об этом, учитель Пастера знаменитый французский химик Ж. Дюма (1800–1884) заявил:
— Я запрещаю ему приезжать ко мне! Это не он, а я отправлюсь к нему и горячо поблагодарю за то, что он любезно согласился стать членом нашей академии!
ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ, НЕ БОЛЬШЕ!
Крупный организатор и руководитель советской промышленности В. А. Малышев (1902–1957) терпеть не мог пустословия, порождаемого незнанием существа дела, и обычно без всякой пощады прерывал выступления страдающих этим пороком ораторов. Но как-то раз на совещании он повел себя весьма необычно. Докладчик откровенно «льет воду» пять минут, десять… Малышев хмурится, багровеет, но молчит. Прошло еще пять минут, и вдруг Малышев стремительно вскочил:
— Ну, все, хватит! Нет сил моих больше терпеть! — И, обращаясь к присутствующим, пояснил: — Я сам себе задал вопрос: сколько я смогу слушать человека, абсолютно не знающего предмета, о котором он говорит? И вот теперь я это установил: пятнадцать минут!
ЧТО ТАКОЕ «ВХОД»?
Инженер-адмирала Н. В. Исаченкова (1902–1969) — крупного руководителя советского кораблестроения — сильно раздражала приверженность некоторых его сотрудников и аббревиатуре. «Я перестаю понимать вашу мысль, как только наталкиваюсь на частокол сокращений в подготовленных вами документах, — говорил он. — Ну, разве можно читать через каждое слово все эти ПКРК, ГСН, АФА, КОЗ, ВДП и т. д.?» Но, увы, все его увещевания не достигали цели.
И вот в один прекрасный день на документах, поданных адмиралу на подпись, его подчиненные увидели размашистую резолюцию: «ВХОД», «ВХОД», «ВХОД»…
— Что такое ВХОД? — ломали они голову. — «Входящий»? А куда входящий? Может быть, это означает «ВХОД»?
В конце концов они решили спросить у Исаченкова, что же он имел в виду.
— А это аббревиатура, — сказал он. — Она означает: вы халтурно оформляете документы…
НАЙДЕТЕ ВСЕ, ЧТО ИНТЕРЕСУЕТ
Как-то раз инженеры-ракетчики обратились за консультацией к американскому математику фон Нейману (1903–1957), но тот отмахнулся от них:
— Я разработал полную математическую теорию ракет. Возьмите мою работу 1952 года, и вы найдете в ней абсолютно все, что вас интересует.
Специалисты засели за проектирование, послушно следуя всем выводам теории фон Неймана. Как же были они возмущены, когда при запуске ракета незамедлительно взорвалась и разлетелась на куски!
— Мы точно выполнили все ваши рекомендации, и вот результат… В чем дело? — подступились они к Нейману.
— То, о чем вы говорите, — невозмутимо ответил маститый ученый, — относится уже к теории сильного взрыва. Я рассмотрел ее в своей работе 1954 года. В ней вы найдете абсолютно все, что вас интересует…
ПОТЕХА — ДЕЛУ ПОМЕХА
Сухиро Хонда, основатель известной японской автомобильной фирмы, вспоминает, что в 1951 году он и его компаньон Фуджисава, отчаянно нуждаясь в средствах, решили попросить кредиты в банке «Мицубиси». Дабы расположить к себе финансовых воротил, они на остатки денег устроили роскошный банкет. Пока гости ели и пили, компаньоны развлекали их тем, что с небольшой сцены дуэтом рассказывали анекдоты.
На следующий день Хонда и Фуджисава отправились в банк, твердо уверенные, что получат нужную им сумму. Каково же было их разочарование, когда на своем заявлении они увидели категорическую резолюцию: «Банк не может доверять фирме, которой руководят два клоуна».
ПО-ПРОСТОМУ…
Профессор Московского университета М. Г. Павлов (1793–1840) был кумиром московского студенчества 1830-х годов, которому он весьма терпеливо и искусно прививал любовь к философии. Как-то раз Павлов разговорился о своем любимом предмете с одним знакомым купцом.
— Эх, Михаил Григорьевич! Охота вам тратить время на такое пустое занятие, которое двумя словами очерчено быть может?
— Как так? — удивился Павлов.
— А очень просто. Ежели, скажем, приятель просит у меня денег взаймы, то это — философия экспериментальная. А ежели я ему отказываю, то это — натуральная!
«ПТИЧИЙ ЯЗЫК-С»…
Профессор Московского университета Д. М. Перевощиков (1790–1880), много сделавший в распространении астрономических и физических знаний в русской публике, очень скорбел по поводу того, что А. И. Герцен, начинавший как астроном, переключился впоследствии на философию.
— Очень жаль-с, — сказал он как-то Александру Ивановичу, — что обстоятельства помешали вам заниматься настоящим делом-с. У вас прекрасные были способности-с!
— Да не всем же за вами на небо лезть, — отшучивался Герцен. — Мы здесь, на земле, займемся кой-чем.
— Помилуйте, какое же это дело-с? — сокрушался Дмитрий Матвеевич. — Читал я ваши статьи по философии-с… Понимать нельзя! Ей-ей, для меня — птичий язык-с…
«ЕСЛИ БЫ, ДОПУСТИМ, ДАМА…»
В 1900 году, после успешного завершения работ по возобновлению прототипов, управляющий Главной палатой мер и весов Д. И. Менделеев (1834–1907) решил вместо премии поощрить своих сотрудников поездкой на Всемирную выставку в Париж. Когда министр финансов С. Витте увидел список командируемых, где числилось 16 человек, включая палатского слесаря и столяра, он рассвирепел и начертал категорическое: «Отказать!» Увидев такое, Дмитрий Иванович немедленно отправился к директору департамента торговли и мануфактур В. Ковалевскому и демонстративно вручил ему прошение об отставке. Расстроившийся Ковалевский, как мог, успокоил Дмитрия Ивановича и, улучив подходящий момент, озабоченно спросил у Витте:
— Сергей Юльевич! Если бы, допустим, дама, которую вы любите, сказала вам: «Купи 16 аршин ленты, а то я из окошка выброшусь» — что бы вы сделали?
— Разумеется, купил бы, — не подозревая подвоха, обидчиво заявил Витте.
— Ну, так вот эта дама, которую мы оба очень любим, — Дмитрий Иванович Менделеев, подает в отставку, ежели мы не пошлем в Париж 16 человек его служащих, да-да, и слесаря, и столяра в том числе. Он ничего не уступает и не желает уступать, и его прошение об отставке у меня в кармане. А вот, кстати, его ходатайство с вашей резолюцией.
Столь неожиданный поворот разговора поставил Витте в тупик — он задумался, в конце концов рассмеялся, зачеркнул «Отказать», написал «Исполнить», и вся менделеевская «команда», как и обещал Дмитрий Иванович, поехала в Париж.
«К МИЛЫМ БАРЫШНЯМ…»
В 1898 году Д. И. Менделеев зачислил в штат Главной палаты мер и весов первого сотрудника-женщину — О. Озаровскую, а еще через месяц принял на работу ее подругу. Молодые женщины быстро освоили довольно сложную технику вычислений и стали гордостью управляющего. Когда кто-то из посетителей палаты поинтересовался у него методикой расчетов, Дмитрий Иванович добродушно посоветовал:
— А по этим вопросам вы обращайтесь к барышням, к милым барышням, они уж на этом деле…
Дмитрий Иванович должен был докончить: «собаку съели», вспоминает Озаровская, но, должно быть, подумал, какой это неделикатный образ для деликатных существ, и закончил: «Собачку скушали!»
Позднее, желая похвалить подругу Озаровской, он однажды сказал: