— Как же вы могли обречь человека — только подумать, венец творения! — на столь монотонный труд?
— Увы, многие конвейерные операции действительно монотонны, — как бы согласился Форд, но тут же привел контрдовод: — А как мог творец создать людей, которые, подобно вам, отличаются монотонностью ума?
ЧЕМ УСМАТРИВАЮТ НЕУСМАТРИВАЕМОЕ?
Перед первой мировой войной на одном из заседаний Главного артиллерийского управления рассматривался вопрос о закупке в Англии новых прицельных приспособлений для орудий Кронштадтского укрепленного района. Профессор А. Н. Крылов (1803–1945), будущий академик, изучив вопрос, убедил командующего артиллерией укрепрайона генерала А. А. Маниковского в том, что в условиях приневской низменности прицельные трубы не смогут дать нужной точности при наводке орудий.
Во время заседания престарелый генерал Н., желая, видимо, оправдать свое присутствие, затеял с Маниковским бессмысленный спор, причем в качестве главного довода беспрерывно твердил одну фразу:
— Я не усматриваю у вас того, отчего прицельная труба не будет давать требуемой точности…
Эти слова настолько надоели Маниковскому, что он решил поинтересоваться:
— А вы, ваше высокопревосходительство, хоть раз смотрели в трубу?
— Нет, но это и дает мне право заявить: я не усматриваю у вас того, отчего…
Наконец терпение Маниковского лопнуло.
— А я не усматриваю у вас того, — вспылил он, — чем, собственно, и усматривают неусматриваемое! Но тогда, может быть, другим усмотрите?
ДАЖЕ ПТИЦАМ ДОВЕРЯТЬ НЕЛЬЗЯ…
В конце XIX века Франция, Германия и Россия стали энергично строить военные корабли, и британское адмиралтейство всерьез обеспокоилось этой угрозой традиционному превосходству Англии на море. В 1887 году оно создало военно-морскую разведку, и один из ее способных офицеров, Д. Астон, приступил к разработке системы наблюдения за передвижением кораблей возможного неприятеля с помощью быстроходных яхт и рыбачьих шхун. Но как быстро и своевременно передать свежие разведданные в Лондон? Поскольку телеграф исключался, а радио тогда не было, Астон предложил снабдить каждое судно почтовыми голубями. Но тут его ждал удар. На докладной, где обосновывалась организация морской голубиной почты, адмиралтейское начальство глубокомысленно начертало: «Оставить без внимания, поскольку эти птицы могут доставить дезинформацию».
«НЕТ БИОГРАФИИ!»
Как-то раз знаменитого английского писателя Вальтера Скотта (1771–1832) спросили, почему герои его произведений — по преимуществу благородные и самоотверженные люди минувших веков. И почему бы ему не написать роман о современнике — предприимчивом, деятельном реалисте, не останавливающемся ни перед чем ради того, чтобы сколотить себе состояние.
— У тех, кто посвятил себя наживе, нет биографии, — не раздумывая, ответил писатель. — О них можно написать, пожалуй, одну-единственную строчку: дату рождения и дату смерти…
ЧТО-НИБУДЬ ОДНО…
Однажды некий любитель парадоксальных умозаключений стал в присутствии известного советского ученого-механика А. А. Космодемьянского развивать ту мысль, что, дескать, Галилео Галилей, будучи, конечно, великим ученым, был в то же время весьма хитрым и расчетливым льстецом, искусно маневрировавшим при папском дворе.
— Чушь, этого не могло быть! — резко возразил Аркадий Александрович. — Если бы Галилей был таким прожженным царедворцем, как вы утверждаете, у него просто не хватило бы времени да и сил на то, чтобы создать новую науку — динамику!
ЗАПОВЕДИ ТЕРЕНИНА
Крупный советский физико-химик, основатель научной школы по фотохимии, академик Александр Николаевич Теренин (1896–1967) в письме к одному из учеников сформулировал основные заповеди научной поисковой работы. Знать их не мешает молодым исследователям. Вот они: не делай то, что делают другие исследователи; делай не так, как делают они, но делай чисто; смотри во время исследования в оба (павловское — «внимание, внимание и еще раз внимание»); читай, но не слишком много, иначе тебя не будут читать; не пренебрегай отрицательным результатом, если он получен чисто; не стремись свои результаты втискивать в придуманное объяснение до однозначной решающей проверки.
На первый взгляд эти правила кажутся элементарными и легко усваиваемыми, но в действительности следовать им, по свидетельству самого ученого, нелегко. «Особенно трудно выполнять первые две заповеди», — считал Теренин.
КАК ПРЕДСКАЗАЛИ ЭКОЛОГИЮ
Порфирий Иванович Бахметьев (1860–1913) — известный русский физик и биолог — с 1890 года был профессором физики молодого Софийского университета (Болгария). В стране, недавно освободившейся от османского ига, он вел активную преподавательскую и научную работу, организовал первые научно-технические общества, пропагандировал электрификацию, медицину, агрохимию…
Бахметьев был почетным членом научных обществ ряда стран. Вернувшись однажды из Швейцарии, Порфирий Иванович рассказал болгарским коллегам о последних новостях науки и техники — в частности о перспективах телефона и даже видеотелефона.
— А теперь признайтесь: вы, наверное, еще и какую-нибудь новую науку привезли из Европы? — шутливо поинтересовался кто-то.
— Вы почти угадали, друзья. Я привез предсказание новой науки. В XX веке она начнет заниматься проблемами ужасающего городского шума и пыли. Без их научного решения люди грядущего века не будут счастливы.
ПРОЧЬ СОМНЕНИЯ!
Известный советский экономист, член-корреспондент АН СССР П. И. Лященко (1876–1955) не любил дипломатничать и, когда считал нужным, без околичностей высказывал все, что думал, причем нередко в резкой, категоричной форме, не допускающей возражений. Однажды, когда он дал своему лаборанту особенно сильный нагоняй, тот в сердцах сказал:
— Послушайте, Петр Иванович, нельзя же так! Отчего вы считаете, что всегда во всем правы? Неужели с вами не бывало, чтобы вы раз да ошиблись? Ведь этого быть не может!
— Что верно, то верно, — помягчал Лященко. — Припоминаю, был один случай, когда я крепко ошибся.
— Ага, что я говорил! — оживился лаборант. — И как же это произошло?
— Много лет минуло с тех пор, а все корю себя… Был я тогда молод, и потому не так уверен в своих силах, как следовало бы… Вот и досомневался: в одном вопросе решил, что я не прав, а оказалось — ошибся.
НЕ ПОЗВОЛЮ!
В наши дни никого не удивишь легкими и прочными деталями, изготовленными из стеклопластиков. А сорок с небольшим лет назад мысль о том, что хрупкое стекло может быть надежным и прочным материалом, у многих вызывала большое недоверие. Во время второй мировой войны крупный английский специалист по применению пластмасс в авиации Дж. Гордон демонстрировал маршалу британских ВВС огромный обтекатель самолетного радиолокатора, изготовленный из стеклопластика. Пораженный размерами обтекателя, маршал спросил:
— Из чего же сделана эта штука?
— Из стекла, сэр! — с гордостью отрапортовал Гордон, ожидая услышать в ответ возгласы удивления и восхищения. Но реакция маршала оказалась неожиданной.
— Что-о? Стекло? — побагровел он, — Черт возьми, я не позволю всяким там паршивым умникам совать стекло ни на один из моих самолетов!
А ФАРТУЧЕК ИЗВОЛЬТЕ СНЯТЬ!
В лаборатории немецкого химика Клеменса Александра Винклера (1838–1904) — того самого, который открыл предсказанный Д. И. Менделеевым элемент экасилиций, названный германием, — царил культ чистоты и аккуратности. «Настоящий химик, — не уставал повторять он, — должен настолько уважать свою науку, чтобы быть в состоянии работать у лабораторного стола даже в манишке и во фраке!»
Но увидев как-то раз в лаборатории весьма изысканно одетого студента, нацепившего поверх модного костюма замызганный кожаный фартук, ученый испытал разноречивые чувства — одновременно и удовлетворение, и раздражение.
— Ваше усердие похвально, молодой человек! — заявил Винклер. — Сразу видно, что вы буквально следуете моим словам. Правда, не до конца; так что когда приступите к работе с гашеной известью, которую я вам поручаю, фартучек все же извольте снять!
ОТНЫНЕ ОХОТУ РАЗРЕШАЮ!
Знаменитый русский химик, академик Н. Н. Зинин (1812–1880) был не только учителем А. П. Бородина (1833–1887), но и заботливым другом, опекуном и наставником. Мечтая видеть Бородина своим преемником в органической химии и считая, что тот слишком много времени тратит «на аккорды», Николай Николаевич не раз корил своего талантливого ученика, призывая его «не охотиться за двумя зайцами» — химией и музыкой, а сосредоточить свой главный интерес именно на химии.
И вот однажды на вечере у Зинина Александр Порфирьевич, набравшись смелости, сел за рояль и исполнил отрывок из своего нового произведения. Пораженные великолепной музыкой и виртуозным исполнением гости восторженно зааплодировали молодому композитору. Зинин же произнес всего одну фразу, странно прозвучавшую для других и понятную только Бородину:
— Отныне охоту на двух зайцев разрешаю!
СТЕКЛО И ИЛЛЮЗИИ
В 1673 году некий любитель умозрительных наук в письме к итальянскому астроному Тивелию пространно доказывал, что только философия способна дать истинное понимание астрономии. «Рассуждения и умозаключения нельзя заменить телескопами, — твердил он. — Ведь стекло обманывает и порождает иллюзии, а потому из него надо делать не линзы для телескопов, а в лучшем случае бокалы для вина…» Однако Тивелий категорически не согласился с доводами своего корреспондента.
«Бокалы с вином, — в ответном письме вполне справедливо указывал он, — порождают куда больше вредных иллюзий, чем все другие поделки из стекла!»
СЕМЬЯ И ТВОРЧЕСТВО
Американский изобретатель и предприниматель Т Эдисон (1847–1931) охотно встречался с репортерами, которым был обязан немалой долей своей рекламной известности. Причем в разговорах с ними он, умело играя на непритязательных вкусах обывателей, любил подчеркивать, что, мол, и ему приходится «священнодействовать» в самой обыденной обстановке.
Как-то раз к Эдисону приехал английский журналист, вознамерившийся написать книгу о нем.
— Помогают ли члены семьи вашей творческой работе? — спросил интервьюер.
— Конечно! — последовал незамедлительный ответ. — Вот, например, у меня мелькнула идея… Тут же я ищу повод, чтобы придраться к членам семьи. Это помогает мне сделать обиженный вид, хлопнуть дверью и запереться в кабинете. Все начинают ходить на цыпочках и стараются не беспокоить меня по пустякам — а вы знаете, как раздражают такие пустяки, когда обдумываешь новую идею. Именно в эти тихие минуты в семье я и делаю свои изобретения.
КАК ПОСМОТРЕТЬ!
Как-то раз американский физик Г. Морану, принимая в своей лаборатории корреспондента и желая поразить воображение этого не очень сведущего в науке человека хвастливо сказал ему:
— Сейчас я работаю над конструкцией электронного микроскопа, который сможет увеличивать в два миллиона раз!
Каково же было удивление физика, когда вместо радостных возгласов и восторга он услышал слова, совершенно по-новому осветившие его работу.
— Подумать только! — воскликнул корреспондент. — Столько труда, энергии и знаний вы тратите на создание прибора, который сузит поле вашего зрения в два миллиона раз!
УЧЕНЫЙ И ПРЕДМЕТ ЕГО ИССЛЕДОВАНИЙ
Главным предметом научных исследований выдающегося советского физико-химика, основателя научной школы по фотохимии, академика Александра Николаевича Теренина (1896–1967) была люминесценция, то есть излучение света материей, насыщенной энергией и находящейся в активном состоянии, при переходе ее в более спокойные, менее возбужденные состояния. Это обстоятельство очень тонко и остроумно обыграл в 1964 году английский ученый Э. Боуэн — президент IV Международного конгресса по фотобиологии в Оксфорде, вручая А. Н. Теренину высшую награду комитета по фотобиологии — золотую медаль имени Финзена.
— Доктор Теренин, — сказал Боуэн, — провел сорок лет на передовой линии фотохимии. Он сам есть устойчивое состояние, крайне энергичное, активное и ярко светящееся состояние материи. Передавая собственную энергию другим исследователям, он делает огромный вклад в развитие нашей области…
ПРОСТОДУШНАЯ СЛОЖНОСТЬ
Дело было в XI веке… Группа мавританских астрономов, работавших под руководством аз-Заркали (Арзахеля) в Толедо, вознамерилась выпустить том составляемых ими астрономических таблиц. Поскольку такое издание требовало в те времена значительных затрат, они заранее обратились к королю Леона и Кастилии Фернандо с просьбой покровительствовать этому научному предприятию.
Однако, прежде чем выложить деньги, он пожелал, чтобы ученые растолковали ему, в чем суть и в чем ценность их таблиц, которые впоследствии вошли в историю астрономии под названием «Толедских таблиц» и были изданы около 1080 года. Астрономы стали пространно объяснять, что, мол, небеса состоят из семи хрустальных сфер, а их взаимное вращение относительно друг друга с определенными скоростями и заставляет планеты совершать наблюдаемые причудливые движения. Мало что поняв из этих объяснений, Фернандо, пораженный их запутанностью и сложностью, в сердцах воскликнул:
— Если бы творец захотел предварительно узнать мое мнение, я посоветовал бы ему создать мир попроще…
Затем же, подумав, добавил:
— А может быть, мы сами, в простодушии своем, излишне усложняем мир?
КАК ПОГЛЯДЕТЬ!
Однажды к президенту Массачусетского технологического института Страттону обратился за дружеским советом один из его коллег. Он получил заманчивое предложение возглавить научный институт и интересовался, трудны ли обязанности директора.
— Как поглядеть! — уклончиво ответил Страттон. — С одной стороны, казалось бы, проще простого — от директора всего-то и требуется, как терпеть глупцов и немедленно отвечать на приходящие в институт письма, даже идиотские. Но, с другой стороны, довольно сложны — у каждого ли хватит для этого стойкости, нервов, выдержки?
РИСКОВАННЫЙ ОПЫТ И ЕГО РЕЗУЛЬТАТ
Как-то раз американский физик-экспериментатор Р. Вуд (1868–1955), довольно эксцентричный человек, любитель всяких острых ощущений, решил проделать на себе рискованный опыт — испытать действие наркотика. С большим трудом раздобыв опиум, он накурился этого зелья и вскоре впал в забытье. Придя через некоторое время в сознание, он вспомнил, что, находясь в одурманенном состоянии, напал на какую-то чрезвычайно глубокую и важную научную идею, но на какую именно — начисто вылетело из головы. Тогда Вуд решил повторить опыт в надежде, что ему посчастливится вновь обрести ускользнувшую мысль.
И действительно, как только начало сказываться наркотическое действие опиума, забытая мысль не замедлила возникнуть в уме ученого. Чувствуя, что сознание вот-вот покинет его, Вуд сумел в последний момент сконцентрировать волю, записать идею на бумажке и впал в беспамятство. Очнувшись, он с ликованием подумал об удачном исходе столь трудного и опасного опыта и, дрожа от нетерпения и пережитого, поспешно развернул бумажку с драгоценной записью. На ней он прочел:
«Банан велик, а кожура еще больше…»
А НЕ ВИНОВАТЫ ЛИ СТОЯЧИЕ ВИБРАЦИИ?
В предвоенные годы на одном из кораблей Балтийского флота случилась поломка, причины которой породили жаркие споры в конструкторском бюро. Одни утверждали, что допущен просчет в конструкции, другие — те, кто отвечал за проект, — доказывали, что все дело в вибрациях и в резонансе. Наконец, решили пригласить для консультации известного кораблестроителя, профессора Ленинградского политехнического института Б. Г. Харитоновича.
Приехав в КБ, Харитонович развернул чертежи и углубился в их изучение. И тут раздался вкрадчивый голос создателя сломавшейся конструкции:
— Профессор, а не думаете ли вы, что тут действуют стоячие вибрации, возникающие вследствие спонтанного резонанса?
Харитонович пристально посмотрел на конструктора и сердито сказал:
— Хочу дать вам на будущее практический совет. Если у вас в машине случилась поломка, вначале постарайтесь найти свою ошибку с помощью обычного здравого смысла. Если это не удастся, попробуйте рассчитать конструкцию, пользуясь только арифметикой и конторскими счетами. Если и это не поможет, принимайтесь за алгебраические и тригонометрические формулы. И только уж когда совсем ничего понять не сможете, тогда — лишь тогда! — беритесь за дифференциальные уравнения и ряды Фурье.
Произнеся эту филиппику, Харитонович помолчал, а потом рассмеялся и добавил, покачав головой:
— А насчет стоячих вибраций вы здорово придумали. Наукообразно, солидно, никому не понятно, а главное — никто, кроме них, не виноват…
«И ЗА НИХ, И ЗА СЕБЯ…»
В 1850 году знаменитому немецкому химику, иностранному члену-корреспонденту Петербургской Академии наук Юстусу Либиху (1803–1873) довелось участвовать в диспуте об алхимиках. Они были в пух и прах раскритикованы выступавшими, которые дружно обвинили их в авантюризме, шарлатанстве, мошенничестве и прочих грехах. Слово взял Либих, который начал неожиданно громко:
— Напоминаю: алхимики изобрели многие важные для химии реакции и открыли многие важные вещества…