Комментируя этот разговор, Доминик Франсуа Араго восклицал: «Можно ли деликатнее похвалить Пуассона, причислив его к семье великих геометров? Творец „Аналитической механики“, назначив Пуассону место между Гюйгенсом, Ньютоном и Лапласом, выдал ему свидетельство на бессмертие!»
СЕКРЕТ «КОРОЛЯ СИНТЕЗА»
Американский химик-органик, иностранный член АН СССР Роберт Бернс Вудворд (1917–1979) недаром слыл «королем синтеза»: за считанные годы он ухитрялся проводить синтез сложнейших органических веществ, над созданием которых другие ученые во всем мире безрезультатно бились десятилетиями. Так, в 1944 году он синтезировал хинин, а спустя семь лет — холестерин. В 1956–1960 годах в ходе сложнейшей 20 стадийной реакции он получил искусственный хлорофилл, что легло в основу промышленного фотосинтеза, а в 1961 году начал работы по синтезу витамина B12. Удачное завершение этих исследований в 1972 году считается и поныне высшим достижением в органической химии.
Когда в 1965 году ему была присуждена Нобелевская премия, журналисты спросили Вудворда, в чем главный секрет его необыкновенных успехов.
— Боюсь, разочарую вас, — ответил ученый. — Просто перед тем, как начать очередное исследование, я очень долго и скрупулезно обдумываю его. К синтезу витамина B12, например, я приступил после 20-летнего предварительного обдумывания.
— А следовательно, работы по синтезу хинина, — тут же подхватил один из его коллег, — вы задумали еще в семилетнем возрасте?!
ОТКРЫТЬ ТРУДНЕЕ, ЧЕМ ПОНЯТЬ
Шведский физико-химик Сванте Август Аррениус (1859–1927), лауреат Нобелевской премии, иностранный почетный член АН СССР, известен прежде всего как автор теории электролитической диссоциации. А в конце XIX века эта теория вызывала бурные споры. У химиков не укладывалось в голове, что молекулы растворенных веществ распадаются на не связанные между собой электрически заряженные частицы — ионы. Единомышленник Аррениуса, немецкий физико-химик Вильгельм Фридрих Оствальд, летом 1889 года встретился с молодым русским исследователем В. А. Кистяковским (впоследствии — видный советский ученый, академик) Когда речь зашла о новой теории, Владимир Александрович откровенно признался, что ему довольно трудно допустить существование свободных ионов в растворе.
— Вы говорите, что вам трудно это понять, — пылко воскликнул Оствальд, — а каково было Аррениусу это открыть!
Остается добавить, что В. А. Кистяковский сам разрешил свои сомнения, в 1889–1890 годах он (одновременно с И. А. Каблуковым) развил представление о сольватации ионов — их взаимодействии с молекулами растворителя.
БЛАГОСЛОВЕННАЯ ЧЕПУХА
Круг интересов английского ученого в области механики, иностранного члена АН СССР Джефри Инграма Тейлора (1886–1975), кстати, он внук выдающегося математика и логика Джорджа Буля — составляли главным образом проблемы гидро- и газодинамики. Но однажды ему довелось присутствовать на конференции по механике сплошных сред, где один из докладчиков пытался самобытно объяснить механизм наклепа в металлах.
— Скольжение происходит из-за того, — толковал он, — что маленькие кусочки кристаллов, обламываясь, работают как подшипники качения. А вот когда их становится слишком много, они начинают мешать самим себе, мять друг дружку, что и становится причиной наклепа…
— Если вы верите в такую чепуху, — воскликнул Тейлор, — вы можете поверить во что угодно!
Возмущенный ученый решил заняться этой проблемой и вскоре разработал основы современной теории дислокаций — линейных дефектов кристаллической решетки, нарушающих правильное чередование атомных плоскостей. Пластическая деформация кристалла («скольжение») обусловлена движением дислокаций. Но при этом они интенсивно «размножаются», начинают «мешать самим себе», что в конечном счете приводит к изменению структуры и свойств металлов и сплавов — к их поверхностному упрочнению, то есть наклепу. Так случайно услышанная псевдонаучная фразеология натолкнула Тейлора на важное открытие!
СЕБЕ ДОРОЖЕ…
Сейчас мало кто представляет себе, какие страсти бушевали два века назад вокруг вопроса о том, кто первым установил химический состав воды. На первенство здесь претендовали такие знаменитые ученые, как Генри Кавендиш (1731–1610), Джозеф Пристли (1733–1804), Антуан Лоран Лавуазье (1743–1794) и другие. В этих ожесточенных спорах не участвовал только английский изобретатель паровой машины Джеймс Уатт (1736–1810). А между тем именно он первым высказал примечательную мысль: оксиген (кислород) есть не что иное, как вода, лишенная гидрогена (водорода), но соединенная со светом и теплом.
Когда швейцарский физик и геолог Ж. А. Делюк стал настойчиво советовать Уатту вмешаться в дискуссию и доказать свой приоритет, тот хладнокровно ответил:
— Для меня покойнее переносить несправедливость, нежели хлопотать о восстановлении каких-то там прав.
ОКО ЗА ОКО…
На одной из последних выставок курьезов, регулярно устраиваемых в назидание другим римскими журналистами, демонстрировалась новенькая банкнота достоинством в 1000 лир. По замыслу финансистов, на ней должен быть изображен знаменитый итальянский путешественник Марко Поло (ок. 1254–1324). Но дотошные журналисты при помощи искусствоведов неопровержимо доказали, что на банкноте вместо портрета Марко Поло воспроизведен фрагмент с картины XVI века «Вдовец»!
Уязвленные финансисты не остались в долгу. Они, в свою очередь, представили на выставку вечернюю римскую газету, в которой досужие репортеры назвали голландскую футбольную команду «Аякс» греческой, а место ее встречи со спортсменами гамбургского клуба обозначили как «прусскую землю», хотя портовый город Гамбург никогда не имел к Пруссии никакого отношения.
ПОПАЛ В ТОЧКУ
Химическими опытами будущий академик Петербургской АН, прославленный русский химик-органик Александр Михайлович Бутлеров (1828–1886) увлекся еще в 8-летнем возрасте. Как-то раз вместе с приятелем он готовил смесь для бенгальского огня, неожиданно она взорвалась, опалив волосы юных экспериментаторов.
Разъяренный воспитатель три дня подряд ставил Сашу в угол с черной доской на шее. На ней для пущего устыжения провинившегося было крупно выведено мелом: «Великий химик». Надпись оказалась пророческой.
УРОК ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬСТВА
Когда кандидатура французского астронома и физика Доминика Франсуа Араго (1786–1853) была выдвинута в члены Парижской АН, этому вдруг воспротивился его маститый коллега Пьер Симон Лаплас (1749–1827). Не отрицая научных заслуг молодого соискателя, Лаплас находил полезным «подержать его в черном теле», активизировать его творческую деятельность перспективой избрания в академию. За Араго вступились многие академики. Причем наиболее известный из них — Жозеф Луи Лагранж (1736–1813) без околичностей заявил:
— Вы сами, уважаемый Лаплас, вступили на «научный Олимп», не зарекомендовав себя ничем особенным. Вы только подавали надежды, и мы сумели вовремя это оценить. Ваши великие открытия были сделаны много позже вашего избрания в академики!
ГАСТРОНОМИЧЕСКОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО
Лекции немецкого химика-органика Адольфа Байера (1835–1917), иностранного члена-корреспондента Петербургской АН, лауреата Нобелевской премии, запоминались яркими, образными демонстрациями, неожиданными ассоциациями, стремительными поворотами в ходе рассуждений, удачно приведенными примерами, шутками — своеобразной умственной разрядкой.
Однажды, рассказывая о гидролизе крахмала различными ферментами, ученый продолжал самым серьезным тоном:
— Кстати, подобный фермент содержится и в слюне. Если в течение нескольких минут жевать, допустим, рисовую кашу, то в ней нетрудно обнаружить вещество, получившееся при расщеплении крахмала, — глюкозу, иначе — виноградный сахар. Да вы и сами сможете убедиться в гидролитической способности фермента слюны. Думаю, наш лаборант господин Бернард не откажет в любезности это продемонстрировать.
С такими словами Байер достал из-под кафедры заранее приготовленное огромное блюдо с рисовой кашей, протянул его ассистенту и невозмутимо пояснил ошеломленным слушателям:
— Сейчас господин Бернард хорошенько прожует кашу, а мы потом убедимся на вкус, что в ней содержится глюкоза.
МОГУЧИЕ «ИДЕИ» УАТТА
В 1774 году английский изобретатель Джеймс Уатт (1736–1819) и его компаньон Боултон подали в парламент прошение о продлении действия патентов Уатта на 25 лет. Это вызвало бурю возмущения среди промышленников, которым не терпелось приступить к эксплуатации его машин. Начались суды, где оппоненты Уатта яростно доказывали, что он не сделал ничего практического, а изобретал-де одни голые идеи.
— Сейчас господин Бернард хорошенько прожует кашу, а мы потом убедимся на вкус, что в ней содержится глюкоза.
МОГУЧИЕ «ИДЕИ» УАТТА
В 1774 году английский изобретатель Джеймс Уатт (1736–1819) и его компаньон Боултон подали в парламент прошение о продлении действия патентов Уатта на 25 лет. Это вызвало бурю возмущения среди промышленников, которым не терпелось приступить к эксплуатации его машин. Начались суды, где оппоненты Уатта яростно доказывали, что он не сделал ничего практического, а изобретал-де одни голые идеи.
В ответ на подобные утверждения один из сторонников Уатта, инженер Роу, привел такой довод:
— Господа! Да вы только дотроньтесь до этих «идей». Они тут же раздавят вас, как мух, или подбросят так высоко, что вы исчезнете из поля зрения!
ГОРЬКИЙ ОПЫТ АРАГО
В предыдущем номере мы писали о затруднениях, с которыми столкнулся известный французский ученый Доминик Франсуа Араго (1786–1853) при избрании его в Парижскую АН. Став академиком, он не забыл преподанного ему урока и при баллотировке новых членов всегда старался руководствоваться только голосом совести, только действительными научными заслугами соискателя.
— Никогда не опускайте белый шар за недостойного кандидата в надежде хотя бы на его последующую благодарность и признательность, — призывал Араго своих коллег. — Если вы слишком превознесете его научные заслуги, а это неизбежно придется сделать, дабы приукрасить заурядную личность, он сочтет ваши похвалы вполне справедливыми: решит, что, голосуя за него, вы просто исполняете свой долг, и избавит себя от всякого с вами расчета!
«БЛАГОДАРИТЕ РОДИТЕЛЕЙ…»
Знаменитый русский математик, академик Петербургской АН Михаил Васильевич Остроградский (1801–1801/62), будучи внимательным и доброжелательным педагогом, старался не захваливать хорошо учившихся студентов, дабы не будить в них гордыни. Как-то раз на экзамене в Артиллерийском училище, выслушав блестящие ответы слушателя, он после придирчивых расспросов поставил ему наивысшую оценку — 12 баллов, но при этом не преминул шутливо заметить:
— Друг мой! Благодарите ваших родителей, что они назвали вас Цезарем, а то не получили бы 12 баллов!
Как оказалось впоследствии, молодого человека не зря назвали в честь Юлия Цезаря, славившегося умением делать одновременно несколько дел. Цезарь Антонович Кюи (1835–1918) стал известным ученым, инженер-генералом, читал курс, истории русской фортификации в академиях Генштаба, Военно-инженерной и Артиллерийской, а также… выдающимся композитором, музыкальным критиком, одним из активных членов «Могучей кучки», деятельность которой по праву считается эпохой в развитии мирового музыкального искусства.
«ЗАПОВЕДИ ТЕРЕНИНА»
Так называлась заметка в № 2 за 1986 год. В ней были приведены заповеди научной поисковой работы крупного советского физико-химика, академика А. Н. Теренина (1896–1967). Добавим еще одну его заповедь, актуальную и в наши дни. Александр Николаевич не уставал повторять своим сотрудникам:
— Никогда без крайней необходимости не ссорьтесь с коллегами по работе и не будьте чересчур дотошными в науке!
Расшифровывая эти слова, он пояснял, что первое необходимо для создания здоровой, деловой, творческой обстановки и лаборатории, а второе — для быстрого продвижения вперед в научных исследованиях без задержки на второстепенных деталях и мелочах.
ТОТ, КТО НЕ ОТКРЫЛ…
Парадоксально, но факт: выдающийся итальянский физик Э. Ферми (1901–1954), получивший Нобелевскую премию за исследование искусственной радиоактивности, вызываемой нейтронной бомбардировкой, не открыл деления ядер урана при попадании в них нейтронов, уступив это великолепное открытие О. Гану. О том, что Ферми довольно тяжело переживал эту неудачу, свидетельствует хотя бы такой случай. После второй мировой войны в Чикаго создавался Институт ядерных исследований. При рассмотрении архитектурных эскизов оформления будущего здания института среди физиков зашел спор, что должна означать человеческая фигура, смутные очертания которой угадывались в барельефе над входной дверью. «Я знаю, — вдруг с горечью произнес Ферми. — Это ученый, который НЕ открыл деления ядер урана при нейтронной бомбардировке!»
ЛУЧШЕ, ЧЕМ ПАТЕНТ
Как-то раз настырный репортер допытывался у Ч. Кеттеринга — главы исследовательского отдела фирмы «Дженерал моторс», — почему эта фирма не патентует многие изобретения своих сотрудников.
— Потому, — таинственным полушепотом объяснил Кеттеринг, — что у нас есть гораздо более эффективное средство защиты своих разработок от конкуренции, чем патентование.
— Молчу как рыба! — заверил репортер. — Только между нами: что же это за средство?
— Когда конкуренты узнают о некоторых наших разработках, они приходят к убеждению, что мы сошли с ума. И оказывается, это лучшая защита, чем любой патент!
ОСТОРОЖНЕЕ С ЭКОНОМИКОЙ!
Академик И. П. Бардин (1883–1960) — инициатор многих прогрессивных направлений в отечественной металлургии — хорошо понимал условность предварительных экономических расчетов. Ведь их результаты впрямую зависят от исходных данных, а те зачастую выбираются произвольно.
— Хотите погубить новое дело, — не раз говаривал он, — посчитайте экономику, заранее уложите в ее прокрустово ложе…
НЕ ИМЕЕШЬ ПРАВА БОЯТЬСЯ
Создатель атомохода «Ленин», Герой Социалистического Труда В. И. Неганов (1899–1975), будучи в жизни чрезвычайно мягким и деликатным человеком, отличался удивительной твердостью и бесстрашием в отстаивании своих технических решений. Когда коллеги спрашивали его, чем объясняется столь разительная перемена в манере поведения, Василий Иванович отвечал:
— Профессия, если ей служишь бескорыстно, защищает тебя от многих нравственных переживаний. Но и ты, когда речь идет о требованиях дела, когда отвечаешь за судьбу своих конструкций, не имеешь права бояться!
«НЕ ВЕРЮ!»
В 1845 году главный командир Черноморского флота и портов Черного моря, выдающийся русский мореплаватель, адмирал М. П. Лазарев (1788–1851) обратился в Петербург с просьбой о том, чтобы ему разрешили заказать в Англии железный винтовой пароходофрегат. Ответ не замедлил поступить, но с «небольшим» уточнением: фрегат должен быть не винтовым, а колесным. Так и был построен прославившийся в Крымской войне колесный пароходофрегат «Владимир».
Через два года после прихода «Владимира» из Англии на Черное море Николай I осмотрел новое приобретение и даже совершил на нем переход из Николаева в Одессу. Во время этого перехода и выяснилось, кто был автором «модернизации» корабля да и вообще главным виновником отставания российского флота в постройке винтовых пароходов. Задумчиво глядя на вращающиеся гребные колеса «Владимира», император сказал командиру пароходофрегата капитан-лейтенанту Н. Аркасу:
— Вот это, я понимаю, махины… Знаешь, я против гребных винтов. Какие-то маленькие, юркие, скрытные, не видно, как и работают. Что бы там ни говорили, не верю я в них…
А ЕСЛИ ПОДУМАТЬ?
Как-то раз один из коллег знаменитого американского математика Джона (Яноша) фон Неймана (1903–1957) задал ему каверзную задачку. Из пунктов А и Б, отстоящих на 100 км, одновременно выходят навстречу друг другу два поезда со скоростью 50 км/ч. Как только они трогаются, пчела, устроившаяся на головной фаре поезда в А, испуганно взлетает и устремляется вперед, вдоль железнодорожного полотна, со скоростью 90 км/ч. Наткнувшись на поезд, идущий из Б, она круто поворачивает и летит обратно с той же скоростью. Так и мечется между поездами, пока они не встретятся. Спрашивается, какова полная длина пути, проделанного пчелой.
Услышав условия задачки, Нейман на миг задумался и ответил: «90 километров».
— Я так и знал, что вы легко догадаетесь, — огорчился его собеседник.
— До чего догадаюсь? — изумился Нейман. Оказывается, он успел просуммировать в уме бесконечную последовательность пчелиных пробегов.
А ведь при здравом размышлении нетрудно догадаться, что пчела находится в полете ровно столько времени, сколько требуется поездам для встречи. Это произойдет через час, когда оба они преодолеют половину расстояния между А и Б. За час же пчела налетает 90 км.
«НЕКОГДА ЗАНИМАТЬСЯ ЧЕПУХОЙ…»
А вот еще одна история, связанная с задачкой. В воспоминаниях известного русского драматурга, переводчика, историка искусства П. П. Гнедича (1855–1925) приводится любопытный эпизод, относящийся к его гимназическим годам. Учитель математики И. Глитовт, задавая ученикам очередную задачку, стал вслух диктовать по учебнику ее условия: