Лунин выслушал доклад Брамана:
– Лодка плохо держит глубину. Она движется по синусоиде с дифферентом на корму. Цистерна срочного погружения самопроизвольно заполнилась забортной водой…
Николай Александрович на это ответил:
– Обычно с такими повреждениями лодке можно возвращаться с позиции, и никто нас на базе не упрекнет. Но у нас еще ни одна торпеда не израсходована по врагу, и… с какими глазами мы вернемся? Давай, Владимир Юльевич, собери своих ребят и – думайте.
Штопоры винтов буравили толщу океана, толкая крейсер в темной глубине. Лунин отвел глаза от стрелок тахометров, мягко дрожавших под стеклом, и сказал комиссару Лысову:
– Браман сделает… Я же знаю, каковы у нас специалисты! Недаром команды с британских лодок даже наших простых матросов считают переодетыми инженерами… Сделают ребята!
Шли в режиме ста оборотов. Воздух внутри лодки был вполне сносен. Влажность нормальная. Но знобящая глубина полярного океана уже объяла корпус крейсера, и стало холодно. Лунин натянул перчатки, его ладони плотно обвили каучуковые рукояти зенитного перископа. Глаз командира ослепила синяя вспышка – это значит, что высоко над ними верхушка перископа проткнула море.
– Улетели, паршивцы, – сказал Лунин, оглядывая небо; опустил зенитный перископ, поднял командирский. – И горизонт чистенький. Подвсплыть нам, что ли, комиссар? Давай продуемся…
С сильным помпажем, похожим на взрывы, воздух вышибал прочь воду. Палуба стала давить матросам в подошвы: подъем! Лунин накинул реглан, выбрался через люк в мокрый «лимузин», где только что все было залито водой. Вода еще жила здесь, перекатываясь под ногами звенящими струями. Нос «К‑21» мерно вздымало на волне, море билось пеной в решетках и в шпигатах. А ствол пушки кивал океану грозно-сосредоточенно…
Браман вскоре доложил свои технические соображения. Ремонт цистерн в боевом походе – случай, конечно, исключительный, почти небывалый в походной практике… Браман сказал:
– Лодка «намокла», сначала нам надо ее облегчить. – Он предложил откачать за борт всю пресную воду: – Это уже двенадцать тонн. Да еще восемь тонн смазочных масел. А ничего другого тут не придумать…
Лунин задумчиво поскреб свою бороду, оглядел океан:
– Вода – черт с ней! – сказал он. – Будем хлебать воду из опреснителей… не подохнем! Но вот масло? Оно оставит такое пятно, что размаскирует нашу позицию…
Вспоминая об этом случае, В. Ю. Браман пишет: «Вынуждены были совершить, с точки зрения подводников, совершенно непозволительный акт – оставить в море колоссальное масляное пятно. Но другого выхода у нас в то время не было. Мы должны были остаться в море на боевой позиции…»
Лунин подошел к удрученному лейтенанту Мартынову:
– Вот, лейтенант! Вся эта катавасия – на твоей совести…
Усиленный воздушный барраж, который вел в эти дни противник над своими же коммуникациями, наводил командира на размышления, 48 раз крейсер был вынужден уходить на глубину – 48 самолетов с ревом неслись над его перископами. И вот, как назло, сдала цистерна именно срочного погружения! А загнать лодку под воду не так уж просто, как это кажется. Если же перебрать балласта, то она камнем провалится на критическую глубину, чего тоже следует опасаться: где ляжешь – там и останешься!
– А самолеты неспроста, – сказал Лунин комиссару.
– Думаешь, что немцы скоро караван здесь протащат?
– Ну, караван не караван, а какая-нибудь зараза с наглой мордой вылезет на свежий морской воздух… Надо выходить на связь с базой. Доложим, что здесь позиция мертвая. Может, нас куда-либо переставят на живое место. Оперативникам виднее.
Лунин заметил закономерность в появлении вражеских самолетов над морем: они вели поиск в 8, 16 и 24 часа, как правило, появляясь от Альтен-фьорда…
– Штурман! – велел Лунин. – Ну-ка, возьми пеленги на эти самолеты, положи их на карту, и тогда по направлению мы узнаем, какой район моря интересует разведку противника…
Враг выдал сам себя: было ясно, что где-то здесь должны пройти корабли противника. К этому времени Браман с трюмными специалистами закончил переключение цистерн: отныне «К-21» с испорченной цистерной срочного погружения могла срочно погружаться.
– Обошлось без завода. Сами… Принимайте работу.
– По местам стоять – к погружению. Флага не спускать!
Надсадно разрывая тишину, опять квакал ревун, хлопали стальные пластины дверей и клинкетов. Дизеля разом заглохли, со стоном провернулись моторы. Крейсер с развернутым флагом падал во мрак океанской ночи на полной скорости, охватываемый пучиной – властно и всеобъемлюще.
– Прекрасно! – сказал Лунин, следя за стрелкой. Лодка быстро набирала глубину. – Будто сошли со стапелей…
Двадцать седьмого июня «К-21» получила радиограмму. Штаб флота передал приказ переменить позицию, продвинувшись к острову Рольфсей, и – ждать! А при встрече с противником – атаковать! Подобный приказ касался не только лунинской лодки: Северный флот уже начинал развертывать свои силы для встречи каравана РQ-17, чтобы заслонить союзные корабли от нападений противника. Наши лодки должны были перехватить врага вблизи его берегов, а дальше – уже в открытом океане – протянулась вторая «завеса» из 9 английских подлодок…
Все, что произойдет далее, случится уже не по нашей вине. Северный флот свой союзный долг выполнит.
* * *Обычная жизнь течет по расписанию, включенная в жесткий корабельный график. Жизнь по звонку, по радиотрансляции, по сигналу ревуна. Обычные разговоры – деловые и краткие. В боевой рубке Лунин собрал всех офицеров, предложил каждому высказать свое мнение о поставленной задаче – честно и открыто, без излишних лавирований.
Согласно старинной традиции русского флота, сначала всегда выслушивалось мнение младшего. Первым говорил фельдшер – лейтенант Петруша, и хотя он только медик, но его тактические соображения были выслушаны со всем вниманием.
А сам командир Лунин говорил последним.
– Я принял решение искать врага в надводном положении, погружаясь лишь для отдыха команды. Для нас это, конечно, опаснее. Но зато с мостика мы увидим врага скорее, нежели через перископ. В любом случае, даже из-под воды, мы обязаны услышать или увидеть противника раньше, нежели он обнаружит нас. Если этого не случится, мы не моряки, а шляпы! – сказал Лунин. – И хочу предупредить вас, товарищи, что атака состоится, если даже потребуется всплыть на виду у всей фашистской эскадры… Я сказал. Благодарю вас всех за ваши мнения, которые и помогли мне прийти к таким вот выводам! Можете расходиться…
Воды океана по курсу «К-21» были пока пустынны. Только однажды попался спасательный плот ярко-оранжевой окраски. Людей не было на этом надувном плоту, но лежали там три пакета в герметической упаковке. Когда их вскрыли в матросском кубрике, оттуда посыпались: шоколад – голландский, коньяк – французский, сгущенка – датская, спички – шведские, ракетница – чешская, а сигареты – турецкие. Была еще бутылка минеральной воды из Висбадена да лекарство фирмы «Бауэр» (для поддержания деятельности сердца при резком охлаждении организма).
– Никаких национальных знаков на плоту не было, – сказал матросам комиссар Лысов. – Вот вам, ребята, политическая задача. Угадайте: чей это был плот?
– Загадка детская. Мы знаем, кто ограбил Европу!
Хваль-фьорд
Исландия издавна была полуколонией Дании, а Дания, попав под гитлеровскую оккупацию, сама стала немецкой колонией (уже без всяких «полу»). Но как только фашисты захватили Данию, так сразу же англичане захватили бесхозную Исландию. Потом на смену англичанам пришли сюда американцы, и тогда Исландия была превращена ими в свой «нетонущий авианосец». США имели уже немалый опыт по созданию в условиях Арктики гаваней и аэродромов. Война проходила как бы мимо Исландии, но своим черным крылом она задевала и эту далекую страну. Сначала англичане, а теперь американцы в свободное от службы время усиленно обольщали исландских женщин, что – не менее усиленно! – поощрялось самой Исландией, нуждавшейся в рождении большего числа граждан, чтобы заполнить безлюдность острова. Несмотря на эту «интимность» отношений, население Исландии смотрело на союзников как на незваных пришельцев. Никакие «вечера дружбы», где танцевали, и никакие джазы, составленные из матросов, тут не помогали!
С весны 1942 года глубокий Хваль-фьорд, расположенный чуть севернее столицы Рейкьявика, стал местом сборища кораблей для отправки грузов в СССР. В далекий путь по маршруту РQ-17 собирались 37 транспортов, больше половины из них шли под флагом США, остальные – английские, голландские и панамские. Команды были смешанные – до 17 национальностей на борту одного корабля. Пока же караван формировался, пока волокитничали в штабах, пока составляли эскорт, пока ждали из США авианосец, а из Англии подхода эскадры во главе с адмиралом Товеем, экипажи транспортов ничем путным не занимались. В котловину скалистой бухты, названной англичанами Долиною кузнеца, прямо в туман и в яркое солнце рушилась с утра до позднего вечера музыка корабельных трансляций, а с берега ее заглушали мощные репродукторы, установленные на крыше неопрятного барака «Христианской ассоциации свободной молодежи»:
Брэнгвин здесь – в Хваль-фьорде – впервые увидел русских. В составе конвоя РQ-17 были два советских корабля: «Донбасс» и «Азербайджан». Брэнгвин поразился тому, как много в их командах женщин. Хриплый Дик, уже однажды прошедший на РQ-13 до России, объяснил ему, что это совсем не жены моряков.
– Когда станем выбирать якоря, вот увидишь, как эти бабы начнут ловко орудовать на стопорах и со швартовыми, будто это кастрюльки и дуршлаги. А груди у них – во какие! – И боцман отвел руки от себя примерно на два фута…
Делать в фиорде было нечего, и команды транспортов с утра уматывали на автобусах в недалекую столицу.
В одном из портовых баров Рейкьявика, сам того не ожидая, Брэнгвин вдруг встретил приятеля Сварта.
– А ты почему здесь околачиваешься?
Сварт был немного смущен при этой встрече:
– Знаешь, я тогда полаялся со своей стервой. Долго думал, чем бы ей отомстить, и решил зафрахтоваться куда-нибудь к чертям поближе: пусть она мучается, вспоминая. А доллары тоже не помешают… Но я не дурак, как тебе известно, и нанялся в рейс только до Скапа-Флоу… Чего ты смеешься?
– Ты здорово промахнулся дверью, Сварт.
– Да нет… Мы сюда забрели совсем случайно.
– Ты разве не на танкерах? – спросил его Брэнгвин.
Сварт даже обиделся:
– Я еще с ума не сошел, чтобы плавать сейчас на этих зажигалках, на которых и без войны-то никогда никто не знает, где можно выкурить сигарету… Стооктановый бензин для самолетов – с этим «бренди» лучше не связываться! Нет, – закончил Сварт, почти довольный, – я пришел сюда на бывшем банановозе: турбинный ход и два дизеля, как в раю у всемогущего Бога!
Брэнгвин откупорил бутылку и налил Сварту пополнее.
– Ты всегда умел устроиться лучше меня. На турбинах вы удерете от Гитлера, а нас – на индикаторных – он словит за хвост!
– Это верно: у нас скорость – ноздря в ноздрю с немецкими подлодками, когда они шпарят над водой.
Брэнгвин, скучая, зевнул. Оглядел галдящий бар.
– Вон там, – заметил, – двое британцев, кажется, затевают драку с нашим электриком… Не пойти ли мне помочь ему?
– Погоди. Успеешь.
– Если не сейчас, то будет уже поздно…
Когда Брэнгвин пробился через матросов, электрик уже валялся на полу с пробитым черепом. А двое британцев в широких клешах покручивали в пальцах большие бутылки из-под виски.
– Это разве твой молочный брат? – спросили они Брэнгвина.
– Я не пил с ним молока.
– А тогда чего ты вступаешься?..
Брэнгвин уложил первого страшным ударом в челюсть. На второго прыгнул, визжа индейцем, и сшиб ударами ног – лепешкой тот вклеился в стойку бара. Электрик сел, ощупывая свою голову.
– Кажется, русские обойдутся без меня, – сказал он. – Три лишних слова и одна бутылка завернули мою судьбу обратно…
Брэнгвин посадил раненого в такси, сказал шоферу:
– Туда же, куда и всех… до Хваль-фьорда, не дальше!
После чего вернулся за стойку и спросил:
– Слушай, Сварт, а ты и правда рассчитываешь смыться?
– К тебе сзади, – ответил Сварт, – заходят сразу пятеро.
– Кто они? – спросил Брэнгвин, не оборачиваясь.
– Эти ребята с «Лондона», что вчера стал на рейде. И сейчас они тебе покажут, как надо уважать Home Fleet…
Брэнгвин развернулся лицом к драчунам с крейсеров.
– Ну что, консервные ребята? – подзадорил он англичан. – Как вам нравится американская сельдь в томате, которую вы жрете согласно ленд-лизу?..
Очнулся он от голоса своего друга.
– Такси подано, – сказал ему в ухо Сварт…
Потом трое суток Брэнгвин валялся в каюте, а Хриплый Дик уснащал его лицо примочками собственного изготовления.
– Кажется, пойдем двадцать седьмого, – передавал он новости. – Электрика уже списали с сотрясением мозга… Великолепный праздник, День независимости нации, будем отмечать в море. Представляю, какой сумасшедший фейерверк устроят нам немцы!
На соседнем транспорте начался очередной бунт команды. В белых шлемах, опоясанная белыми ремнями, там белыми дубинками уже вовсю трудилась судовая полиция, загоняя матросов в тесноту трюмов. Теперь их будут держать взаперти, пока корабль не выйдет в море… Брэнгвин в иллюминатор видел мощный линкор «Вашингтон», на юте которого, под разворотам башен, с песней строилась бравая бейсбольная команда; далее угадывался силуэт крейсера «Лондон» под вымпелом сэра Хамильтона. С рейдов Хваль-фьорда, взметая тучи брызг, поднимались в небо крутобокие «каталины»; однажды стали звонко хлопать зенитки.
– Говорят, – сообщил боцман, – сегодня летал «адольф».
– Откуда он взялся? Разве у немцев есть авианосцы?
– Да нет. Но ходят слухи, что «адольф» построил тайные аэродромы на Шпицбергене. В море сейчас погано. Говорят еще хуже: будто у немцев имеются секретные стоянки для подлодок на Земле Франца-Иосифа и даже на русской Новой Земле…
Скоро прислали нового электрика – Сварта; печальный, он втащил в каюту длинный, как колбаса, мешок с вещами.
– Твой корабль, – сказал Брэнгвин, – кажется, назывался «Винстон-Саллен»… Где же он?
Не отвечая, Сварт разбирал вещи из мешка. Из банки с кофе он вынул черного, всего в кофейной пыли, таракана.
– Бедный мой! Неужели ты, бродяга, плывешь со мной с самого Галифакса?.. Вот ему можно позавидовать, – сказал Сварт, пустив таракана гулять по переборкам. – Вот его никто не обманывает…
– Тебя обманули, Сварт?
– Конечно! Я шел только до Скапа-Флоу, потому что я не последний мужчина и такому всегда нужны деньги. И сам не пойму, как забрались в этот холодильник. Теперь вдруг узнаю, что мой паршивый банановоз, загруженный танками, тоже идет в Россию. Меня обдурили ради секретов военного времени… Ну, не сволочи ли все эти люди в мундирах? И я решил: лучше уж буду рядом с тобой… Здравствуй, Брэнгвин!
– Здравствуй, Сварт… Но тебя никто не обманывал. Корабельные пути во время войны неисповедимы, как и пути господни. Сварт! Вон крючок – можешь вешаться сразу. Но даже твой труп все равно поплывет до Мурманска.
– Выходит, что идиоты растут не только в Техасе, – ответил Сварт. – Что я там не видел, в этом русском Мурманске? Может, ты думаешь, нас там ждут? И поставят выпивку?
– Ждут, Сварт, и поставят нам выпивку, Сварт, это верно. Пойми: не мы первые, не мы последние. Война продолжается, и Россия еще долго будет воевать… Если мы даже отправимся на дно, все равно: караваны поведут другие. Как-нибудь проскочим, – утешил его Брэнгвин. – Эскорт у нас что надо! Одна бейсбольная команда с «Вашингтона» берется со своими битами гнать «Тирпитц» до самого Берлина… Дай-ка сюда бутылку!
Брэнгвин отпил виски и заткнул бутылку пробкой.
– А тебе не стоит, совсем раскиснешь… Вон наш старый Дик: второй раз шлепает в Советы, и ничего: у него пятки и затылок в порядке… Не возьмешь ли ты пример с него, Сварт?
– Дерьмо! – ответил ему Сварт и лег на койку.
* * *Двадцать седьмого июня под яростным проливным дождем караван РQ-17 тронулся в путь.
На кораблях эскорта долго трубили медные боевые горны.
Один очевидец оставил нам запись: «Словно большая стая неряшливых уток, корабли миновали боны, следуя в океан. Никаких почестей и салютов уходящим не оказывали. Но все до единого, кто провожал корабли в этот путь, каждый молча благословил их».
Была как раз молитвенная суббота…
После выбирания якорей Брэнгвин заступил на вахту. Отлично выбритый, по-мальчишески дурачась на трапах, на мостик поднялся штурман. Он весело сообщил:
– Имею неплохую новость, Брэнгвин.
– Мне позволено знать ее, сэр?
– Конечно! В этом году прекрасная ледовая обстановка. Граница паковых льдов отодвинулась намного дальше, и мы пойдем вокруг Исландии, огибая ее с севера. А это безопаснее для нас… Вы не находите, Брэнгвин?
Тяжело взрывая воду винтами, следовал в лучистый океан британский линкор «Дюк-оф-Йорк»; за ним, вкруговую вращая громадные крылья радаров, удалился американский линкор «Вашингтон»; высоко неся взлетную палубу, с шумом пролетел авианосец «Викториуз». Это были силы главного прикрытия, которые пойдут теперь в отдалении от каравана, всей своей мощью вселяя спокойствие в души слабых.
Брэнгвин поплевал на ладони, чтобы удобнее было держать рукояти штурвала.
– Никогда, сэр, – сказал он, – я не испытывал особого почтения к этим джентльменам-линкорам, на которых полиции полно, как на Бродвее. В церкви там идет служба, скупердяи матросы сдают деньги в банк, а лавки торгуют конвертами, расческами и презервативами. Все линкоры кажутся мне плавающими казармами, только без окошек. Я много бы дал, чтобы посмотреть, как они тонут. Ох, и пузырей же после них, наверное!..
– А вам не хочется домой? – вдруг спросил штурман.
– Сэр! – отвечал Брэнгвин, задетый за живое. – Если бы я хотел сидеть дома, я бы не выбрал профессии, которой сейчас горжусь. Так уж случилось, что мне с детства не сиделось у родного порога…