– Ну, где он там? – пробурчал Игнатий, глядя в небо, которое так и не стало окончательно черным. Пора белых ночей уже прошла, но и для настоящих, когда темень так темень, по северным меркам было еще рановато.
– Не туды смотришь, – сказал вдруг Мирон. В голосе разнорукого мутанта слышалась неприкрытая радость – похоже, и он волновался за девочку. А может, не за нее, а за себя – хотел поскорее избавиться от опасной гостьи. – Вон, от реки порхает птичка наша.
Игнатий повернулся в сторону реки. На тусклом небе виднелось черное пятнышко – словно дырка в серой тряпке. И она заметно увеличивалась и приближалась, принимая очертания жуткого создания: широко раскинутые крылья, длинный хвост с похожим на рыбий плавник оперением на конце, еще более длинная, как змея, шея с маленькой треугольной головой, на которой поблескивали желтые точки глаз. Даже издали было понятно, что чудище было огромным, даже сравнить не с чем – не водилось ранее на вологодской земле ничего подобного.
– Летит, летит Стёпик, – облегченно выдохнул Игнатий. – Тока я вот што тебе скажу, Мироха: птичкой его не зови, обижается шибко.
– Ну так и ты Стёпиком его не называй – парню уж двадцать один годок сполнился, не малявка.
– Што не малявка – это уж точно, – усмехнулся коротконогий мутант. – Он теперя даже не Степан, а Степанище.
– Не смейся над парнем, то не его вина.
– Да я и не смеюсь. До смеха ли тута… По мне, так не знаю, што краше – совсем не жить, али как он…
Между тем существо, очень похожее на птеродактиля – чего, разумеется, не могли знать «шитые братья», спланировало на вырубку. «Птер» призывно рыкнул, вытянув лебединую шею. У ее основания виднелось нечто вроде упряжи из ремней, на которой висело широкое полотняное основание.
– Пустой сегодня, Степушка? – подошел к нему Мирон.
– Пус-стой, – басовито-свистяще ухнул «птеродактиль». – И меш-шок, и ж-живот. У реки, вон, мяс-са – аж-ж горы. Надо бы мне как-то с-себя побороть, да человечинку начать куш-шать – ж-жалко, с-скока добра пропадает попус-сту. И ведь нутро-то прос-сит, а мне вс-сё одно тош-шно.
– Были мы у реки, – кивнул Мирон. – «Дикие» на карателей напали, «галеру» спалили. Тока опосля те, кто не сгорел, дали нашим жару-то. Так друг дружку и покрошили. Ну, мож кто и убег, конечно, но больше сгинуло.
– Дурни они, твои «наш-ши», – пробасил Стёпик. – Теперя С-святая с-стока карателей приш-шлет, ш-што вс-се деревни вокруг пожжет в отмес-стку.
– Вот и я то говорю, – подошел к «птеру» Игнатий. – Ну да дело-то сделано, што уж…
– «Ш-што уж-ж»? – зашипело чудище. – Убиратьс-ся нам отс-сюда надобно. Ладно я улечу, коли ш-што, а вы как?
– Нас в мешке своем унесешь, аккурат поместимся. Тока это опосля перетрем-перемелем. А теперя, Степан, к Подземному Доктору дуй. Ты вот пустой, а мы с уловом.
Игнатий откинул край рубахи с лица девочки. Стёпик вытаращил огромные, с блюдца, желтые глазищи. Черные вертикальные зрачки расширились, став почти круглыми.
– Откель тако чудо?.. – утробно ухнул он.
– Вот как раз оттуда, – мотнул головой в сторону реки Игнатий. – Откель тамока взялась, того не знаем. Тока помирает она – четыре раза ножом ее пырнули. Ляксевна, как могла, кровь затворила, тока всё одно – не жилица, говорит. Так што поспешай, Степан, поспешай. Нагнись-ко, уложу ее… И шеей не тряси шибко, девчушка махонькая, выронишь.
– Так ремнем-то прис-стегни ее!
– Какое ремнем – у нее грудь вся истыкана. Не к шее ж ремень пристегивать. И так не выронишь, она, вон, и впрямь как в мешок легла. Лети, Стёпик, лети, родимый. Довези ее живой.
– А и не ж-живой довезу, так Подземный Доктор вс-сё равно порадуетс-ся, – злорадно оскалился обидевшийся, видимо, на «Стёпика» крылатый монстр.
– Пошто? – спросил заинтересовавшийся Мирон. – Куды ему с дохлятиной-то?
– Так девчатинкой зато полакомитс-ся, – заухал гигантским филином «птер». – Это я человечинкой брезгую, тока вот «архангельс-скому демону» вс-сё нипочем.
– Вот брехун, – сплюнул Игнатий. – Лети давай, трепло длинношеее!
– Ш-што, не вериш-шь? – замахал, готовясь к взлету, крыльями Стёпик. – А куды, думаеш-шь, твою ногу изувеченную Подземный Доктор дел? А Миронову руку? А мои… ос-статочки?.. Ну, понятно, с-свиту с-свою подкормил тож-ж. Но и про с-себя-то уж-ж вс-сяко не забыл.
«Птеродактиль» взмыл над вырубкой, сделал, набирая высоту, круг и направился в сторону Великого Устюга.
Игнатий с Мироном долго смотрели ему вслед, пока крылатый силуэт не превратился в точку, а потом и вовсе не слился с небесной хмурой серостью.
– Он што, про наши с тобой руку да ногу правду сказал? – спросил вдруг Мирон.
– Слушай ты его больше, – буркнул Игнатий, на которого сказанное Стёпиком тоже явно произвело впечатление. – Он и парнем побрехать любил – девки аж повизгивали, – а «птичкой» обернулся, так теперя и вовсе расчирикался… Ты ведь был у Подземного Доктора, когда он тебе Степкину руку пришивал, мы ж там три денечка оклемывались. Ну и видел ты, как «архангельский демон» наши ошметки догрызал?
– Видеть не видел, но я ведь тож не всё время при народе кушаю, – веско аргументировал разнорукий мутант.
Глава 2 Монастырское подземелье
Главный зал подземелий древнего монастыря лет триста назад, а то и раньше, служил, вероятно, монахам основным тайным хранилищем – попросту говоря, складом. Сделанных на «черный день» запасов пищи, судя по его размерам, могло бы хватить для трех десятков человек как минимум на пару месяцев, а с учетом аскетичности монашеских запросов – как бы и не вдвое больше. Для современных же обитателей монастырских подземелий это помещение сразу после Катастрофы служило единым жилищем. Это уже потом, после расчистки остальных коридоров, комнат и келий, по которым все двадцать восемь тогдашних жителей и расселились, зал стал чем-то вроде корабельной кают-компании, а заодно и столовой.
По прошествии двух десятков лет людей, считая Подземного Доктора, осталось только восемь душ. Куда меньше, чем не́людей, которые тоже были теперь законными жителями подземелий, а некоторые из них, еще в человеческом обличье, жили тут и раньше. Впрочем, делить друг друга по категориям «человек» и «нечеловек» обитателям подземных «хором» и в голову не могло прийти. Деление происходило по другому признаку: Подземный Доктор и все остальные. «Архангельский демон и его свита» – так их, по рассказам разведчиков, называли за пределами тайных подземелий давным-давно разрушенного, а потому всеми забытого монастыря.
Сейчас в «кают-компании», освещаемой четырьмя – по одной на каждой стене – защищенными проволочными плафонами лампами, на деревянных лавках, окружавших огромный стол, вмещавший за собой некогда всех без малого трех десятков жителей, сидели три человека. Они мирно беседовали с похожим на плешивого волка монстром, имевшим, впрочем, вполне человеческую – пусть и мутантскую, лысую, в нарывах и коростах, – голову. Передние лапы его тоже напоминали человеческие руки, поскольку пальцы на них были длинные и гибкие, хоть и заканчивались, как должно быть у волка, острыми когтями. Однако в отличие от головы такие лапы подарила местным волкам мутация. Трое людей были мужчинами лет пятидесяти – шестидесяти, похожими друг на друга, как родные братья, – худые, с щетинистыми бледными лицами и глубоко запавшими глазами. Отличались они разве что ростом – один был на голову выше других, а из тех один заметно сутулился.
– Недоволен будет Доктор, когда узнает, – покачал головой самый высокий. – Зря ты их, Петро, шуганул.
– Серега дело говорит, – кивнул сутулый. – Не надо было вообще показываться. Услышал, что идут, – и переждал бы.
– Я и ждал, – утробно буркнул человековолк. – Кто думал, что они сюды попрут? Не бывало на моем веку такого. А тут раз – и фонарь пыхнул! Ну и увидели меня…
– Но на кой хрен ты-то на них попер? – включился в разговор последний собеседник. – Повернул бы – и назад.
– Назад?.. – хрипло выдавил хвостатый Петро. – За собой их сюды привесть? То ж дозорные были! Один, правда, сопляк, мальчишка. Обделался, когда я в их сторону прыгнул. Но второй-то матерый паря, тот бы не отстал, пошел глядеть…
– Да никуда бы он не пошел! – вновь заговорил высокий Серега. – Что, они про ход сюда не знают? Знают, и давно уже. Только лезть не собираются, потому как в непонятках: кто мы такие, сколько нас? А непонятное всегда пугает. Вот и они нас боятся. Но мы их не трогаем, и они не хотят нарушать того, что есть. Худой мир лучше доброй ссоры.
– Ишшо неясно, пошел бы али нет, – не согласился Петро. – А я у них охотку идти отбил. Я ведь их даже не тронул – рыкнул, прыгнул и затаился, будто меня и не было. Фонарь-то сопляк разбил.
– Ты ведь и сам, дурень, мог под пулю попасть, – сказал сутулый. – А тогда у них смелости-то прибавилось бы. Ага, мол, не демоны это, а простые смертные, хоть и уроды. Вот и пошли бы сюда гурьбой.
– Ишшо неясно, пошел бы али нет, – не согласился Петро. – А я у них охотку идти отбил. Я ведь их даже не тронул – рыкнул, прыгнул и затаился, будто меня и не было. Фонарь-то сопляк разбил.
– Ты ведь и сам, дурень, мог под пулю попасть, – сказал сутулый. – А тогда у них смелости-то прибавилось бы. Ага, мол, не демоны это, а простые смертные, хоть и уроды. Вот и пошли бы сюда гурьбой.
– А ты попади, попади в меня пулей-то! – обиженно взрыкнул человековолк. – Когда фонарь в руке у пацаненка трясется, когда «калаш» у дозорного прыгает, а сам я не стоймя застыл, а лечу уже им когтями в морды.
– Все равно мог попасть, хоть и случайно.
– Дык не попал же! – оскалился Петро и проскулил вдруг: – Слышь, мужики, не говорите Доктору, а? Што вам с того?.. А меня и впрямь ить взгреет…
Мужчины переглянулись.
– Не скажем? – спросил у собеседников Серега.
Те, что были ниже ростом, опустив глаза молчали.
– Лёха, что думаешь? – напрямую обратился к сутулому высокий.
– Можно и не говорить, – неуверенно произнес тот.
– Не спросит, так не скажем, – подхватился и третий, а потом с укоризной посмотрел на человековолка. – Только я бы на твоем месте сам пошел и покаялся. У Подземного Доктора везде глаза и уши. Прознает, что ты это скрыл, – на запчасти разберет. А так отпинает лишь или ухо отрежет – делов-то.
– Да не пугай ты его, Жека, – заворчал Серега. – Кого это Доктор хоть раз пнул?
– Ты еще скажи, что он ничего никому не отреза́л, – опасливо оглянувшись, прошептал тот, кого назвали Жекой.
Петро уныло опустил голову.
– Мужики, – серьезным тоном заговорил сутулый Лёха, – не дело мы про Доктора долдоним. О нем попусту трепаться не надо. Сами же знаете: он всех нас от смерти не раз спасал. Если кому что и отрезал, так то по делу, а не для наказания. А без него мы бы уже давно загнулись – не от болезней, не от радиации, так от тех же храмовников – им бы тогда бояться нас незачем было. Да и вообще, кто здесь нормальную жизнь наладил? Ну да, все мы, но кто это всё организовал, кто придумал? Поначалу-то, помните, мы тут как крысы сидели – в темноте, в развалинах, больные, раненые, – от страха да от голода тряслись. А Подземный Доктор пришел – сразу за дело взялся. Мало того, что всех вылечил, так ведь только с ним мы завалы разгребли; колодцы, что когда-то монахи вырыли, нашли и очистили; огороды под землей вскопали; свиней – и тех разводить стали. А электричество? Да, это Жеке, вон, да Тимохе-покойничку спасибо – у них по этому делу головы и руки заточены. Но идею-то кто подал на Сухоне турбинки поставить? Доктор. Да что я вам рассказываю, сами всё знаете. А то, что он своими непонятными делами занимается – уродов всяких-разных лепит, – так то нас не касается. К тому же, от уродов этих тоже польза.
– Сам ты ур-р-ррод, клюка горбатая! – свирепо зарычал Петро, подняв на голом грязно-розовом загривке редкие клочья шерсти. – А охраняет вас кто? Кто на разведку бегает? Кто ночью по Устюгу рыщет – смотрит, где што плохо лежит? То-то бы ты на брюхе по грязюке поползал, кады в двух шагах патрули с автоматами бродят.
– Я тоже грязи не боюсь, – заметно смутился Лёха. Сожалел, видать, что не подумав про уродов ляпнул. – На рыбалку больше всех хаживал. Это сейчас не всякий раз могу – спина донимает. А на рыбалке тоже и прятаться случается, и глину брюхом помесить…
– Чего ж Доктору спину свою не дашь вылечить? – буркнул, подостыв, Петро.
– Так он говорит – резать надо. А я себя резать не дам. Лучше помучаюсь. Ничего, привык уже.
– Ничо, меня вон как порезали, – оскалился человековолк, – тока башка моя от меня и осталася… А так бы давно уж помер. Ты погодь, вот помирать сподобишься – по-другому запоешь: «Режь меня, Доктор, хоть на кусочки, тока б пожить ишшо маненько!»
– Типун тебе на язык! – сплюнул Лёха.
И тут замигал и погас свет.
– Факелы, быстро! – крикнул Серега.
Объяснять, что да как, никому не пришлось – все и так знали, где в каждом из помещений хранились заготовленные как раз для таких случаев факелы. Вскоре в специальных креплениях на стенах, рядом с погасшими лампами, уже чадили смолистые сосновые дубинки.
В столовую повылазили и другие обитатели подземелий: три женщины неопределенного – от сорока до шестидесяти лет – возраста, опирающийся на клюку седобородый старик, а также подобные человековолку монстры – правда, в основном со звериными, положенными от природы головами. Человеческой, кроме Петро, мог похвастаться лишь старый, грузный, совершенно облезлый медведь. Без шерсти, при неярком свете факелов, его и вовсе можно было принять за старого, толстого мужика, если бы не по-человечески вывернутые «ноги» и «руки», да не длинные черные когти на них. Вместе с ним «медведей» было всего трое – основную массу «демонов» составляли волки-мутанты. Получившие теперь вдобавок и дополнительную «мутацию» – человеческие мозги.
В зале сразу сделалось тесно. При этом почти не было шума – местные обитатели привыкли к строгой дисциплине. Собрались же они здесь понятно почему: хотели узнать причину аварии. В основном опасались за огороды – растениям свет был необходим. Но спросить об этом никто не успел: вдалеке раздался грохот захлопнутой двери, послышался шум стремительных шагов, и в проеме одного из коридоров показался мужчина, освещающий себе путь масляным фонарем.
Гибкий и стройный, издали он казался молодым. Но когда ворвался под свет факелов в «кают-компанию», стало видно, что ему, как и большинству здешних людей, не меньше пятидесяти, а скорее даже, лет пятьдесят пять – пятьдесят шесть. На узком, хищном лице черными тенями выделялись носогубные складки. Над прямым тонким носом тянулись ко лбу две отчетливые вертикальные морщины – вероятно, это лицо чаще хмурилось, чем озарялось улыбкой. Подтверждением тому служили и плотно сжатые тонкие бескровные губы. Цвет глубоко посаженных глаз разобрать было нельзя – отражая пламя факелов, они, казалось, светились сами. Одет был мужчина более чем странно – в красно-зеленый клоунский комбинезон. Причем надетый задом наперед, что делало бы этот неуместный наряд смешным и нелепым, если бы не покрывавшие его жуткие пятна – как давние, бурые, застиранные, так и свежие – блестящие, алые. Окончательно убедиться в том, что «клоун» испачкался не краской, выписывая на холсте закатный пейзаж, заставляла болтающаяся на шее медицинская маска и зеленая хирургическая шапочка на голове, тоже заляпанная каплями старой и свежей крови. Да и то, что перед ним не кто иной, как загадочный Подземный Доктор, после этого тоже бы стало ясно любому. А собравшиеся в зале, наверное, почувствовали бы его присутствие даже в полной темноте.
Подземный Доктор, резко сорвав маску и шапку, отшвырнул их в сторону. К ним сразу бросилась одна из женщин, подняла и быстро скрылась в одном из коридоров. Длинные, почти до плеч, темные волосы Доктора, казавшиеся при свете огня совсем черными, блеснули редкими прядями седины.
– Что это значит? – негромко, но так, что услышали все, спросил он. – Где свет?
– Так это… – выскочил вперед электрик Жека, – сейчас проверю пойду. Крысы, небось, кабель перегрызли…
– А почему ты до сих пор здесь? И почему аварийный аккумулятор операционной выдержал только три минуты?
– Так ведь дохлый он, а заменить нечем, – замахал руками, словно курица крыльями, электрик, не зная, что ему делать: оправдываться насчет аккумулятора или мчаться искать обрыв линии.
– Значит, надо найти! – обвел Доктор собравшихся огненным взглядом. – Те, кому я разрешил выходить на поверхность, должны не только звездами любоваться, а искать то, что необходимо здесь в первую очередь. И сообщать им об этом должен тот, кто отвечает за свой участок и видит, что в чем-то возникла необходимость. За двадцать лет это можно было усвоить.
Говорил Подземный Доктор жестко, но по-прежнему негромко и сухо, будто бы с неохотой выплевывая слова.
– Аккумулятор-ры на судор-ремонтном заводе, – подал голос один из монстров-волков. – Мор-розовцы готовят. Для хр-рамовников.
– Почему об этом не знает электрик? – просверлил Доктор взглядом Жеку.
– Я знаю… – вытер тот ладонью выступившую на лбу испарину. – Там в них электролит с пластинами меняют, заряжают… Только ведь… Как я туда?.. Там ведь…
– Что за лепет? – шагнул к нему Подземный Доктор. Электрик невольно стал пятиться, но всё же заставил себя остановиться. – Если ты был в курсе, что аварийный аккумулятор неисправен, и при этом знал, где можно достать новый, то должен был предпринять всё, чтобы он был здесь. Я не заставляю тебя лично идти на судоремонтный завод – понятно, что тебя схватят и прикончат. Но для подобных операций у нас имеются специальные лю… особи. Двум волкам пробраться на завод ночью не составит большого труда. Взять с собой мешковину, положить на нее аккумулятор и принести в зубах. Даже один может при желании справиться, если поднатужится.