Сборник морских баек - Николай Каланов 15 стр.

На ужин была, увы, перловка. Какая гадость. На флоте ее зовут РБУ (реактивная бомбовая установка) за дробный характер. Как будто глубинные бомбы. Мелкие, но часто-часто.

Разбавляя эту кашу обильной беседой с товарищами, а сидели мы за столами, покрытыми белоснежными скатертями по 4 человека, как будущие офицеры флота, обычно в кругу самых верных и преданных друзей. И тут я замечаю уголком левого глаза, что тот товарищ, который доверил мне свое «добро», уж больно решительно движется к нашему столу. Наверное, хочет поблагодарить за верную службу, мелькнула мысль. Но почему в руках ничего нет. Неужели я не заслужил и малой толики его богатства? Да-а, как я был наивен. Его решимость выразилась немного по-другому. Он подошел ко мне, взял левой рукой за волосы, поднял лицо вверх. Тут мои наивные мечты по поводу угощения улетучились. Я увидел кулак, летящий мне в лицо. Ого. Вот это угощение. Усилием воли я поднялся со стула, и с разворотом через левое плечо с ходу заехал ему в нижнюю челюсть, от чего мой товарищ лихо подлетел и рухнул на соседний стол. А челюсть у него была просто мечта боксера, огромная, как у неандертальца.

На том бы все и закончилось, я по сути не агрессивный, товарищ не «дееспособный», как-нибудь разобрались бы. Но не тут-то было. Служил в роте у нас еще один товарищ. Молдаванин. Сейчас он, наверное, в звании контр-адмирала и служит на Камчатке. Как-то связан с атомными стратегическими подводными лодками (содрогаюсь при одной только мысли, что ему доверен стратегический щит нашей Родины). Так вот этот молдаванин решил нас помирить. Но не как обычно: «Да че вы, ребята, перестаньте», а по-своему. Одному в роговой отсек и другому туда же. Но так как один уже был успокоен, он с приветственной речью обратился ко мне. И проводит замечательнейший хук. Я уклоняюсь нырком, и его кулак попадает прямо в голову паренька, сидящего за соседним столом, и в это самое время протягивавшему чайник к соседнему столику типа «плесните трохи кофейку». И вот этот чайник летит в одну сторону, паренек в другую, соответственно «горнет» за собой столы с белоснежными скатертями. Кому это понравится?

Все произошло настолько быстро, что не все сразу осознали что происходит. А в результате желудочно были затронуты интересы практически 40–50 человек, а дело было в выходной, и полроты было в увольнении, а вторая половина вместо свидания с девушками вынуждена сидеть в училище, и нервы натянуты туго — начался нешуточный рукопашный бой. Настоящая средневековая сеча.

В ход пошли все органы тела, коими можно было пнуть, ударить, боднуть и т. д., а также предметы мебели и сервировки стола.

Видя такой казус, что происходит в роте 2-го курса, наш старшина роты Шура Минтусов, сам будучи курсантом 5-го выпускного курса, немедленно выдвигается на место битвы и с воплем «Рота, Рота!» пытается привлечь внимание драчующихся. Но не тут-то было. Драчуны, услышав ненавистный голос старшины, на мгновение оцепенели, и в ту же секунду вал кулаков и прочих частей человеческих тел поглотил несчастного. Как его били. С упоением. С чувством, толком, расстановкой. Припоминая и ночные построения по тревоге за 45 секунд, и приборки в гальюнах, и бесконечные строевые приемы на плацу. И многокилометровые марш-броски. По-моему, припомнили ему даже судьбу несчастных декабристов, как будто он был виноват в провале восстания.

Курсанты 5-го курса, видя, что их однокурсника, по всей видимости, скоро может не стать, кинулись на подмогу. И хотя их там было всего ничего, но слово они свое сказать могли. И в этот, можно сказать решающий момент, наперерез 5-курсникам, еще ничего не понимая, что происходит, на этот театр боевых действий выходят курсанты 4-го курса. Мы с ними жили на одном этаже и поэтому традиционно эти благородные ребята шефствовали над нами. И бой вспыхивает с новой силой. Но так как 5-й курс имел шефство над 3-м, 3-му ничего не оставалось, как выступить против 4-го.

Со стороны, особенно дилетанту, особенно дамам, могло показаться, что это жестоко, что все это недостойно будущих офицеров флота Советского Союза и вообще преступно.

Но так не думали курсанты 3-го, минно-торпедного факультета, которые харчевались в одном зале с нашим 4-м факультетом, факультетом связи, голубой кровью и примером дисциплинированности. И вот почему. Курсанты 3-го факультета слыли хулиганами, драчунами и дебоширами. Про них не раз говаривали: «Если был рожден дубиной — подружись с торпедой, миной». Но увиденное на нашем факультете их, «невинных овечек» курсантских побоищ, привело в умиление. Караульный взвод под командованием дежурного по училищу прибыл вовремя. Из мебели и посуды уже мало чего осталось в целом виде. Решительно действуя штыком и прикладом, мигом навел порядок. Прекратили ужин и всех выгнали на плац. И только курсанты 1-го курса нашего фак-та сидели в оцепенении. Не уверен, но мне кажется, многие в тот вечер задумались о правильности выбора профессии — «Родину защищать». А может, и нет.

Как ни странно, но разборов этого ЧП так и не последовало. Потом уже спустя некоторое время, когда раны были зализаны, форменное платье приведено в надлежащий, согласно уставу, вид, и мы с поручителем «добра» выяснили все проблемы, оказывается, что после объявления построения на ужин в баночки заглядывал не один я. И, по всей видимости, как пельмени, так и картошка взбесились и разбежались по желудкам наших иных товарищей.

http://www.47br-ovra.com/flotskie-bayki/pelmeni

«МПК-36». Зима 1989 г.

В ночное время обходя корабль совместно с помощником командира В. Креслиньшем, случайно увидел в открытый люк носовой электростанции, как матрос Перелыгин (кличка на бригаде «Золотой» по причине ярко-рыжей шевелюры) держит в руках дамскую сумочку.

Надо сказать, что буквально за два дня до этого были осуждены военным судом два матроса с крейсера «Владивосток», срывавшие шапки с прохожих. Вывод возник по аналогии: наш Золотой не шапки, а сумочки у женщин вырывает.

Сумочка была немедленно изъята. В ней оказалась кое-какая косметическая мелочь, кошелек и паспорт. До того как докладывать наверх, принимаю решение узнать о состоянии владелицы сумочки. По штампу с пропиской проживала она на полуострове Эгершельд. Оповестителем данного района был командир отделения электриков. Фамилию за давностью лет не помню, звали Кайрат — уроженец Казахстана, на редкость грамотный и ответственный парень. Его вызывает помощник и начинает ставить задачу, основной смысл которой выяснить состояние здоровья потерпевшей и передать просьбу встретиться с командованием корабля перед тем, как подавать заявление в правоохранительные органы.

Все это время рядом стоит Перелыгин и наблюдает развитую нами с помощником бурную деятельность. В конце концов нервы у него не выдержали: «Не надо Кайрата никуда посылать, она здесь!». И ведет нас в носовое машинное отделение. А там, над турбиной, приварен к подволоку большой железный ящик для ЗиПа. Эдак 2 на 2 и на 1,5 метра размерами. Был вызван для пущего эффекта еще и командир БЧ-5 старший лейтенант Васильев. Когда замок с ящика был снят, взглядам троих офицеров предстала сидящая на старом матраце девица, светящаяся счастливой улыбкой. Она, наивная, думала, что наконец вернулось ее «золотое» сокровище…

http://www.47br-ovra.com/flotskie-bayki/chp-korabelnogo-masshtaba

Автор: Дубовчук В. В.

Во времена Союза в Черноморском морском пароходстве работали на некоторых морских судах повара — женщины. И была тогда в ходу должность — помполит или помощник по политической части. Чтобы было ясно, что это за зверь такой — это была очень ответственная и вредная должность, единственной смысл которой был в поиске «неблагонадежного» элемента среди экипажа, недостойного быть комсомольцем-коммунистом и позорящего своими якобы аморальными действиями коллег и всю страну в целом. Помполит устраивал каждую неделю собрания. Архиважное мероприятие. Все собирались и слушали, как он разглагольствует о светлых перспективах коммунистического будущего.

Однажды одно из судов ЧМП пришло работать в Керчь. Днем работало на дноуглублении, а вечером становилось к причалу на всю ночь. Ясно, что весь экипаж очень быстро обзавелся «женами» на берегу. И вот на этом судне во время очередного собрания экипажа с целью политинформации после выступления помполита и капитана начинается разбор полетов.

Вроде все выяснили, обсудили, в конце раздается стандартное «Еще вопросы есть?». Экипаж молчит, все хотят уже разбежаться… И тут встает повариха Зинаида и спрашивает:

— А почему меня никто не е*ет?

Сама она на вид, скажем так, была не первой свежести. А у всех на берегу девушки-красавицы томятся, какая уж тут Зина. Экипаж в шоке, знают, что кого-то сейчас заставят. Помполит помычал, капитан почесал репу и говорит боцману:

— Михалыч, ну ты, это, займись этим вопросом.

Михалыч покумекал и решил, что как-то этот вопрос сам собой разрешится, без его участия.

Прошло некоторое время. И вот один раз экипаж, спустившись утром в столовую, нашел ее наглухо закрытой, без всяких доносившихся оттуда запахов пищи. Все недоуменно толпились возле входа, когда появилась повариха без спецодежды и на все голодно-злые возгласы сказала одну фразу:

— Нет любви — нет еды! — развернулась и ушла.

Все были просто в шоке. Капитан начал решать проблему с экипажем там же.

— Михалыч, ты же был ее хахалем, что случилось?! — спросил мастер боцмана.

— Нет, Николай Иваныч, я уже две недели как с ней не дружу, — нашелся боцман, — у меня здесь такая краля есть, нафиг она мне нужна!

— Саныч, может, ты с ней начнешь дружить, она же тебе нравилась, ты же к ней даже пытался подкатывать, — спросил капитан электрика.

— Николай Иваныч, да когда это было! У меня здесь вообще такая дикая любовь с крановщицей, шо аж жуть, — отрезал электрон.

— Мужики, — начал мастер, — вы понимаете, что мы будем работать голодными целый день, если никто не будет дружить с Зиночкой?!

В спорах и предложениях прошло около часа, но у всех были зазнобы на берегу, и никто категорически не хотел уделять время судовой поварихе Зине.

Здесь нарисовался новый персонаж, в костюме и при галстуке (что для пароходства было редкостью) и с большой сумкой, который вежливо спросил капитана и сразу представился:

— Ваш новый помполит, только приехал из Одессы.

Все сразу замолкли и уставились на нового помполита, ехидненько переводя глаза с его галстука на капитана. Капитан не растерялся и сразу взял нового члена экипажа в оборот, объяснил положение дел и единственный выход из сложившейся ситуации. Помполит был человек новый в компании и главное — холостой и, наверное, голодный с дороги, потому, что долго не сопротивлялся…

Судно проработало весь день в проливе без горячей пищи, а вечером весь голодный экипаж наблюдал картину. Новый помощник по политической части, при галстуке, магнитофоне (дал кто-то из молодых), цветочке (кто-то уже сгонял на берег по его просьбе), бутылке горячительного напитка, которую он привез для вливания в экипаж, но все единогласно согласились пожертвовать ее на амурные дела помполита. Он постучал в дверь каюты поварихи, из-за которой сразу же услышал ответ:

— Пошли на хрен, готовить вам не буду!

Тот не растерялся и сказал через дверь:

— Извините за беспокойство, Зинаида, я ваш новый первый помощник капитана, со всеми познакомился, а вот с вами так и не удосужился за день, разрешите представиться… После пары секунд тишины дверь открылась…

На следующее утро по судну распространился чудный запах свежей выпечки. На камбузе и в столовой была сияющая чистота, столы были заставлены красиво выглядевшей и вкусной пищей, сама Зиночка порхала между столами в чистом халатике и чепчике, и очень вежливо, со счастливой улыбкой на губах, спрашивала о желании получить добавку…

http://seaspirit.ru/morskie-istorii/morskie-bajki.html

История произошла во времена, когда я был курсантом СВММИУ. Оно расположено в глубине Севастопольской бухты в довольно живописном месте. Рядом базируется какая-то дивизия кораблей, так что о купании в этом месте говорить глупо, много лет в воду там уже никто не лазит. Но вот рыбу ловит некоторые энтузиасты все же пытались.

Одним из таких энтузиастов был ныне покойный командир одной из рот нашего факультета, капитан 2 ранга Котовский. Все звали его дед, потому что он выглядел лет на 25 старше своего возраста.

Чтобы народ не расслаблялся, у нас ежедневно назначалась служба в составе взвода курсантов. Суть службы — охранять ночью на территории училища и вокруг нее все, что можно. Одним из таких мест была небольшая пристань, с которой любил порыбачить Котовский. А формально рыбачить с нее было запрещено всем, и за это наказывали тех, кто пристань караулил. Но народ на всех уровнях (вплоть до начальника училища) был в курсе и Котовскому не мешали…

Но вот заступил на этот пост какой-то молодой парень, кажется, со второго факультета, Котовского и о Котовском он ничего не знает и предупредить его забыли. Настала ночь, видит он, что приперся на пристань какой-то дед. Сел, разложил удочки… Подходит он к нему и говорит:

— Слушай, дед, сматывай удочки, здесь военные, здесь ловить нельзя…

Дед ему отвечает:

— Мне можно!!!

Парень ему:

— Ты что, отец, плохо всасываешь? Сказано ведь запрещено!

А дед ему в ответ:

— Мне можно, я Котовский.

Тут парень не выдержал и изрек:

— Да мне похер, кто ты, хоть Василий Иванович Чапаев, проваливай, кому говорят!

Эту историю мне рассказала одна знакомая. Когда она только начинала работать переводчиком, первая ее группа была из Новой Зеландии.

Надо сказать, что дело происходило зимой, на Сахалине, где я и живу. Зимой у нас на острове основным развлечением является зимняя рыбалка.

Разумеется, кроме работы новозеландцам нужна была еще и местная экзотика. И их повезли на рыбалку, на море, предварительно попросив, чтобы они надели абсолютно всю одежду, которую взяли с собой, так как на море дует холодный, пронизывающий ветер. Но наши предусмотрительно захватили для них еще и валенки, от которых новозеландцы отказались сославшись на термоноски. Их термоносков хватило на 15 минут, после чего, увидев синюшные лица иностранцев, наши начали спасать их русским национальным напитком, то бишь водкой. Выпив по стакану, новозеландцы уже не удивлялись, как это русские в такой холод еще и моют руки в проруби, впоследствии они сами не только мыли руки, но еще и помыли сковородку.

После поездки на зимнюю рыбалку один из них стал делиться впечатлениями со своей женой, и вот что из этого получилось:

— Я ездил на зимнюю рыбалку.

— Что это?

Он пытается объяснить жене, что это такое, но до нее не доходит, так как совершенно непонятно, как по морю можно просто ходить.

Он ей объясняет, что море просто замерзло и там лед.

— Море не может замерзнуть там же волны! Или они тоже замерзли? — недоумевает жена.

— Да, дорогая, и волны замерзли тоже.

На этом телефонный разговор прервался…

История старая, года эдак 1989-го, вспомнилась, будучи навеянной теплыми летними днями и предвкушением отпуска. Так вот, едем мы тогда с другом моим и тезкой в поезде «Москва — Анапа», чтобы из Анапы продолжить путь по трассе в славное местечко Большой Утриш (там еще универовская биологическая (если не ошибаюсь) база на берегу Черного моря. Там мы планируем поставить палатку и недельку понырять в морские глубины. Вагон, понятно, плацкартный, собеседник — случайный, коньяк — теплый (как сейчас помню — «Арагви»), беседа — задушевная. Говорим про море, палатки, костры, Утриш и прочие радости.

В какой-то момент случайно-задушевный собеседник говорит примерно следующее:

— Да, на Утрише хорошо, там еще дерево такое есть — в костер бросишь — аромат чудесный, название только забыл, на букву «х» вроде…

Ну, сказал и сказал, задумался, правда, на какое-то время, а потом и говорит:

— Вспомнил! Название дерева — туя!

Вот уж воистину — музыка навеяла…

К временам «дубового» застоя относится неумирающая военно-морская байка, которую из уст в уста передают уже больше трех десятков лет.

Итак, конец славных 70-х. До подписания акта приема-передачи очередной атомной подлодки военному флоту знаменитым Севмашпредприятием (Северодвинск, Архангельская область) остаются считанные денечки. На лодку с завода тащат с берега все, что на берегу лежит плохо, но в море может пригодиться. Предсдаточный мандраж. И вдруг… Облом!

Высокая комиссия из политического управления Северного флота вдруг обнаруживает, что кают-компания (где, кроме всего прочего, проходят священные экипажные партсобрания) злостно не оснащена положенной по какой-то там секретной директиве ЦК штатной картиной, в сюжете которой должен непременно присутствовать В. И. Ульянов (Ленин). Положено — и баста! И чтобы завтра же картина была! А не то…

На политруков обиделись даже военпреды-механики, народ дико упертый, дотошный и скрупулезный. Ведь и «механика» на АПЛ что надо, и акустика, и все остальное — в общем, готова лодка к сдаче-приему! А тут картина какая-то…

История не донесла имени великого художника, который за ночь изобразил самого Ленина на берегу какого-то озера. Говорят, раскопали впавшие в ступор заводчане-сдаточники где-то в недрах 55-го цеха полупьяного мужичка, который с завода через вахту пройти домой побоялся и улегся переспать в малярской кондейке.