– А сейчас рыбачите?
– Некогда, что вы! А хотелось бы. Когда работаешь полностью на себя, со временем туго.
– Извините, я вижу, моя машина готова, – сказал Мейсон, – пойду отгоню ее от колонки.
– Куда вы едете? – спросил Баллард.
– В сторону Беверли-Хиллз.
– А можно мне напроситься с вами? Моя сегодня не на ходу, и я хотел вызывать такси. Поздно уже, да и деньги у меня с собой, а идти четыре квартала до автобуса, а потом столько же от автобуса домой…
– Конечно, можно, о чем разговор? Садитесь.
Баллард торопливо достал из-под стола маленький черный ранец и сложил туда блокнот для заметок, рулон ленты от счетной машинки и брезентовую сумку. Потом вытащил из ранца короткоствольный револьвер, сунул его в боковой карман и забрался в машину Мейсона.
– Не пугайтесь, мистер Мейсон, но за последнее время автозаправочные не раз грабили, и полицейские сами предложили, чтобы я постоянно имел с собой эту штуку…
– Я не пугаюсь. И не нужно объяснять. – Мейсон сел за руль, и они поехали.
Баллард говорил не переставая:
– Развелось столько молодых панков, что не знаешь, куда деваться. Никто из них не хочет ничего делать. Ох уж это нынешнее школьное воспитание! Работать не работают, а жрать подавай! Да еще и пальцем не тронь! У меня детей никогда не было – жена умерла вскоре после того, как меня выгнали из банка. Как видите, все напасти сразу. Беда не приходит одна…
Несколько минут они ехали в молчании. Его нарушил Мейсон:
– А что еще вы можете рассказать о Дювале?
– Больше ничего. Это все. Когда служащий банка в Санта-Ане вскрыл пакет, то обнаружил там только погашенные чеки.
– А это мы знаем с его слов, – заметил Мейсон.
– Да. Он это сказал, и он был прав. Потому что существует еще один момент, который окончательно все подтверждает. Те погашенные чеки, которые тот служащий обнаружил вместо денег, оказались из банковской картотеки управления банка в Лос-Анджелесе. Если хотите знать, некоторые из них были подшиты в дело работниками банка в течение часа, предшествующего ограблению. Отсюда становится ясно, что произошло.
Мейсон обдумывал поступившую информацию.
– Хорошо, Баллард, – заговорил он наконец, – приходится признать, что этот факт полностью исключает причастность к случившемуся кого-либо, кроме вас и Дюваля.
– Правильно. Так оно и есть. И полиция так же подумала.
Последовала еще одна пауза, после которой первым заговорил Баллард:
– Конечно, если бы деньги взял я, то Дюваль обязательно должен был бы быть моим сообщником. При таком варианте это, несомненно, было бы делом рук двоих похитителей. Мы бы в таком случае просто распределили обязанности. Но если деньги взял Дюваль, то с моей стороны это могло оказаться просто небрежностью. Никто не оспаривает тот факт, что человеком, который отвечает непосредственно за помещение денег в пакет, был именно Дюваль. И он сам сказал, что положил туда деньги.
– А вам полагалось следить за тем, как он это делал, правильно?
– Да, правильно.
– И если бы вы проявили небрежность в том, что вам полагалось делать, то Дюваль мог бы эти денежки прикарманить.
– Да, я проявил небрежность, и он их прикарманил.
– Ну что ж, во всяком случае, он мог это сделать.
– Да, вы правы.
– Но если бы похищение организовали вы, то без Дюваля бы вам не обойтись, так?
– Именно так.
– А как насчет подмены? Я имею в виду замену самого пакета.
Баллард покачал головой.
– Если вы подразумеваете кого-то постороннего, то это невозможно. Это мог сделать либо Дюваль, либо я, причем я не смог бы этого сделать без участия Дюваля.
– Поясните, пожалуйста, почему вы сказали, что для постороннего невозможно подменить пакеты?
– Потому что водитель по пути из нашего банка до его отделения в Санта-Ане ни разу не останавливался. Потому что даже если бы он и остановился, то все равно не смог бы попасть туда, где лежали деньги.
– Предположим, у него был ключ.
– Но ключа у него не было.
– Постойте, давайте все-таки предположим. У него был ключ, который он смог где-то достать, и…
– Ладно, на это я тоже отвечу. Предположим, он остановил фургон. Предположим, у него был ключ и он уже держал наготове пакеты для подмены. И все равно это не мог быть он.
– Почему нет?
– Потому что это мог быть он, если бы в подсунутых пакетах оказались какие-нибудь газеты, или книги, или еще что-нибудь, но не забывайте, что там оказались чеки, которые можно было взять, только имея доступ внутрь нашего банка. А водители внутрь банка никогда не допускаются.
– То есть тот водитель никак не мог попасть в банк?
– Совершенно точно. Никому не позволено входить в банк через ту боковую дверь, где мы работали. Она служит специально для отгрузки денег.
– А чеки не могли быть приготовлены заранее?
– Нет. Это были чеки, принятые к оплате, оплаченные и подшитые в папки в течение часа перед отправкой фургона.
Мейсон помедлил и, как бы подводя итог, сказал:
– И все это в совокупности указывает на Дюваля, не так ли?
– Да это просто должен был быть Дюваль. А вдобавок ко всему он еще и попался потом с частью пропавших денег.
– Насколько мне известно, – сказал дальше Мейсон, – номера банкнотов на сумму пять тысяч долларов были записаны.
– Верно, – кивнул Баллард.
– А у кого эти номера?
– О, этот список с номерами является чуть ли не самым секретным аспектом всего дела. Он – в руках у ФБР, и его так строго охраняют, что узнать что-либо невозможно. Даже самым доверенным полицейским чинам. Существует инструкция, предписывающая каждому наткнувшемуся на внушающие подозрение деньги тут же все их скупить, передать куда следует, а там их номера спишут на специальный, не предназначенный для посторонних глаз листок, который далее передается шефу полиции, а от него идет в ФБР. И начинают сравнивать.
– Но часть пропавших денег они уже нашли?
– Не знаю, меня в это дело никто не посвящает. Вы можете давать им свою информацию, но от них в ответ не получите ничего.
– А вы им что-то сообщили?
– Послушайте, Мейсон, я вижу, вы ведете честную игру, и я открою вам один маленький секрет. В той партии денег было несколько тысячедолларовых бумажек, и у полиции сейчас есть номер одной из них.
– Интересно. И как же это получилось?
– Я его запомнил. Случайно. Когда тысячедолларовые банкноты принесли из подвала, то они были в пачке. А я в тот день поставил на скачках, помните? И весь день искал какие-нибудь знаки или приметы, короче, что-нибудь предвещающее удачу. Забег начинался через несколько минут, я взял эту пачку тысячных, и номер на самой верхней был 000151. Моя лошадка бежала под номером пять, и я посчитал это за предзнаменование. Это означало, что моя придет первой и за ней даже близко никого не будет. Глупость, конечно, но игроки мыслят по-своему – каждая мелочь им что-то говорит. Вот так я и запомнил. Правда, вспомнил я об этом не сразу, а уже после нескольких бесед или допросов – не знаю, как назвать, того молодого парня.
– Какого парня?
– Из полиции. Хотя, может быть, и из ФБР. Точно не знаю откуда, но представлялся полицейским. Приходил снова и снова раз десять – терпеливый такой, вежливый… но настырный. И каждый раз просил вспомнить все, что произошло в тот день. Естественно, мистер Мейсон, я ему каждый раз рассказывал, что и как делал, и вот буквально несколько дней назад этот номер как будто всплыл у меня откуда-то в голове. Пятерка между двумя единицами и остальные нули.
– А не могли вы, Баллард, перепутать цифры?
– Ну уж нет! Они и сейчас у меня перед глазами.
– И это единственный номер, известный полиции?
– Насколько я знаю, так оно и есть, мистер Мейсон. Я же говорил, что меня используют в одну сторону – я им информацию даю, а они мне нет.
– Спасибо, Баллард. Как и полиция, я пытаюсь для себя разобраться в этом деле.
И снова они молча внимательно следили за дорогой.
– А что вы узнали о дочери Дюваля? – спросил Баллард как бы невзначай. – Чем она сейчас занимается?
– А я даже и не знаю, занимается ли она вообще чем-нибудь, – ответил Мейсон.
– Раньше она была очень приличной секретаршей. Не сомневаюсь – полицейские с нее глаз не спускают и проходу не дают. Пожалуйста, мистер Мейсон, у следующего светофора направо… тут еще немного проехать… теперь налево… а вот и мой дом – маленькое бунгало на самом углу. Следовало бы, конечно, продать его после смерти жены, но тогда не нашлось покупателя, а сейчас уже и жалко. Цены растут. Сдавать в аренду тоже не очень хочется, потому что для жильцов это будет собственность не своя, а значит, и рента, которую они мне заплатят, будет немногим больше того, что я заплатил бы, живя в нем сам плюс ремонт. Но, черт побери, мистер Мейсон, что-то я сегодня разговорился – тарахчу как старая мельница. Вы умеете расположить к себе, потому что с другими я бы и за полгода столько не сказал.
Мейсон остановил машину и сказал:
– Большое вам спасибо, Баллард. Вы мне много что рассказали.
Баллард открыл дверцу автомобиля со своей стороны и поставил ногу на асфальт.
– Между прочим, не хотите ли взглянуть на фотографию одного из тех бронированных фургонов? По крайней мере, у вас будет представление.
– С удовольствием, – ответил Мейсон. – У вас много фотографий?
– Не очень много, но есть. Остались со времени моей работы в банке. И весьма неплохие – это жена занималась, сама их делала, собирала в альбомы. Можно даже сказать, что она была помешана на фотографии. Зайдемте, и я покажу. Давайте проедем чуть-чуть вверх вон по той дорожке… А вот и входная дверь.
Мейсон припарковался и последовал в дом вслед за хозяином. Баллард включил свет, пододвинул гостю стул, потом достал толстый альбом с фотографиями – очень большой альбом с двойными пластиковыми страницами – и передал его Мейсону.
Мейсон с интересом принялся рассматривать альбом.
– Не знаю, поймете ли вы меня, – продолжал тем временем Баллард, – но лично я каждый вечер, придя домой, испытываю необходимость расслабиться, а для этого нет ничего лучше, чем хороший глоток виски с содовой. И покрепче. Вы не составите компанию?
– Я выпью, – Мейсон поднял голову от фотографий, – но для меня крепко не наводите – виски самую малость. Я стараюсь не пить, когда за рулем. Пусть это будет содовая с привкусом виски – назовем так.
Баллард извинился и прошел на кухню.
Оставшись один, Перри Мейсон вытащил из кармана конверт, переданный ему Полом Дрейком, извлек на свет содержимое – два новеньких банкнота – и, убедившись, что Баллард в это время на кухне наводит выпить, повернул к свету тысячедолларовую купюру. Ее номер был 000151.
Отложив в сторону альбом, он встал и быстро подошел к большому темному окну. Тяжелые портьеры были наполовину задернуты. Мейсон шагнул за портьеры и взглянул наверх – там, под потолком, над верхним краем окна крепились свертывающиеся роликовые жалюзи. Он поднял руку, оттянул жалюзи немного вниз – фута на два, не больше, положил оба банкнота под ролик с внутренней стороны, и после того, как он их уже не держал, жалюзи со щелчком скользнули обратно – вверх под потолок, там, где и были.
Не успел Мейсон снова опуститься на стул и раскрыть альбом, как Баллард, неся в руках два стакана, пинком открыл дверь с кухни.
– Я поймал вас на слове, мистер Мейсон, в вашем стакане виски только для цвета. Но себе я сделал как следует.
– Благодарю. – Мейсон взял стакан.
Баллард сел рядом.
– Ну а теперь о фотографиях. Глядя на них, я вспоминаю былые дни и старую работу. Посмотрите сюда, вторая слева на этой – моя жена. Она здесь за несколько месяцев до смерти. А вот и броневичок для перевозки денег – «Кар-45». Номер видите? А это – Билл Эмори – водитель.
– Где сейчас Билл Эмори?
– Все еще работает, по моим сведениям. Во всяком случае, работал, когда я в последний раз о нем слышал. Он был абсолютно ни при чем. Молодой еще – на этой фотографии он почти сразу после школы. Чувствуется, был незаурядным спортсменом… в баскетбол играл… с шестом прыгал… Эти сыщики из него все кишки вынули – напугали парня до смерти.
– Кстати, – перебил хозяина Мейсон, – не знакомо ли вам имя доктора Холмана Кандлера?
– Знаю такого. Он – друг Колтона Дюваля. А еще он официально значился доктором при банке и был у Дюваля личным лечащим врачом. Дело свое знает, ничего не скажешь. Это он потом составил петицию, чтобы вытащить Дюваля из тюрьмы, и послал медсестру собирать подписи банковских служащих. Я тоже поставил подпись, но сказал ей, этой медсестре, что от моей подписи будет больше вреда, чем пользы. Но она ответила, что есть список и что я в него включен, и мне просто-напросто ничего не оставалось, как подписаться. Медсестричка у Кандлера симпатичная, настоящая конфетка. И так вышло, но это пусть останется между нами, что наводку на нужную лошадь я получил именно от нее. Первоначально кто-то из пациентов хотел таким образом отблагодарить доктора, но тот совершенно не знал, что с такой подсказкой делают, – он в жизни ни на что не ставил и ни во что не играл, готов поспорить. Кандлер также лично занимался здоровьем Эдварда Б. Марлоу – президента банка. В общем, та медсестричка меня уговорила, и я подписался. Руку даю на отсечение – такая уговорит любого, кого захочет, что она и сделала с тем списком, и все согласились. Только что толку? Дюваля все равно ни за что не выпустят, пока он не расколется и не выдаст пусть не все, но хотя бы основную часть денег. Ему, конечно, можно утаить тридцать или сорок тысяч, отбрехавшись тем, что они, мол, уже истрачены, но покуда на нем висит вся эта огромная сумма – вы можете собрать подписи всех поголовно жителей штата Калифорния, включая грудных младенцев, – и его по-прежнему будут держать в тюрьме.
– Хорошо, – сказал Мейсон, допивая стакан и ставя его на стол, – спасибо еще раз, но мне действительно пора.
Баллард вскочил:
– Так скоро? Но вы же только что пришли!
Мейсон улыбнулся и встал.
– Извините, но у меня сегодня поздняя деловая встреча. Благодарю за помощь и гостеприимство.
– Жаль, что мы не можем выпить еще по одной.
– Спасибо, достаточно. Когда я за рулем – это мой предел.
Пожелав хозяину спокойной ночи, Мейсон вернулся в машину, съехал задним ходом с подъездной дорожки и направился к себе.
Уже у дома, у самого спуска в гараж, он заметил ночного сторожа, который украдкой подавал знак рукой, означавший, что лучше пока отъехать обратно. Мейсон резко затормозил, включил заднюю скорость и уже начал было выезжать снова на улицу, как из гаража выбежал человек и бросился вслед за машиной. Поравнявшись с ней, он рывком открыл дверцу и спросил:
– Вы – Перри Мейсон?
– Что вы хотите?
Человек протянул ему какой-то свернутый в трубочку документ:
– Повестка в суд. Завтра в десять утра вы должны предстать перед Большим советом присяжных. Принесите с собой все деньги и любые другие платежные документы, полученные вами в качестве оплаты от Арлен Дюваль. Спокойной ночи!..
Человек захлопнул дверцу автомобиля Мейсона, повернулся и пошел вниз по спуску в гараж. Мейсон снял ногу с педали тормоза, и его машина плавно покатилась за неожиданным ночным визитером.
Стоящий сбоку сторож склонился к полуопущенному переднему окошку:
– Кто это был? Судебный исполнитель?
– Да.
– Я так и подумал. Я хотел предупредить вас, но не было никакой возможности выйти вам навстречу.
– Ничего страшного. Он разыскал бы меня рано или поздно.
– Дьявол! Мне искренне жаль, мистер Мейсон, но я и впрямь никак не мог оставить гараж, чтобы встретить вас, да и мне кажется, что тогда он бы заподозрил…
В этот момент судебный исполнитель вышел из гаража им навстречу и направился вверх по спуску, миновал их, но, пройдя метра два, повернул назад к Мейсону.
– Не сердитесь на меня, мистер Мейсон! Я всего лишь исполняю свои обязанности.
– Я не сержусь. Но было бы лучше, если б я узнал об этом немного раньше.
– Но я и сам в таком же положении. Окружной прокурор Гамильтон Бергер вручил мне эту повестку не более часа назад и сказал: «Доставь ее сегодня же и во что бы то ни стало передай лично в руки Перри Мейсону». Так что видите, сколько у меня времени было. А сейчас, извините, пойду. Мне очень приятно, что вы ничего против меня не имеете, потому что многие реагируют совсем по-другому. Моему коллеге сегодня не повезло еще больше – он должен известить… ну, в общем, другого человека. А мне повезло – я вытащил вас. Вы – юрист и знаете, как делаются такие вещи. И вы не рассердитесь. В конце концов, это моя работа. Вы были очень любезны, мистер Мейсон, большое спасибо и спокойной ночи.
Человек повернулся и пошел вверх на улицу.
Когда он уже скрылся за поворотом, к Мейсону снова подошел ночной сторож:
– Я все время думал, как бы мне дать вам знать, но ничего стоящего в голову так и не пришло. Он показал звезду – огромную, как тарелка. Если б не это, я б его и близко не подпустил.
– Успокойся, Майк, все в порядке, – сказал Мейсон, – ты ничего не мог поделать. А сейчас мне опять надо ехать.
Мейсон развернул машину, выехал вверх по спуску на улицу и свернул к автозаправке. Оттуда он решил не откладывая позвонить Полу Дрейку.
– Пол еще у себя? – спросил он у ночного оператора.
– У себя, мистер Мейсон. Вас соединить?
– Да, пожалуйста.
Не прошло и полминуты, как в трубке послышался голос Дрейка:
– Я как раз собирался тебе звонить, Перри.
– Что такое?
– Это касается того парня – Джордана Л. Балларда, о котором я говорил.
– Ах да, но я… – Что-то заставило Мейсона остановиться на полуслове.
– Что – ты? – переспросил Дрейк.
– Ничего. Сначала давай твои новости.
– Этот парень мертв.
– Что?!
– Баллард мертв. И если ты с ним не переговорил, то другого шанса у тебя уже не будет. Чертовски досадно, конечно, потому что у него имелась какая-то информация и он сообщил ее полиции… Позор! И будь я проклят, Перри, если знаю, почему и как это произошло.