После истребления дома Сатакэ и роспуска его самураев Мито-но Косукэ, служивший каро, отказался прекратить поиск своей дамы, так как решил посвятить этому весь остаток своей жизни, пока не иссякнет последняя надежда на успех. Но ему пришлось переехать к Хираи в провинцию Симоцукэ (позже уезд Сицуга на реке Наганогаве недалеко от Тотиги). Теперь он находился слишком далеко от усадьбы своего господина в Хитати, и к тому же за ним непрестанно вели слежку самураи Иссики, обосновавшиеся в этой вотчине и уделявшие должное внимание любым поползновениям этого ронина истребленного дома. Вместе с ним жили его сын Котаро-но Тамэхиса, а также два его племянника – Гото Хёсукэ Сукэтака и Дайхатиро Такацуги. Котаро едва исполнилось 20 лет, Дайхатиро было 22 года, а Хёсукэ, которому позже было суждено стать каро при Огури Сукэсигэ, уже стукнуло 26 лет. Молодые люди отличались большими успехами в воинском искусстве, особенно на скаковом круге и в школе фехтования. При Удзимицу и Мицуканэ возможностей для активной службы на поле брани в Камакуре возникало маловато. У Косукэ сложился быт как у земледельца госи (дворянина, занимающегося сельским хозяйством), а трое молодых людей сходили за его сыновей.
Однажды они решили с утра отправиться на охоту. Подножие гор Симоцукэ находилось совсем рядом, и эти трое в скором времени углубились в лес. Их, однако, преследовал сам злой рок неудачи. День клонился к закату, а забавы, раньше приносившей только радость, как-то никак не получалось. Ни малейшего признака живого существа заметить не удавалось. Время приближалось к трем часам дня, и поздней осенью темнело рано. Первым с разумным предложением выступил Мито-но Котаро. «Нам придется возвращаться с пустыми руками, и над нами будут потешаться. Давайте-ка хотя бы прочешем как можно большее пространство. Я мог бы пойти прямо к долине. Наш Котаро пойдет в западном направлении в обход горы. Таким образом, будем надеяться на то, что кому-то из нас все-таки повезет или нам удастся подыграть друг другу». На том юноши и порешили. Пожелав друг другу удачи, они разошлись, и братья Гото отправились вверх по долине. Мито-но Котаро развернулся, чтобы начать подъем на гору и перейти в соседнюю долину, пролегавшую западнее. Восхождение прошло, что называется, с подъемом. Зато спуск с противоположной стороны грозил катастрофой. Наступив на покрывало из сухих листьев, разбросанное среди поросли кустарника и прочего лесного мусора в виде камней, лишайника, палок, обманчиво успокаивающих взгляд, Котаро провалился в глубокую яму. Ошарашенный после падения, он взглянул вверх и увидел где-то далеко свет. Выбравшись из мусора и камней, свалившихся вместе с ним, он попытался определиться с тем, что окружало его в яме. Даже с помощью лука он не мог дотянуться до перекрытия принявшей его полости в горной породе. Дело приняло самый скверный оборот! Понятно, что, не имея крыльев, он не мог выбраться тем же путем, которым сюда попал. Он находился в середине дикого леса, куда селяне заходили редко, разве что забредали во время охоты. Ждать помощи с этой стороны вряд ли стоило. Рассчитывать оставалось только на свои собственные силы. И особой радости все это не обещало. Увы! Ему грозило стать нуси (злым духом) этого места, никто не помолится на помин его души, кроме зайцев и медведей, но они уже знали, что его следует избегать. На самом деле судьба могла бы отнестись к нему благосклоннее. Сто лет спустя, быть может, потомки найдут его выбеленные кости и ржавый меч, объявят О-Ана Сама объектом поклонения и отправления религиозного культа в большом храме. Но к тому времени его печальный дух прекратит свое существование из-за отсутствия пропитания. Но что это там за свет, дающий возможность рассмотреть грустное окружающее пространство?
Тут до него дошло, что свет бьет ему в глаза, он исходит не сверху, а откуда-то напротив. Он взглянул вверх. Да, свет в пещеру поступал из двух источников: сверху, откуда он сюда провалился, а также от источника перед глазами в некотором удалении от нашего страдальца. Было ли в этом свете что-то сверхъестественное? Котаро снял застежку на ножнах меча и направился ко второму источнику света. Пещера становилась шире. Потом донесся звук журчащей воды. Через некоторое время он дошел до выхода из грота, возле которого протекал горный ручей. Ему несказанно повезло. Бесспорно, перед ним лежала долина, куда он направлялся на охоту. В каком же направлении теперь идти: вверх или вниз? Его мучила жажда, и он наклонился к ручью напиться. Вацу! Он отпрянул. В ручейке текла вода красного цвета. Котаро попробовал предположить так: «Кто-то выше по течению полощет дамские юбки. Их краситель оказался низкого качества и теперь линяет под воздействием воды. Где-то там должна находиться деревня, и у ее жителей можно разузнать дорогу домой». У источника рядом с входом в пещеру он нашел родник, очистил русло небольшого ручейка и пошел вверх к его началу. В скором времени увидел женщину, сидящую рядом с ручейком. Она энергично била и терла материю, будто бы пропитанную красным пигментом. Со звуком «шмяк, шмяк, шмяк» она стирала одежду. «Кова, – подумал Котаро и сказал: – Какая симпатичная девушка! Кто бы мог подумать, что в горной долине от посторонних глаз спрятана такая красота! Жители самого города Мияко хотели бы рассчитывать на такую находку, нэсан (старшая сестра)! По неловкости провалившись в пещеру, я заблудился в горах. Где-то там выше должна находиться деревня, где можно будет попросить показать мне дорогу домой и дать что-нибудь попить». Женщина подняла глаза, увидела его и вздрогнула. Страх при виде мужчины и сочувствие очаровательному молодому человеку появились на ее лице. Она произнесла: «Увы! Я тоже не здешняя жительница. Но дорогу вам с радостью покажу…» Котаро, пристально присмотревшийся к одежде, которую она стирала, оборвал ее речь и спросил: «Нэсан, что это вы там отмываете?» – «Кровь. Ни в коем случае не продолжайте свой путь вверх по ручью. Там находится логово печально известного разбойника Тикумы Таро. Он со своей шайкой обложил данью все деревни в округе, грабит земледельцев и отбирает у них дочерей. Симпатичных и покладистых они продают, и похитители людей везут их в города вдоль дороги Накасэндо и даже в саму столицу. У тех из девушек, кто отказывается выполнять прихоти разбойников, в качестве наказания за непокорность отрезают груди. Одну такую женщину только что подвергли данной экзекуции. Она осмелилась проявить чувство собственного достоинства и неповиновение, поэтому главарь банды для назидания всем остальным доставил ее в шайку на расправу. Ее-то одежду я как раз и пытаюсь отстирать. Ее плоть приготовят на закуску к вину, которое они будут пить сегодня ночью. Я так полагаю, что вы, милостивый государь, занимаетесь земледелием и живете в одной из соседних деревень. Моего отца, служащего при Симоцуке госи-самураем, вызвали с его людьми к нашему господину в Ояму. В его отсутствие эти разбойники напали на нашу деревню и увели меня с другими женщинами с собой. Я вам покажу путь к спасению. Иначе они замучают вас ради развлечения по время своей попойки. Ни в коем случае не ходите дальше».
Котаро сочувственно глядел на женщину. Теперь она расплакалась. «Соберитесь с духом, нэсан. С вами разговаривает не какой-то землепашец или трус. Вы и ваша сестра, по несчастью, скоро вернетесь домой. Ну-ка, расскажите мне, где находится логово этих разбойников? Тикуму ждет скорая расплата за его злодеяния». Он указал луком куда-то вверх по течению жестом, означающим угрозу и требование одновременно. Женщина все поняла. Она радостно ухватила его за рукав и низко поклонилась. «Там наверху вам встретятся бревенчатый мост и дорога, причем уже обветшалые. Эти развалины цитадели времен войны Нитта тайсё оставлены для введения прохожих в заблуждение. Разбойники их не тронули, чтобы сбить с пути тех мужей, что придут искать их настоящее жилище. Держитесь берега этого потока. В скором времени покажутся ворота (сэкимон). Они служат внешним входом. Пусть ками (боги) охранят вас и даруют успех вашему предприятию. Но лучше крепко подумайте, прежде чем приступать к делу». Котаро мягко освободил рукав, за который она все еще держалась, будто пытаясь остановить юношу. «Не бойся. Веди себя обычным образом, выполняй свои обязанности и постарайся не насторожить разбойников».
Попрощавшись с женщиной, он пошел в указанном направлении. Свернув у моста на тропу, он вошел в лес и стал карабкаться по протоптанному пути, ведущему вверх по скалам, омываемым ручьем. Скоро он вышел на просеку. Здесь наш самурай увидел стену с воротами. Котаро начал кричать на пределе своих легких: «Эй! Ай! Айя! С трепетом и почтением прошу предоставить путнику, заблудившемуся в горах, пристанище на ночь. Голодный и усталый, я не могу идти дальше, не могу насытиться и собранными лекарственными травами». На последний призыв откликнулся неухоженный человек. «Лекарственные травы! Ты что, лекарь? И какой леший (онисама) занес тебя к нам? Мы не держим ни приюта, ни гостиницы.[16] Но раз уж ты пришел, можешь рассчитывать на ночлег… Бутасан, иди и сообщи Тикума-доно, что к нам пожаловал лекарь. Быть может, удастся вылечить его рану от стрелы. А вы, господин лекарь, пока что отдохните и что-нибудь поешьте». Ждать пришлось недолго. Тикума Таро, получивший ранение во время своей недавней вылазки в долину, обрадовался, услышав про заблудившегося лекаря. Он приказал незамедлительно привести к себе медицинского работника с его снадобьями. «Пусть сначала вылечит, а расплатимся с ним потом, – зловеще подумал он. – В конце-то концов, вся наша братия нуждается в услугах лекаря, а не только любовниц».
Попрощавшись с женщиной, он пошел в указанном направлении. Свернув у моста на тропу, он вошел в лес и стал карабкаться по протоптанному пути, ведущему вверх по скалам, омываемым ручьем. Скоро он вышел на просеку. Здесь наш самурай увидел стену с воротами. Котаро начал кричать на пределе своих легких: «Эй! Ай! Айя! С трепетом и почтением прошу предоставить путнику, заблудившемуся в горах, пристанище на ночь. Голодный и усталый, я не могу идти дальше, не могу насытиться и собранными лекарственными травами». На последний призыв откликнулся неухоженный человек. «Лекарственные травы! Ты что, лекарь? И какой леший (онисама) занес тебя к нам? Мы не держим ни приюта, ни гостиницы.[16] Но раз уж ты пришел, можешь рассчитывать на ночлег… Бутасан, иди и сообщи Тикума-доно, что к нам пожаловал лекарь. Быть может, удастся вылечить его рану от стрелы. А вы, господин лекарь, пока что отдохните и что-нибудь поешьте». Ждать пришлось недолго. Тикума Таро, получивший ранение во время своей недавней вылазки в долину, обрадовался, услышав про заблудившегося лекаря. Он приказал незамедлительно привести к себе медицинского работника с его снадобьями. «Пусть сначала вылечит, а расплатимся с ним потом, – зловеще подумал он. – В конце-то концов, вся наша братия нуждается в услугах лекаря, а не только любовниц».
Когда вожаку представили Котаро, тот посмотрел на него с некоторым изумлением. Медицинского инструмента в виде лука Тикума никогда не видел, но он успокоил себя тем, что в своей жизни мало общался с людьми его профессии. Со своими недугами он привык бороться с помощью сакэ, а тут ему пришлось в большом количестве употребить этот напиток. Он всегда рассчитывал на лечебные свойства повязки и доброй попойки. Если они не помогали, тогда положение можно было считать безнадежным. Сейчас довериться врачу его заставляли страх за свою жизнь и непереносимая боль. Он бы предпочел снять с врача голову, чем разрешить ему проводить на себе операцию. Тем временем наш самурай тоже пристально рассматривал главаря шайки. Когда Котаро ввели в мрачную комнату, он увидел громадную неуклюжую тушу человека, обложенную подушками для сидения. Из копны волос как у демона-призрака Сёки на него взирали два светившихся яростью глаза. Пьяный лохматый, с низкими бровями бандит покачивался из стороны в сторону. «Наруходо! Вот как! Разве лекарю положено носить лук?» – прорычал Тикума, свирепо глядя на юношу. Котаро рассмеялся: «Он мне нужен для стрельбы по кроликам, а не по целебным травам. Мой уважаемый учитель требует собирать в горных низинах не только растения, но и кое-что ловить силками для блюд из тушеного мяса, дабы укрепить его стареющий организм». – «А зачем тебе мукахаги (поножи)? Их надевают на войну, а не собирать траву». Ответ Котаро прозвучал безмятежно: «Ты подозреваешь в моей скромной персоне самурая? Взгляни! Они висят совсем свободно. Во время прогулок в горах довольно-таки часто можно встретить волков и ядовитых змей. Эти штуки предохраняют ноги от их укусов».
Тикума что-то проворчал под нос. Подозрения его еще не совсем развеялись, но мощный приступ боли в распухшей руке заставил поменять течение мыслей в голове разбойника. «Я получил легкое ранение в руку, совсем пустячное. Думаю, его можно исцелить без особого труда. Если поможешь мне от него избавиться, награда будет такой, что ты, лекарь, больше не испытаешь нужды в том, чтобы отправляться за кордон искать лекарственные травы. Так что приступай к делу. Наложи снадобья и получай награду за труды». Котаро предупредил своего пациента: «Сначала надо бы осмотреть свою рану. Уму! И это ты называешь пустяком! Руку разнесло так, что она увеличилась в два раза против ее нормального вида. Черные пятна означают омертвение плоти. Так тебе больно?» Он потыкал наконечником стрелы в потемневшую плоть. Тикума даже не пошевелился. Тогда Котаро тронул опухшую красную массу, окружавшую эту черную плоть. Тикума отреагировал стоном. Он уже готов был уничтожить самозваного лекаря. Вид ужасной гниющей массы остановил его не знавшую пощады руку. Котаро старательно показывал, что, кроме раны, его ничто больше не интересует. «Лечить надо без промедления: будет больно, но терпимо. Потом наложим повязку в соответствии с передаваемым по наследству приемом, и в скором времени рана заживет буквально на глазах. Обещаю освобождение от любой боли, причем совсем скоро». – «А снадобье, Таро, у тебя с собой?» – поинтересовался оживившийся разбойник. «Нужное снадобье ты получишь, даже не сомневайся, – пообещал Котаро. – В таком прекрасном месте должно находиться много женщин. Только они способны поддерживать достойный уют и порядок. Пусть твои соратники освободят место и прикажут женщинам принести сакэ, побольше полотна, а также заостренные бамбуковые палочки». По сигналу Тикумы разбойники сгрудились в дальнем углу зала. Вошли женщины и принесли все, о чем он попросил. С ними появилось полотно, отобранное у киотских купцов; горячая вода в кувшинах изысканной красоты, похищенных у богатых госи соседних деревень, а также сакэ, отнятое у местных селян. Одна только родниковая вода досталась разбойникам честным путем. Котаро наконец-то осмотрел своего пациента. По правде сказать, всю пораженную гангреной плоть следовало незамедлительно удалять. Сжав кисть руки, он проверил пульс. Тук, тук, тук, тука, тук, тука, тук. «Хорошо, что случай привел меня к вам сюда. У тебя развилась очень опасная лихорадка. Покажи язык. Красный, бледно-красный! Если бы был белым, тебе грозила бы смерть; если черным – ты покойник.[17] Терпи! Будет немного больно, зато потом…» Котаро взял заостренную бамбуковую палочку и вонзил ее глубоко в рану. Он вращал палочку, рвал и резал омертвевшую плоть. Тикума ревел и стонал от страдания, остальные разбойники подвывали ему и ревели тоже. «Фуси! – бормотал Тикума. – Какая боль! Тысячу ран от стрел легче стерпеть, чем такое лечение. Ах! Больно! Больно! Господин лекарь, вознаграждение будет даже больше, чем обещалось. Все удовольствия жизни предложит тебе [моя братия]. Ни одного устройства [для причинения страданий] не упустим. Айя!» – «Не вертись, – только и промолвил Котаро. – Такое лечение передал нам знаменитый Сото из Со-но Куни (Китая). По традиции считается так, что тем самым Син-но Ёфуку лечил все раны на протяжении десятилетий, и умер он в весьма преклонном возрасте на территории нашей благословенной Японии. Все! Бинтуем?» Он плотно обмотал бинтом рану, представляющую собой вывернутое кровавое мясо, и затянул узел со всей силой. Тикума вздохнул с облегчением. «Мне, вашему Таро, совсем не полегчало, – простонал он. – По сравнению с прошлым боль только усилилась». – «Это потому, что боль из больной руки передается в здоровую руку. В нее отдается ее пульсация. Давай ее тоже забинтуем, и тогда боль уйдет». Тикума Таро послушно протянул свою левую руку. Котаро забинтовал здоровую левую руку точно так же, как и покалеченную правую конечность разбойника. Теперь у него в руках находились два конца бинтов. Он быстренько загнул руки гиганта за спину и там их накрепко завязал. Наконец-то до Тикумы Таро дошел коварный замысел «лекаря». «Ах! Ну что за мошенник этот лекарь! Теперь ваш Таро превратился в пленника». – «Именно так и есть, – промолвил Котаро. – Куда бы спрятать этого негодяя? Ах да! Привязать к колонне». Он подтащил Тикуму к ближайшему столбу и накрепко привязал его к нему с помощью оби (кушака). Разбойники вместе с Тикумой издали рев. Котаро вытащил меч Тикумы и встал над беспомощным вожаком банды. «Теперь, разбойнички, если кто-то из вас пошевелит рукой, ваш главарь простится с жизнью. Выполняйте мои указания, и я его отпущу. Пусть пока женщины принесут сакэ с рыбой, но никакого мяса!» Его передернуло от мысли о том, какое угощение должны были готовить для разбойников. После этого он тщательно сложил подушки за спиной беспомощного Тикумы, откуда он мог наблюдать за самим главарем и его последователями. Женщины обслуживали его так, как будто он выступал в роли самого Тикумы. Он жадно с шумом поглощал пищу. Оставим Котаро на время за этим его занятием.
Ведь пора бы разузнать о судьбе его братьев. Какое-то время они карабкались и спускались по горам, проталкивались и скатывались через заросли запущенного леса. Ни малейших признаков потенциальной добычи на глаза не попадалось. Юношам на самом деле не везло. Ничего не оставалось, кроме как повернуть к дому. Они уже решили было это сделать, как услышали крик оленя. С надеждой посмотрев в направлении, откуда доносился этот крик, они ничего не увидели. Снова донесся звук «кии, кии», но все равно его источника видно не было. Дайхатиро высказал свое сомнение: «Такое впечатление, что звук доносится из кроны деревьев, но олени не умеют летать». Они осторожно двинулись на звук. И тут он раздался практически над их головами. Взглянув наверх, самураи, к своему изумлению, увидели огромную змею,[18] кольцами обвивавшую мощный ствол хэби мацу. Змея схватила оленя за задние ноги, наполовину его проглотила и начала переваривать, а несчастное животное в ходе этого противоестественного процесса издавало слабые звуки. Огромные узлы дерева, напоминавшие кольца змеи, казались как бы ожившими. Хёсукэ натянул тетиву лука со стрелой. Дзинь! И стрела вонзилась в левый глаз ужасного пресмыкающегося. Вторая стрела ударила ее в глотку и пробила гада насквозь. Смертоносные кольца чудовища стали медленно разматываться. Выпустив оленя, змея спустилась со ствола дерева и, яростно сверкая оставшимся глазом, стала приближаться к братьям, мужественно стоявшим не шевелясь. Хёсукэ нарушил молчание: «Дайхатиро, готовь свой меч». И вынул третью стрелу. Тщательно прицелившись, он отпустил тетиву. Эта стрела вошла громадному пресмыкающемуся прямо в правый глаз. Через мгновение ее голова лежала на земле. Дайхатиро пнул все еще извивающееся тело. «Знатный выстрел, брат. Какая насмешка над Котаро. Бьюсь об заклад, он ничего не добыл и ушел домой ни с чем. Ты посмотри! Уже наступила ночь. Давай заберем с собой оленя и эту голову. Разве можно оставлять такую добычу?» Хёсукэ ему ответил: «Да, больше нам не на что рассчитывать. Но так получается, что, скорее всего, придется провести ночь в лесу, так как до Хираи нам не добраться. На деревьях растут факелы, но их еще надо зажигать. Тем не менее ночь можно провести в каком-нибудь шалаше охотника».