– Месье Лански? – осведомился он, увидев Бориса, и натянул на свое лицо дежурную улыбку, которая только слегка искривила его рот, нисколько не изменив общего выражения.
– Да, я Борис Ланский… – Борис почувствовал какое-то странное беспокойство в присутствии этого человека.
– Бонжур, месье! Бонжур, мадам! Меня зовут Агат, Поль Агат, ваш дядя поручил мне встретить вас. – Безликий тип предупредительно подхватил их чемоданы, взгромоздил на тележку и покатил к лифту, ведущему на парковку.
– Сколько времени мы проведем в Марселе? – спросил Борис, едва поспевая за провожатым.
– Нисколько! – отозвался тот, не поворачивая головы. – Ваш дядя очень плох. Он хочет как можно скорее увидеться с вами. Так что мы прямо отсюда поедем на его виллу.
– Но я хочу отдохнуть и привести себя в порядок! – взбунтовалась Нелли. – Я должна хотя бы принять ванну… я не могу прямо из самолета снова отправляться в дорогу…
– Извините, мадам! – На этот раз Агат полуобернулся. – Извините, мадам, но дело не терпит отлагательств. У вас будет возможность отдохнуть на вилле…
Нелли хотела возмутиться, возразить, но невыразительное лицо и холодный, безжизненный тон Агата заставили ее замолчать. Она поняла, что с этим человеком спорить бесполезно.
Возле большого черного «Мерседеса» их ждал шофер – хмурый приземистый тип со сросшимися на переносице бровями, как будто вышедший из гангстерского фильма шестидесятых годов. Не говоря ни слова, он положил чемоданы Ланских в багажник и сел за руль.
На выезде из многоэтажной парковки они ненадолго задержались: у маленького серебристого «Пежо» заглох мотор. Водитель «Мерседеса» нетерпеливо посигналил. Вдруг откуда-то из-за будки шлагбаума появилась высокая, бедно одетая пожилая женщина с коротко стриженными седыми волосами и холщовой сумкой на плече. Шагнув к окну черной машины, она забормотала, мелко тряся головой:
– Господа, помогите бедной женщине! У меня нет средств к существованию… я сегодня не обедала… добрые господа, хотя бы одно евро! Хотя бы пятьдесят центов…
– Отвали, старая ведьма! – рявкнул на нее водитель. – Отвали, или я пересчитаю твои ребра!
– Простите, добрые господа… – пролепетала старуха, отшатнувшись, как от удара. Она споткнулась и едва не упала, но удержалась на ногах, упершись рукой в левое крыло «Мерседеса».
– Перед выборами Сарко обещал очистить страну от нищих, – недовольно пробубнил шофер, снова нажимая на сигнал. – И где теперь эти обещания? Старая ведьма наверняка испачкала мою машину, а я ведь ее только что помыл!
Наконец «Пежо» завелся и освободил выезд. Водитель «Мерседеса», что-то недовольно проворчав, нажал на газ, стремясь наверстать потерянное время.
Высокая старуха проводила черную машину цепким внимательным взглядом: никто не заметил, как она прикрепила к крылу «Мерседеса» небольшой черный диск.
Выждав несколько минут, пожилая женщина села в припаркованный поблизости вишневый «Ситроен» и пустилась в погоню за автомобилем Агата.
Она вела машину удивительно быстро и уверенно для своего возраста.
Через несколько минут черный «Мерседес» показался впереди. Его отделяло от преследовательницы метров пятьдесят, когда пожилая женщина достала из «бардачка» небольшой пульт с единственной кнопкой на крышке. Придерживая руль левой рукой, она нажала на кнопку.
Черный автомобиль как будто внезапно споткнулся. Он подпрыгнул на дороге, развалился на две неравные половины и расцвел дымно-багровым цветком. На шоссе посыпались осколки стекла, пылающие обломки покореженного металла.
Только после этого прогремел взрыв.
Ехавшие следом машины тормозили, сворачивали, налетали друг на друга, пытались объехать место катастрофы. Вскоре на шоссе творился самый настоящий ад.
В этом аду никто не заметил, как высокая, бедно одетая женщина припарковала у обочины вишневый «Ситроен», выбралась из него и подошла к догорающему остову «Мерседеса». Возле него толпились свидетели катастрофы, кто-то пытался помочь пострадавшим.
– Оставьте, все мертвы! – махнул рукой рослый бретонец с длинными светлыми усами. – Скоро подъедет полиция и медики, они сделают все, что нужно…
Действительно, вдалеке уже были слышны приближающиеся звуки полицейской сирены.
Пожилая женщина подошла еще ближе. Она увидела расплывающиеся пятна крови на асфальте, осколки стекла. Из-под обломков машины на уровне заднего сиденья наполовину высовывалась мертвая мужская рука. Женщина опустилась на корточки, воровато оглянулась. На нее никто не смотрел.
Тогда она быстро вытащила из сумки небольшой складной нож с перламутровой ручкой, выщелкнула короткое широкое лезвие, молниеносным движением отхватила у мертвой руки первую фалангу мизинца и спрятала ее в сумку. К сожалению, у нее не было возможности завершить ритуал.
– Мадам, вы ничем уже не можете помочь этому человеку! – раздался у нее над головой низкий сочувственный голос. Оглянувшись, женщина увидела усатого бретонца.
– Боюсь, что вы правы, месье! – скорбно проговорила она, поднимаясь на ноги.
Вернувшись к своему «Ситроену», пожилая женщина достала из «бардачка» измятый, вытертый, покрытый жирными пятнами листок бумаги, разложила его на приборной доске. Тонким, тщательно очиненным карандашом она вычеркнула еще одно имя – Борис Ланский.
Сегодня она сделала очень важную часть дела, перехватила объект буквально на последнем дюйме. Еще немного – и он был бы недоступен, а значит – дело было бы провалено.
Однако работа не закончена. В списке осталось последнее имя, против которого стоял жирный вопросительный знак.
Значит, придется возвращаться в Россию.
Я проснулась оттого, что комнату заливало утреннее солнце, и Бонни уже не было в кровати.
Он стоял на ковре с моей стороны и за ногу стаскивал меня на пол.
Правда, надо отдать ему должное – он не вонзил в мою ногу свои страшные клыки и удивительно ловко прихватил ее губами, но спать в таких условиях не представлялось возможным.
– Бонни, что ты себе позволяешь! – простонала я. – Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени?
Увидев, что я проснулась, пес выпустил мою ногу, схватил с тумбочки будильник и поднес к самым моим глазам.
Тем самым он хотел ответить, что он-то прекрасно знает, сколько сейчас времени, а вот я…
На будильнике была уже половина девятого.
– Ты хочешь сказать, что пора на прогулку? – проговорила я с мучительным стоном.
Он издал такой выразительный рык, что последние сомнения отпали: пора, давно пора, Бонни и так уже терпит из последних сил!
– Ну ладно! – вздохнула я, спуская ноги с кровати.
Душ я приняла наспех – иначе я просто не смогла бы выйти из дому. Об утреннем кофе не приходилось и мечтать – Бонни меня просто растерзал бы. Я пристегнула поводок, подошла к двери…
И тут резко, требовательно зазвонил дверной звонок.
Обычно я спрашиваю, кто звонит. Но тут мы уже и так собирались выходить, к тому же я еще не вполне проснулась, поэтому открыла без всяких вопросов.
На пороге стояла высоченная девица, затянутая в черную кожу, как какая-нибудь эсэсовка из фильма про войну.
– Вы кто?! – спросила я, попятившись.
– Я от Алевтины Романовны! – отчеканила та, причем мне показалось, что она щелкнула каблуками.
– Нам уже не нужно… – ответила я, пытаясь снова закрыть дверь.
– Как – не нужно?! – девица расстегнула огромную сумку, больше всего напоминающую офицерский планшет, и ловко выхватила оттуда пачку бумаг с разноцветными печатями: – Вот мой диплом кинолога-собаковода… вот персональная рекомендация председателя общества любителей мастифообразных собак, а вот – еще одна, от общества бордосских догов…
– Сказано вам – не нужно! – повысила я голос. – Неужели не понятно? Вам что, по-английски повторить? Или на языке индейцев майя?
С этими словами я еще раз попыталась выставить наглую девицу из квартиры, но она держалась насмерть и вытаскивала из своего планшета новые документы – наверное, удостоверение, подтверждающее, что у нее характер шестого класса твердости по шкале Бофорта…
И тут в наш разговор вмешался Бонни. Он набычился, приоткрыл пасть, показав незваной гостье свои огромные клыки, и зарычал тем самым низким, утробным звуком, который я сперва приняла за звук работающего пылесоса.
– Ваша собака очень плохо обучена! – процедила девица, переведя взгляд с меня на Бонни. – Ей просто необходима твердая рука профессионала!
Рычание Бонни изменило тональность, перейдя в более высокую часть частотного диапазона. Бонни шагнул вперед и легонько боднул гостью.
Хотя со стороны казалось, что он всего лишь слегка подтолкнул ее своей огромной головой, она вылетела из квартиры, как пробка из бутылки, и полетела вниз по лестнице с таким грохотом, как будто состояла из плохо скрепленных металлических деталей. Не зря Алевтина Романовна говорила о ее исключительной твердости!
Я с опаской проследила за полетом девицы – не дай бог, разобьется насмерть!
Но она была достаточно ловкой и тренированной и на следующей площадке сумела удачно затормозить. Она встала на ноги, собрала свои рекомендательные письма, рассыпавшиеся по ступенькам, и, гордо выпрямившись, удалилась, что-то раздраженно бормоча.
А я облегченно перевела дыхание и с уважением взглянула на Бонни.
– В данном случае твое вмешательство было своевременным, – проговорила я довольно строго. – Но впредь не делай этого с посторонними людьми, а то у нас могут быть неприятности!
Он выразительно рыкнул, как будто сказал мне: «Да что же я, не понимаю, когда можно, а когда нет? И вообще, ты не забыла – мы собирались на прогулку! А то как бы чего не вышло…»
Я кивнула, вывела его из квартиры и тщательно заперла дверь.
Мы спустились по лестнице пешком – ехать с Бонни в лифте я была еще не готова.
Оказавшись в холле, он неожиданно потянул меня не к выходу, а в противоположном направлении. Я удивленно взглянула на него и тут вспомнила, что Борис Алексеевич говорил про отношения Бонни со статуей Фемиды.
– Бонни, не смей! – вскрикнула я и изо всех сил потянула за поводок.
С таким же успехом я могла бы пытаться остановить набирающий скорость Восточный экспресс. Бонни стремился к злополучной статуе, как паломники стремятся к какой-нибудь святыне.
– Стой! – завопила я и сделала вторую попытку.
На этот раз я подбежала к статуе, опередив Бонни, и заслонила ее собой, отталкивая в сторону наглого дога.
– Это же все-таки скульптура, а не телеграфный столб! – завопила я. – Надо уважать произведения искусства!
Он обиженно заворчал, но вынужден был отступить.
– Пойдем скорее на улицу, – проговорила я, тесня его к выходу. – Кто-то, по-моему, очень спешил на прогулку…
Обороняя статую, я заметила в нише за ее спиной какую-то бумагу. Возможно, это была одна из тех бумажек, которые рассыпала девица-кинолог, когда Бонни спустил ее с лестницы. Остальные она подобрала, а эта бумажка, подхваченная сквозняком, спланировала до первого этажа и залетела за статую…
Я нагнулась и подобрала бумажку, чтобы позднее изучить.
Сейчас у меня были более насущные задачи.
Мне предстояло выгулять огромного дога, не позволив ему сбежать или совершить что-нибудь уголовно наказуемое – сожрать какую-нибудь маленькую собачку или напугать до потери сознания ни в чем не повинного пенсионера…
Сперва Бонни вел себя как послушный и хорошо воспитанный пес.
Он шел впереди меня с чувством собственного достоинства, не обращая внимания на голубей, прохожих и прочую мелкую живность, попадавшуюся на нашем пути.
Впрочем, надо сказать, что все встречные заблаговременно расступались, давая нам с Бонни дорогу.
Мы шли к зеленой зоне, расположенной по берегам реки Смоленки – к единственному в окрестностях месту, где собаки могут порезвиться и обменяться последними новостями.
Однако не успели мы пройти и четверть пути, как случилось то, чего я ждала и опасалась.
Перед нами появилась кошка.
Точнее, я уверена, что это был кот – наглый и самоуверенный.
Он был худой, облезлый, с рваным ухом и боевыми шрамами на разбойничьей морде – словом, настоящий, прирожденный боец.
Он сел посреди тротуара и принялся умываться как ни в чем не бывало, всем своим видом показывая, кто именно является настоящим хозяином всего этого района.
Бонни, увидев такую наглость, несколько опешил.
Он остановился, удивленно разглядывая наглого кота, и издал негромкое, возмущенное рычание.
Кот на мгновение прекратил умываться и взглянул на Бонни с несомненным удивлением. Казалось, он хотел спросить, что тому нужно, и записывался ли он на прием, как положено, за месяц.
Бонни взревел и бросился в атаку.
Я попыталась удержать поводок, но это было явно не в моих силах.
Пес вырвался и огромными прыжками понесся на наглого полосатого провокатора. Кот еще какое-то время невозмутимо умывался. Затем, когда расстояние между ними опасно сократилось, он вскочил и демонстративно неторопливо припустил в ближайшую подворотню. Бонни несся за ним, пыхтя и топая, как целое стадо слонов, но расстояние до кота непостижимым образом не уменьшалось.
Кот скрылся в подворотне, дог устремился за ним, и мне ничего не оставалось, как последовать их примеру и вбежать под темную арку подворотни.
Мы оказались в обычном василеостровском дворе. В одном его углу темнела какая-то полуразрушенная кирпичная постройка, в другом – росли несколько чахлых кустиков, за которыми спряталась рассохшаяся скамейка. Ни Бонни, ни подлого кота нигде не было видно.
Только этого не хватало!
В первый же день потерять доверенную мне собаку!
Мне уже представились ужасные картины – бездомный Бонни шляется по чужим дворам, прибивается к стае бродячих собак или попадает в руки лихих людей, промышляющих подаянием возле станций метро…
И тут я увидела кончик поводка, торчащий из кустов.
Боясь спугнуть Бонни, я тихонько подобралась к кустам, опустилась на колени и протянула руку, чтобы схватить поводок.
И тут меня ждало разочарование: то, что я приняла за собачий поводок, оказалось валяющимся на земле медным проводом в темной пластиковой изоляции…
Следовало вскочить и броситься на поиски Бонни, но я вдруг заметила, что на скамейке, укрытой кустами, кто-то сидит. В этом, конечно, не было ничего особенного, но не хотелось, чтобы посторонний человек увидел меня в такой глупой позе, ползающей среди кустов. Поэтому я тихонько, стараясь не шуметь, отползла чуть назад. И вдруг узнала того человека, который сидел на скамейке.
Это была та самая затянутая в черную кожу девица, которая только что приходила к нам в квартиру и которую Бонни так ловко спустил с лестницы.
Я застыла в недоумении: что она-то здесь делает?
А делала она следующее: просто-напросто разговаривала по мобильному телефону. Непонятно, почему для этого ей понадобилось уединяться.
Подслушивать чужие разговоры неприлично, но здесь все получилось само собой. Я не подслушивала, я просто услышала, что она говорит.
– Да, к сожалению, не получилось… они уже кого-то наняли… какую-то полную дуру… говорю – не получилось! Но это ничего, попробуем внедриться по-другому. Говорю же – я все сделаю! Что значит – не справилась? Я взяла аванс, и я его отработаю… я вам твердо обещаю… вы меня знаете, я вас никогда не подводила…
Девица еще немножко послушала и сложила телефон с раздраженным и расстроенным видом. Судя по всему, ее кто-то строго отчитал.
Я тихонько отползла назад, встала и, прячась за кустами, отошла в дальний конец двора.
Надо же! Это меня она назвала полной дурой! Интересно, из чего она сделала такой вывод? Да и сама-то она не проявила при нашей встрече большого ума! А какой дурацкий у нее был вид, когда она ползала по лестнице, собирая свои дипломы и рекомендации…
Но постойте, что за странный разговор она сейчас вела? Перед кем оправдывалась за то, что не смогла внедриться в дом Бориса Алексеевича и Нелли? Ведь это она сама потеряла работу, значит, только для нее сегодняшний день оказался неудачным…
Нет, тут что-то не так! Она сказала своему таинственному собеседнику, что постарается внедриться в дом по-другому. И еще – что она отработает аванс… выходит, ее кто-то нанял с непонятной целью. С непонятной и явно подозрительной…
Но у меня самой были сейчас гораздо более важные проблемы: мне нужно было искать сбежавшего Бонни. В душе, однако, шевельнулось тревожное чувство – похоже, что не все так просто в доме хозяев Бонни и как бы не нажить мне неприятностей…
Тут я заметила, что за полуразрушенной кирпичной постройкой виднеется арка, которая ведет во второй двор. Я решительно направилась туда, отложив на будущее размышления о подозрительной девице.
И – о радость! – едва я вошла во второй двор, как увидела Бонни, который неторопливо трусил мне навстречу. Вид у него был какой-то смущенный и обескураженный, а в десятке метров от нас с самым невозмутимым видом сидел прежний ободранный кот и спокойно намывал свою разбойничью морду.
Бонни подошел ко мне с самой искренней радостью, как будто мы расстались много лет назад и нас связывала глубокая и сердечная дружба. Он тут же попытался встать мне на грудь передними лапами и облизать своим огромным языком…
– Прекрати! – воскликнула я, с трудом уворачиваясь от этих обременительных проявлений симпатии. – Ну что, кот тебе показал, где раки зимуют?
Бонни взглянул на меня с обидой и потупился, давая понять, что настоящие друзья ведут себя более тактично и не напоминают о таких неприятных моментах. И вообще, он уже вполне нагулялся один и теперь хотел бы пообщаться со мной, поиграть в подвижные игры на свежем воздухе, совершить экскурсию по историческим местам Васильевского острова…
– Ну уж нет! – проговорила я, завладев наконец поводком. – В следующий раз, если ты будешь вести себя более прилично, мы, может быть, и погуляем подольше, а теперь идем домой! – И я потянула его к выходу из двора.