Почтальонша отступила к двери, снова запустила руку в сумку, словно что-то туда спрятала.
– Так как насчет письма? – напомнила я.
– Не положено! – повторила она, пожевав губами. – Я работу потерять не хочу! Вот вернутся хозяева – тогда и принесу…
И тут в душе у меня шевельнулось смутное подозрение. То есть оно и раньше имело место, но теперь окончательно оформилось и переросло в уверенность.
– А вообще-то к нам обычно Лидия Петровна приходит, – проговорила я самым невинным тоном, на какой была способна. – Почему сегодня вы вместо нее пришли?
– Внучка у нее заболела, – незамедлительно ответила почтальонша. – Вот меня вместо нее и отправили…
– Внучка? – переспросила я, разыгрывая удивление. – Разве у нее есть внуки? Она же еще довольно молодая…
– Ну, значит, такая молодая бабушка… – отозвалась почтальонша и торопливо выскользнула из квартиры.
И тут же Бонни сильно рванулся, так что я не смогла его удержать, и всем своим немалым весом навалился на дверь. Хорошо, что она уже захлопнулась!
– Успокойся, Бонни, успокойся! – повторила я, оттаскивая его от двери. – Пойдем завтракать.
«Как все странно! – думала я, намазывая камамбером второй сухарик. – Стоило мне назвать какую-то несуществующую Лидию Петровну, как эта подозрительная почтальонша поддержала мою игру. Значит, никакая она не почтальонша… кстати, Бонни она явно не понравилась. Но кто же она такая и что ей было нужно в этой квартире?»
Все страньше и страньше, как говорила Алиса, очутившись в стране чудес. Что верно, то верно, непонятных и подозрительных событий вокруг меня происходит предостаточно. И начались они с того момента, как я устроилась в этот дом присматривать за Бонни. Даже еще раньше, когда встретилась с Нелли.
Жена нанимает совершенно незнакомую девицу по объявлению в газете, скрывает это от мужа. Паспорт я ей, конечно, предъявила, но мало ли что, может, он поддельный! Или за мной числится столько квартирных краж… А может, я садистка и начну мучить Бонни… Хотя такое маловероятно, вряд ли Бонни позволит. Самое главное: они совершенно не боятся оставить квартиру, где много ценных вещей, на постороннего человека. Этак можно из отпуска вернуться – а в квартире одни голые стены, даже сантехнику вынесут! И бытовые приборы!
Хоть Борис Алексеевич мне понравился, он – полный лох, раз безоговорочно доверяет жене. Вернее, какой-то Алевтине Романовне, раз ее слово для него решающее. Вот я сослалась на нее – и пожалуйста, располагайтесь, все ваше – и квартира, и холодильник, и вообще все вещи!
Хотя с Алевтиной Романовной тоже странно. Явилась от нее девица, тоже очень подозрительная, зачем-то ей надо было внедриться в дом. А потом ее убили. Кто и за что? Знаю одно: я этого не делала. И наивно было бы думать, что пристукнули девушку просто так – ограбить захотели. Она не то что с одним – с тремя бандюганами справилась бы. Тут хитрый человек орудовал, раз она его к себе подпустила.
Потом подозрительные следы на ковре, и наконец – эта тетка, почтальонша. Ей-то что нужно?
Вопросов у меня накопилась масса, вот с ответами на них было гораздо хуже.
Целый день мы сидели дома, Бонни вел себя прилично. Я валялась на диване, листая журналы, ела орешки и вяленые бананы. Как бы от такой праздной жизни не растолстеть!
Ночь тоже прошла спокойно, бегемот не лез ко мне на кровать. Думаю, это объяснялось тем, что в квартире было жарковато, я забыла спросить у хозяина, как включить кондиционер.
Утром я встала рано и потащила сонного дога на прогулку, чтобы нас видело поменьше народа. Вдруг кто-то опознает Бонни как свидетеля убийства кожаной девицы?
На набережной Смоленки мы встретили только ротвейлера и двух кавказских овчарок – маму и дочку, как сообщила мне их хозяйка. Они мило поиграли с Бонни, мы поболтали о пустяках и, нагуляв аппетит, вернулись домой без приключений.
Мы не успели войти в квартиру, как мой мобильник заиграл мелодию песни «Розовые розы». Я взяла его без опасения, потому что эта мелодия была в свое время выбрана мной для посторонних звонков. Для родных же, то есть для мужа и Альбины, были предусмотрены соответственно «Золотится роза чайная» и песня, которую когда-то исполняла София Ротару, там еще такие слова: «Без тебя дом мой пуст, как зимой розовый куст…»
Очень символично, но, судя по тем словам, что наговорила мне Альбина в последнюю нашу встречу, она по мне не скучает. Разве что кофе некому в постель приносить…
Номер на дисплее высветился незнакомый, но я ответила. Вдруг что-то важное…
– Василиса? – осведомился приятный мужской голос. – Это Герман Прохоров… вы меня помните?
– О, Гера! – обрадовалась я. – Разве я могла вас забыть? Что, неужели мой ролик понравился режиссеру, и он утвердил меня на роль женщины-авиатора?
– Да нет… – Гера поскучнел. – Тот фильм вообще закрыли, неожиданно прекратилось финансирование…
– Ну надо же… – Я вспомнила, сколько пришлось вытерпеть бедному Гере на кастинге, да от одного Маяковского в таком количестве может крыша поехать!
– Примите мои соболезнования, – искренне расстроилась я, – столько трудов – и все псу под хвост.
Бонни взглянул на меня с неудовольствием – выбирай, мол, выражения, я дог воспитанный и непристойных намеков не потерплю. Я зажала трубку щекой, а руки сложила в умоляющем жесте – прости, дорогой, признаю свою ошибку, больше это не повторится…
– Да ладно, – протянул Гера, – я теперь на другом проекте работаю, на телесериале «097»…
– Ноль девяносто семь? – переспросила я. – Это что – кино про учителя математики в средней школе?
– Нет, ноль девяносто семь – это номер, по которому можно вызвать скорую ветеринарную помощь. Ну, знаешь – ноль один – вызов пожарных, ноль два – полиции, ноль три – обычная скорая, а ноль девяносто семь – ветеринарная. Вот, про нее мы теперь и снимаем. Ничего, хорошее кино должно получиться. Самое главное – артисты не капризные, очень покладистые. Собаки, кошки, хомяки… рыбки аквариумные, эти вообще молчат…
– Так что же вы звоните? Неужели хотите предложить мне роль норвежской форели? Или саблезубого тигра?
– Да нет! – Он хмыкнул. – Тигры у нас в сериале не участвуют, вот с крокодилом эпизод есть, он в унитаз случайно провалился, а доблестная бригада скорой ветеринарной помощи его выловила. Пришлось «Водоканал» привлекать, они здорово помогли. И денег не взяли.
– Есть еще на свете бескорыстные люди! – восхитилась я.
– И не говори! Слушай, может, мы на «ты» перейдем?
– Можно, – согласилась я. – Так что тебе нужно-то?
– Помнишь, ты на кастинге стишок читала? Что-то там про теленка и слона… мне бы сейчас этот стишок очень пригодился! Ты его помнишь?
– Да нет проблем! Я тебе и книжку подарить могу. Там не только про теленка есть, там и про рыбку…
И я с выражением продекламировала:
– О! Отлично! – бурно обрадовался Гера. – Самое то! Я тебе на днях звякну, пересечемся где-нибудь в городе!
– Нет проблем…
Управившись с завтраком и засунув грязную посуду в посудомойку, я достала рекламную газету и принялась изучать вакансии, которые предлагали на рынке труда. Две недели пролетят быстро, я должна быть во всеоружии.
Однако сосредоточиться на этом важном вопросе не удавалось, потому что Бонни подошел, негромко поскуливая, и посмотрел прямо в глаза с каким-то странным выражением. Казалось, он хотел сказать: «А ты ничего не забыла?»
– Бонни, мы же только что вернулись с прогулки! – попыталась я призвать его к порядку. – Дай мне немножко передохнуть! Поиграй пока в какие-нибудь тихие игры…
Но он издал низкое требовательное урчание, напоминающее звук мощного автомобильного мотора, и боднул меня головой.
Осознав, что он все равно не отстанет, я сложила газету и страдальческим тоном спросила:
– Ну чего тебе нужно? Поиграть в мячик?
– У-у-у! – проворчал он отрицательно и снова взглянул с каким-то намеком.
– Ну, я просто не знаю, что с тобой делать!
Бонни приоткрыл пасть, выпустив на пол струйку слюны, и тяжело вздохнул, как будто сокрушаясь о моей непонятливости. Наконец он развернулся и куда-то ушел, цокая когтями.
Видимо, не добившись взаимности, он решил развлекаться самостоятельно, что меня вполне устраивало. Я перевела дыхание и снова взялась за газету.
Но не тут-то было!
Снова раздалось цоканье когтей, и Бонни появился передо мной, сжимая в зубах пульт от телевизора.
Так вот в чем дело! Вот чего он от меня добивался!
Я вспомнила слова Бориса Алексеевича: после завтрака Бонни любит смотреть телевизионные новости!
Я поднялась и отправилась вслед за псом в гостиную.
Бонни разлегся на ковре и выжидательно уставился на экран.
Я включила телевизор.
Там шло какое-то ток-шоу, две толстые вульгарные женщины спорили о том, за кого лучше выходить замуж – за финансиста или за звезду шоу-бизнеса.
Я поднялась и отправилась вслед за псом в гостиную.
Бонни разлегся на ковре и выжидательно уставился на экран.
Я включила телевизор.
Там шло какое-то ток-шоу, две толстые вульгарные женщины спорили о том, за кого лучше выходить замуж – за финансиста или за звезду шоу-бизнеса.
Бонни недовольно заворчал.
– Я тебя понимаю, – пробормотала я и переключила программу.
Теперь на экране шел мультфильм с явно садистским уклоном: наглый толстый мышонок приколачивал гвоздями к полу хвост тощего измученного кота с признаками многочисленных хронических заболеваний.
Бонни взвыл.
– Ладно-ладно. – Я снова щелкнула пультом.
Теперь я попала на какой-то бесконечный сериал. Мрачная брюнетка, страдальчески заламывая руки, признавалась заморенному блондину, что он – ее незаконнорожденный сын.
На этот раз я не стала дожидаться реакции Бонни и поспешно переключила канал.
Здесь шли международные новости. Показывали Амстердам, где проходили торжества по случаю дня рождения королевы. Бонни издал одобрительный рык: эта программа его устраивала.
Ну что ж, Борис Алексеевич меня не обманул – его пес действительно обожает смотреть по телевизору новости… хорошо еще, что он не требует при этом пива и чипсов!
Я оставила Бонни перед телевизором и отправилась за своей газетой. Но не успела ее развернуть, как в дверь квартиры позвонили.
Я вздрогнула.
Первой моей мыслью было, что нас с Бонни кто-то видел возле трупа подозрительной девицы, и это полиция явилась, чтобы арестовать меня по обвинению в убийстве.
Но потом я здраво рассудила, что вряд ли полиция действует настолько оперативно. Даже если кто-то и видел нас в том скверике, пройдет довольно много времени, пока нас вычислят. Конечно, Бонни довольно приметный, но все же он не единственный бордосский дог в нашем городе и даже на Васильевском острове…
Кроме того, хотя я прежде близко не сталкивалась с полицией, однако не сомневалась: они звонили бы в дверь громко, уверенно и нетерпеливо. А этот звонок прозвучал как-то робко, вполсилы. Как будто тот, кто звонит, чувствовал себя не в своей тарелке.
В любом случае не имело смысла делать вид, что нас нет дома.
Я тихонько пробралась в прихожую и выглянула в глазок.
Перед дверью топтался очень странный тип.
Взлохмаченный, плохо выбритый, отвратительно одетый, он больше всего был похож на бомжа. Причем бомжа растерянного, испуганного, неуверенного в себе. При этом он мне кого-то смутно напоминал. Однако кого только не пускают в этот якобы элитный дом!
В любом случае опасности этот человек явно не представлял. Тем более что за моей спиной послышалось цоканье когтей, и в прихожей появился Бонни, весьма недовольный, что его оторвали от просмотра новостей.
– Вы кто и к кому? – спросила я через дверь.
– К Борису Алексеевичу Ланскому! – ответил бомж.
Ну и знакомые у Бориса Алексеевича!
– Его нет! – сообщила я.
– А когда он будет? – тоскливо осведомился бомж.
Ясно было, что отсутствие Бориса Алексеевича совершенно выбило у него почву из-под ног.
– Не скоро! – ответила я безжалостно. – Самое малое, через две недели!
– Ой! – вскрикнул бомж. – Может, вы меня впустите? Неудобно разговаривать через дверь…
– За кого вы меня принимаете! – возмутилась я. – Впускать кого попало в квартиру…
– Я – не кто попало, – проныл тот. – Я его брат… он меня вызвал письмом… хотите, покажу это письмо? И паспорт!
Так вот, кого он мне напомнил – Бориса Алексеевича! Те же глубоко посаженные серые глаза… Просто Борис был аккуратно одет, хорошо подстрижен и вообще очень прилично выглядел, вот я и не смогла осознать их очевидное сходство. Ну ладно, лучше уж впустить его в квартиру, чем орать через дверь! Тем более что присутствие Бонни придавало мне уверенности. Дог, кстати, выглядел удивительно спокойным – не рычал, не царапал дверь, не распахивал пасть. Меня в свое время он встретил не так приветливо.
Я открыла дверь и отступила назад.
Гость держался очень робко, протиснулся в прихожую и переминался на коврике возле дверей, так что я могла его внимательно разглядеть.
Пожалуй, он был моложе Бориса, может, немного за тридцать, хотя запущенный вид и ужасная прическа его старили. Вообще, на мой взгляд, ничто так не портит мужчину, как плохая стрижка.
Но и помимо этого в его внешности хватало недостатков: короткие, ужасно мятые штаны какого-то немыслимого цвета, из-под которых торчали серые носки из дешевого трикотажа. Жуткая джинсовая курточка, несвежий воротничок рубашки… Единственное, что мне понравилось в этом странном госте – в нем не было наглой мужской самоуверенности, которую я на дух не выношу. И еще – Бонни, похоже, ничего против него не имел. На всякий случай дог стоял рядом со мной, так что я ощущала его молчаливую поддержку, но не рычал, не скалился и вообще никак не демонстрировал неприязнь к незнакомцу. А Бонни, насколько я успела понять, разбирается в людях.
– Ну что, так и будете стоять на пороге? – осведомилась я ворчливым голосом.
– Да… нет… если можно, я войду…
– Да уж все равно вошли! Значит, вы – брат Бориса?
– Сводный, – выдавил из себя он, и во мне сразу окрепли успокоившиеся было подозрения. Братья бывают родными или двоюродными, а тут еще какой-то сводный…
– Как это? – не слишком вежливо спросила я.
– Понимаете, мамы у нас были разными, а отец один, – с готовностью объяснил незваный гость, – мы в детстве мало с ним общались, потому что его мама, Бориса, мою маму не очень любила… То есть даже очень не любила…
Это я понимала. Очень хорошо понимала. Я вот тоже ненавижу эту самую Ольгу, которая увела у меня мужа. Я прислушалась к себе и поняла, что ее-то как раз я ненавижу меньше всего. Ну, наглая такая девица, приехала в большой город, надо же как-то жизнь устраивать! Вот она и положила глаз на перспективного сотрудника. Ведь это он обманывал меня больше года, это он со своей мамочкой собирался лишить меня всего и выпихнуть в коммуналку…
– Я, пожалуй, пойду! – вдруг заторопился лохматый тип. – У вас лицо такое, вижу, что вы мне не верите, еще полицию вызовете…
– А вы что, полиции боитесь? – поинтересовалась я. – У вас совесть нечиста?
Он посмотрел грустно, сразу стало понятно, что он боится всего – скандальных соседей, хамских пассажиров в общественном транспорте, темных подъездов, глухих переулков и личностей неопределенного пола, внезапно вылезающих из щели в заборе и просящих закурить. И полиции он боится не потому, что совесть нечиста, а просто так, как говорится, до кучи.
Бонни переступил с ноги на ногу и нетерпеливо вздохнул, потом взглянул на меня.
«Не валяй дурака, – говорил его взгляд, – видишь же, человек безобидный, не вор, не грабитель. И я с тобой!»
Я согласилась с Бонни, что тип, конечно, со странностями, но неопасный. С другой стороны, если бы он был настоящим братом, хотя и сводным, то не преминул бы поинтересоваться, кто я такая и что делаю в квартире его родственников?
– Да подождите вы! – сказала я, видя, что лохматый прихватил свой рюкзачок неопределенно-болотного цвета и нашаривает за спиной ручку двери. – Вот куда вы пойдете? Сами же сказали, что приехали – откуда, не расслышала?
– Из Владимира, – сообщил лохматый, – ночным поездом…
– Как же вы с Борисом Алексеевичем не состыковались? Они только вчера отдыхать улетели…
– Я… вы извините, можно водички попить? – спросил гость.
Начинается! Сначала водички попить, потом накормить с дороги, а потом выяснится, что ему ночевать негде! И ведь правда негде! Он ведь к брату в гости приехал!
Тут Бонни ощутимо боднул меня головой в бок.
– Ну хорошо, – я с усилием сделала приветливое лицо, – пойдемте на кухню, чаю выпьете с дороги.
Лохматый бросил свой рюкзачок и обрадованно потрусил за Бонни на кухню. Этот-то зачем торопится? Он уже завтракал!
На кухне незваный гость скромно устроился в уголке, а Бонни нахально развалился посередине, я только потом разгадала его тактику. Я достала из буфета печенье, конфеты, потом подумала, что лохматый, очевидно, голоден, выложила на дощечку батон и углубилась в холодильник. Вытащила оттуда масло, сыр, подумала и добавила копченую лососину и ветчину.
Чай я завариваю отлично, это даже Альбина признавала. Никаких пакетиков, хороший листовой чай, положить в чайник побольше заварки, потом долить водой на две трети, дать настояться – дома у меня для этой цели был собственноручно сделанный ватный петух – и потом долить кипятком дополна.
Лохматый деликатно взял из вазочки самое маленькое печеньице и стал размешивать, причем, что характерно, сахар в чашку не положил.
– Вы бутерброды кушайте! – Я отвернулась за вторым ножом, а когда взглянула назад, то увидела, что лохматый уронил на пол кусок масла. Он страшно засмущался, вскочил и уронил тарелку с ветчиной. Я метнулась вперед, успела подхватить тарелку, но два куска ветчины шлепнулись на пол. То есть не на пол, а в услужливо распахнутую пасть бордосского дога, напоминающую раскрытый чемодан. Эта махина нарочно разлеглась на дороге, чтобы все об него спотыкались и роняли на пол что-нибудь вкусненькое.