Едва король вспомнил о принце, как у него голова пошла кругом.
– Что будет дальше? – произнес он вслух. – Спрашивается, что будет дальше?
Король встал с кровати. Комната уже нагрелась, а оставаясь в постели, король мог еще долго предаваться мрачным размышлениям о своем непутевом сыне. Лучше одеться, просмотреть бумаги, лежавшие на письменном столе, и вовремя прийти к королеве на утренний чай.
Король задумчиво потянулся к одежде. В Кью он одевался сам. Король был рад избавиться от надоевших церемоний и поэтому наслаждался жизнью в «милом маленьком Кью» – так прозвала загородную резиденцию Шарлотта.
Он жил здесь, будто сквайр в своем поместьи, и в то же время словно мелкий германский князек, обладающий абсолютной властью. Ни решительный мистер Питт, ни пройдоха Фокс не могли нарушить течение жизни в Кью. Если король вводил здесь какие-то правила, все домочадцы обязаны были слушаться и ни один зануда-политик не мог напомнить ему о том, что король должен подчиняться воле парламента.
Поэтому в Кью он устанавливал свои порядки.
В последнее время, поглядев в зеркало, король приходил в ужас. Как он ни старался заниматься гимнастикой и соблюдать диету, ему не удавалось справиться с полнотой. Это было проклятие, тяготевшее над их семейством, и никто не мог избежать ожирения. Какая страшная несправедливость! Он так старается держаться в форме, но несмотря на все ухищрения у него появилось противное брюшко. Брови поседели и стали еще заметнее. Короля всегда изображали на карикатурах более толстым, чем он был на самом деле; вдобавок его рисовали за столом, уставленным роскошными яствами, которых он в действительности никогда даже в рот не брал!
– Наша семья склонна к полноте, – говорил король и вводил для детей все более строгую диету.
Но, насмехаясь над королем, сочиняя про него злобные пасквили и расклеивая на улицах карикатуры, люди обожали и прославляли принца. Этот картежник, пьяница, завсегдатай различных состязаний, щенок, постоянно бегавший хвостом за женщинами – и не трудившийся скрывать свои похождения от посторонних взоров! – вызывал всеобщее восхищение.
Опять он думает о принце Уэльском!
Но, поспешил напомнить себе король, здесь, в Кью, все обстоит иначе. И хотя он не в состоянии контролировать принца Уэльского, тем не менее он позаботится о том, чтобы остальные члены его семьи не отбились от рук. Фредерика король отправил в Ганновер – изучать военное дело, Уильяма определил в моряки; Эдуард скоро поедет в Германию – ему тоже уготована карьера военного. Из мальчиков дома останутся только Эрнест, Август и Адольф. Ну и, конечно, дочки – начиная с принцессы крови Шарлотты, которой уже исполнилось восемнадцать, и кончая очаровательной годовалой малышкой Амелией – тоже никуда не уедут. Дочерей у короля было шесть. Да, семейство у него внушительное, и он позаботится о том, чтобы дети не пошли по стопам своего старшего брата.
«И все же я не понимаю, что я сделал не так. Наверное, мне следует отречься от престола. Колонии я потерял. Разве я гожусь на роль короля? Я отец принца Уэльского. Но разве я гожусь на роль отца?» – думал король.
Но, с другой стороны, принцессы были воспитаны на славу; они всегда так чинно рассаживались в кружок и разговаривали только тогда, когда к ним обращались. Принцессы будут ему отрадой, особенно малышка Амелия, Король не раз говорил королеве, что нужно беречь девочку; смерть двух малышей, Альфреда и Октавия, стала для них обоих страшным ударом. Но все же еще тринадцать детей были живы. Шарлотта доказала, что она хорошая мать и достойная супруга, так что королю не приходилось заглядываться на других женщин. Как бы ему хотелось выбросить из головы мысли об Элизабет Пемброук! Эта красавица была придворной дамой, и ему тем более не следовало думать о ней. Король приехал в Кью, чтобы отдохнуть и расслабиться. Он любил Кью. В Виндзоре ему тоже нравилось: оба этих места служили ему убежищем. В Кью и Виндзоре простые люди выходили поздороваться с ним, когда он проезжал мимо их дома. Они кланялись ему, словно деревенскому сквайру, а он останавливался и расспрашивал их об урожае. Он и о земле умел рассуждать со знанием дела. Находились такие, кто утверждал, что ему лучше было бы стать крестьянином.
Но какой смысл стараться не думать о принце Уэльском? Сын погряз в долгах, а теперь еще ходили слухи о его страстной влюбленности в какую-то вдову. Весь город судачил об этом и распевал песни.
Бессмысленно заставлять себя думать о государственных делах! Лучше пойти к королеве.
Королева завтракала вместе с дочерьми. У Шарлотты, старшей дочери и наследницы, вид был вполне здоровый, остальных же король нашел бледноватыми. Он тревожно оглядывал дочерей, пытаясь понять, нет ли у них склонности к полноте. Король лично проверял меню дочерей; он делал то же самое и когда в детской владычествовал принц Уэльский. Мясо позволялось есть только по определенным дням, да и тогда с него срезали весь жир; если же пекли фруктовый торт, тесто детям не давали; они получали только фруктовую начинку. Но зато зелени можно было есть вдоволь. И сколько хочешь гулять на свежем воздухе: король поощрял прогулки, считая, что его детям полезно двигаться.
Он обожал своих отпрысков, но они его побаивались. Похоже, он не нашел с ними общего языка точно так же, как и с министрами.
– Доброе утро, – сказала королева, а девочки встали и сделали реверанс.
Король улыбнулся им.
– Так, что у вас на завтрак? А? Надеюсь, вы не переедаете… Мне не хочется, чтобы вы растолстели. Это у нас семейная склонность.
Королева возразила: дескать, ее семья не склонна к полноте и вполне вероятно, что дочки унаследовали ее телосложение.
– Ваше Величество изволит позавтракать?
– Нет, я только выпью чашку чая, – сказал король.
– Этого не достаточно, – укоризненно молвила королева: она говорила это каждое утро, и никто не принимал ее замечаний всерьез.
Король принялся пить чай, а принцесса подумала, что все это тоска зеленая. Когда же ей найдут мужа и она сможет вырваться на свободу?
Принцесса знала, что люди, не принадлежащие к их семейному кругу, смеются над королем и королевой. Их считали скучными и ограниченными, и, послушав подобные разговоры, можно было вполне согласиться с общепринятым мнением.
– Как бежит время! – между тем изрек король.
– Да, я всегда с ним в ссоре, – откликнулась королева.
– Если нужно что-то сделать, времени не хватает, но если бездельничаешь – времени всегда хоть отбавляй!
– Нет, это в молодости время тянется долго; в старости же оно всегда пролетает незаметно.
Королева многозначительно посмотрела на дочерей.
– Ничто меня так не выводит из себя, как люди, не знающие, чем им заняться. А вот мне всегда не хватает времени, у меня всегда столько дел! Но еще больше меня сердит… – тут королева бросила строгий взгляд на принцессу Шарлотту, – когда люди подходят к окну и восклицают: «Какой сегодня ужасный день! Что, что можно делать, когда такая плохая погода?» – «Что делать? – говорю в таких случаях я. – Займитесь чем-нибудь полезным, и тогда погода не будет иметь никакого значения».
«Какая все это тоска! – подумала принцесса Шарлотта. – Неудивительно, что Георг как с цепи сорвался, когда выскользнул на волю. А кто бы удержался от искушения?.. Теперь он гоняется за своей вдовушкой и все только о нем и судачат. Счастливчик! Хорошо бы он сюда приезжал почаще! И побольше бы болтал с нами! Но он приехал всего один раз – и то лишь когда вообразил, будто влюблен в Мери Гамильтон. А она была нашей фрейлиной.
Интересно было бы послушать последние новости о Георге.
Может быть, король с королевой заведут о нем разговор, позабыв о присутствии дочерей…
Но они, разумеется, не завели. Они беседовали о музыкальных конкурсах, которые король учредил в том году. Считалось, что все должны быть от нововведения в таком же восторге, как и их Величества.
«А я вовсе не в восторге!» – подумала принцесса. Она все еще немного дулась на отца, ведь он заявил, что на ее день рождения будет устроен концерт, а ей гораздо больше хотелось повеселиться на балу.
– Вы не любите музыку, – укоризненно заметил тогда король.
– Но, папа, – дерзко ответила принцесса, – может быть, у меня нет слуха.
– Нет слуха? Что вы хотите этим сказать? А? Вы должны развивать свой слух! Вам придется полюбить музыку.
И королева туда же:
– Его Величество совершенно прав, принцесса. Он желает, чтобы все члены его семьи любили музыку. Как чудесно выйти замуж!
«Как только мне найдут жениха, – решила принцесса, – я начну шить подвенечное платье. Я все сошью своими руками и с каждым стежком буду приговаривать: «Близится час свободы!»
Шарлотта поглядела на свою сестру Августу, которая в отсутствие родителей болтала без умолку и терпеть не могла одеваться; Августа позволяла камеристкам надевать на нее все, что им вздумается, и если бы не они, выглядела бы сущим пугалом. Что касается Елизаветы, то она переживала стеснение своей свободы гораздо меньше, чем остальные сестры: Елизавета обычно запиралась в спальне и писала стихи. Ну а Мария с Софией были еще маленькими и толком не понимали, чего они лишены.
«Как только мне найдут жениха, – решила принцесса, – я начну шить подвенечное платье. Я все сошью своими руками и с каждым стежком буду приговаривать: «Близится час свободы!»
Шарлотта поглядела на свою сестру Августу, которая в отсутствие родителей болтала без умолку и терпеть не могла одеваться; Августа позволяла камеристкам надевать на нее все, что им вздумается, и если бы не они, выглядела бы сущим пугалом. Что касается Елизаветы, то она переживала стеснение своей свободы гораздо меньше, чем остальные сестры: Елизавета обычно запиралась в спальне и писала стихи. Ну а Мария с Софией были еще маленькими и толком не понимали, чего они лишены.
Король разглагольствовал о концертах, устраивавшихся в аббатстве: дескать, они проходят с большим успехом, и он заказал две ложи: одну для себя и супруги, другую – для остальных членов семьи. Он упомянул про мистера Бейтса, который так восхитительно играет на органе. Королю хотелось, чтобы люди, присутствовавшие на концерте, могли видеть органиста, и он распорядился поставить сиденья так, чтобы это было возможно.
«До чего же он интересуется всякой ерундой! – возмутилась про себя принцесса. – Неудивительно, что все считают его старым занудой».
– Еще я беседовал с доктором Бернеем о репетициях «Мессии». Доктор Берней – достойнейший человек…
Сколько она уже слышала о достоинствах доктора Бернея? А о подготовке к концертам? Ну а уж имя Генделя вообще не сходило с уст короля.
«Ладно, мне уже восемнадцать, – утешила себя Шарлотта, – так что они наверняка постараются поскорее подыскать мне мужа. Ведь им надо выдать замуж шестерых дочерей! А это немало».
– Я бы не прочь прогуляться, – сказал король королеве, и принцесса догадалась, что они хотят обсудить последние выходки Георга: король явно желал побеседовать с супругой наедине. А поскольку он никогда не обсуждал с ней государственные дела – считая, что женщины неспособны вникнуть в столь серьезные вопросы, – то принцессе стало совершенно ясно, что матери и отцу предстоит беседа на самую занимательную, по мнению Шарлотты, тему: они будут обсуждать провинности Георга…
Ах, ну почему она не может присутствовать при разговоре? Неужели он действительно разыграл комедию со свадьбой? Как это потрясающе! И как похоже на Георга! Да, роман с вдовой явно будет не менее забавным, чем история с Пердитой…
– Принцесса! – молвила королева, постукивая пальцами по столу. – Где моя табакерка?
Принцесса Шарлотта поспешно вскочила: она пренебрегла своей наиглавнейшей обязанностью – ей полагалось набивать табакерку королевы и держать ее наготове. Король болезненно поморщился, королева по-прежнему постукивала по столу.
«Ей-богу, – подумала Шарлотта, – они больше переживают из-за пустяков, чем из-за потери колоний».
Наконец король с королевой собрались уходить.
Принцессы выстроились в ряд и приседали в реверансах, ни на секунду не забывая о том, что они должны помнить о своем достоинстве и вести себя как подобает принцессам, то есть никогда не забывать о том, что они королевские дочки и, приседая перед одними, чваниться перед другими.
Какой же Георг счастливчик, что ему удалось вырваться из-под постоянного родительского надзора!
Прогуливаясь с королевой по парку, король немного поговорил о цветах, о расположении тропинок, о кустах и деревьях, а потом перешел к тому, что было для него важнее всего.
– Вы, несомненно, слышали о последних скандальных историях, связанных с нашим старшим сыном?
– Да, – кивнула королева, – не услышать о них просто невозможно. Это у всех на устах. Швелленбург сказал мне, что в городе распевают балладу о принце.
– Да, и довольно мелодичную, – усмехнулся король, – но лучше б она была про кого-нибудь другого, а не про принца Уэльского.
– Боюсь, его выходки обрекли Ваше Величество на бессонные ночи.
– Совершенно верно, я не спал уже десять ночей подряд.
– Но неужели его нельзя как-то приструнить? – Королева говорила суровым тоном. Она любила Георга больше всех остальных детей. Когда он родился, она считала себя самой счастливой женщиной на земле. А впервые увидев произведенного ею на свет здорового младенца, заливавшегося громким плачем, она испытала блаженство, которого больше никогда не испытывала. Королева обожала Георга. Она до сих пор любовалась на восковое изображение, сделанное ее рукой и вот уже много лет хранившееся на туалетном столике. Однако ослепительный, дерзкий, юный денди, каким стал теперь ее сын, был совершенно непохож на того голенького младенца, и поскольку Георг вполне однозначно дал понять матери, что у него нет для нее времени, она частенько ополчалась на него. Порой ей страстно хотелось, чтобы он пришел к ней и поговорил по душам; она бы тогда всеми силами постаралась ублажить его. Но он не приходил, и королева время от времени давала волю обиде, позволяя себе немного поругать сына.
– Приструнить этого щенка? Но как? Как мы можем его приструнить? Что можно сделать, а? Скажите на милость!
Королева нервно закусила губу. Она очень боялась, когда король начинал волноваться: королева тут же вспоминала о недуге, мучившем ее мужа несколько лет тому назад… король тогда вел себя так странно, она понимала, что он не в себе… С тех пор королева опасалась, что болезнь может вернуться.
Когда же король волновался – а она сразу это замечала, поскольку темп его речи убыстрялся, – королеве становилось особенно страшно. Больше всего короля выводили из равновесия разговоры о принце Уэльском.
– Нет, я думаю, повлиять на него трудно, – мягко проговорила королева, стараясь успокоить мужа.
– Да, ведь ему уже двадцать один год. У него есть сторонники. Взять хотя бы этого Фокса… Фокс! Еще одна скользкая тема…
– Этому человеку есть за что ответить. Я был бы рад увидеть его в Тауэре.
– Если бы вы могли его туда посадить… Король мрачно пробурчал:
– В этой стране у королей нет реальной власти. Они должны плясать под дудку парламента. Как я могу убрать Фокса, а? Как? Как, скажите на милость?! Из-за чего? Из-за того, что он дурно влияет на принца Уэльского, учит его пить, играть в карты и предаваться разврату? Да? Вы представляете, как они все расшумятся? Даже Питт будет против… хотя он ненавидит этого типа! Нет, нам придется мириться с мистером Фоксом. Хотя хуже этого субъекта для страны ничего нет! Вы знаете, что он содержит игорный дом? Знаете, а?
– Нет, не знаю, – пролепетала королева.
– Да, мадам, игорный дом! И это закадычный приятель нашего сына. Насколько мне стало известно, он сожительствует с женщиной, которая… которая была раньше любовницей нашего сына. И теперь они продолжают видеться и бог весть чем занимаются… – Глаза короля налились кровью при мысли о беспутстве сына… он подумал про мистера Фокса и его любовницу и представил себе, что он, король, тоже занимается чем-то подобным с… с женщинами вроде Элизабет Пемброук.
– Это отвратительно! – вскричал он. – А? Что?
– Отвратительно, – поддакнула королева.
– И потом он погряз в долгах!
– Но вы же заплатили его кредиторам.
– С тех пор прошло время. А этот… этот щенок, недолго думая, наделал новых долгов. Он играет… постоянно играет в карты! И потом этот Карлтон-хаус… Представьте себе, мадам, он гораздо больше, чем любой из наших дворцов! Уверяю вас! И буквально все наши придворные, и мужчины, и женщины, предпочтут быть приглашенными в Карлтон-хаус, нежели в Букингемский дворец, в Сент-Джеймс, Кью, Хемптон или Виндзор.
– Неужели такое возможно?
– Да, это так, мадам. А теперь еще появилась эта вдова…
– Я о ней слышала. Но мне говорили, что она добродетельная женщина и отвергает его ухаживания.
– Добродетельная женщина! – хмыкнул король и попытался представить себе Марию. Ему было известно, что она красива, но при этом скромна, что она не пудрит волосы, не румянит и не белит лицо. Судя по отзывам, она хорошая женщина – тем более что отвергла принца!
– Гм… – продолжал король, – я рад, что она порядочная женщина, но ведь наш юный фат выставляет себя на посмешище, повсюду таскаясь за ней и рассказывая всем о своей великой любви… он даже о свадьбе болтает, как вам это нравится?
– Но ведь это чистейший вздор!
– А он никогда ничего путного не делает. Однако я попросил предоставить мне отчет о его долгах: прежде чем погасить их, я желаю получить подробное описание всех его трат.
– Боже мой, сколько же от него неприятностей! И как он докатился до этого?
У короля имелся готовый ответ на сей вопрос. Он звучал коротко и ясно:
– Фокс.
Король немного помолчал и продолжил:
– Женщины любят поболтать. Если вы что-нибудь услышите о его романе, немедленно дайте мне знать.
– Но женщины всегда преувеличивают.
– Что правда – то правда, и вдобавок они болтают много чепухи, однако эта история имеет слишком большое значение. Мы должны обращать внимание на все, что становится известным. Не нравятся мне эти разговоры о свадьбе. Они вселяют в меня тревогу.