— А когда Сергей Серафимович вернется?
— Он к вечеру приедет. Думаю, к вечеру. Куда спешить?
Было жарко, мухи жужжали у марли, натянутой на окно. Глаша — ах! — смахнула осу, что опустилась на скат груди. И Андрей тут же вспомнил ночь — не умом, а телом вспомнил. И отвернулся.
Когда Андрей, с легкой сумкой, в которой лежали купальный костюм, полотенце и томик Леонида Андреева, спустился вниз к пляжу, мысли его совершенно покинули дом отчима, и возможность свидания с Лидочкой завладела им. С каждым шагом к набережной все большее волнение овладевало Андреем. Жара господствовала на нижних улицах и у моря, набережная как вымерла, лишь левее мола, на городском пляже, слышны были голоса, которые сливались с шумом моря, совершенно спокойного и как будто масляного, но набегавшего на гальку неожиданно пушистыми пенными волнами.
Андрей постоял немного возле того киоска с сельтерской, где впервые увидел Лидочку, словно она должна была вернуться туда, а потом долго торчал на солнцепеке над пляжем, стараясь во множестве людей разглядеть Лидочку, что, конечно же, было невозможно, тем более что в большинстве люди старались, выбравшись из моря, сразу спрятаться под полосатые тенты или зонты.
Почему же он так легкомысленно решил, что увидит Лидочку именно здесь? Ведь не исключено, а даже вероятно, что Беккер мог пригласить ее на Ай-Тодор или к водопаду Учан-Су, чтобы провести с ней время в прохладе гор и леса, а не здесь… И поняв, что Лидочка сейчас находится где-то в обществе Коли, Андрей расстроился. К тому же, вспомнив о Коле, он понял, что ведет себя не как джентльмен, потому что даже в мыслях не должен был желать встречи с Лидочкой, сердце которой принадлежит Беккеру.
Андрей спустился на пляж. Места под тентом ему не нашлось, потому он расстелил полотенце прямо на гальке, разделся и улегся с книгой, которую раскрыл, но читать не намеревался. Купальные трусы, что он отыскал в сундуке, были тесны и старомодны — полосатые, они почти достигали колен, тогда как многие модники ходили по пляжу в куда более коротких одноцветных трусах.
Солнце палило безжалостно, и через несколько минут бесцельного разглядывания купальщиков Андрей поднялся и пошел к воде. Войдя в море по колени, он долго стоял, с удовольствием ощущая, как волны разбиваются о его ноги и брызги холодят тело. В отличие от большинства обитателей сухопутного Симферополя Андрей хорошо плавал. Сергей Серафимович специально, еще в первом классе, научил его плавать, причем разными стилями.
Преодолевая сопротивление воды, Андрей рванулся вперед и нырнул. И стал частью моря, жителем его, для которого вода ничуть не опаснее воздуха.
Андрей поплыл к сверкающей дали. Голоса и шум пляжа остались сзади, вокруг было только море, солнце, небо и он сам.
Андрей перевернулся на спину и закрыл глаза. Солнце обжигало лицо, а телу было прохладно.
И этот покой и простор изгнали из Андрея мелкие печальные мысли. Он был песчинкой в море мироздания, оплодотворенной сознанием и ощущением простора. Река времени, о которой говорил отчим, была бескрайней и чистой, как Черное море, которое никогда не станет грязным и мелким.
Когда Андрей открыл глаза и огляделся, оказалось, что его отнесло довольно далеко от берега. Он не спеша поплыл обратно, преодолевая течение и даже зная заранее, в каком месте пляжа выберется на берег.
Наконец берег приблизился, но Андрею не хотелось вылезать на солнце, и он, лениво поводя руками, замер в воде, разглядывая пляж, белые домики, поднимавшиеся по зеленому откосу к темной щетине леса, из которого торчали скалистые зубы Ай-Петри.
— Коля! — закричал женский голос совсем рядом. — Иди сюда!
Радость и разочарование столкнулись в сердце Андрея.
На берегу, у кромки воды, стоял Коля Беккер, в модных красивых купальных трусах, сложенный как греческий бог, уже успевший легонько, в красноту, загореть, так что не выделялся, подобно Андрею, своей белизной среди прочих купальщиков.
Андрей повернул голову и увидел, что в двух саженях от него по пояс в воде стоят Маргарита и Лидочка. Маргарита машет руками, призывая Колю, а Лидочка поправляет ленту, которой схвачены ее русые волосы. Обе были в красивых купальных костюмах, только на Маргарите он был голубой без узоров, а Лидочка была в зеленом костюме, рисунок на котором представлял собой волнистые линии, словно был продолжением морских волн.
Первым увидел Андрея Коля.
— Смотри, кто к нам пожаловал! — крикнул он, шагнув к воде. — Как ты выследил нас, Посейдон?
В несколько гребков Андрей выплыл на мелкое место и встал.
— Я вас не выслеживал! — ответил он. — Я только что приплыл. Вон оттуда!
Лидочка смотрела на него, рассеянно улыбаясь, как хозяйка гостю, который пришел поздно, а все стулья за столом заняты.
Коля вошел в море, рассекая коленями воду, и остановился между девушками и Андреем.
— А я думал, что ты сегодня утром уедешь.
— Я тоже так думал, — сказал Андрей с некоторым злорадством, ощущая настороженность Беккера. — Но потом решил искупаться. Вы давно здесь?
— Недавно пришли, — сказала Маргарита. Она собрала пышные волосы под специальную купальную шапочку, и оттого обнаружились широкие скулы, а нос и глаза казались куда больше. Она выглядела совсем иначе, чем вчера, — грубее и чувственней, — и это к ней притягивало.
— Ахмета видел? — спросил Коля.
— Он вчера у нас был, — сказал Андрей. И не удержался: — Вместе с Марией Федоровной и Юсуповыми.
— Какой Марией Федоровной? — спросила Маргарита.
— Вдовствующей императрицей.
Коля фыркнул, выказывая недовольство неудачной шуткой приятеля.
— Что же им у вас делать?
— Они знакомы с отчимом, — сказал Андрей. — Он пригласил для них знаменитого медиума.
— Ой! — сказала Лидочка. — Вы вызывали духов?
— Господи, какая чепуха, — сказал Коля. — Мы живем в двадцатом веке, и среди нас все еще бытуют ведьмы, медиумы и хироманты. Я почему-то представлял твоего отчима интеллигентным человеком.
— Вы не правы, — сказала Лидочка. — В потустороннее существование верят известные и уважаемые люди.
— Я не имею в виду религию, — сказал Коля. — И не отрицаю существования высшей силы. Но суеверия — увольте!
— Не знаю, — сказала Лидочка, смутившись, словно стеснялась собственной отсталости. — Но мне кажется, что в этом что-то есть.
— Поплыли! — предложил Андрей. — Чего здесь стоять?
Андрей отлично знал, что Коля не умеет плавать, хотя вряд ли позволит себе в этом признаться.
— Конечно, поплыли, — поддержала его Лидочка.
— Ты же знаешь, что я плаваю, как топор, — раздраженно сказала Маргарита.
— Я вас буду учить, — сказал Андрей, обрадовавшись тому, что Лидочка согласна плыть. Он надеялся на это с самого начала, потому что знал, что в отличие от прочих Лидочка — ялтинская.
— В самом деле, это неэтично, — сказал Коля. — Мы не можем оставить Маргариту одну.
— Спасибо, — сказала Маргарита и благодарно взяла его за руку. — А вы далеко не заплывайте!
Лидочка, изогнувшись назад, неожиданно выскочила из воды и резко, размашисто поднимая тонкие загорелые руки, поплыла на спине от берега. Андрей догнал ее и поплыл рядом.
— Вы не устанете? — спросил он.
— Я могу весь день плыть, — сказала Лидочка. — Я же здесь выросла.
— Меня отчим учил плавать, — сказал Андрей.
— Я его видела, — сказала Лидочка. — Он такой высокий, худой, с трубкой всегда ходит.
— Я не знал, что вы знакомы.
— Мы не знакомы, но зимой Ялта становится совсем пустая, и в ней остаются только постоянные жители. И я всех знаю в лицо, особенно если это необычный человек.
— Он ученый, ботаник, — сказал Андрей.
— Я слышала. А в самом деле у вас была императрица?
— Разве я похож на лжеца?
— А на кого похожи лжецы? — спросила Лидочка. В ней было лукавство столь близкое к наивности, что Андрей не мог, да никогда и не сможет провести между ними грань, да и сама Лидочка порой не отдавала себе отчета в том, шутит ли она либо серьезна в своей деловитой наивности.
— Лжецы носят на себе печать. Посреди лба. Как клеймо.
— Спасибо, а то мне так трудно порой разобраться, кто хочет мне добра, а кто хочет меня обмануть.
Они плыли не спеша, море было как бы продолжением их тел и этим их объединяло.
— И вы тут всегда живете?
— Да, уже шестой год, — сказала Лидочка. — У мамы начался процесс в легких, и врачи посоветовали изменить климат. Папа перевелся сюда из Одессы.
— А как сейчас ваша мама?
— Спасибо, ей лучше.
— А как сейчас ваша мама?
— Спасибо, ей лучше.
— У меня мама тоже здесь жила, — сказал Андрей.
— А потом?
— Она умерла от чахотки, — сказал Андрей.
— Здесь? Давно?
— Давно, я был совсем маленький.
— Простите, я не знала.
— Это было давно.
— Как странно встретить человека, у которого такая же беда…
— Но ваша мама выздоровеет.
— Спасибо. Поплывем обратно?
— Давайте еще немного, — сказал Андрей. — Вон до той лодки. Посмотрим, что поймал этот чудак.
— А наши не будут волноваться?
— Волноваться можно, когда что-то угрожает.
— Волнуются, когда кажется, что есть угроза.
— Это называется — пустые хлопоты.
Вблизи лодка оказалась куда больше, чем издали, — ее черный борт навис над пловцами. Толстый человек с темным лицом, в широкополой соломенной шляпе, крикнул:
— Не подплывайте, лески оборвете!
— Мы хотели у вас рыбы купить! — сказал Андрей.
— Ну что за нравы! — рассердился толстяк.
— Поплыли обратно, — сказала Лидочка. — Он ничего не поймал и боится в этом признаться.
Вдруг толстяк резко поднялся в лодке, так что она опасно закачалась, чуть не зачерпнув бортом воды. Он выпрямился, подняв со дна лодки связку крупных скумбрий, и, размахивая ею в воздухе, воскликнул:
— Это называется «не поймал»? Это так называется? Какое вы имеете право обвинять человека, ничего не зная?
Андрей так рассмеялся, что чуть не наглотался воды, а Лидочка заработала руками, как мельница, отплывая от сердитого толстяка. Она тоже смеялась.
— Вам это и не снилось! — кричал рыбак вслед.
Потом уселся на банку и резко потащил из воды одну из удочек. Серебряная рыба взметнулась вверх к солнцу и неудачно упала на шляпу рыболову, шляпа свалилась в воду, он перегнулся, доставая, а потом стал помогать себе веслом, а рыба подпрыгивала в лодке. Это было смешно, они плыли и смеялись. Потом Лидочка обернулась назад и высоко подняла из воды руку, прощаясь с рыбаком, который уже снова склонился над удочками.
— Вы зимой здесь будете жить? — спросил Андрей.
— Я кончаю гимназию, — сказала Лидочка. — А вы куда?
— В университет. В Москву.
— Я жду не дождусь будущего года, — сказала Лидочка. — Мне так надоело здесь жить, как в банке, где все пауки уже знакомые.
— Я думал, что вам здесь нравится.
— Летом бывает интересно, а осенью и зимой ужасно.
— А вы что будете делать после гимназии?
— Я хочу стать художником.
— Вы рисуете?
— Я пишу акварели.
— У меня нет ни одного знакомого художника.
— Если хотите, мы можем зайти к нам. Только вам не понравится. Это только пейзажи и цветы. Я беру уроки у одной дамы.
— Мне обязательно понравится, — убежденно сказал Андрей.
Лидочка посмотрела на него внимательно. Они плыли совсем рядом — можно было протянуть руку и дотронуться.
— Коля фон Беккер ваш друг?
— Он на год раньше кончил нашу гимназию. И сосед. Мы с ним в одном переулке живем.
— В переулке?
— Да, в Глухом переулке.
— Какое смешное название. Почему он Глухой?
— Он маленький и никуда не ведет. И в нем живут небогатые люди.
— Не сердитесь, — сказала Лидочка. — Но я не люблю этих разговоров — кто богатый, кто бедный. Я, наверное, стану социалисткой. Я — сторонница равноправия людей.
Берег был уже совсем близко. Коля и Маргарита стояли по пояс в воде и разговаривали, поглядывая на море. Завидев головы пловцов, Маргарита замахала руками.
— Вы не утонули! — кричала она. — А мы уж хотели искать лодку, чтобы вас спасать.
— Маргарита — без ума от Коли, — сказала Лидочка.
Под ногами было дно. Андрей встал. Коля был мрачен.
— Нельзя заставлять других волноваться, — сказал он.
Они пошли под тент, который загодя занял Беккер.
Под тентом была расстелена циновка, на деревянном лежаке стояла корзина, которую девушки принесли из дому. В ней была снедь и бутыль красного вина, купленная Колей. Девушки сначала отказались пить вино, но за неимением воды согласились пригубить. Стаканов было только два, и пили по очереди. Андрей сделал так, чтобы пить после Лидочки. Он повернул стакан в руке, стараясь отыскать то место, которого касались губы Лидочки. Маргарита заметила это движение и громко сказала:
— Андрей, если вы хотите узнать Лидочкины мысли, не старайтесь.
— Почему?
— Они пока заняты не вами. — И громко засмеялась.
На берегу Коля чувствовал себя куда уверенней, чем в море. Он в основном говорил, и притом остроумно. Андрей бы так не смог.
Вино согрелось, сразу хмельно растворилось в крови, и жара стала сильнее.
Коля рассказал о Петербурге, как они ездили на Черную речку, где убили Пушкина, а потом о другой дуэли, которая случилась у них на курсе. Андрею не о чем было рассказывать — он был младшим. Но помогла Маргарита, которая вдруг вспомнила:
— Андрей, вы обещали рассказать нам, какой дух вчера приходил к вам.
— Сначала был голос, — сказал Андрей. Он не верил в духов и тем более не верил во вчерашний сеанс. Честно говоря, если бы он рассказывал об этом одному Коле, то признался бы, что и сам отчим не настаивает на истинности событий, признавая розыгрыш. Но Маргарита и Лидочка жаждали таинственного, и потому Андрей принялся описывать ночные события так, как если бы он глубоко в них верил.
Коля смотрел по сторонам, показывая всем видом, насколько скучен ему этот бред, Маргарита делала большие глаза и расстраивалась, что ее там не было, потому что она знает немецкий и поняла бы, о чем говорили императрица и дух князя Георгия.
Андрею с Колей досталась почти вся бутыль. В голове шумело, Андрей хотел показать, как он ходит на руках, но упал. Маргарита смотрела на Беккера. Потом получилось неловко, потому что Коля принялся врать о своих предках, утверждая, что его дедушка барон, а у его кузенов в Шварцбурге есть замок.
— Как-то к нам в дом, в Симферополе, приехала старуха. — Коля положил пальцы на кисть Лидочке, и та не убрала их. — И спрашивает моего отца. Я попросил ее подождать в вестибюле и поднялся в библиотеку к отцу.
Андрей еле удержался от смеха. Интересно, куда он поднялся — на крышу, которую они вместе месяц назад латали? Хорош вестибюль. Два шага на два, а в углу отцовские костыли. Но, конечно же, поправить Колю он не мог. Но Лидочка вдруг убрала свою руку и спросила невинно:
— Это где, в Глухом переулке?
— Нет, — быстро нашелся Коля. — Это в другом нашем доме. На Екатерининской.
И так посмотрел на Андрея, словно был его злейшим врагом.
— Продолжайте, — сказала Лидочка милостиво, она не поверила Коле.
Но Коля потерял интерес к рассказу.
— Ничего особенного, — сказал он. — Это было письмо от дедушки.
Полдень прошел, небо стало бесцветным от жары, волны исчезли, и море лениво, из последних сил, лизало гальку.
Коля поднялся и пошел к морю. Остановился, обернулся и сказал:
— Лида, можно вас на минуту? Мне надо вам сказать кое-что.
Лида поднялась, как поднимается пантера, — легко, как будто это движение не требует ровным счетом никаких усилий. Она пошла к Коле, и Андрей из-под тента, снизу, смотрел ей вслед — солнце било в глаза. Коля с Лидочкой были силуэтами. Лишь волосы, пронзенные светом, горели нимбами.
Они встали рядом, потом медленно, беседуя, пошли к воде, и Андрей любовался совершенными в девичьей угловатости линиями ее тела, но в то же время не мог не видеть Колю, тоже стройного и отлично сложенного. Коля всегда следил за своим телом — он был чрезвычайно чистоплотен и более других проводил времени в гимнастическом зале, за что его буквально обожал учитель гимнастики. Дома у Коли были гантели разного веса и даже прыгалки. Как-то на спор он подтянулся шестьдесят раз на турнике. У Андрея больше десяти раз никогда не выходило.
Маргарита тоже смотрела им вслед.
— Мистер Андрей, — сказала она, — бедным духом остаются надежды.
— У меня нет надежд, — сказал Андрей.
— А вот это глупо! Я никогда не теряю надежды. И чаще всего добиваюсь своего.
Андрей пожал плечами. Еще не хватало, чтобы его учили жить.
О чем они говорят? Впрочем, ему нет до того дела. Жаль, что он проговорился случайно — впрочем, случайно ли? — о Глухом переулке. Это же ничего не изменит.
— Удивительно гармоничная пара, — сказала Маргарита. — Но ничего из этого не выйдет. Николя — мой.
— Я окунусь еще разок, — сказал Андрей. — Мне пора уезжать.
Он встал и быстро пошел к морю, чтобы они не подумали, что он хочет участвовать в их разговоре.