Женщина, довольная ответом, встала и прошлась по комнате. Затем она опять села напротив мучимого одним только вопросом оперативника.
– Странно, что ты пришел в такой момент. А может, так и должно было случиться – она стала говорить загадками, явно не решаясь ответить прямо.
– Мой? – не сдавался капитан, пытаясь по быстрее подвести ее к ответу.
– Выпьешь? – она опять налила себе и мужчине.
Бодряков готов был на все лишь бы получить ответ. Он поднял рюмку.
– За нашего сына! – С ног до головы, неожиданно, обожгла его Надежда своим тостом.
Коньяк показался водой из под крана. Бодряков, не зная, что сказать, схватил бутылку, собираясь налить повторно.
– Остановись – холодно пресекла Надежда.
– Прости, просто я так долго его искал. Я так рад. Мне ведь ни чего не надо. Только бы одним глазком на него посмотреть… – прорвало Бодрякова, нашедшего своего ребенка.
– Я тоже сейчас все бы отдала, что бы на него посмотреть – ледяным холодом обдало Бодрякова.
Особенно той интонацией, безысходности с которой эти слова произнесла женщина.
– Как это? – продолжал по инерции глупо улыбаться Сергей Иванович.
После рождения Максима, который, как и предполагал Бодряков родился в США, Надежда, оставив там ребенка, вернулась в Москву. К этому моменту освободился ее муж, уголовное дело против которого было прекращено за недоказанностью. Этим и объяснялось то, что она не пыталась искать встречи с милым оперативником. Дела пошли опять в гору. Через год она привезла в Москву сына. Муж учредил финансовую компанию, которая брала в доверительное управление денежные средства юридических лиц. Его компания обслуживала очень крупные корпорации, а через некоторое время была уполномочена Центробанком на работу с бюджетными средствами. С полгода назад, муж, имея связи в правительственных кругах, был предупрежден о надвигающемся финансовом кризисе. Что бы спасти деньги, и использовать ситуацию, он продал все государственные облигации, и перевел огромную сумму денег на один из счетов, зарегистрированной в Швейцарии своей подставной фирмы, а после, разместил эту сумму в арендованном банковском сейфе. В результате этой операции государство и частные компании потеряли двадцать пять миллионов долларов. Против его мужа было возбуждено уголовное дело, и его взяли под стражу. После этого ей начали угрожать кредиторы мужа, требуя возврата денег. И случилось самое страшное. Месяц назад из дошкольного частного лицея был похищен ее Максим. Условием сохранения жизни и возврата ребенка является доступ к банковскому сейфу.
– Так отдай им эти чертовы деньги – прервал Надежду Бодряков, переживший за это время большую радость от установленного отцовства и огромный стресс от совершенного похищения.
– Давно бы уже отдала, да только есть одна сложность. У сейфа две степени защиты. Ключ у меня, а шифр в голове мужа.
– Так сколько они просят? – рассеяно, словно обдумывая свои финансовые возможности спросил Сергей Иванович.
– Все! Я уже предлагала им, что у меня сейчас есть – двести тысяч долларов. Нет, им нужен Швейцарский сейф.
– А кто они? Ты их знаешь? – Бодряков попытался найти быстрое решение, но у него не получалось.
– Нет. Скорее всего кредиторы мужа, а может кто ни будь из партнеров… – она устало махнула рукой.
– Мужа спросила о шифре?
– Да, но он говорит, что может помочь только на свободе – Женщина тяжело вздохнула – Хоть побег ему устраивай.
– А так он сказать не может? – разозлился оперативник, сделав вид, что не услышал второго предложения.
– Это же не его ребенок – Надежда произнесла это с такой интонацией, что Сергею Ивановичу стало стыдно, что он ни чего не может сделать.
– Откуда звонят установлено? – стал понемногу брать себя в руки капитан милиции.
– Из автоматов, и не более полминуты. Ты же сам сегодня присутствовал при звонке.
– Что было сказано?
– Дали неделю. Потом, сказали, сына убьют – на глаза женщины набежала слеза.
– В милицию обращалась?
– У меня один сын Сережа. Может у тебя их несколько? – Зло проиронизировала Надежда.
– Я не знаю как, но я найду сына – Сергей Иванович подошел к женщине и обнял ее за плечи.
– Надо узнать у моего мужа про шифр – то ли рассуждала вслух, толи давала инструкции Надежда – Заставь его. Ты моя последняя надежда.
– Я попробую с ним встретиться. У меня в изоляторе друг из операчасти – по ходу наметил план действий Сергей Иванович, немного покоробившись от предлагаемой ей методологии.
– А с твоим другом нельзя решить вопрос об его освобождении? – оживилась Надя – Я бы заплатила двести тысяч.
– Он простой опер. Не в его власти это решать. Он может только устроить мне встречу – Бодряков испугался ее решительности, теперь понимая что она от него хочет.
– Сделай это побыстрее… – Неопределенно выразилась женщина, и опять обрела спокойствие – Вот тебе ключи от машины. Все необходимое найдешь в бардачке.
– Фотографию бы сына? – Сергею Ивановичу не терпелось хоть взглянуть на свое земное продолжение.
– Все в бардачке.
«Она ждала меня и даже подготовила для меня все необходимое» – выходя от нее подумал Бодряков, немного удивленный этим обстоятельством.
В бардачке жигулей девятой модели, к которой его подвел все тот же охранник, он обнаружил барсетку с пятью тысячами долларов, сотовым телефоном, листок с данными на мужа Надежды. «Городецкий Борис Семенович, Бутырка, камера 202» – прочитал оперативник, и наконец увидел фотографию пятилетнего русого мальчика улыбающегося с нее своему отцу.
«Ну, здравствуй Максим Сергеевич» – ласково погладил его изображение Бодряков.
По дороге в Бутырку Бодряков заехал в отделение милиции. В кабинете он застал своего довольного коллегу Петра Замутилова, который поведал Сергею Ивановичу о раскрытой на его территории квартирной кражи.
– Навешали на него с два десятка преступлений. Теперь у нас будет лучший показатель в округе – радовался за производственные показатели родного отделения оперативник.
Сергей Иванович, не вникая в его рассказ, набрал телефон оперчасти Бутырского СИЗО, и попросил своего коллегу Ивана Хорина, подготовить ему встречу с обвиняемым Городецким. Замутилов почувствовав полное отсутствие интереса к раскрытому преступлению, обижено замолчал.
«Да, в этом деле мне понадобится помощь. Одному не справиться» – глядя на надувшегося коллегу решил Бодряков.
Пока он рассказывал Замутилову о происшедшем сегодня, его коллега неоднократно реагировал матерком, особенно сильно концентрируясь в самых эмоциональных моментах – обнаружения сына и его похищении.
– Даже не знаю, что и сказать – как только закончил Сергей Иванович вымолвил его коллега, – То ли поздравлять, то ли сочувствовать.
– И то и другое – рано – помог своему эмоциональному другу старший товарищ, – сейчас нужно действовать, и я хотел бы рассчитывать на твою помощь.
– Так я давно ее тебе предлагал – обрадовался Петр.
– Только учти, работаем неофициально. На карте жизнь моего сына – решил предупредить Бодряков о возможных негативных издержках и риске.
– Что впервой что ли партизанить? И так считай работаем полулегальными способами – хихикнул Петр.
Он был доволен, что друг нашел своего ребенка, и тот случай с Оксаной, и без того «поросший травой», теперь будет стерт между друзьями даже из подсознания. А то, что Максимку они найдут, и найдут быстро, он не сомневался. По договоренности с Сергеем он отправился на телефонную станцию, где у него работало доверенное лицо, для установления несанкционированного прослушивания телефонных разговоров Надежды. Выходя из отделения он столкнулся со своим недавним, странным подозреваемым, которого из отделения перевозили в следственный изолятор на «постоянную» прописку до суда.
– А где же мама, Вы же обещали мне ее показать? – увидев старого знакомого окликнул его конвоируемый в автозак Егор.
Замутилов почему-то сделал вид, что не расслышал его вопрос, и прошел мимо, подгоняемый жизненным делом своего друга и чем-то еще. Каким-то странным чувством, от которого ему становилось дискомфортно, словно его брюки разошлись по швам в промежности, и все это видят.
Два отца
Сергей Иванович прошел маленький дворик СИЗО, где толкались в ожидании своей очереди следователи и адвокаты, и пройдя контрольный пункт, где сдал табельный пистолет, вошел в кабинет Ивана. С Хорином они вместе учились заочно в юридическом институте, и наверно из всей группы только с ним и продолжали поддерживать дальнейшие отношения. Несмотря на их давнее знакомство и приятельские отношения Сергей Иванович не решился сказать ему правду о происходящем.
После радушного приема и ста граммов хорошего коньяка Хорин поинтересовался о цели беседы со своим подопечным.
– Ты понимаешь Серег, мне собственно наплевать о чем ты хочешь говорить, но вокруг его персоны столько серьезных людей. Такие чины интересуются его личностью. Требуют докладывать обо всем. Кто с ним в камере, о чем он говорит со своим адвокатом, перехватывать все его сообщения на волю, и самое главное ни кого без ведома начальника СИЗО к нему не допускать. Сам понимаешь как я рискую – Хорин проникся важностью от собственной значимости.
– У меня на него агентурное сообщение, и прежде чем его реализовать необходимо уточнить у объекта некоторую информацию – уклончиво ответил оперативник.
– О чем сообщение? – продолжал выпытывать Иван.
Бодряков понимал, что прямо отказать приятелю нельзя. Хорина прежде всего интересовало все тем или не менее связанное с хищением и переводом денег за границу.
– О контрабанде автомашин, оформленных на компанию Городецкого – выдал Бодряков подготовленную легенду.
Иван успокоился, и позвонил на тюремный корпус.
– Твой клиент был на свидании со своим адвокатом, и только что вернулся. Сейчас его приведут. Кстати адвокат у него такой пройдоха пробы негде ставить – решил поделиться информацией со своим приятелем Иван.
– Что слишком грамотный? – не понял оценку коллеги Бодряков.
– Слишком беспринципный. И почтальоном работает, передавая сообщения туда и от туда, и даже деньги передает своему подзащитному на свиданиях. Видимо большой гонорар имеет с этого дела, раз рискует вылетом из профессии – подытожил местный всезнайка.
Через полчаса в его кабинет доставили арестованного.
«Среднего роста, худощавый, светло-русые волосы, выпуклые как у рака глаза, очки, небольшие усики, сыпь веснушек…» – Сергей Иванович поймал себя на мысли, что внимательно его разглядывает потому, что боится обнаружить хоть какое-нибудь сходство со своим сыном.
«Да нет. У сына русые волосы. Не светлые не темные, а просто русые как у него в детстве. И веснушек нет» – он успокоился, удовлетворенный визуальным осмотром Городецкого, зная, что с возрастом у сына волосы потемнеют и приобретут его темно-русый оттенок.
Ему даже стало немного жалко этого человека со слабым зрением и наверняка не очень хорошим здоровьем. Все же он четыре года воспитывал его сына как своего. Сергей Иванович попросил коллегу оставить их наедине. Хорин, явно с большим недовольством вышел из кабинета, предупредив, что у Бодрякова пятнадцать минут не более. Сергей Иванович не знал как начать разговор, и подвести к вопросу о шифре. У него ведь не было ни каких верительных грамот для такого разговора.
– Вас жена ко мне послала? – неожиданно начал первым арестант.
– А как Вы догадались? – обрадовался такому началу Сергей Иванович, полагая, что таким образом может говорить вполне откровенно.
– Будете расспрашивать про шифр? – вместо ответа спросил Городецкий, горько усмехнувшись в усы.
– Борис Семенович, вопрос не праздного или корыстного любопытства, на карте жизнь Максима – пытался урезонить его Сергей Иванович, вспомнив про слова Надежды – «…заставь его…».
– Про сына я уже слышал – он внимательно всмотрелся в оперативника сквозь окуляры очков – скажите, Вам до этого какое дело?
«Сказать или нет? Нет нельзя. Узнает, что Максим не его сын, еще не известно как отреагирует на это» – молниеносно проанализировал мозг Бодрякова.
– Мне хорошо платят? – просто ответил Сергей Иванович.
– Да наверно – задумчиво согласился Городецкий.
– Неужели Вам жалко этих проклятых денег? – провоцировал его на откровенность оперативник.
– Да причем здесь деньги? Вы думаете я сына люблю меньше чем моя жена? – вскипел арестант.
– Так что же Вам мешает…
– То, что я лишусь гарантий своей свободы и жизни, и меня после выдачи шифра можно хоть завтра ликвидировать прямо в хате, списав все на внутрикамерную разборку. Но и не это самое главное, – Борис Семенович понизил голос, – я имею предположения о характере похищения Максима и круге возможных лиц. Если я прав, то после получения ими ключа и шифра они ликвидируют моего сына. Эти люди не оставляют даже таких свидетелей. Так, то, что у меня в голове, является определенной гарантией и для него.
– А круг возможных похитителей Вы можете обрисовать? – Бодрякову нужно было зацепиться хоть за что-нибудь.
– Этого я не скажу, но могу точно обещать, что если выйду, то в течении трех дней сниму проблему – самоуверенно подчеркнул арестованный финансист.
– Это же не возможно – развел руками Сергей Иванович.
– Но почему же – моментально возразил его собеседник – Если у моей благоверной не получается меня выкупить, я продумал еще один вариант. Сто процентный. Только не хватает одной детали. Я жду подходящего момента с самого начала моего заточения.
– Я могу помочь? – не зная как решить ситуацию, предложил свои услуги Бодряков.
– Нет, спасибо, я думаю справиться при помощи своего адвоката и своих способностей – вежливо отклонил его предложение обвиняемый.
– Так что передать жене? – Сергей Иванович был разочарован, что не удалось получить ни малейшего шанса на освобождение сына.
– Что я через неделю выйду и решу проблему. Пускай не паникует – самоуверенно произнес Городецкий.
В кабинет без предупреждения вошел Хорин, давая понять что регламент исчерпан. В дверях Борис Семенович Городецкий обернулся.
– А ведь Вы Сергей Иванович не только из-за оплаты стараетесь? – его взгляд детектором лжи пронзил Бодрякова.
– Не только – все что смог ему ответить родной отец мальчика.
Часть вторая
Заявительница
На следующий день Бодряков отправился в отделение с утра по раньше. Эти сутки ему по графику предстояло суточное дежурство по отделению. Он сначала хотел подмениться, но потом решил, что будет не лишнем обмозговать эту сложную ситуацию и продумать план дальнейших действий, тем более, что по итогом вчерашнего разговора в Бутырке идти к Надежде было не с чем. Замутилов должен был к обеду подъехать с телефонного узла, и Сергей Иванович надеялся, что хоть его приятелю удасться о чем нибудь пронюхать. Пока он стал анализировать скудную информацию ему на сотовый телефон позвонила Надежда. Пересказав в трех предложениях основную суть беседы с ее мужем, он ожидал недовольной реакции женщины, но как ни страна та оказалась очень даже удовлетворенна его сообщением.
– Так и сказал, что через неделю выйдет? – переспросила женщина.
– Да, только я думаю это не серьезно – вставил свой пессимистический комментарий капитан милиции.
– Как сказать, – интонация Надежды была полна оптимизма – Борис всегда сдерживает свои обещания.
Она повесила трубку. Сергей Иванович достал фотографию сына, еще раз принявшись всматриваться в любимое лицо ребенка.
«Борис всегда выполняет свои обещания» – вспомнил он ее последние слова.
Они прозвучали как упрек ему на его нерадивые действия.
«А что она хотела, что бы я ему паяльник вставил, выбивая заветные цифры?»
– Твоя мама точно знает чего хочет – вслух обратился он к изображению сына.
Бодрякова вызвал звонок дежурного.
– К тебе заявительница по поводу пропажи человека.
В кабинет шаркающей походкой вошла пожилая, лет шестидесяти пяти, женщина.
– У меня пропал сын – произнесла она с порога и не очень внятно, словно процедила фразу сквозь остаток зубов.
– Вы присаживайтесь – предложил ей сесть дежурный оперативник, видя очень плохое состояние здоровья женщины – Вам воды?
Она отказалась, и оглядела скудную обстановку кабинета. Ее звали Зоя Николаевна. На ней была старая вязанная кофта и заношенная черная юбка. На ногах были домашние тапочки. Очень контрастировала с ее плохим внешним видом и здоровьем, морковного цвета губная помада и синяя тушь на лице, выглядя неестественно и отталкивающе.
– Я сегодня утром выписалась из больницы – словно предугадывая впечатление от своего внешнего вида с большим затруднением произнесла пенсионерка – Пришла домой а сына дома нет.
– С чего Вы решили, что он пропал? Он наверное уже совершеннолетний? Мог наверное отойти. Ну там на работу, или к подруге – Бодряков решил, что перед ним типичный пример матери – наседки, которые до своей смерти опекают взрослых детей как малолетних.
– Мой сын не мог. Он своеобразного развития. Ему тридцать тридцать четыре года, но в детстве у него была травма головы, и он совершено не такой как все – с трудом «проживала» предложение заявительница.
– Что отставание в развитии? – догадался о чем идет речь оперативник.
– Он просто большой ребенок – по своему подтвердила его догадку мать пропавшего.
– Как его зовут? – Бодряков решил на всякий случай взять на карандаш этот случай.
– Круглов Егор Георгиевич.
– Ну хорошо, а откуда уверенность, что с ним могло что-то случиться? – не понимал Сергей Иванович.