«Друг и брат Сорос. Большего друга, и родней человека чем ты у меня ни каго нет кроме матери. Жалко мама пропала, а то бы она мне прислала табачку нюхачего, и я тебя научил бы им пользываться. Это лучше чем те «колеса» которые мы глотали перед твоим переводом из камеры. Остаюсь верен дружбе Егорша Веник».
Записку привязали к веревке, дернули за конец, и «малявка» нырнула сквозь металлические жалюзи решетки, отправляясь по «дороге» в другой конец корпуса.
Егор успешно справлялся с новой ролью, и когда контролеры устраивали проверку рапортовал за своего друга, называя его имя отчество и статью обвинения.
Но однажды его вызвали на свидание к адвокату. Из камеры он влился в группу арестантов и по длинным коридорам проследовал до следственных кабинетов.
– В сорок шестой кабинет – показала Егору в направлении конца коридора пожилая прапорщица.
«Похожа на маму только по моложе» – с тоской о матери подумал арестант.
Открыв дверь в кабинет, он увидел импозантного вида мужчину, который с удивлением разглядывал вошедшего Егора.
– Хорош однако – непонятно к чему произнес адвокат, и нажал кнопку вызова охраны.
– Это не мой подзащитный – пояснил он запыхавшимся охранникам, которые прибежав по вызову, не знали на чью голову опустить резиновый «демократизатор».
Егор равнодушно наблюдал за склокой, не понимая зачем его вообще выводили, если привели не к тому адвокату. Через минуту его увели, и «воткнули» в отстойник зачем-то предварительно ткнув дубинкой между лопаток. Вечером в хате его встретили градом вопросов. Смотрящий, усадил его на свою шконку, и цыкнув на остальных стал внимательно его слушать. После его рассказа он сел строчить маляву, и в срочном порядке отправил ее Соросу. Вскоре пришло ответная записка, и прочитав ее, Смотрящий стал инструктировать Егора как ему себя вести на допросах в оперчасти изолятора у «кума». Егор его внимательно слушал и кивал головой.
– Ты все запомнил или тебе что-то не понятно? – внимательно посмотрев на Егора поинтересовался Смотрящий.
– А кто такой Кум, он чей-то родственник? – поинтересовался Егор, не понимая кем его все это время пугает старший по камере.
Смотрящий нервно хихикнул.
– Хозяйский выбледыш, вот чей он родственник – очень красочно но мало понятно пояснил Смотрящий.
Егор уже знал, что Хозяин – это начальник СИЗО. Выбледыш – звучало не очень по родному.
«Видимо Кум – это приемный сын хозяина» – решил Егор, и поспешил понимающе кивнуть Смотрящему.
Сергей Иванович утром был в больнице у Замутилова, но в палате его не застал. Петра уже отвезли в операционную на какую-то сложную процедуру. В приемном отделении он столкнулся с Оксаной и женой Замутилова. Обе женщины со слезами на глазах о чем-то живо беседовали. Рядом с ними играли их дети. Малыши даже не подозревали о своих родственных связях. Бодряков не решился к ним подойти, и поспешил удалиться незамеченным.
Выйдя из больницы он сел в машину и, не дожидаясь звонка Надежды о освобождении сына, набрал ее телефон.
– Да, кто это? – торопливо, словно уже собиралась уходить ответила Надя.
– Это я – Сергей Иванович напрягся в ожидании.
– Все нормально Сереж, сын со мной. И мы сейчас улетаем с ним за границу – оглоушила его женщина неожиданной информацией.
– А как же мое знакомство с сыном? – вырвалось у оперативника.
– Давай после нашего возвращения. Через недели три? – жестко отозвался в его ушах ее голос.
– Ну я так рассчитывал его увидеть, столько ждал… – промямлил Бодряков все еще надеясь на чудо – Может я Вас провожу до аэропорта?
– Нет необходимости – опять резко отрезала Надежда, но потом смягчившись добавила – если так уж невтерпеж приезжай в 15 часов в Шереметьево, Женевский рейс.
«С одной стороны, может так и надо. Увезти ребенка, пока все утрясется» – немного успокоенный от предстоящей встречи с Максимом подумал его отец.
В 15 часов он был в аэропорту. Посадку на Женевский рейс уже объявили, но Надежды еще не было. Бодряков стал волноваться, но вскоре увидел ее и сына. Они ехали налегке, с одной ручной поклажей. Максим выглядел хорошо, видимо прошедшие события на нем не очень сильно отразились.
– Ну давайте по-быстрее, а то на посадку опаздываем – вместо приветствия небрежно «бросила» мать Максима.
– Ну здравствуй, сын – Сергей Иванович опустился на корточки к своему малышу, и протянул ему руку.
– Я Вас дядя – САНВЕХТЕК знаю, Вы кЛан на даСе Синили – вспомнил ребенок его появление в Кратово.
– На какой даче? – удивилась его мать, и не дождавшись ответа стала торопиться на посадку.
– Я твой папа Максим – неуклюже поспешил сделать признание Бодряков под объявление об окончании регистрации рейса.
– Ты дядя санвехтек – упорствовал парень.
– Когда мы вернемся, мне нужно будет с тобой серьезно поговорить насчет сына – забирая у него Максима, предложила Бодрякову Надя.
– Конечно – только мог вымолвить, размякший от контакта с ребенком Сергей Иванович.
– Что бы не было дальнейших недоразумений – уточнила женщина.
– Да о чем ты? Я согласен на любые условия. Хоть воскресным папой, хоть понедельничным, а если надо его личным охранником – все что угодно.
– Не все оказывается просто Сережа. По поводу твоего отцовства… – она замолчала, видя выражение его глаз, и махнула рукой на прощание – ладно после прилета.
Они прошли регистрационную стойку и исчезли из вида, а Бодряков стоял как опешенный, не способный даже пошевелиться после ее неоконченной фразы.
«Что это за намеки в ее словах о моем отцовстве» – эта мысль хуже червя разрушала и точила его душу, наполняя все его существо чувством знакомой безнадеги.
Он вернулся в отделение в убитом настроении. В канцелярии ему сказали об открытых номерах в его почтовой переписке, и попросили их закрыть. Придя в кабинет он автоматически залез в ящик стола, что бы посмотреть не просрочил ли он какой-нибудь материал, находящийся у него на исполнении, и наткнулся на старое заявление о пропаже Круглова Егора. Он вспомнил прощальную просьбу Зои Николаевны, и без интереса, автоматически, пробежался глазами по листку бумаги… Стандартное заявление не вызвало ни каких эмоций. Он стал просматривать другие материалы, но потом бросил всю пачку в стол, оставив на столе лишь заявление Зои Николаевны. Не зная почему – может из-за того, что эта пожилая женщина, пытающая отыскать свое больное и многострадальное чадо, нашла какую-то тропку к его душе, может от того, что его сын улетел, и вокруг него опять образовался вакуум, но ему захотелось ей помочь.
Прежде всего он позвонил адвокату ее сына, который лучше кого либо должен был знать о моменте его освобождения. Набранный с визитной карточки его мобильной телефон почти моментально ответил.
– Алле!
– Харчевский Илья Ильич? – уточнил оперативник.
– Да! Кто говорит? – немного недовольно ответили в трубке.
– Это старший оперуполномоченный уголовного розыска капитан Бодряков – представился милиционер.
– Слушаю Вас Сергей Иванович – настороженно отозвался адвокат, сильно удивив оперативника знанием его имени и отчества.
Бодряков не стал заострять на этом свое внимание, полагая, что о нем защитнику наверняка говорили и Надежда и Городецкий. Он поставил защитника в известность о наличие у него на исполнении заявления матери его подзащитного о пропаже сына.
– Сергей Иванович, я же адвокат а не частный детектив. Я свое дело сделал. Добился освобождения Круглова из-под стражи. Не могу же я за него всю свою оставшуюся жизнь отвечать – удивленно и с некоторым раздражением заявил защитник.
– Вы его встречали в момент освобождения? – задал еще один вопрос оперативник.
– Нет. Я просто передал Постановление следователя в спецчасть и ушел – адвокату явно не нравился их разговор – Вы поймите, что я и так бесплатно работал по этому делу. Только лишь выполняя просьбу моих клиентов.
– А кто Вас попросил заняться благотворительностью? – попытался добраться до самого интересного звена в этой запутанной цепочке фактов оперативник.
– Сергей Иванович, Вы меня обижаете. Я же не имею права сообщать то, что мне доверенно моими клиентами – сказал как отрезал Харчевский.
– Адвокатская тайна?! – констатировал Бодряков.
– Она родимая – язвительно подтвердил Илья Ильич, полагая, что на этом разговор можно считать завершенным.
– А в какой камере сидел Круглов? – напоследок поинтересовался Сергей Иванович.
– Кажется в 202 – неуверенно произнес Харчевский.
– Стоп! – моментально среагировал Бодряков – Так в 202 сидел и Городецкий Борис Семенович!
– Ну и что? – как можно равнодушней спросил адвокат.
– Так может это он Вас попросил? – настаивал на последнем «белом пятне» Сергей Иванович.
– Вот Вы у него и спросите – уклончиво ответил защитник.
– Вот Вы у него и спросите – уклончиво ответил защитник.
– А ему то это зачем? – оперативник сделал вид, что не расслышал совета.
– Вы очень странный, если не сказать надоедливый собеседник, – начинал терять последнее терпение Илья Ильич, – Вам получается дело есть до Круглова, хотя Вы его не знаете, а Городецкому, который с эти Кругловы сидит в одной камере нет ни какого дела?
– Вы не обижайтесь, просто Борис Семенович человек важный, образованный, а Круглов «пустышка» для него ни чего не значащая – попытался объяснить адвокату свою дотошность Бодряков.
– Вы, Сергей Иванович, в тюрьме ведь еще не были? – заранее зная ответ поинтересовался адвокат.
Бодряков три раза сплюнул.
– Так ни чего не меняет людей, особенно такие неординарные личности как Городецкий, как тюрьма – защитника явно обрадовала его реакция, – разве нельзя допустить, что ему по человечески стало жалко невиновного парня. Он ведь тоже сидел по ложному обвинению.
– Может Вы и правы – Бодряков понял, что он не получит от Харчевского ни какой ценной для себя информации, и решил закончить бесполезный разговор.
Окончив разговор с адвокатом, он позвонил Ивану Хорину в оперчасть Бутырки. Старый приятель, узнав кто звонит, обрадовался, но когда Бодряков стал напрашиваться к нему в гости, насторожился.
– Чего на этот раз?
– Да просто так поболтать, по рюмки хряпнуть… – пытался усыпить его бдительность Сергей Иванович.
– Ты просто так ни когда не зайдешь – не поддавался на провокации своего коллеги с «земли» Хорин – говори чего надо.
Узнав, что приятель хочет уточнить местопребывании в его епархии одного мелкого вора, он успокоился и радушно согласился.
«Что-то у него не ладно» – сработала интуиция Бодрякова, почувствовав сильное различие в голосе всегда приветливого Хорина.
Первая ниточка
Иван встретил друга с натянутой улыбкой, и сославшись на серьезную занятость спросил кто его интересует. Узнав, что Бодрякова интересует Круглов Егор из 202 камеры, а точнее день его освобождения, он выругался нецензурной бранью.
– Я ведь предчувствовал, что твой визит сегодня будет связан с прошлым твои приходом.
– Да нет, он ни как не связан – удивленный поведением Хорина, немного опешил его коллега – при чем тут моя встреча с Городецким?
– Вот и я думаю – при чем? Можешь ты мне ответишь? – Иван повысил тон, словно вел диалог не со своим приятелем и коллегой, а с одним из местных обитателей – Что ты ему говорил, когда я уходил?
– Да какая тебе разница? Я пришел узнать был ли освобожден Круглов? У меня заявление от его матери о его пропаже сына после освобождении из Вашего учреждения. – Начинал злиться Сергей Иванович.
– Ну так ищи, я чем тебе могу помочь, если ты мне не отвечаешь? – зло отрезал Иван, всем своим видом давая понять, что разговор состоится только по его правилам.
– Иван, ты пойми, разговор с Городецким – это мое очень личное дело. А потом, его же все ровно выпустили за отсутствием состава преступления, что тебе до него сейчас. Он уже не твой подопечный – все ни как не мог понять Бодряков поведение друга.
– Ошибаешься, приятель – Хорин заиграл желваками, и на его лице выступили красные пятна – ни кто его не выпускал. Он как сидел так и сидит в 202 камере.
Сергей Иванович нервно хохотнул. Если бы он не знал, что у Хорина лицо покрывается красными пятнами когда он уже готов броситься на собеседника в драку, он бы решил, что друг просто обкурился травкой.
«Почему он врет и так напрягся» – свербило у него в голове.
– А можно мне с ним тогда еще разок пересечься? – задал провокационный вопрос Сергей Иванович, уверенный, что сейчас уличит приятеля во лжи.
– После того как ты мне обьяснишь цель твоего первого визита. При чем без прощлого вранья.
– Чего ты блефуешь? Я же знаю, что его отпустили – Бодряков не спешил расставаться со своими «козырями».
– Позвони в спецчасть… – как можно равнодушнее предложил уставший коллега, придвинув к Бодрякову телефонный аппарат.
Сергей Иванович набрал телефон спецчасти СИЗО и, назвав пароль, спросил девушку об обвиняемом Городецком.
– 202 камера, но свидания запрещены – там сейчас карантин, – ответила работница изолятора.
– Постойте, так его несколько дней назад освободили из-под стражи. Посмотрите еще раз – ошеломленный ее сообщением, Бодряков надеялся на какую-то ошибку.
– Чего мне смотреть. Был бы освобожден так бы Вам и сказала – недовольным голоском урезонила его работница и повесила трубку.
Сергей Иванович анализируя поток противоречивой информации откинулся на кресле.
– Может рюмочку? – язвительно, словно беря реванш, подметил его состояние Хорин.
– Лучше чифирчика – попросил Бодряков.
Пока он пил горячий крепкий чай, мысли стали приводиться в порядок, подобно встревоженному улью, вернувшемуся к своей работе. Хорин понимая, что Бодрякову нужно время для принятия решения, тактично перебирал рабочие бумаги.
«Так кто же врет? Хорин или Надежда с Харчевским? На нее не похоже, но в то же время я Городецкого у нее не увидел. А Замутилов? Он же присутствовал при выходе Городецкого. Правда его толком невозможно расспросить из-за травмы, а теперь и операции. А Ивану зачем врать, да и тем более работница спецчасти отрицает освобождение Городецкого» – чем больше думал Сергей Иванович тем больше запутывался в этой хитросплетенной паутине фактов.
– А ты вообще-то чего-нибудь мне можешь интересного сказать про Круглова Егора, если я тебе расскажу все о моем первоначальном визите к Городецкому – старался не прогадать Бодряков при обмене информациями.
– Серж, ты не на рынке. Одно обещаю будешь честен – рассчитывай и на мою порядочность и полноту информации – серьезным тоном заверил приятеля Хорин.
Сергей Иванович понял, что сейчас вопрос о месте пребывания Городецкого является ключом ко всему остальному. К похищению сына и всей этой истории с миллионами долларов, к отъезду Максима со своей матерью из страны, к роли Эдика и Харчевского во всем этом запутанном представлении, и наконец к поиску пропавшего Круглова.
«Клубок распутывается по ниточке» – вспомнил он любимую поговорку Петра Замутилова.
Он стал рассказывать с самого начала его поисков. С первого звонка своего сына. Иван недоверчиво щурился, но слушал очень внимательно. По мере продолжения рассказа, а особенно с момента их разговоров с женой Городецкого о похищении Максима и шифре, он стал более серьезным, и начал кивать головой, что говорило о совпадении его информации по делу Городецкого с пересказом Бодрякова. Сергей Иванович не остановился на своей беседе с Городецким в тот прошлый визит на Бутырку, решив дать более исчерпывающую информацию коллеге о организаторе вымогательства и организованной за ним слежке. Услышав про несчастье Замутилова, он выругался в адрес уголовных «тварей», а когда Бодряков завершил свой рассказ отъездом Надежды с ребенком, он разочаровано покачал головой.
– За бабками поехала – впервые прервал его тюремный опер.
– Не думаю… – возразил ему коллега, удивленный такой не далекой версией – она же передала ключи и шифр в обмен на сына.
– А кто ей мешал не тот ключик дать или изменить одну цифру – настаивал на своей версии Харин – ты только подумай какие там суммы!
– Что же она будет рисковать жизнью своего сына? – упирался Бодряков.
– А какой риск? Сын с ней. Если бы она все честно передала сделала зачем ей бежать так поспешно? Не иначе как из страха за свой обман! – также упорно отстаивал свои доводы Иван.
– Ну ладно, что ты мне теперь скажешь дружище? – вернулся к их договоренности Бодряков.
– Ну прежде всего спасибо, что рассказал правду. Жаль только, что не доверился мне при первом визите. Сейчас ситуация была бы под полным контролем, а так… – он надул щеки и затаил дыхание, словно обдумывая с чего лучше начать.
– Ситуация крайне сложная – он выдохнул воздух – Ладно устрою тебе встречу с Городецким, сам все поймешь.
К удивлению, все еще не верящего Сергея Ивановича, он заказал в кабинет Бориса Семеновича. На ряд вопросов, которые посыпались от Бодрякова, он стал отмахиваться как от надоедливых мух, призывая коллегу к терпению. Что бы смягчить паузу, он предложил «по рюмочке», и через полчаса ожидания бутылка успела опустеть на половину.
– За дружбу – каждый раз приговаривал Хорин, опрокидывая очередную мерку, а выпив приговаривал – не волнуйся, все будет нормалек.
Наконец-то привели арестованного. При мимолетном взгляде на вошедшего в кабинет Городецкого Бодряков удивился как тюрьма может изменить человека. Вместо осмысленного, цепкого взгляда на лице Бориса Семеновича было ворожение какой-то отрешенности. Шикарная оправа его очков сползла на кончик носа, но хозяину видимо не было до этого ни какого дела. Костюм стал явно велик своему хозяину. Создавалось такое впечатление буд-то перед ним совсем другой человек.