На вопросы окружающих: «А когда же все-таки на пенсию? И не пора ли?» – Ада Львовна уверенно отвечала:
– Не отпускают. Ни в какую. Я бы уж сама, конечно, давно уволилась, но перед коллективом совестно. Доверяет мне коллектив.
– А дети?
– А дети меня поддерживают и говорят: «Работай, мама, пока не надоест. А надоест – не работай. Прокормим. С голода не умрешь».
– А вы?
– А что я? По мне, так как скажут. Но пока силы есть, работать, конечно, надо. Зачем это на шее сидеть? Намучаются еще… Успеют…
Чтобы оттянуть тот самый обозначенный Адой рубеж, дети, не сговариваясь, напевали матери в оба уха: «Хватит… Пожалей себя… Всех денег не заработаешь… Людей незаменимых нет, не думай…» Делали они это с одинаковым энтузиазмом по одной-единственной причине: зная характер Ады Львовны, можно было со стопроцентной уверенностью сказать, что поступит она с точностью до наоборот. И дочь, и сын, а впоследствии и зять, и сноха неоднократно имели возможность это проверить, и не на чьем-нибудь, а на собственном опыте.
– Мама, – звонила сноха и предупреждала: – Завтра воскресенье. Пасха. Ждем вас к обеду.
– Я принимаю твое приглашение, дочь, – с определенной долей официальности отвечала Ада Львовна. – Кто еще будет?
– Только свои: вы и Галя.
– Правильно я понимаю, моя дочь тоже получила приглашение? – все так же официально интересовалась Ада Львовна. – Ко скольки мне приехать?
– Мама, к обеду.
– Неужели я помню, во сколько вы обедаете?! Я не была у вас уже год!
«А Новый год?! А Рождество?! А день рождения сына в феврале? Твоего, между прочим, сына. А 8 Марта?!» – хотела проорать в трубку сноха Василиса, но умудрялась взять себя в руки и спокойно сообщить:
– Мама, мы ждем вас в два.
– В четырнадцать? – невозмутимо уточняла свекровь.
– В два. Слышите, мама. Не в двенадцать! Ровно в два.
– Ты хочешь сказать, что я не могу отличить два от двенадцати?
– Я просто повторяю. В два.
– Я не заставлю себя ждать, – великосветски изрекала свекровь и приезжала на такси ровно в двенадцать.
– Ма-а-ама! – вопила Василиса. – У меня же ничего не готово!
– Кто бы сомневался! – восклицала Ада Львовна. – Дай, думаю, помогу, а то ты вечно ничего не успеваешь к приходу гостей.
Василиса в бессилье роняла руки и плелась на кухню, чтобы завершить начатое дело до того, как оно окончательно потерпело полный крах. В бытовом отношении все, за что бралась ее свекровь, обязательно заканчивалось полным фиаско. Кстати, Ада Львовна это всегда признавала.
– Каждому свое, – вздыхала она, глядя на разлитый по столу экзотический соус, рецепт которого содержал безумное количество разных ингредиентов. – Говорила я тебе: лучшее – враг хорошего.
– Господи, мама!
– Дочка, ты не права. Сроду мы с Игорем и Галкой никаких соусов не ели, и тебе нечего…
Василиса с ненавистью смотрела сначала на мужа, потом – поверх головы Ады Львовны, а затем – снова на мужа. Самой себе Василиса казалась похожей на метроном, который заперли в желтой деревянной пирамидке.
– Как ты все это выдерживаешь? – выспрашивала Василису печальная Галка, с удовольствием поменявшая грозную фамилию Скуратова на веселую Гуцуляк.
– А ты?! – теряла терпение Василиса.
– Я не выдерживаю, – признавалась Галка. – Я ору!
– А какое я имею право на нее орать?
– Никакого.
– Вот именно.
– Я тоже никакого, – рассуждала Галка и с восхищением смотрела на невестку, запертую в пирамидке условностей. – Наору, а потом стыдно. Знаешь, что она сделала?!
Василиса махнула рукой – от греха подальше.
– Нет, ты только послушай, – настаивала Галка и торопилась рассказать о событиях, произошедших давно, но по сегодняшний день вызывающих чувство легкого недоумения. – Я когда замуж выходила, регистраторша спрашивает: «Какую фамилию брать будете?»
– А у тебя что? Выбор был?
– Ну, какой у меня был выбор? Смеешься?! Или Скуратова, или Гуцуляк.
– И что?
– И то. На росписи всегда говорят: «По обоюдному желанию молодожены решили носить фамилию…» В общем, ты знаешь…
– Ну…
– Короче, объявляют нас со Славой мужем и женой и фамилию называют, мол, Гуцуляк.
– И что такого? – недоумевала Василиса.
– Да ничего. В ресторан приехали – все поздравляют, подарки дарят. И тут мама встает и говорит: «За здоровье тех ворот, откуда выйдет новый род! Урра!» А потом – хлобысь на поднос сберкнижку и на Славку смотрит. Тут и тамада подлетела: «Не обидела зятька, тещенька?»
Зятек покраснел, глаза опустил.
– Чего молчишь? – наскакивает на меня тамада. – За мужа вступайся.
И я, как дура, возьми да сберкнижку-то и открой.
– Ну? – замерла Василиса.
– А там – двадцать пять тысяч.
– Ничего себе! – охнула Василиса. – Это в восемьдесят девятом году-то?
– Это в восемьдесят девятом году-то, – гордо подтвердила Галка.
– А вы что? Квартиру купили? По тем временам – это ведь деньги немалые!
– Какую квартиру?! – простонала Галка. – Сберкнижка была оформлена на фамилию Скуратова. Сразу-то не посмотрели. Нужды не было. Тут – дефолт. Сунулись, а я уже несколько лет как паспорт поменяла. На Гуцуляк. Пока доказывала, что Скуратова – это тоже я, все деньги сгорели. Сама же помнишь, что было!
Василиса с жалостью смотрела на блаженную Галку, искренно недоумевая, как это можно было не проверить, на кого оформлена сберкнижка, или как можно было отложить покупку своей собственной квартиры и вместо этого жить со свекровью?! Ладно бы денег не было! Были! Ада Львовна в смысле бережливости была примерной матерью: все на благо потомкам! Когда-то она жила с твердой уверенностью в том, что никогда не станет делить с детьми свою жилплощадь, ибо свято веровала в актуальный смысл народной пословицы: «Без детей горе, а с детьми вдвое». И пока маятник жизненного метронома этой женщины застревал на отметках «самостоятельна», «востребована», «полна сил», «сил еще много» и так далее, Ада Львовна даже мысли не допускала, что день воссоединения с детьми все-таки наступит.
В день своего семидесятилетия почетный деятель здравоохранения Ада Львовна Скуратова собрала торжественное собрание трудового коллектива и с чувством глубокой скорби сообщила коллегам:
– Пора и честь знать.
«Неужели сокращение?» – ошибочно подумали сотрудники станции «Скорой помощи» и преждевременно огорчились.
– Нет, не сокращение. Увы… – выдохнула в пространство конференц-зала Ада Львовна и публично написала заявление об увольнении.
В честь неожиданно наступившей весны работники станции «Скорой помощи» постановили организовать прощальный банкет, чтобы совесть потом не мучила. Потому что столько лет под Адой – это подвиг. Ну и вообще: «Баба-то она деловая. Путная. Лишнего не спросит, а семь шкур спустит. Но все равно – жалко». Жалко, когда императрицы уходят на покой по собственной воле, а не по решению революционного правительства недовольных подчиненных…
Назначили день, подверстав его к очередному красному дню календаря. Стали готовиться: газеты рисовать, конкурсы придумывать, грамоты подписывать. Разумеется, тайком от Ады Львовны, через день посещающей департамент местного здравоохранения.
– Подождите-подождите, – оживились завистницы и в одночасье стали суровыми и неприступными.
– Чего подождите-то?! – посмеивалась станционная молодежь.
– А то! Не успеете глазом моргнуть, как она в департаменте себе какое-нибудь кресло отхватит.
– Какое?! – продолжала посмеиваться молодежь.
– Какое-нибудь!
– Это в семьдесят-то?
– Да она до ста жить будет – и не чихнет. Это не то что вы!
– А мы-то чего? – пугалась молодежь.
– А того! – наступали завистницы широким фронтом. – Сорок лет станцией руководит, а на больничном ни разу не была. А вы без году неделя – и уже по пять раз переболели.
– А мы-то тут при чем? – недоумевали молодые сотрудники. – У нас, может, иммунитет ослабленный от постоянного контакта с больными. Мы-то на «Скорой», а она в кабинете сидит целыми днями.
– Не устроим банкет, еще сидеть останется. Зря, что ли, она в департамент зачастила?!
«Банкету быть!» – снова заволновалась станция «Скорой помощи» и делегировала в кабинет главврача председателя профкома Трушкину.
Трушкина была на двадцать лет моложе Ады Львовны, давно метила на ее место и очень переживала, что уйдет на пенсию раньше, чем старая главврач освободит обетованное кресло. В голове у председателя профкома станции «Скорой помощи» звучал свой метроном: «Быть или не быть?»
– Пойдете? – поинтересовались коллеги у Трушкиной.
– Пойду! – с готовностью откликнулась председатель профкома и в мгновение ока превратилась в благородного миссионера. – Ада Львовна! Народ жаждет поздравить вас.
– С чем же, Людочка? – попыталась закрыться щитом удивления начальница, складывающая в коробку накопившиеся за много лет вещи.
– С чем же, Людочка? – попыталась закрыться щитом удивления начальница, складывающая в коробку накопившиеся за много лет вещи.
– С выходом на заслуженный отдых!
Брови Ады Львовны без спроса поползли вверх.
– Надоело, поди, бумажки перебирать? – нарушая всякую субординацию, изрекла Трушкина. – Ладно вам, Ада Львовна, не переживайте. Мы вас проводим с шиком. Честь по чести. Я вот на счет подарка хотела узнать: вам вещь «на память» или деньгами?
От примитивности постановки вопроса Ада Львовна отупела и непривычно для себя робко спросила:
– А надо?
– Надо, – надавила на бывшую начальницу председатель профкома и для пущей убедительности заявила: – Так положено.
Бедная Ада Львовна, привыкшая к тому, что приказы на станции «Скорой помощи» раздает она сама, вконец растерялась и замахала руками на Трушкину:
– Некогда сейчас, Людмила Петровна. Не до банкетов. Дела надо сдавать.
– Как это не до банкетов?! – возмутилась председатель профкома и покрылась алыми пятнами от досады. – Эту традицию не мы придумали. Так испокон веков заведено. Коллектив по-человечески хочет. Чтоб проститься. Как люди…
От высокопарных слов Трушкиной «коллектив хочет», «по-человечески», «как люди» Ада Львовна размякла и частично сдалась:
– Мне еще с детьми посоветоваться надо.
«Это с каких это пор вы с детьми советоваться начали?» – захотелось съязвить Людмиле Петровне, но она удержалась и изобразила обиду на лице:
– Мы как лучше хотели. Не считаете нужным, никто не неволит. Как говорится, насильно мил не будешь.
– Идите, работайте, Людмила Петровна, – поставила подчиненную на место Ада Львовна и, не дожидаясь, пока та закроет за собой дверь, набрала номер снохи:
– Это ты, дочь? – поинтересовалась она и, не слушая ответа, тут же перешла к делу: – Мне, дочь, надо с вами посоветоваться. Семейный совет, так сказать. Соберемся у вас. Так всем удобно. Галя приедет, Игорь и ты.
– А Галя одна будет или с мужем? – зло поинтересовалась Василиса. – Вообще-то у нас, мама, планы.
– Планы надо отменить, – приказала свекровь и положила трубку.
Не прошло и минуты, как она снова перезвонила и проверила, насколько хорошо усвоена информация:
– Так ты поняла меня, дочь?! Сегодня. Ну, давай в семь. В семь – точно нормально. Самое то. Раньше не надо. Пока.
Рассвирепевшая Василиса перезвонила мужу и проорала ему в самое ухо:
– Сколько можно! Твоя мать абсолютно со мной не считается! Мы сегодня приглашены к Белым на ужин, а она едет к нам. Слышишь меня?! «К нам едет ревизор!» Будь в семь! Тебе назначено.
Пока жена визжала в трубку, Игорь морщился и тер нос. Встреча с матерью вместо ужина у Белых его не привлекала. Но лучше уж было потерпеть, чем постоянно чувствовать внутри тикающий, как взрывной механизм, внутренний метроном, маятник которого раскачивался между двумя полюсами: «плохой мальчик – хороший мальчик». И когда чувство вины в сыне Ады Львовны обострялось, метроном начинал отбивать ритм все быстрее и быстрее, пока не переходил на мерзкую трель. Игорь ненавидел это состояние, поэтому позвонил матери заранее.
– Ты на работе? – не здороваться, видимо, было своеобразной фамильной чертой Скуратовых.
– А где я могу еще быть?
– Ну, откуда я знаю. Может, дома или у Галки.
– Тогда зачем ты звонишь мне на работу?
– Чтобы наверняка, – попытался пошутить Игорь.
– Ну, так что?
– Ну, так то! Что сегодня за повод?
– Какой повод?
– Ты сегодня у меня дома устраиваешь свой семейный совет. А мы приглашены к Белым.
– Интересно, а где мне его еще устраивать? У тебя самая большая квартира. Не к Галке же мне тащиться через весь город. И не ей ко мне. Ты – ровно посередине.
– Но у нас были планы… – Игорь вернулся к тому, с чего начал.
– Хорошо, – неожиданно согласилась Ада Львовна. – Идите к Белым. Все отменяется. Гораздо важнее быть хорошим мужем, нежели сыном. Но помни…
Игорь завелся с пол-оборота и проорал в трубку:
– Хватит делать из меня дурака!
– Я и не думала, – спокойно возразила мать. – Зачем делать то, что уже и так существует?
– По-твоему, я плохой сын?!
– Ты – хороший муж. И этим все сказано, – подвела итог Ада Львовна и повесила трубку.
В телефоне Игоря привычно запикало: «плохой мальчик – плохой мальчик – хороший мальчик – плохой-плохой-плохой…»
«Больше не могу», – сказал Игорь и откинулся в кресле.
– Проблемы? – проворковала секретарша и преданно посмотрела на своего босса.
Игорь брезгливо скривился:
– Типа – да.
– Может быть, кофе? – вкрадчиво предложила помощница и даже приподнялась со стула.
– А-а-а… Давай. С коньяком.
– Вы же за рулем, Игорь Станиславович, – напомнила секретарь и приняла томную позу.
– Первый раз, что ли?!
– Все равно, Игорь Станиславович. Прав лишат.
– Не лишат, – заверил молодую особу босс и показал ей пальцем на дверь: – Давай-давай, неси свою отраву.
– Почему это «отраву»? – с обидой поджала губки секретарша.
Игорь Станиславович не удостоил помощницу ответом и позвонил сестре.
Галка о «встрече на Эльбе» услышала впервые и, подобно Василисе, впала в негодование:
– Я не могу. У меня планы.
– Кому это интересно? Твоя мать так распорядилась.
Галка возмутилась и приняла оборонительную позицию:
– Ты так говоришь, как будто это исключительно моя мать, а к тебе она не имеет никакого отношения. Так… посторонняя женщина.
– Посторонняя женщина не стала бы назначать совещание в моем доме, – поставил сестру на место Игорь.
– А где ей его назначать? – резонно поинтересовалась Галка.
– Ну, как минимум у себя. Или у тебя на худой конец.
– Почему это у меня? – поразилась Галка.
– Потому что дочь ближе к матери. И матери у дочери лучше. И женщина женщину лучше понимает. И знаешь, что я тебе скажу, Галка: у меня дома скандал, потому что мы вечером должны были идти к Белым, а теперь неизвестно, пойдем ли вообще. И я готов напиться прямо сейчас, потому что твоя мать разрушает мою жизнь. И…
– Ты думаешь, она только твою жизнь разрушает?!
– Думаю, да, – честно признался Игорь и тут же напугался знакомого тиканья в трубке: «плохой брат – плохой брат – плохой брат». – Эй! – спохватился «плохой брат». – Ты меня слышишь?
Галка молчала. Игорь еще минуту повертел трубку в руках и медленно положил ее на телефонный аппарат, так медленно, словно боялся кого-то обидеть.
Секретарша внесла кофе:
– Пожалуйста, Игорь Станиславович. Ваш кофе готов.
– А где коньяк? – буркнул начальник. – Я же просил.
– Коньяк внутри, – пояснила помощница и поставила перед боссом миниатюрный никелированный поднос.
– Принеси коньяк отдельно. Грамм сто…
– Игорь Станиславович…
– Сказал, принеси – значит, принеси! Я что, пацан, перед тобой отчитываться?
Услышав знакомую интонацию недовольства, секретарша тут же выполнила приказ, не говоря ни слова. Игорь Станиславович махнул коньяк, а потом так же лихо опрокинул в себя содержимое чашки.
– Можешь идти, – отпустил он помощницу и в который раз показал пальцем на дверь.
Секретарша, прихватив поднос, удалилась.
– Вообще можешь идти! Свободна! – прокричал ей вслед Игорь Станиславович и с вожделением посмотрел на телефон. Похоже, в течение несколько ближайших часов он собирался провести время наедине только с ним.
– Галка! – перезвонил Игорь сестре. – Ну, что ты на меня обижаешься?! Ну, достала она меня уже!
– Да ты видишь-то ее раз в месяц, – вступилась за мать Галя.
– Да при чем здесь мать?!
– А кто? – заинтересовалась Галка.
– Да Васька. Всю плешь мне проела: «У нас планы! У нас планы!» Можно подумать, с ней о чем-то можно говорить!
– С Василисой? – на всякий случай уточнила сестра.
– Да при чем тут Василиса?! – взвился Игорь. – Я про мать!
– А-а-а-а… – разочарованно протянула Галка.
– Хочешь, я за тобой приеду?
– Ты лучше маму отвези, – предложила Галка.
– Я тебя сначала заберу. Потом – за матерью заедем. Потом – к нам. Я тебе, кстати, икру к Новому году заказал. Полкило. Мы пробовали. Хорошая икра. Вкусная.
– Спасибо, Игоречек, – обрадовалась Галка. – Сколько с меня?
– Да нисколько!
– Ну как же?
– Да ерунда. Считай, подарок к Новому году.
– Спасибо тебе, Игорь. Все-таки ты такой хороший брат! Хороший брат! Очень хороший.
«Хороший брат – хороший брат – хороший брат», – начал раскачиваться метроном, и продолжать разговор Игорю как-то сразу стало не интересно:
– Да ладно, Галка. Давай. До скорого!
Не дождавшись ответа сестры, «хороший брат» быстренько повесил трубку. Стало чуть легче. Немного помедлив, Игорь набрал еще один номер.
– Алло, – манерно ответили на другом конце провода.
Игорь откашлялся и попросил к телефону Аду Львовну.
– Как вас представить? – поинтересовалась трубка.