— На это я не согласен! — сказал он вдруг.
— Не согласен? С чем?
— С именем. В мечтах я давно подобрал себе другое имя! Раньше оно выражало мою тоску, теперь будет выражать мое счастье.
— Мы согласны на любое. Объяви его.
Он выдохнул торжествующим звуком:
— Отныне меня зовут Бродяга.
Часть четвертая ГОНИМЫЕ БОГИ 1
Сворачивание пространства в неевклидову спираль совершалось быстро, но раскручивание представляло процесс длительный, так как Станция еще не была полностью восстановлена. Андре вторую неделю сидел за пультом, под шаром, где по-прежнему покоился Мозг, и самостоятельно подавал команды операторам. Сработался с ними он превосходно, согласование с командами Андре шло даже лучше, чем раньше с приказами Главного Мозга: рядом не было тупого Надсмотрщика, контролировавшего все импульсы…
Неевклидовость уменьшалась постепенно, мы медленно выкарабкивались в космос. Золотое сияние неба слабело, в нем появлялась синева. Это было еще пустое небо, но уже не то, каким нависало над нами в дни перехода.
— Скоро будут звезды! — говорила Мери. — Я соскучилась по звездам, Эли! Мне так душно в этом нестерпимо замкнутом мире!
Меня временами охватывала такая же тоска по звездам. Но еще больше я боялся того, что могло прийти от звезд. В космосе наверняка рыскали неприятельские крейсеры, готовые отвоевать планету.
Когда Оранжевая закатывалась, мы всматривались в небо.
Те же удивительные краски вспыхивали в нем, потрясающие закаты, нигде, ни до, ни после тех дней нами не виданные и, по-моему, навсегда потерянные для человечества, — никто ведь не будет сворачивать мировое пространство ради того, чтобы полюбоваться живописной зарей. А потом наступала ночь, глухая, черная, такая тесная, будто граница мироздания надвигалась вплотную, страшно было протягивать руку, каждый шаг заносился как над пропастью…Я обнимал Мери, мы всматривались и вслушивались в темноту, предугадывая скорое появление мира- молча страшась и молча ликуя…
— Ты бездельничаешь, Эли! — сказал раздраженно Андре. — Мы вкалываем как проклятые, а ты фланируешь по темной планете, как по родному Зеленому проспекту.
Пришлось отшучиваться:
— Лучшая форма моей помощи- не вмешиваться в вашу работу. Понимания ее у меня немного, а власти напортить- ого-го сколько!
И настала так долго жданная ночь. Слабо зажглась первая звезда, за ней вторая, третья… Неслышимый ветер разметывал полог, отгородивший мир от нас, звезды вспыхивали, умножались. Лился удивительный звездный дождь, сотни ярчайших светил, тысячи просто ярких выныривали из незримости, небо бушевало мятежным сиянием- множеством блистающих глаз всматривался Персей в потерявшуюся было планету.
Мы находились тогда в рубке, и мне вообразилось, будто снова меня посетило сновидение, — так все было красочно неправдоподобно. Но за пультом сидел реальный Андре, а по бокам его- Камагин и Петри, над ними тихо реял реальный полупрозрачный шар, а реальный Осима- не фантасмагория из бреда- восторженно обнимал реального Ромеро.
— Пространство в окружении Третьей планеты чисто, — объявил Андре. — Но в десяти парсеках сильное передвижение огней.
— Там концентрируется звездный флот разрушителей, — разъяснил Мозг. — Мне нужно связаться с собратьями на других Станциях Метрики, чтоб получить информацию о положении.
— О том, что на Третьей планете сменилось власть, сообщать пока не надо, — предупредил Ромеро.
— Знаем, знаем! — нетерпеливо отозвался Андре. — Дезинформация противника изобретена не нами. Для остальных Мозгов мы пока выкарабкиваемся из неполадок.
День за днем Мозг восстанавливал связи Третьей планеты с другими звездными крепостями, систематизируя информацию.
Флот Аллана продолжал прорывать возникавшие преграды, но продвижение шло медленно. В районе прорыва концентрировались крейсеры разрушителей. Ни один из кораблей галактов в межзвездном пространстве Персея не появлялся.
Мы собрали совещание командиров отрядов и попросили Мозг высказаться, как действовать.
— Разрушителям пока не до нас. Верят ли они или не верят, что у нас лишь технические неполадки, но немедленное нападение нам не грозит. Зато Аллану труднее. Скоро падет последний заслон неевклидовости- и корабли людей хлынут внутрь Персея. Великий разрушитель подготавливает грандиозное сражение. В толчее кораблей применять аннигиляторы люди будут осторожно, чтоб не уничтожить своих же, зато гравитационные орудия бьют без промаха. Не исключаю взаимного истребления противников. Думаю, стратеги разрушителей замыслили именно это- обоюдное уничтожение.
Орлан подтвердил жестокий прогноз:
— Давно разработан план разрушения населенных планет Империи на случай, если не удастся их защитить. Зажечь вселенский пожар- такая мрачная идея не может не импонировать Великому. А мощи истребить жизнь на Персее у него хватит.
— Включая и звезды галактов? — уточнил я.
— Исключая звезды галактов. И здесь таится единственная возможность спутать зловещие планы. Нужно обратиться к галактам за помощью. Сейчас они уклоняются от открытой борьбы. Втянуть их в нашу войну- другого пути к победе нет!
Гиг захохотал. Рот у него реально, а не метафорически начинался от ушей, и, смеясь, Гиг распахивал его, как гигантские клещи.
— Биологические орудия! — пролепетал он. — Ну и штука! Трахнуть в Великого из «биологички»!..
— К Великому с биологическими орудиями не подобраться, — возразил Орлан. — Но если галакты оснастят ими ваши корабли, перевес людей в сражении станет подавляющим.
— Тогда надо искать связи с галактами. Осуществима ли она с твоей планеты, Мозг?
— Вполне осуществима, — заявил он. — В трех-четырех парсеках несколько звезд с планетами галактов. Надо сообщить им о событиях на Третьей планете. Но вот беда- они могут не поверить. Они боятся и ненавидят нас, наши шесть планет специально созданы для борьбы с биологическими орудиями. Не я, но мой предшественник успешно поворачивал против самих галактов мощь их оружия…
После совещания Мозг обратился ко мне с вопросом, долго ли ему терпеть. Громовержец умер и законсервирован в ожидании операции, а Бродяга никак не может родиться.
Видя, что я колеблюсь, Андре вступился за Мозг:
— Чего ты трусишь? Если мы с Эдуардом и Петри сумели раскрыть планету, то сумеем и свернуть ее, а поддерживать внешние связи- еще проще.
— Андре, я верю в твои способности, но согласись…
— Не соглашусь! Говорю тебе, управлять Станцией проще, чем скакать на пегасе. Мозг не отстраняется совсем. И после воплощения три часа в сутки он будет посвящать совместной работе с нами. Неужели и это тебя не устраивает?
— Делай операцию! — сказал я Лусину. — Но помните о трех часах! Голову сниму, как говорили древние начальники, если хоть минуту не дотянете до трех часов совместной ежедневной работы.
2
В отчете Ромеро обстоятельно рассказано, как пробудилась из дремоты МУМ и ожили механизмы «Волопаса», как ослабла гравитация на планете после раскрытия ее в пространстве и как все мы, освобожденные от перегрузок, наполнили воздух грохотом авиеток и шумом крыльев. Повторять все это не имеет смысла.
Не буду останавливаться и на том, как наладили связь с галактами, как они не сразу поверили, что мощнейшее космическое страшилище разрушителей перестало им грозить, и как согласились допустить наш звездолет в свои владения, предупредив, что кара при обмане будет жестокой…
— Ух! — сказал я Мери, когда Ромеро отправил галактам согласие на их условия. — Запуганы эти таинственные создания!.. Ладно, на днях выступаем. Посоветуй, кого брать, кого оставить.
— Я посоветую взять меня. Помнишь, я тебя предупредила: где ты, Кай, там и я, Кая. Относительно же других не скажу, чтоб Ромеро потом не разгласил, будто адмирал под башмаком у своей жены и ничего не решает, не спросив ее согласия. Кого ты собираешься взять?
— Ромеро и Осиму обязательно. Также Орлана и Гига. Вероятно, Лусина и Труба, парочку пегасов и драконов…
— И Громовержца?
— Ты имеешь в виду Бродягу? Его оставим на планете. Ты не смотрела, каков Мозг в новой ипостаси?
— Смотрела- забавен.
В свободный час я выбрался к Лусину. Он выгуливал Бродягу на драконьем полигоне. Я полетел туда на пегасе, в сопровождающие напросился Труб. Я спросил, как ему нравится возрожденный к новой жизни дракон. Ангелы драконов недолюбливают, хотя и не враждуют с ними, как пегасы, но Громовержец и у ангелов пользовался уважением.
— Посмотри сам, — сказал Труб таинственно. — Изумительное творение! — Он дружески огрел дракона крылом по шее. — Ангельское совершенство, вот что я скажу тебе, Эли!
Я наконец справился с изумлением.
— Как ты чувствуешь себя, Бродяга? Тебе нигде?… Я хочу сказать, черепная оболочка просторна?
— Ногу нигде не жмет, — ответил он голосом пижона в новых штиблетах и захохотал. Внешне это выразилось в том, что из распахнутой пасти посыпались огненные шары в облаках дыма. — Посмотри сам.
Он взмыл в воздух и кувыркался в вышине, то удалялся, то возвращался, то глыбой рушился вниз, то ракетой выстреливал ввысь, то замирал, паря. И все фигуры проделывал с таким изяществом, так был непохож на прежнего величавого, но неуклюжего Громовержца, что я не раз вскрикивал от восторга.
Решив, что воздушных пируэтов с нас хватит, Бродяга распластался у пригорка.
— Садись, Эли, прокачу.
Говорил он не очень чисто, шипящие слышались сильнее звонких, к тому же он шепелявил. Я как-то потом посоветовал ему взять у Ромеро урок произношения, но он возразил, что произношение Ромеро слишком монотонно. У меня он тоже учиться не захотел: я хриплю, у Мери голос глубок, у Осимы- резок, Лусин же не разговаривает, а мямлит. Дракон доказывал, что лишь у него идеальный человеческий выговор. Вскоре его манере речи будут подражать все, шипящие не портят, а облагораживают речь- в них отзвук полета наперегонки с ветром. Вообще, Бродяга за словом в карман не лез.
— Полечу с условием, что не будешь кувыркаться в воздухе.
Лусин на пегасе пристроился с правого бока дракона, Труб полетел слева. Вначале мы шли чинной крылатой тройкой- вроде звездолета между двумя планетолетами, настолько крупнее спутников был Бродяга. При этом дракон так натужно махал крыльями, будто еле держал равнение.
Труба он не обманул, но мне показалось, что Бродяге и вправду долго не снести группового полета. А затем, неуловимо изменив ритм, он мигом вынесся вперед — издали доносились лишь укоризненные крики Труба да обиженное ржание пегаса.
Дракон летел как ракета легко и мощно, он уже не махал крыльями, а лишь свивал и развивал туловище- судорога пробегала по телу. Ныне полет Бродяги и его потомства подробно изучен, но тогда я удивился и испугался. В шуме разрезаемого драконом воздуха, точно, было что-то не так свистящее, как шепеляво-шипящее.
Цепляясь за гребень, чтобы не свалиться, я крикнул — и едва услышал себя, так был силен поднятый Бродягой ветер:
— Трубу с пегасом за тобой не угнаться. Зачем ты их обижаешь?
Бродяге не пришлось напрягать легкие для ответа:
— Не обижаю, а знакомлю с собой.
— Подождем их, — взмолился я, когда ни ангела, ни пегаса не стало видно.
— Ждать- долго! — пробормотал он пренебрежительно и, повернув, помчался с той же быстротой назад.
Когда мы сблизились, над пегасом вздымалось облачко пара, да и Труб был не лучше. Обычно огнедышащие драконы не показывали и трети скорости Бродяги.
— Хорошо? Плохо? А? — допрашивал меня Лусин.
— Я же сказал тебе- отлично! Но что в тебе осталось от прежнего неподвижного Мозга-мечтателя, мой резвый Бродяга?
— Все мое- во мне! — похвастался дракон и так радостно дернулся, что я едва удержался на гребне.
Мирно болтая, мы потихоньку возвращались к драконьему полигону, когда чуть не произошла катастрофа.
Дракон, до того тихо махавший крыльями, вдруг закричал, взвился вверх и помчался куда резвее прежнего. А я не удержался на гребне и полетел вниз. И если бы Труб не подхватил меня на лету, я наверняка бы разбился о металлическую поверхность планеты. Ангел бережно опустил меня на почву, рядом опустился пегас.
Лусин и Труб были белее водяной пены, я тоже не глядел героем. Пегас злобно ржал и бил копытом. Инстинктивная вражда его народа к драконам получила новую пищу. Уносившийся дракон превратился в темную точку.
— Взбесился, что ли? — спросил я.
— Любовь, — сказал Лусин. У него отлегло от сердца, когда он убедился, что я невредим. И теперь он опять был готов восхищаться любым поступком дракона. — Удивительное чувство. Ошалел.
— Допускаю, что любовь- чувство удивительное, но почему из-за его шальной любви должен погибать я? Разве я ему соперник?
Из объяснений Лусина я понял, что в стаде четыре драконицы. И Бродяга яростно ухаживает сразу за четырьмя, особенной же его привязанностью пользуется белая, она моложе других.
И еще одно, перед тем как я расстанусь с Третьей планетой.
Тело Астра перенесли на «Волопас». Здесь он лежал в прозрачном саркофаге, а неподалеку- та сумка, в которой он нес склянки с жизнетворящими реактивами. Склянки лабораторий «Волопаса» опустели, их содержимое Мери вылила на планету. Я слышал недавно, что на золоте и свинце пробился мох- первая поросль жизни. Лучшего памятника Астру, чем возбужденная им эпидемия жизни, и пожелать нельзя.
Сам я ни разу не входил в помещение с саркофагом — Астр всегда со мной…
3
Интересующихся подробностями полета к галактам я опять отошлю к отчету Ромеро.
Там детально расписано, как больше двух месяцев мы мчались на «Волопасе» в сверхсветовом пространстве к звезде Пламенной- вокруг нее вращались почти полтора десятка населенных планет, — и как мы страшились, что будем перехвачены крейсерами разрушителей, и как недалеко от Пламенной нас повстречал звездолет галактов и приказал выброситься в Эйнштейново пространство- у галактов, как и у людей, сверхсветовые скорости в окрестностях планет запрещены. И как потом командир их корабля предложил мне перейти к нему на борт, а «Волопасу» продолжать курс в кильватере.
С этого события я и начну свой рассказ.
В планетолет погрузились четверо- Ромеро, Мери, Лусин и я.
Осиме предосторожности галактов казались подозрительными.
— Если будет плохо, сообщить об этом вы не сможете. Но если будет хорошо, вам дадут информировать меня об этом. Итак, в день, когда я не услышу голоса адмирала, сообщающего, что вам хорошо, буду знать, что вам плохо.
— И тогда вы, храбрый Осима, атакуете галактов и уничтожите их вместе с нами, — так я вас понял? — спросил Ромеро, усмехаясь.
— Буду действовать по обстоятельствам, — коротко бросил Осима.
На экране планетолета вырастал зеленый шар, похожий на крейсеры разрушителей, но меньше их. Мы падали на звездолет, как на планету, но не успели удариться о него, как открылся туннель и нас плавно всосало. Способ причаливания напоминал принятый на наших кораблях, и мы ожидали, что вскоре очутимся на площади, где швартуются легкие космические корабли. Вместо этого мы оказались в темноте. Свет вдруг погас во всех помещениях планетолета.
Незнакомый человеческий голос отчетливо проговорил:
— Не тревожьтесь. У вас обнаружено три процента искусственности. Когда мы выясним ее характер, вас выпустят.
Я услышал, как Ромеро стукнул тростью о пол.
— Проще бы спросить нас самих, какая у нас искусственность. У меня, например, кроме восьми зубов, двух сочленений и трех синтетических сухожилий, нет ничего искусственного.
— У меня легкие- синтетика, — уныло пробормотал Лусин. — Упал с пегаса. В Гималаях. Старые легкие поморозились.
— На Земле тоже проверяют астронавигаторов, прибывающих издалека, — продолжал рассуждать вслух Ромеро. — Но там предохраняются от заноса болезнетворных бактерий, а не от искусственности.
— Искусственность грознее бактерий, — прозвучал тот же голос. Нас, очевидно, слышали. — Но ваша неопасна. Можете выходить, друзья.
Вспыхнул свет, но не от генераторов, а наружный- широкое, радостное сияние лилось в окна.
За прозрачной броней окон простиралась зеленая равнина- луга, перелески, невысокие холмы, ручьи и реки, бегущие за горизонт. По берегам рек, у опушек лесов высились дома- причудливо разнообразные, то башни, устремленные вверх, то изящные жилые ограды, замыкавшие внутри себя сады. В воздухе проносились яркие, как цветы, птицы и змееобразные животные, схожие с летающими факелами. А над простором, зданиями и летающей живностью вздымалось небо, синее, тонкое и такое светящееся, какого мне еще не доводилось видеть.
— Отлично нарисовано! — сказал Ромеро. — Куда совершенней наших стереоэкранов. Однако я не представляю себе, как шагнуть на эту иллюзорную сцену.
— Выходите же, друзья! — проговорил голос еще приветливей.
Я отворил дверь и вышел наружу. Планетолет стоял на лугу. Вокруг столпились галакты, по облику — братья тех, кого мы видели на картинах альтаирцев и на скульптурах Сигмы: огромные, нарядно одетые, прекрасные, как греческие боги, удивительно похожие на нас и вместе с тем- иные!
Я соскочил на Землю и попал в объятия одного из хозяев. Больше всего в своей жизни я горжусь тем, что был первым человеком, обнявшим галакта!