— Люби меня быстрее десять тысяч раз, — заявила она.
— Но… на это уйдет порядочно времени, — неуверенно пробормотал Борис, скользя взглядом по ее безупречному телу.
— Ты куда-то спешишь?
— Да, в общем, никуда.
— Так в чем дело? Имей в виду, Стойков: таких, как я, больше нет!
— Похоже, что так.
— И чтобы теперь никаких девок! Может, у тебя и сейчас кто-то есть? — она нависла над ним, пытливо вглядываясь в глаза.
— Никого, — твердо ответил Борис.
— То-то, — сказала Инга, сильной рукой привлекая его к себе, — тебе больше никто не нужен, понял?
— Угу, — задушено ответил он, уткнувшись носом в ложбинку между полных грудей.
Через два часа, машинально поглаживая глиняную фигурку трясущими от усталости пальцами, Борис мечтал, когда же Инга уйдет. Расположившись на подиуме с комфортом, она прихлебывала кофе, лениво затягивалась сигаретой и откровенно скучала. Иногда она зевала, не утруждая себя извинениями.
— Все, мой дорогой, хватит, — наконец сказала она, — продолжим завтра. Покажи-ка мне, что ты там наваял.
Борис поднес ей глиняную фигурку.
— У меня что, такая грудь? А соски? Вот, сравни, — она выгнулась, — давай, не стесняйся.
— Э-э… понимаешь, художник…
— Про неоднозначный взгляд творца будешь заливать публике и критикам. Исправишь, понял? А сейчас проводи меня.
Пока она одевалась, Борис прошел на кухню, позвонил в «Доллз» и договорился о встрече с Ириной. Только он успел отключиться, как на кухню заглянула Инга.
— С кем ты говорил?
— С заказчиком. Торопит, представляешь?
Пока Борис метался в поисках такси, Инга присела за столик летнего кафе и заказала мороженное с ликером. Как назло, возле Бориса тормозили «жигули» или «москвичи». Справедливо полагая, что Инга поедет только в иномарке, он терпеливо поднимал руку, едва завидев приличную иностранную тачку. Трое молодых людей за соседним столиком, не стесняясь в выражениях, обсуждали последний матч сборной.
— Долго мне еще сидеть в этом хлеву? — брезгливо оглянувшись на них, громко спросила Инга.
— Сейчас, дорогая, одну минуту.
— Не нравится — не сиди, — посоветовал один из парней.
— Тебя не спросили, дебил слюнявый, — подкрашивая губы, сказала Инга, — Стойков, ты что, не слышишь, как меня оскорбляют?
«Только скандала не хватало», — подумал Борис. Парни были явно на взводе, и настроение у них быстро менялось в худшую сторону.
— Слышь, мужик, утихомирь свою подругу. Че она на людей кидается?
— Все нормально, ребята, все нормально, — Борис попытался остановить вскочившую на ноги Ингу.
— Я на людей кидаюсь? — она схватила со стола вазочку и выплеснула недоеденное мороженое в лицо ближайшему парню.
Тот отпрянул назад, опрокидывая стул, и бросился на нее. Борис оттолкнул Ингу в сторону, обернулся и еще успел увидеть летящий в лицо кулак…
По лицу текло что-то мокрое, прохладное. Стойков открыл глаза и увидел над собой лицо Инги. Он лежал на асфальте, а она поливала его минеральной водой. Рядом официант поднимал опрокинутые стулья. Парней и след простыл.
— Ну, очухался? — Инга отставила бутылку в сторону. — Что ты за мужик — с одного удара вырубился!
Борис попытался сесть, ощупал лицо. Бровь была рассечена, по виску текла кровь. На затылке проросла здоровенная шишка.
— На, утрись, — Инга протянула ему бумажную салфетку. — Я уже опаздываю, — сказала она, деловито посмотрев на часы, — завтра позвоню.
Только сейчас Борис увидел возле тротуара вишневый «Ауди». Инга села в машину и, прежде чем захлопнуть дверцу, укоризненно посмотрела на него.
— Мне даже машину пришлось самой ловить! Кстати, расплатиться не забудь, — она кивнула в сторону официанта.
— Ликер, мороженое, вазочку разбили, стул поломали… — забубнил тот.
Борис посмотрел вслед отъехавшей иномарке и полез в карман за деньгами.
Рабочий день в «Доллз» уже закончился, но Ирина предупредила охрану, что ждет посетителя, и Бориса проводили в кабинет. Они знали друг друга со школы, но отношения были чисто дружеские. Возможно, если бы они виделись чаще, все было бы по-другому. Борис никогда не смотрел на нее как на женщину, а Ирине, видимо, претил его образ жизни. Она сделала неплохую карьеру в «Доллз инкорпорейтед», и местом консультанта Борис был обязан только ей.
Увидев разбитую бровь, Ирина всплеснула руками.
— Что случилось?
Голос у нее был мягкий, лицо усталое, и Борису вдруг показалось, что они давно женаты и просто обсуждают семейные проблемы. «Как ей удалось сохранить такую фигурку?» — подумал он.
— А-а, — Стойков плюхнулся в кресло, — несчастный случай на производстве. Кофе угостишь?
— Конечно, — Ирина прошла к маленькому столику в углу, сразу потянуло знакомым ароматом. — Сейчас будет. Личный рецепт. Секретарша такие помои варит, — она махнула рукой. — Ну, так что скажешь?
Борис потрогал бровь и поморщился — ранка покрылась спекшейся корочкой.
— Давай промоем, — предложила Ирина.
— Обойдусь. Значит, так: с точки зрения анатомии, у твоих «барби» все прекрасно. Просто не к чему придраться, даже обидно. Стандарт. Ну, об интеллекте я судить не берусь, хотя, если честно, одна дура набитая, а другая просто стерва, каких мало. Надеюсь, ты их научишь, как отвечать на конкурсе, чтобы понравиться жюри.
— Жюри обычно нравится нечто другое, — вздохнула Ирина. — Ты меня понимаешь?
— Понимаю, понимаю, — пробурчал он. — В этом смысле тоже все в порядке. По крайней мере, с одной. А, да что там, — разозлился он вдруг, — если надо будет — лягут под любого.
Борис вскочил и пробежался по кабинету.
— С кого вы сняли личностную ментограмму, это же кошмар! Они видят цель и прут напролом, как бульдозер! Где многомерность восприятия мира, где чувственность и тайна? Где, я вас спрашиваю? Меркантильность и похоть…
Тихий смех заставил его остановиться и замолчать. Ирина закрыла лицо руками и, не пытаясь сдерживаться, смеялась от души.
— Извини, — она вытерла слезинку, — извини, пожалуйста.
— Не понимаю, что я сказал смешного, — сердито заявил Борис.
— Ну, как же, как же… ой, я не могу. Бедный Стойков… Раньше, бывало, подаришь цветы, стихи почитаешь, и женщина твоя, а теперь…
Она отсмеялась, поправила каштановые волосы и стала серьезной.
— Да, дорогой мой, современные женщины узнали себе цену.
— Надо сказать, она несколько завышена, — пробормотал Борис. — А ты? Тоже знаешь свою стоимость?
Ирина погрустнела, подперла кулачком щеку и посмотрела на него.
— Нет, к сожалению. Я — пережиток, мне достаточно цветов. Только не дарит никто.
Инга позвонила на следующий день около двух и заявила, что позировать она сегодня не в настроении, поэтому Стойков может пригласить ее на обед. Не уловив связи, Борис тем не менее согласился. Инга предложила модный ресторан, предупредила, что ждать не будет, и повесила трубку.
«Ладно, сегодня отмучаемся, а завтра — все», — решил Борис. — Завтра вас, девушки, поведут другие. Не знаю, кто это будет, да и не мои это проблемы. Я свою работу сделал. Ну, почти сделал. Последний штрих — красиво расстаться! Тоже, между прочим, искусство».
Повязывая галстук, он подмигнул себе в зеркало. Опухоль на брови опала, и тонкий шрам был почти не виден.
К ресторану он подъехал загодя. Швейцар, весь в лампасах и позументах, приглашающе приоткрыл дверь, но Борис сказал, что ждет даму, и стал прогуливаться вдоль огромных зеркальных окон. Посетители ресторана угадывались за стеклами дымчатыми силуэтами.
— Борис! Как я рада тебя встретить. Я звонила, звонила, а тебя нет и нет… ах, как я люблю красивые рестораны!
«Пропал, — подумал Борис. Откуда тебя только принесло, радость моя?»
— Елена! — Он раскинул руки. — Я ждал-ждал твоего звонка — и вот, решил пообедать.
— Пойдем вместе. Я тоже проголодалась. А здесь есть устрицы? Я обожаю устрицы и шампанское!
— У нас есть все, — провозгласил швейцар, широко распахивая двери и одобрительно кивая. Мол, такую женщину стоило дожидаться.
Нервно улыбаясь, Борис подхватил Елену под локоток, спеша исчезнуть с улицы.
— Стойков, — лязгнувший металлом голос заставил его втянуть голову в плечи, — мне показалось, что мы обедаем вдвоем! Кто это?
— Это? Дорогая, видишь ли…
— Расплатись с водителем, — скомандовала Инга, выбираясь из «Мерседеса». — Так кто это?
— Милый, мы будем есть устриц, или нет? — воззвала от дверей Елена.
Инга смерила ее презрительным взглядом.
— Я не знаю, где ты собираешься есть устриц, милочка, а мы с Борисом идем обедать.
— Видишь ли, Елена, кх-м… — у Стойкова внезапно запершило в горле, — мы должны расстаться.
— Я не знаю, где ты собираешься есть устриц, милочка, а мы с Борисом идем обедать.
— Видишь ли, Елена, кх-м… — у Стойкова внезапно запершило в горле, — мы должны расстаться.
— Как — расстаться? Совсем? Как ты можешь? — на глазах Елены немедленно возникли слезы. — Я отдала тебе все: свое тело, свою душу…
— Про отдачу тела поподробней, пожалуйста, — заинтересовалась Инга.
— …ты только берешь, ничего не отдавая! Ты подлец и мерзавец! Я дрожала на холоде у тебя в студии…
— Не одна ты, милочка, вертела перед ним голой задницей, — продолжала комментировать Инга.
— А теперь ты уходишь с этой циничной стервой, — Лена простерла руки к небесам. — Господи, за что посылаешь мне муки такие?
Даже закатывая истерику, она не забывала думать, как выглядит со стороны. «Перед зеркалом упражнялась, что ли», — подумал Борис, наблюдая, как она расчетливо потряхивает головкой, заставляя волосы в продуманном порядке рассыпаться на порозовевших щеках.
— Ты что, жениться на ней обещал? — небрежно поинтересовалась Инга.
— Да ничего я не обещал…
— …обманом завлек меня в свою постель! О-о, теперь я понимаю: через нее прошли сотни женщин, которых ты бросил, надругавшись над самым святым!
— Сотни женщин, — пробормотала Инга, — однако, аппетиты у тебя.
— Да не слушай ты ее!
— Он и тебя бросит, кошелка крашеная, — на секунду выйдя из образа, сказала Лена и, внезапно упав на колени, поползла по асфальту, простирая руки. — Я не могу без тебя, любимый. Я покончу с собой!
Вокруг стал собираться народ. Расписной швейцар подошел поближе, готовясь пресечь скандал. Жалостливая бабка ткнула Бориса клюкой между лопаток:
— Что натворил, засранец! А? Чего молчишь? А если у ней ребенок будет?
Борис затравленно огляделся. Публики все прибывало. Женщины в толпе смотрели явно осуждающе. Мужчины кривились в усмешке.
— Да какой ребенок, что вы, в самом деле, с ума посходили! — отбиваясь от подбиравшейся к нему Лены, оправдывался Борис.
— А если будет ребенок, — Лена стала хватать его за руки, — наш малыш? Ты выбросишь нас с младенцем на улицу?
— Так ты что, и ее трахал, и меня одновременно? — приподняв бровь, спросила Инга.
— Дамы, дамы, поспокойней, — швейцар поднял руку, — что вы…
— Отвали, попугай облезлый, — отрезала Инга.
— Видишь ли, в чем дело… — забормотал Борис, — не одновременно… как бы тебе объяснить…
— А не надо объяснять, — сказала Инга и, развернувшись, врезала ему сумкой по голове.
Удар металлического замочка пришелся по незажившей брови. Из глаз посыпались искры, Борис потерял равновесие и сел на асфальт.
— Пойдем-ка отсюда, хранитель традиций, — кто-то поднял его и повел через толпу, придерживая под руку.
В голове шумело, голоса доносились, словно сквозь набитую в уши вату.
— …извращенец, — с завистью сказал мужской голос.
— …нет, алиментщика поймали! Обоих обрюхатил, — уверенно возразили ему.
— …молодец, парень, не растерялся!
Встряхнувшись, Борис посмотрел на провожатого.
— Ух, как она тебя, — Ирина приподняла ему голову за подбородок, — потерпи немного.
— Откуда ты появилась, избавительница?
Он оглянулся. Возле ресторана, вцепившись друг дружке в волосы, схватились будущие «мисс Россия» и «мисс Европа». Швейцар, уже без фуражки и с оторванным позументом, призывал охрану.
Вздыхая, Ирина погрузила Бориса в машину, достала из аптечки перекись водорода и, смочив ватку, передала ему. Стойков протер бровь, зашипел от боли и попытался открыть глаз.
— Эх ты, Казанова, — с досадой сказала Ирина, — Дон-Жуан недоделанный. — Она взглянула в зеркало заднего вида и открыла дверцу, — зачем тебе сразу две?
— Случайно встретились.
— Ну, и как тебе современные эмансипированные женщины? Ладно, посиди здесь, мне позвонить надо.
Выйдя из машины, она достала телефон.
— Это я. Все, подбирайте обеих, пока милиция не приехала.
Борис, привалившись головой к стеклу, бездумно смотрел вперед. Ирина уселась за руль, завела двигатель.
— Куда тебя отвезти?
— Не знаю, — промямлил он. — В студию?.. А если они туда придут?
— Ладно, поехали. Отлежишься у меня, а там видно будет.
Добрались быстро. Консьержка покосилась на гостя с заплывшим глазом, но промолчала. В квартире Ирина подтолкнула его к ванной.
— Иди, умойся.
Борис посмотрел в зеркало. Из-под набрякшего века виднелся глаз в красных прожилках, но кровь идти перестала. Он умылся холодной водой и прошел в комнату. Плюхнувшись на диван, обхватил голову руками.
— Почему я такой идиот, а? Почему у меня все не как у людей? Тридцатник миновал — и ни жены, ни семьи…
— На, выпей, — Ирина подала ему бокал с коньяком и присела рядом.
— Я понимаю, что вы выбрали усредненный тип ментальности, но неужели нынче все бабы такие? Существа, ведомые гормональным хаосом, остановившиеся в процессе эволюции на уровне каменного века! Кого-то ищешь, надеешься, а в итоге убеждаешься, что все одинаковые. С ничтожными вариациями. Все одно и то же: деньги, ревность, истерики… Сплошные инстинкты, единственный, который отсутствует, — материнский. Никаких мыслей, кроме как урвать еще, еще! Или сидишь под каблуком, или успевай только бабки отстегивать. Или интеллект ниже плинтуса, или давят своим превосходством… Ну, скажи, Ир, все такие?
Она взъерошила ему волосы, он поднял лицо и прижался к ее ладони подбитым глазом. Ладонь была прохладная, и боль сразу отступила.
— Что тебе сказать… Мне кажется, не все, — усмехнулась она.
— Думаешь? — усомнился Борис.
— Уверена, что не все. Кстати, ты, видно, забыл: и мне — тридцать, и тоже ни мужа, ни семьи. А для женщины тридцать лет это не то, что для мужчины.
— Ах, оставь… ты вообще не женщина…
— Спасибо, — он почувствовал, как Ирина сжала коготками его ухо.
— Нет, я не в том смысле, — смешался Борис, — ты добрая, мягкая, понимающая. Ты и друг, и женщина. Где такие водятся, а?
— Совсем близко, — Ирина притянула его голову, и он ощутил ее мягкие теплые губы.
Они любили друг друга нежно, осторожно, словно боясь обидеть или спугнуть зарождающееся чувство. После близости с Ингой, которая командовала в постели, как сержант на плацу, Борис ощущал себя словно в волнах теплого ласкового моря. И когда мягкая волна накрыла его с головой, он погрузился в нее спокойно и доверчиво.
Наверное, он задремал, потому что почувствовал, как на горле смыкаются холодные скользкие руки. Он знал эти руки, он сам их создал, и вот теперь они душили его. Вытолкнув из пересохшей глотки сдавленный крик, он вырвался из пелены дурмана…
Он лежал один на смятых простынях, в окно светило заходящее солнце. Борис вспомнил, где он, что произошло, и умиротворенно откинулся на подушки. Открылась дверь, и в комнату вошла женщина. Его женщина. Та, которую он так долго искал.
«Она все время была рядом, где были мои глаза, черт возьми», — подумал он.
Женщина была в пушистом купальном халате, она вытирала мокрые волосы и улыбалась. Борис прикрыл глаза и стал наблюдать за ней. Женщина присела перед зеркалом, включила фен. Стойков залюбовался ее плавными движениями, ее грацией и впервые за долгие годы почувствовал себя счастливым.
Ирина быстро наложила косметику, ловко орудуя изящными кисточками и карандашами. Затем она прошла к шкафчику, выбрала одежду и, сняв халат, бросила его на спинку стула. Солнце, отразившись в зеркале, позолотило ее фигуру, выделив на загорелом теле белые полоски.
— Я буду тебя ваять, — не выдержал Борис, — я буду ваять тебя одну всю свою жизнь!
— Ой, — Ирина оглянулась и, прикрывшись руками, спряталась за дверцу шкафчика, — нехорошо подглядывать, — сказала она, поспешно надевая ажурное белье.
— Хорошо, — не согласился Борис, — очень хорошо! Я создам цикл скульптурных портретов. Я назову его просто — «Женщина»!
— Вот так просто: «Женщина»? — улыбнулась она.
— Да!
— Или «Очередная женщина»?
— «Женщина» с тремя восклицательными знаками! Или: «Моя Женщина», или «Единственная Женщина». Но женщина — с большой буквы! И я каждый день буду дарить тебе цветы и читать стихи! А куда ты собираешься? — вдруг забеспокоился он.
— Дорогой мой, мне надо и в конторе показаться. Не все гении от природы, кому-то надо и работать.
Борис помолчал. Потом встал и начал одеваться.
— Я с тобой.
— Зачем? — повернулась к нему Ирина.
— Я не могу с тобой расстаться.
— А ты не хочешь устроиться к нам на постоянную работу?
— Если возьмете. Только не консультантом, — он запрыгал на одной ноге, натягивая брюки. — Может, в этом что-то есть: нормальный рабочий день, фиксированная зарплата.