2. БЕРЕЗНЯК 13 часов 10 минут. Температура воздуха в тени +31 °C Крылов Александр Семенович. 30 лет, старший инспектор уголовного розыска, капитан милиции. В органах внутренних дел работает 8 лет, в у головном розыске — 8 лет. Холост. Итак, мы с трех направлений прочесали полосу, прилегающую к железной дороге, огородные участки и территорию вокруг озера. Теперь перед нами квадрат три на три километра. Березовая роща и пляж. Зона отдыха. Ресторан, две шашлычные, семь кафе, двенадцать цистерн с пивом, двадцать три базы отдыха, бесчисленное количество ларьков, павильонов, буфетов и других точек торговли и общепита, пять тысяч отдыхающих ежедневно в выходные дни, полторы-две тысячи — в будни. Сегодня четверг, нам повезло. Роща была молодой, березки совсем тоненькие, но с густыми кронами. Местами они росли так тесно, что приходилось буквально протискиваться между стволами, а то и обходить особенно густые переплетения, поэтому маршрут рыскал из стороны в сторону. От пестроты стволов рябило в глазах, и надо было время от времени осматриваться — соблюдают ли спутники уговор держаться в поле взаимной видимости. Мне повстречались две девушки, несколько не первой молодости физкультурников и тех, которые бегают от инфаркта, дедушка, гуляющий с внуком в «настоящем лесу», невесть как оказавшаяся здесь старушка. Потом встречи стали чаще: женщина с собакой, супружеская пара средних лет, мужчина с транзистором, компания школьников с гитарами, стайка девушек, играющих в мяч, несколько молоденьких парочек… Роща поредела, и на прогалинах стали появляться палатки, большие и маленькие, различных конструкций и цветов, стоящие поодиночке, по две и целыми городками. Некоторые обитатели брезентовых домиков скрашивали суровость туристского быта доступным комфортом, и тогда рядом с палатками под ярким тентом стояли складные столы и стулья, а иногда и газобаллонные плитки, но большинство отдыхающих предпочитали спартанскую простоту и довольствовались расстеленным на траве брезентом, заменяющим и стол и стулья, да небольшим костерком, на котором можно сварить нехитрый суп, в золе испечь картошку. Здесь располагались люди разных возрастов, компаниями, парами и семьями, многие были с детьми, но общим для всех было то радостное чувство беззаботного отдыха на природе, которое легко читается и в разговоре, и в движениях, и в смехе. Приподнятое настроение от хорошей погоды, легкой, пронизанной солнечными лучами белоствольной рощи, чистого, непохожего на городской воздуха передавалось и ребятишкам, которые радостно резвились на зеленом приволье, громко смеялись, весело кричали что-то друг другу. И в этой светлой радостной атмосфере, свободной даже от повседневных обыденных забот, я, со своим пистолетом и тягостными раздумьями, чувствовал себя инородным телом. И я позавидовал этим людям, живущим вдали от того недоброго, жестокого и страшного мира, в который ежедневно погружаемся я и мои товарищи. Они даже не представляют с достаточной степенью реальности, что такой мир существует, ибо книги и кинофильмы про преступников и преступность — это не более чем условность, и до тех пор, пока в силу случайного стечения обстоятельств перед кем-нибудь из них не приоткроется разделяющая наши миры завеса, они могут и не подозревать, что такое настоящее, не книжное и не киношное, преступление. Как не подозревали этого молодые туристы, облюбовавшие небольшую, огороженную с трех сторон кустами полянку для того, чтобы разбить на ней палатку, и с ужасом обнаружившие, что поляна эта уже выбрана какими-то мерзавцами для кровавого, гнусного и дикого злодеяния… Немудрено, что они впали в шоковое состояние — звонивший в управление едва выговаривал слова, а девушек пришлось отпаивать валерьянкой, — даже для меня, видавшего виды, это зрелище было непереносимым. Так всегда бывает, когда явной беззащитности жертвы сопутствует особая жестокость преступника… А контраст между хрупкой стройностью девичьей фигуры и тем, что с ней сделали, больно ударял даже по тренированным нервам… Зверье! Если бы нам удалось каким-то чудом выйти на них да если бы они попробовали сопротивляться… Конечно, мы должны быть бесстрастными, объективными и строго блюсти закон, но, по-моему, тому, кто сохраняет бесстрастность в подобных ситуациях, нечего делать в органах борьбы с преступностью. И я был бы рад встретить вооруженное сопротивление этой сволочи, посмотрим тогда, кто кого! Но такие подонки трусливы, все, что у них есть, — это животная похоть, жестокость — для слабого, шумливость — для беззащитного да страх перед теми, кто может с них спросить… Так что моим надеждам, скорее всего, не суждено осуществиться, сопротивления они не окажут… к тому же найти их сегодня у нас один шанс из тысячи. Вообще-то их, конечно, задержат, никуда не денутся, но пройдет какое-то время, да и, скорее всего, делать это придется не нам, ведь по делу работают десятки людей… С линии, прочесываемой Гусаровым, послышалась лихая блатная песня под отрывистое бряцанье гитары. Я направился туда. Волошин пошел следом. Так я и думал! В двух палатках обреталось восемь расхристанных, красных от алкоголя юнцов. Когда мы подошли, Гусар уже начал с ними разговор, но чувствовалось, что настроены они довольно агрессивно. — Кому мы мешаем? Ну скажите, кому? — надрывался самый старший — низенький нечесаный толстяк, который, очевидно, был за главного. — Люди-то не жалуются! — Он обвел рукой вокруг. — Какие песни хотим, те и поем. И выпить имеем право! — Он посмотрел на остальных, и те одобрительно загалдели. Гусар вступил с ними в дискуссию, и это в такой ситуации было неверно — подвыпившим молодчикам, которые уверены, что они умнее всех и во всем правы, ничего не докажешь. Завидев нас, компания немного затихла, толстяк выжидательно уставился на меня возбужденно блестевшими глазами, но я не стал ввязываться в разговор и не торопясь осмотрел всех. Двоих я знал, и причиной этому, конечно, была не их отличная учеба в школе и примерное поведение. Остальные, судя по всему, того же пошиба. Почти все несовершеннолетние. Сейчас они находились в легком подпитии, но в тени, за палаткой, поблескивали еще горлышки водочных бутылок. К вечеру они доведут себя до кондиции и потом не лягут спать, я достаточно хорошо знаю такую публику, а отправятся искать приключений, сами не предполагая, в какую форму выльется пьяное стремление «повеселиться». Может, пойдут пугать прохожих или затевать ссоры с туристами, а могут сотворить и чтонибудь похуже. В любом случае для отдыхающих в роще людей будет лучше, если они уберутся отсюда. Ободренный нашим молчанием толстяк хотел продолжить свою речь, но я, отстранив его в сторону, подсел к своим знакомцам. — Ну-ка, Коля, принеси сюда водку. Да нет, не одну бутылку, все тащи. Помоги ему, Витек, а то он не донесет. Коля и Витек меня тоже помнили, поэтому беспрекословно принесли с полдюжины бутылок и так же беспрекословно вылили водку в костер. — А теперь, ребятки, — я обращался уже ко всем, — собирайтесь — и по домам. — Это еще почему? — начал было толстяк. — По какому праву? Что, вы нам гулять запретите? — На сборы даю вам час. — Я не обратил внимания на эту тираду. — Через час проверим это место. А ты зайдешь ко мне завтра, — сказал я толстяку. Витек дорогу покажет. — Зачем это? — Он сразу потерял свой апломб. — Поговорим о правах и обязанностях. Мне кажется, что у тебя перекос в понимании этого вопроса. — Да нет, я ничего, зачем же сразу в милицию… — Толстяк уже и не скрывал испуга. — В одиннадцать часов, и не вздумай опаздывать! — Раз он начал сбивать вокруг себя компанию с выпивкой, надо познакомиться с ним поближе и отбить охоту к подобному времяпрепровождению. Когда мы отошли, Гусар весело сказал: — Хорошо, что мы их прогнали. А то вечером не дали бы людям покоя. — Что, приятно ощущать себя ангелом-хранителем? — Я похлопал его по спине. — Вот это-то и приносит удовлетворение в нашей проклятой работе. Волошин Алексей Максимович, 28 лет, инспектор уголовного розыска, старший лейтенант милиции. В органах внутренних дел работает 5 лет, в уголовном розыске — 4 года. Женат. Сын пяти лет. Три толстяка… целующаяся парочка… еще одна… мужчина средних лет с полной дамой… группа туристов с рюкзаками… куча детишек на полянке детский сад выехал на природу… четыре девушки, загорающие на прогалинке… здесь, конечно, никого не будет: завалы сушняка, влажная почва, лужи — выход почвенных вод… ага, охотники идут к знакомой сторожке, «ТОЗ-34» — «бокфлинт», с вентилируемой планкой, отличное ружье… а это спортсмены — ориентирование на местности… ватага студентов… женщина с мальчиком. С точки зрения логики и здравого смысла, наш поиск — совершенно безнадежная затея. Действительно, преступление совершено несколько часов назад — время вполне достаточное, чтобы виновные были уже далеко отсюда. К тому же мы толком не знаем, кого искать: кто преступники, сколько их, как они выглядят… ' Все это правильно. Но только с точки зрения человека, не знакомого с практикой работы уголовного розыска и психологией правонарушителей. Человек, совершающий преступление — поступок противоестественный, но для него самого как бы оправданный теми или иными обстоятельствами, — живет по своим нормам и правилам, по своим убеждениям о хорошем и плохом, похвальном и постыдном, допустимом и запретном. На этой системе взглядов основываются его действия и поступки, и хотя они самому нарушителю кажутся логичными, с позиций нормального человека они бессмысленны. Разве логично напиваться до полусмерти в только что обворованном магазине? Или после удачного грабежа устраивать скандал в закрывающемся ресторане, требуя продать бутылку коньяка? Или, оставив в залог свой паспорт, взять напрокат холодильник, чтобы тут же продать его? Как говорится, ни логика, ни здравый смысл рядом с такими поступками и не ночевали. А между тем перечень можно продолжить, для этого достаточно открыть наугад два-три уголовных дела… Впрочем, это понятно: преступление само по себе противоречит логике… Конечно, вполне вероятно, преступников уже давно нет в зоне нашего поиска, но это тоже предусмотрено, и розыскная работа ведется по многим линиям, задействованы различные каналы, по которым рано или поздно удастся выйти на убийц… А мы должны делать свое дело. Розыск «по горячим следам» всегда затрудняется ограниченностью информации. Сейчас следователь прокуратуры и эксперты осматривают место происшествия, эта процедура продлится до вечера — надо тщательно обследовать труп, одежду, землю, траву: любая веточка, сучок или былинка может стать ценнейшим свидетелем. К концу осмотра в руках следствия появятся улики, они будут множиться по мере поступления результатов экспертиз и постепенно образуют кольцо, из которого преступнику не вырваться, несмотря на всю свою хитрость и изворотливость. Но для того, чтобы собранные улики начали «работать», надо как минимум иметь подозреваемых, а найти их — наша задача. Причем найти сейчас, когда еще не окончен осмотр и не собраны доказательства. Получается замкнутый круг, и ищем мы почти вслепую, ничего не зная о разыскиваемых. Впрочем, кое-что знаем: это двуногие волки, буквально растерзавшие свою жертву. Надругавшись над молодой девушкой и убив ее, они проявили всю мерзость своей натуры. Одним словом, выродки, ублюдки. Правда, эти понятия не юридические и вряд ли могут помочь в розыске: каиновой печати на лбу у них нет… Но они наверняка пьяны, такие преступления всегда совершают, предварительно нажравшись водки. Вот и вырисовался пусть смутный, расплывчатый, но все же контур поиска: из массы отдыхающих выбрать группу нетрезвых мужчин, которые могли бы сделать ЭТО, и пропустить их сквозь сито тщательной проверки. Оставалось немногое — определить, кто из многочисленных встреченных нам в подпитии людей способен на ТАКОЕ. И это уже дело опыта и интуиции. Правда, на интуицию не очень-то полагаются, поэтому сегодня будут задерживаться все пьяные и подозрительные лица в этом районе. В любом случае порядочные люди от этого только выиграют. Узенькая тропинка, по которой я шел, вывела на большую поляну, поросшую высокой травой. В одном месте трава шевелилась, и я, сделав знак товарищам, направился туда. Картина, открывшаяся передо мной, могла поразить кого угодно. Четыре дюжих мужика напоминали актеров, снимающихся в фильме об уркаганах двадцатых годов: обильные татуировки, косые челки, приклеенные к губе сигареты, недобрые взгляды и лица, которые могли бы служить блестящим подтверждением теории Ломброзо. Когда в толпе обычных людей встречаешь одного такого типа, он на миг привлекает внимание и особого впечатления не производит. Но собравшись вчетвером… Они полулежали на земле, по кругу ходил стакан с ядовитого цвета жидкостью, валялся надкусанный плавленый сырок, в руках у одного зажата колода карт, «заряженная» на очко. Н-да, картинка не для слабонервных. Откуда мог взяться подобный анахронизм в наших краях? Профессионалы-гастролеры? Впрочем, раздумывать некогда — все четверо уставились на меня в упор, надо срочно брать инициативу в свои руки. — Граждане, я работник милиции, — левой рукой я показал удостоверение. Попрошу предъявить документы. Все четверо продолжали молча рассматривать меня, а банкир спокойно раздал всем по карте. — Документы! — резко повторил я. — Послушай, начальник, ну что ты к нам привязался? — сипло вымолвил банкир. — Выпей с нами стаканчик и иди своей дорогой. Ты нас не трогаешь, мы тебя не тронем. — Фраза была нарочно двусмысленной, в ней чувствовалась скрытая угроза. Подошли Крылов с Гусаром и замкнули живописную четверку в кольцо. — Да с ними дружинники, — протянул банкир и мгновенно собрал колоду. — Ну ладно, уходим, оно, конечно, нехорошо распивать и картишками баловаться. Его приятели стали приподниматься, и мне не понравилось выражение их лиц видно было, что они попытаются уйти любой ценой. — Ни с места! — я всегда удивлялся, откуда в голосе Крылова иногда появляется металлическая властность. — Сидеть и не двигаться! Он тоже понял, с кем мы имеем дело, и, демонстративно распахнув рубашку, положил руку на темно-красную рукоятку пистолета. Этого было вполне достаточно, но к Гусару чувство меры еще не пришло, и он, лихорадочно повозившись за пазухой, извлек свой «ПМ». Задержанные были бывалыми людьми и быстро ориентировались в обстановке. Они тут же расслабились и приняли прежние позы. Банкир начал тасовать колоду. — Спрячьте пушки, начальники, — лениво проговорил он. — Видим, что дело не шутейное, а раз так — пырхаться не будем. Грехов таких, чтоб из-за них под пули идти, у нас нет, если и наберется чего, так на год-два, не больше. Отсидим, дело привычное. — Он лениво потянулся и деловито спросил: Пешком пойдем или поедем? — Поедем, — ответил Крылов. — Ну, тогда еще разок сгоняем. — И он начал сдавать карты, а я вызвал по рации машину. Гусаров Юрий Андреевич, 24 года, стажер, в органах внутренних дел работает 2 месяца, в уголовном розыске — 2 месяца. На спецзвание не аттестован. Холост. Высокий мужчина в очках… две девушки спортивного вида… три молодых парня, по-моему, выпившие, надо познакомиться поближе, так, рабочие обувной фабрики, паспорта с собой, даже странно, ага, вот в чем дело: идут на базу отдыха, есть и путевки на три дня, до понедельника, приехали в загородную зону только что, вот и билеты, ну что ж, счастливого отдыха, извините. Выучиться оперативной работе по книгам и лекциям невозможно. Когда я после университета пришел в милицию, я предвидел, что многому предстоит учиться заново, но не представлял, в каком объеме придется это делать. По диплому я значусь юристом-правоведом, все пять лет обучения был одним из первых студентов, но сейчас понял, что все это не подготовило меня к милицейскому ремеслу. Может быть, если бы я стал юрисконсультом или адвокатом, мне бы тоже пришлось длительное время перенимать опыт у своих коллег, но в милиции, а особенно в уголовном розыске — самой горячей службе — все гораздо сложнее, здесь приходится встречаться с вещами, о которых ранее не имел представления, познавать тончайшие хитросплетения человеческих взаимоотношений, учиться преодолевать противодействие хитрого и коварного противника… Это не просто работа, а сложная игра, в которой от того, кто кого переиграет, зависит очень многое: человеческое благополучие, судьба, а иногда и жизнь. В этой игре, случается, приходится рисковать и своей жизнью. И можно научиться приемам боевого самбо и рукопашного боя, но кто научит, как задержать на оживленной улице человека, который может оказаться порядочным законопослушным гражданином, а может — преступником, готовым к вооруженному сопротивлению? Тут нет рецептов и нет учебных пособий, это дается только опытом, и если бы его не передавали старшие товарищи, многие новички платили бы за него дорогой ценой. Совершенно неожиданно в нескольких метрах впереди кусты раздвинулись и мне наперерез вышел сосредоточенный и целеустремленный человек лет четырех-пяти. От неожиданности я даже опешил. — Куда ты идешь, малыш? — Вначале нужно поздороваться. Здравствуй, — назидательным тоном сказал мальчик и посмотрел на меня большими светлыми глазенками. Малыш был прав. — Здравствуй, парень. Куда идешь? К нам подошли Крылов и Волошин и с интересом посмотрели на мальчонку. — Иду искать Балу. — Кого-кого? — не понял я. — Балу! — Малыш недоуменно посмотрел на меня, как, мол, можно не знать таких простых вещей. Я обескураженно взглянул на Крылова, но увидел, что он тоже несколько растерян, явно не зная, как подступиться к этому, не по годам серьезному, человеку. Тогда мы оба обратили взоры к Волошину, который имел такое же маленькое существо у себя дома и должен был знать правила игры. И он не обманул наших надежд. — Балу сейчас здесь нет. — Он подсел на корточки перед мальчишкой и ухитрился посадить его на колено. Тот, как ни странно, не возражал, а деловито осведомился: — А где же он? — Они с Багирой пошли на охоту, в горы. — А горы далеко? — Очень далеко, малыш. Тебе не дойти, вначале надо подрасти. — Как тебя зовут, мальчик? — вмешался в беседу Крылов. — Дима. А тебя? — Меня? М… Саша… — Вот и познакомились, — засмеялся Волошин. — Дима и Саша могут начать игру в прятки. — Я не хочу в прятки. Я хочу играть в Маугли. — Кто тебе рассказал про Маугли, малыш? — Папа, кто же еще. — А где сейчас твой папа? — Уплыл в Африку. Он мне обезьянку привезет, и я буду с ней играть. — Подожди-подожди. А сюда-то ты как попал? С кем ты пришел? — С мамой и дядей Петей. — Вот оно как… — задумчиво протянул Волошин. — Значит, папа уплыл в Африку, а мама с дядей Петей ходит на пляж. Интересно… Ну ладно, давай пойдем к маме. Знаешь, где она? — Ага, вот там. — Дима неопределенно показал в сторону реки и тут же спросил: — А как тебя зовут? — Леша, — ответил Волошин, беря мальчика за руку. И так у него ловко получалось все в обращении с ребенком, что можно было только диву даваться. — Дядя Леша, — подергал его за руку малыш. — А ты умеешь истории сочинять? — Какие истории? — Ну всякие. Про зверушек, про богатырей. Как папа. — Да как-то не пробовал, малыш. А хочешь, я тебя на спине покатаю? — Давай, давай, — радостно засуетился мальчик и нетерпеливо запрыгал, а когда Волошин присел, проворно забрался ему на плечи. — Папа меня тоже на себе катал. И в зоопарк водил, — погрустнев, сказал Дима. — А дядя Петя не катает? — Не-а. И историй не рассказывает… Некоторое время мы шли молча, потом малыш возбужденно заговорил: — Дядя Леша, а дядя Леша! Знаешь, что я придумал? Давай с нами жить! Вот здорово будет! А когда папа приедет, втроем заживем. Я тебе разрешу с обезьянкой играть. Давай, а? — Малыш крепко прижался к голове Волошина и одной ручонкой гладил его по лицу. Мне до боли стало жаль этого смышленого мальчонку. Видно, невесело ему живется, если простая приветливость случайного знакомого вызвала в маленьком сердечке такую искреннюю привязанность и пробудила надежду на перемену жизни к лучшему… — Знаешь что, малыш, — как-то глухо сказал Волошин. — Знаешь что… Хочешь, я тебе пистолет покажу? — Настоящий? — ахнул Дима. — Конечно, хочу! Много ли надо ребенку для смены настроения! Печаль его улетучилась в мгновение ока. Он осторожно потрогал грозную сталь, взял «ПМ» крохотными ручонками, которые даже не могли обхватить рукоятку, и счастливо заулыбался: — Тяжелый. А он не выстрелит? — Да не должен. Но лучше давай я его спрячу. — Волошин водворил пистолет на место. — А почему у тебя пистолет? Ты что, военный? — поинтересовался Димка. — Да вроде того! — Вот здорово! — обрадовался он. — Я тоже буду военным. Он задавал еще сотню вопросов о пистолете и о военной службе, спрашивал, почему Волошин не носит форму, а тот степенно отвечал, и беседа у них получалась весьма содержательной. Ребенок совсем отвлекся от грустных воспоминаний, но у меня на душе было как-то нехорошо от жалости к этому маленькому симпатичному человечку, и по лицам своих товарищей я видел, что они испытывают те же чувства. Маму Димы мы нашли на большой поляне, недалеко от рассекающей рощу автострады. Она не сходила с ума от беспокойства за пропавшего сынишку, не плакала и не заламывала рук, а спокойно сидела на куске толстого поролона в тени яркокрасной «Лады» и, отставив мизинец, догладывала куриную ножку. Рядом, с остальной частью курицы в руках, чинно восседал чрезвычайно упитанный субъект, как можно было догадаться, пресловутый дядя Петя. Он старался держаться величественно, но монументальности телес и позы не соответствовало тупое выражение лица и плутоватые глазки. «Да, от такого мальчик вряд ли услышит когданибудь историю о зверушках. Этот боров, если и способен что-либо сочинить, так это сказку для ОБХСС, как он на зарплату приобрел автомобиль», — с неприязнью подумал я. Никаких симпатий этот тип не вызывал. Димкина же мама была довольно смазливой и совсем молодой — не старше двадцати трех, на добрый десяток лет моложе своего «друга». У нее была стройная фигура, и в открытом малиновом купальнике она выглядела довольно эффектно, хотя впечатление несколько портила сразу же бросающаяся в глаза жеманность и та привычка к ужимкам, за которую женщину называют вертлявой. Волошин с Димкой подошел к ним вплотную, мы с Крыловым остановились неподалеку. — Почему вы оставляете ребенка без присмотра? — резко спросил Волошин. — Да никуда он не денется, — ответствовала мамаша с завидным спокойствием. — Погуляет и придет. — А если с мальчиком что-то случится? — Тон Волошина был откровенно враждебным. — Кто вы, собственно говоря, такой? — с надменной презрительностью осведомился дядя Петя, и манера вопроса сразу выдала в нем полуответственного работника средней руки. — И чего вы вообще суетесь к нам с претензиями? Какое ваше дело? Привели пацана — и хорошо, идите своей дорогой! Остальное вас не касается! — Как раз касается. — Волошин вытащил удостоверение и, раскрыв его, поднес к самому лицу дяди Пети. — И по службе, и по совести. А вы кто такой? Дядя Петя, моментально сменивший амплуа, застенчиво развел руками. — Я, как бы это сказать, фактический супруг этой дамы. Фактический. Вы меня понимаете?.. — Мама, — нарушил этот диалог Димка. — Пусть дядя Леша с нами живет, он хороший. А дядю Петю мы прогоним… — Что ты говоришь, Дима, как можно, — деланно нахмурившись, ответила мама, с явным интересом разглядывая Волошина. Конечно, он явно выигрывал в сравнении с дядей Петей, и, судя по проскользнувшей на ее лице кокетливой улыбке, она не возражала бы против такой замены. Правда, у Волошина не было «Лады»… — Ну, до свидания, Дима, — Волошин протянул ему руку. — До свидания. А ты придешь ко мне в гости? Приходи, пожалуйста, скоро папа приедет, и тогда мы совсем весело жить будем! Дядя Петя поперхнулся своей курицей. Видно, перспектива визитов к нему домой работника милиции не казалась ему слишком превлекательной, так же, как и возможность возвращения Димкиного папы. — Хватит болтать ерунду! — На этот раз она действительно разозлилась. — Сказано тебе, что твой папа не вернется, пора уже понять! — Вернется… — Глаза Димки наполнились слезами. — Ну ладно, сейчас не время. Дома поговорим и насчет упрямства, и насчет самовольных уходов в лес. Дома… — Дядя Петя многозначительно посмотрел на мальчугана. Волошин, который все это время раскачивался с пятки на носок и молча рассматривал то маму, то ее «фактического мужа», наклонился и проговорил что-то на ухо дяде Пете. Тот покрылся красными пятнами и кивнул. — Вот так-то, труженик прилавка! — Волошин собрался уходить, но задержался и повернулся к Димке: — Ты в какой детский сад ходишь? — В «Колобок». Там, где грибочки и песочницы. — Я зайду к тебе, не скучай. Волошин подошел к нам. — Откуда ты знаешь дядю Петю? — спросил Крылов. — Он заведует овощной базой. Как-то у них была большая кража, и я туда выезжал. Он-то меня, понятно, не запомнил, весь потный крутился возле Широкова, ругал воров. А тот интересовался, как можно было погрузить и вывезти почти две машины апельсинов, да так, чтобы сторож ничего не заметил. В общем, я уехал, а обэхаэсники два дня занимались этим делом, да безрезультатно. Так что он свинья порядочная. А она — вертихвостка. Жалко парня. Волошин закурил и угостил сигаретой Крылова. — Ну ладно, пойдем на маршрут. — И когда мы уже углубились в рощу, сказал, ни к кому конкретно не обращаясь: — Попрошу Женю Петрову присмотреться к этой семье. Может, сможем чем-то помочь мальчишке… — Петрова была инспектором детской комнаты, и если она бралась в подобных ситуациях за судьбу ребенка, то за него можно было не беспокоиться. — Верно, — оживился Крылов. — Это ты хорошо придумал!
3. ПЛЯЖ 16 часов 30 минут. Температура воздуха +24 °C, температура воды +23 °C Крылов Мы прочесали рощу несколько раз: вперед, назад и по диагонали. Кроме четырех уркаганов, в числе задержанных оказались два пьяных дебошира, затеявших драку между собой, три молодых парня, пристававшие к девушкам и пытавшиеся избить сделавшего им замечание прохожего, да два бродяги без документов, залетевших в наши края из Краснодара. Когда мы вышли из березняка на прибрежную полосу, жара уже начинала спадать. Песчаная лента пляжа была усеяна разомлевшими телами загорающих, не уместившиеся на горячем песке лежали на траве вдоль обочины дороги и даже на голой растрескавшейся земле. Мы шли по сыпучему песку, лавируя между отдыхающими, и Гусар внимательно осматривал молодых стройных девушек в рискованных купальниках. Внезапно он рассмеялся и спросил: — Вам не кажется, что мы похожи на членов Лиги Дураков? Помните, в «Золотом теленке»? Действительно, для этого праздника обнаженных тел наша троица была до неприличия отягощена одеждой, хотя Гусар и перегнул: все же черных костюмов, цилиндров и палок с набалдашниками у нас не было. — Честно говоря, ты сейчас больше похож на представителя другой упоминавшейся в том романе Лиги. Догадываешься какой? Судя по легкому смущению, проскользнувшему на лице Гусара, он догадался правильно. К запахам раскаленного песка и большого массива воды добавился аромат зажариваемого над углями мяса. — Кто хочет есть? — спросил я, хотя ответ подразумевался сам собой: каждый из нас не ел уже как минимум восемь часов. — Я уже перехотел, — буркнул Волошин. — И мне тоже неохота. Жара, — отозвался Гусар. Я по себе знал, что большие перерывы между едой приводят к тому, что чувство голода сменяется полнейшим безразличием к пище, но тем не менее мы зашли в кафе и съели по так называемому шашлыку, представлявшему собой зажаренную на вертеле жирную свинину. Конец трапезы был скомкан: с улицы донеслись какие-то выкрики, брань, звон разбитого стекла, и мы выскочили наружу. Оказалось, что пьяный приставал к прохожим и бросал в них камни, один из которых угодил в витрину небольшого торгового павильона. Мы записали фамилии очевидцев, задержали хулигана и передали его подоспевшему мотопатрулю, после этого допивать свой жидкий компот уже не вернулись, а продолжили работать.
Волошин — Если бы у нас были их приметы, было бы проще, — проговорил Гусар. — Ты думаешь? Искать по приметам очень легко только в книжках. И в кино. Вот у нас однажды был случай… — Крылов немного помолчал. — Ты знаешь Васю Липоева? Так вот, он с потерпевшей несколько дней ходил по городу, искали насильника. Гуляют, беседуют о том о сем, и вдруг она говорит: «Вот он!» Дело было под праздник, они как раз проходили мимо драмтеатра. Вася смотрит: элегантный мужчина в костюме, крахмальной рубахе, при галстуке, все как полагается. Под ручку с ним — женщина в вечернем платье. Направляются к театру. Вася переспрашивает: «Вы уверены?» — «Уверена, уверена, он!» — настаивает потерпевшая, а сама разволновалась, побледнела, дрожит вся. Вася подходит к мужчине, представляется, спрашивает документы. Вячеслав Сипатов, инженер, 32 года. Идет с супругой в театр. «Извините, придется пройти со мной». — «Ну, раз надо…» Приходят в отдел. На очной ставке потерпевшая подтверждает: «Он, и лицо, и фигура, даже голос его, я хорошо запомнила — Сажают инженера в ИВС, начинают проверять со всех сторон и так, и этак, в результате получается не он…» — Как же так? — перебил Гусар. — Она же его железно опознает! — Да вот так. Опознавать-то опознает, а свитера такого, как у преступника, у инженера нет и никогда не было. И по складу характера, по натуре он на эту роль не подходит. А самое главное, он все думал, думал, вспоминал, где он в то время был, и вспомнил! Как раз по телевизору футбол показывали, и он дома сидел. Рассказал, как игра шла, кто участвовал, кто и когда гол забил… Знаешь, как это называется? Верно, алиби… Пришлось извиняться перед инженером. Выпустили его, как говорится, с полной реабилитацией, руку пожали, мол, простите, ошибка. Вот так вот. А ты говоришь — по приметам. — Ну и что же дальше было? — Понятно что. Васе выговор влепили, хотя каждому ясно, что он здесь ни при чем. Потерпевшая-то инженера твердо опознала! А она сама ошиблась, знаешь, как это называется? — добросовестное заблуждение. И ее винить не в чем: преступника видела мельком, да еще в такой обстановке, что тут не до запоминании. А инженер на него похож оказался… Ну, Васе-то выговор дали — ладно, а представь, каково человеку: идет с женой в театр, сном-духом ничего не знает, а его хватают — и в камеру… Так что розыск, брат, — это штука тонкая и сложная, тут наскоком ничего не добьешься. А вот Иван Петрович Макарцев, тот на своем веку десятки преступников по приметам задержал. И не ошибся ни разу. Так что учиться надо… — Ну а настоящего насильника нашли? — А куда он денется? Тот же Вася его и задержал. Только речь-то не об этом! Я же тебе говорю, невинного человека трое суток под стражей продержали! Он еще сдержанный мужчина, не возмущался, дескать, я понимаю, ошибка… Но какое впечатление на него самого, его родных, близких, знакомых произвела эта ошибка, ты представляешь? Я вот недавно был в театре и встретил там его с женой — они, оказывается, завзятые театралы, так он со мной не поздоровался. Может быть, правда, не узнал, а может, не захотел. Десять минут назад я связался с райотделом и узнал, что установили личность убитой: Ирина Гордеева, двадцати лет, студентка мединститута. Эта новость как бы подхлестнула нас, обострила злобу против неизвестных пока еще преступников, и разговор пошел о перспективах их поимки. Крылов рассказал Гусару эту поучительную историю не зря: тот стал находить слишком много людей, на его взгляд, подозрительных и подлежащих задержанию. Понятная реакция новичка: поиск подходит к концу, а результатов нет, ему начинает казаться — это оттого, что он недостаточно внимателен, он подстегивает сам себя и тут может перегнуть палку… Важно вовремя его остановить, и Крылову удалось это сделать своей историей, которая хотя и взята из жизни, но как будто нарочно подобрана для иллюстрации ряда проблем, встающих перед сыщиком при поиске, подобном нашему, и в основном проблемы ответственности за принимаемое решение. Ответственности и перед собой, и перед законом, и перед другими людьми, которые любую твою ошибку и любой промах воспримут и расценят как ошибку и промах всей милиции. Гусар погрузился в размышления, хотя попрежнему цепко смотрит по сторонам, — похоже, из него будет толк. Но очень важно, чтобы он не впал в другую крайность — в боязнь принимать решения. От человека, опасающегося взять на себя ответственность, иногда рискнуть, нельзя ждать результативной работы. Очень много решений оперативному работнику приходится принимать на основе своего внутреннего убеждения. И тот, кто привык все «согласовывать» с руководством, чтобы в случае чего переложить ответственность на чужие плечи, может провалить серьезное и важное дело, если обстановка не оставит времени на такую «консультацию». А чаще всего времени у нас в обрез… Отдыхающие стали понемногу расходиться: косые лучи солнца грели уже еле-еле, а скоро подует вечерний ветерок с реки и станет совсем прохладно. Похоже, что наш рабочий день подходит к концу, а значит, сегодня мне удастся попасть домой до того, как Андрюшка ляжет спать. Мы с ним не видимся неделями: я прихожу поздно, когда он спит, а утром жена ведет его в детский сад к восьми, я же, отоспавшись, встаю только полдевятого, благо живу рядом с отделом. Впрочем, одернул я себя, загадывать нельзя, мало ли как повернется дело…
Гусаров Хотя я был на ногах с самого утра, большую часть времени провел на жаре и почти не ел, если не считать эрзац-шашлыки, усталости не было. Точнее, она была, но загнанная настолько в глубь организма, что ее не ощущалось. Раньше я не понимал, какая сила позволяет инспекторам розыска целые дни, ночи, иногда круглые сутки проводить на службе, без сна, почти без еды на пирожках, колбасе и кефире… Сейчас я ощутил это на себе. Ненависть к преступникам, желание найти их во что бы то ни стало — вот что позволяет перебороть усталость, не чувствовать ее до поры до времени. Ненависть — это своего рода допинг, но работать на ненависти, так же, как и жить на допинге, — дело совсем не безвредное… Тут и опасность профессиональной деформации характера, следствием чего является чрезмерная подозрительность, вспыльчивость, желчность… Тут и ущерб здоровью — постоянное нервное напряжение, моменты «пиковой» работы мысли, когда в одну секунду прокручиваешь в голове десятки вариантов своего и ответного чужого поведения, отрицательные эмоции, получаемые на местах преступлений, жалость к потерпевшим — все это, наслаиваясь одно на другое, не проходит бесследно. И если, несмотря на все это, люди работают в уголовном розыске, значит, есть в нашей профессии нечто такое, что оправдывает и напряженные нервы, и бессонные ночи, и эмоциональные перегрузки, и многие другие «прелести» розыскной службы. Что же это? «Поймешь», — коротко ответил Крылов на мой вопрос. Ну что ж, будем надеяться, что пойму. Кое-что я понимаю и сейчас, и напрасно Волошин с Крыловым считают меня чересчур наивным. Я, например, понимаю, что наш поиск — это только одно из проводимых в городе мероприятий, что искать вслепую в тысячной массе народа двух-трех человек — все равно что ловить пескарей крупной сетью, но я знаю и то, что если бы не подобные, на первый взгляд бессмысленные мероприятия, не было бы так называемых «случайно раскрытых» преступлений, ибо профессионал знает: каждая «случайность» — следствие большой работы, работы, на четыре пятых скрытой от глаз непосвященных. Хотелось пить, и, увидев в стороне автоматы, я направился к ним. Стакан воды не утолил жажды. Медных монет больше не было, я с трудом разменял гривенник в ближайшем ларьке и выпил еще стакан. Мне показалось, что за автоматами кто-то разговаривает, я вначале не обратил на это внимания, но вспомнил слова Крылова: «Нас должно интересовать все. От нелюбопытного сыщика никогда толку не будет», — и посмотрел в щель между черными баллонами с углекислотой. Ничего особенного. Четыре человека стояли кружком и о чем-то тихо говорили. Я пошел было дальше, но тут же замедлил шаги. Зачем при невинном разговоре прятаться от людей? Пришлось вернуться. Остановившись возле автоматов, я сделал вид, что ищу монету, а сам напряг слух. — Ты в карты играл? Теперь гони деньги! — Да я же не хотел садиться… Сказали, что в шутку… — Какие шутки! Если бы ты выиграл, небось бы свое стребовал! Давай, давай, раскошеливайся! — Один голос напористый и требовательный, второй сдавленный и просительный. Теперь я понял, что мне сразу не понравилось в этой четверке: три человека как бы окружили одного, и тот держался скованно и напряженно. — Да у меня и денег нет. Вот только двадцать рублей, так мне на еду нужно, я приезжий… — Ничего, часы отдашь, а остальное потом принесешь. Ну давай быстрее, а то хуже будет! Я обошел автоматы и приблизился к говорившим. Должником был парень простецкого сельского вида, заметно напуганный. Против него стоял коренастый крепыш с красным от солнца и вина лицом, рядом — два субъекта неопределенного возраста с испитыми физиономиями, по которым им можно было дать и тридцать, и пятьдесят лет. — В чем дело? — спросил я, стараясь, чтобы голос звучал, как у Крылова, властно и требовательно. — Тебе-то что? — равнодушно ответил здоровяк. — Иди своей дорогой. — В чем дело? — На этот раз я обращался к должнику, но он в ответ только пробормотал чтото невнятное. — Слушай, друг, — доверительно наклонился ко мне один из испитых субъектов. — Ну что ты вяжешься не в свое дело? Товарищ нам в картишки проиграл, сейчас расплатится, и пойдем еще выпьем… Я вытащил удостоверение и, мельком показав его всем четверым, предложил пройти со мной. — Это куда еще? — злобно спросил испитой. — В ментяру? А за что, спрашивается? За свои же деньги? — Там разберемся. — Я взял его за руку, но он уперся, пришлось рывком сдернуть его с места, и в это время сильный удар по голове сбил меня с ног. Ударил краснолицый, которого я на миг выпустил из поля зрения. В это время они могли убежать, но сработал волчий инстинкт — добить жертву. Они подскочили ко мне с трех сторон, их должник бочком начал уходить, а потом мне уже было не до того, чтобы смотреть по сторонам. Они начали бить меня ногами, я сгруппировался, защищая бока и живот. Одного из нападающих удалось свалить, и я попытался встать, но здоровяк снова ударил меня по голове так, что она зазвенела и перед глазами пошли круги, я уже подумал, что дело принимает плохой оборот и неизвестно чем может кончиться… В этот миг наступила развязка. Здоровяк и его дружок попадали на землю, как кегли, сбитые мощным броском игрального шара, — товарищи подоспели вовремя.