Три желания женщины-мечты - Дарья Донцова 4 стр.


— Да, — удивилась я. — А что, возникли сомнения в наших хороших отношениях?

— Ты — подружка, — повторила Романова. И зачастила: — Нужны точные мерки — объем груди, талии, бедер, длина рукава и юбки. Ой, чуть не забыла! Как ты относишься к розовому? Мы решили сделать его основным цветом.

Я наконец сообразила, почему Варя так странно со мной разговаривает: она явно перепутала телефоны и обсуждает чей-то наряд для презентации.

— Варюша, ты набрала неправильный номер, попала к Таракановой…

Но собеседница, перебив меня, произнесла еще более странные слова:

— В моем положении вообще-то женщины глупеют, но я пока еще в адеквате. Привет, Вилка. Ты — подружка, цвет розовый. Не против?

— Не против чего? — окончательно растерялась я.

— Цвет нравится? — рассердилась Варя. — Тогда бери сантиметр.

— В принципе, да, нравится, — осторожно ответила я. — А зачем нужны мерки?

— Господи, ну как с тобой разговаривать? — вскипела Романова. — Разжевала тебе все, объяснила семь раз. И что? Повторяю снова: надо платье тебе купить.

Я ничего не поняла.

— Какое?

— Для подружки.

— Чьей?

— Моей! — заорала Варя. — Ну вот, в моем положении нужны только положительные эмоции, а я нервничать начала.

— Ты беременна? — неуверенно предположила я.

— Да!

— Поздравляю, — обрадовалась я.

— Так, — протянула Варвара, — ясненько, ты опять не прослушала автоответчик.

— Есть грешок, — забормотала я, — забываю его включать.

Романова издала стон.

— А я-то распиналась, детали описывала… Тараканова, ау, ты здесь?

— Ну конечно, держу трубку около уха, — заверила я.

— Выбрось из головы всякие другие мысли, встрепенись и слушай внимательно, — приказала подруга. — Я жду ребенка. Мы с Мишей решили пожениться. Свадьба через месяц. Ты подружка невесты, всего вас четверо, основной цвет праздника розовый. Мое платье белое, а платья подружек — цвета зари. Теперь разобралась?

— Да, мерки пришлю, спасибо за приглашение, очень рада за вас с Мишей. Что вам подарить? — на одном дыхании выпалила я.

— Подожди с презентами, есть более значимые проблемы, — сказала Варечка. — Размеры нужны сегодня, времени мало, если не успеем подготовиться в срок, торжество не состоится, потому что я не влезу в подвенечный наряд. Ты не представляешь, живот увеличивается с пугающей скоростью. Похоже, я рожу слона!

— Сию секунду возьму сантиметр, — пообещала я.

— Отлично. И закажи билет, — продолжала Варя, — мы всем оплатим дорогу, но каждый сам покупает проездной документ.

— Праздник не в Москве? — удивилась я.

— В Каргополье, на родине жениха, — объяснила Романова. — У Миши сто пятьдесят тысяч родни, и если она вся в столицу потянется, мы разоримся на гостинице и ресторане. А в Каргополье тети-дяди пир горой сами организуют. Для них это дело чести, там принято праздниками меряться, у кого круче. Из Москвы в этот замечательный край ходит фирменный поезд «Лабуда».

— Отличное название, — захихикала я.

— Не вздумай при моей новой родне на эту тему шутить! — предостерегла Варя. — Обидишь насмерть — лабуда их национальное блюдо. Поезд раз в неделю по четвергам утром укатывает из Москвы и в пятницу вечером на месте.

— Долго как ехать… — загрустила я. — Варюша, лучше я полечу самолетом, хоть и боюсь его до трясучки. Понимаю, что вы оплачиваете билеты, по железной дороге дешевле, но можно я сама оплачу свой перелет? Неохота почти двое суток на полке трястись, да еще неизвестно, кто в соседях окажется.

Романова тихо кашлянула.

— Вилка, в Каргополье даже на метле не приземлиться, там нет аэропорта.

— Ерунда, — засмеялась я, — справлюсь со своим страхом и долечу куда можно, потом возьму такси до места.

Варвара издала стон.

— От города Олегов, где садятся авиалайнеры, на рейсовом автобусе семь часов езды до Каргополья. Причем учти, тамошний транспорт совсем не тот, на котором из Парижа в Милан катаются — с биотуалетом, кондиционером, буфетом и остановками в интересных городках. Тебе придется сесть в страшный полуразвалившийся рыдван, сортир в придорожных кустах, для приятного сквознячка раскрытые окна, куда пыль с трассы летит. Остановок будет много, в каждой деревне. Одна бабка с козой выйдет, другая с поросенком сядет. Ездила когда-нибудь рядом с хрюшками?

— Нет, — честно ответила я.

— Лучше и не пробуй, — отрезала Романова, — не понравится. Не из экономии про поезд говорю, просто это наиболее приемлемый в данном случае транспорт. Кстати, в составе есть вагон под названием «сингл-бизнес», в нем всего два купе, оба одноместные, с душем, туалетом, рукомойником. Поедешь царицей. Утром завалишься на полку, никаких соседей, лежи, пиши новый роман, читай, проводники по звонку прибегут. Поверь, полный кайф! Отдохнешь в пути. Или без помех поработаешь.

— Ладно, — сдалась я, — лучше полтора дня в комфортных условиях, чем семь часов в компании с поросятами и козами. И, откровенно говоря, самолет меня очень пугает.

— Правильно решила, умница, — похвалила Варя. — А, я забыла еще один довод привести: местный автобус может сломаться. Тогда кранты, застрянешь в деревне неизвестно насколько, пока покойника реанимируют.

Глава 6

Утром, когда я спустилась в столовую, там уже сидели Элла, Олег, Виктор, Алла и Нина Анатольевна.

— Виолочка, — засуетилась хозяйка, — хотите какао? На соевом молоке. Налить кружечку?

— Чашку, — неожиданно сказал Витя Арефьев.

— Прости, дорогой, ты о чем? — не поняла теща.

— Кружка — высокий полый сосуд из разнообразных материалов емкостью более двухсот пятидесяти миллилитров. Чашка — низкий полый сосуд небольшого объема, менее двухсот миллилитров, — пробасил зять. — Слова «кружка» и «чашка» не синонимы. Сейчас на столе представлены чашки. Поэтому, Нина Анатольевна, Виоле Ленинидовне надо предложить чашечку какао.

— Ага, — пробормотала хозяйка, — ты, наверное, прав.

— Сам путал посуду, — признался Виктор, — но перед Новым годом готовился к конкурсу «Знаток фарфора», тогда и прочитал материал.

— Ага, — повторила Нина Анатольевна, — ну… конечно…

— Мама, что за ерунда? — воскликнула Алла. — У меня вилка лежит справа!

Нина прикусила губу.

— Да? Разве это плохо?

Аллочка покраснела от злости.

— Плохо? Да это безобразие! Полное незнание сервировки! Справа должен быть нож, а вилка слева. Повторяю: вилка — слева! Сто раз объясняла, как правильно класть приборы, и все впустую, у тебя в голове ничего не задерживается. Купи книгу по этикету, законспектируй, потом все наизусть выучи. А то стыдоба! Еще ты бумажные салфетки всем на тарелки бросаешь.

— Разве нельзя? — прошептала Николаева.

— Нет! — завопила дочурка. — Нет, нет и нет! И хлеб кладут в корзинку, а не на овальное блюдо. Мы жрем, как в рабочей столовке завода резиновых клизм! Кстати, откуда такая мерзотная скатерть?

— Мне она показалась красивой, — сказала Нина Анатольевна, — с колокольчиками.

Алла скорчила рожу.

— На ней олени, Дед Мороз и елка. То есть она предназначена для Рождества и встречи Нового года, а у нас на дворе август. Ку-ку, мамуля, лето за окном!

Глаза Нины Анатольевны налились слезами.

— После завтрака поменяю. Можно постелить желтую с цветочным орнаментом. Подойдет?

Аллочка выдохнула, ее щеки побледнели, злоба испарилась.

— Да. Прекрасный выбор. Мамуля, сегодня вкусный салат из моркови, удался на славу.

— Правда? — мигом повеселела хозяйка. — Вкусно?

— Восхитительно! — воскликнула дочь. — Заправка на высшем уровне. Ты гениально готовишь!

Нина Анатольевна расцвела.

И тут Виктор откашлялся.

— К вопросу о сервировке. Блюда следует…

Лицо тещи вновь стало несчастным. Я решила вмешаться:

— Какие роскошные орхидеи! Украшение для царского стола!

— Это Элла их выращивает, — объяснила Нина Анатольевна. — Видите, сколько цветов повсюду? Невестка гениально пестует растения.

— Я заметила в глубине сада оранжерею, — кивнула я, — но она оказалась заперта.

— Жена Олежека никого туда не пускает, — сказала Нина Анатольевна, — говорит, цветы посторонних боятся.

— У них есть душа, — подхватила Элла. — А дверь я всегда закрываю, потому что разница температур может убить орхидею. В помещении поддерживается специальный климат, а если постоянно впускать внутрь воздух с улицы, может беда случиться. Виолочка, хотите устрою вам экскурсию в дом моих растений?

— Не советую соглашаться, — вмешалась Нина Анатольевна. — Я один раз сунулась в оранжерею и еле жива осталась. Там нечеловеческие условия — жара, влажность, пахнет непотребно. Больше я туда ни ногой. И вам, Виола, не советую, задохнетесь.

В комнату бодрым шагом вошла Елизавета Гавриловна.

— Что сегодня на завтрак? Если белковый омлет, то мне не надо. В кои-то веки моя дочь права — в оранжерее действительно нечем дышать, я там тоже чуть в обморок не упала, больше туда не заглядываю.

— Бабушка! — подпрыгнула Элла.

— И что тебя так удивило? — прищурилась старуха.

— Нет, ничего, — пробормотала та, — просто…

— Просто что? — продолжала допрос старуха.

— Бабулечка, у тебя кофта задом наперед надета, — вступила в разговор Алла, — карман на спине оказался.

Элла шумно выдохнула, взяла со стола бутылку минеральной воды, сделала несколько больших глотков прямо из горлышка и произнесла:

— А я постеснялась про блузку сказать.

— Подумаешь! — фыркнула Елизавета Гавриловна. — Не голая же перед вами появилась, ничего страшного.

— Конечно, нет, бабулечка, — подобострастно согласилась Алла.

— Вот и ладно, — улыбнулась старуха. — Так чем тут угощают?

— У нас сегодня геркулесовая каша с курагой, — ответила Нина Анатольевна.

— А где Катя? — перебила ее пожилая женщина.

Нина посмотрела на пустой стул.

— Наверное, умывается.

— Кто постояльцам завтрак отнес? — добавила металла в голос бабка.

— Я, — пискнула Нина Анатольевна.

— Почему ты, если это обязанность Екатерины? — спросила старейшина семьи.

— У Катюши вчера голова болела, — начала выгораживать дочку мать, — она плохо себя почувствовала, затемпературила…

Бабка стукнула ладонью по столу.

— Хватит! Олег, ступай и растолкай лентяйку, вели ей немедля явиться сюда, прямо как есть!

Внук молча встал и двинулся к лестнице.

— Я с тобой, — кинулась за ним Элла. — Неудобно получится, если Олежек один пойдет, а Катенька вдруг голая.

— Полагаешь, он ее красоты испугается? — хмыкнула бабка. — Нина, неси кашу.

— Затируху, — уточнил эрудит Арефьев.

— Ты о чем? — удивилась Елизавета Гавриловна.

— Блюдо приготовлено Ниной Анатольевной из цельного, заранее замоченного овса, — забубнил победитель конкурсов знатоков, — оно называется затируха и в наше время не популярно. Каша же…

— Можешь дальше не продолжать, — остановила его бабушка, — по мне так, что лошадь, что кобыла, все едино.

— Нет, — не успокоился Витя, — лошадь — это вид животного, кобыла — самка лошади, а самец — жеребец. И…

— А-а-а-а! — раздался со второго этажа крик. — А-а-а-а!

Мы с Ниной Анатольевной одновременно вскочили и хором воскликнули:

— Что случилось?

— Наверное, Элла мышь увидела, — ухмыльнулась Алла. — Она их до жути боится, а Катька ее пугает. Сестра купила в зоомагазине искусственных полевок, на настоящих один в один похожих, их выпускают для кошек, чтобы те играли. Катерина эти муляжи в коридоре у своей двери или в холле раскладывает, Элка видит и орет. Анекдот просто!

— Скорей… скорей… там… помогите, — зашептала Эллочка, вбегая в столовую. — Там… на полу…

— Знаем, мышка, — заржала Алла.

— Нет, Катя… — еле слышно пролепетала Элла, закатила глаза и, цепляясь за буфет, сползла на ковер.

Елизавета Гавриловна вскочила и полетела к лестнице, я ринулась за ней.

Спальня Катерины оказалась большой, с четырьмя окнами. Мебель была в стиле «мечта маленькой принцессы», кровать стояла в самом центре, и над ней колыхался розовый балдахин с золотыми кистями. Занавески радовали глаз вышитыми на них мишками. Не зная, кто тут живет, я бы подумала, что в комнате поселилась первоклассница, которую обожают и балуют взрослые.

— Солнышко, что случилось? — закричала Нина Анатольевна, кидаясь к лежащей на полу Кате.

Олег, стоявший неподалеку от тела сестры, схватил мать за плечо.

— Не надо.

— Катенька заболела? — испуганно спросила Нина.

— Нужно вызвать полицию, — мрачно заявила Елизавета Гавриловна, войдя в помещение.

— «Скорую помощь»! — закричала Нина Анатольевна. — Катюша в обмороке!

— Олег, уведи мать, — приказала старуха. — Алла, Виктор, ступайте в столовую и ждите там.

— Да, бабушка, — прошептала внучка.

— Виола Ленинидовна, вы со мной, — скомандовала бабка. — Ты, Элла, встань у двери и никого не пускай внутрь до особого разрешения. Когда приедет Семен, пусть сначала зайдет ко мне.

— Хорошо, — пролепетала жена Олега. — Можно я сяду в коридоре на стул? Ноги трясутся.

Старуха сдвинула брови, потом, вдруг сменив гнев на милость, кивнула:

— Конечно. Только никому не разрешай в спальню Екатерины входить.

Елизавета Гавриловна выплыла в коридор, я последовала за ней. Комната, куда мы пришли, напоминала библиотеку — две стены были заняты полками с книгами, в углу стоял шкаф со стеклами, затянутыми занавесками. Старуха подошла к нему и открыла дверцы. Я увидела собрание своих сочинений, причем не в одном экземпляре.

— Собрала все ваши издания, — объявила пожилая дама, — у меня полная коллекция.

— Надо же, у вас есть даже книги, которые никогда не продавались, а раздавались фанатам, победившим в разных издательских конкурсах! — изумленно сказала я.

Елизавета Гавриловна села в кресло и показала мне на маленький диван.

— Устраивайтесь… Ваня Зарецкий уламывал меня написать воспоминания о тех годах, когда мы с Семеном пытались спасти хоть кого-то из пуштанов, да я отказалась — память уже подводит, к тому же составлять складно текст не умею. Тогда настырный Иван предложил другой вариант: надо все рассказать Арине Виоловой, она прекрасную повесть напишет.

— Впервые об этом слышу, — пробормотала я. — Извините, Елизавета Гавриловна, я с огромным удовольствием поговорю с вами, но чуть позднее.

— Почему не сейчас? — спокойно спросила старуха. — Много времени я не отниму.

— Надо спуститься вниз… — пробормотала я.

— Екатерина умерла, — остановила меня хозяйка, — врач ей не надобен. Остальные, когда узнают, что случилось, в истерику впадут, будут рыдать-вопить.

Я с изумлением смотрела на старуху. У нее железное самообладание или ей плевать на кончину внучки? Обычно пожилые люди плохо справляются с ударами судьбы, нервная система у них барахлит. Но у Елизаветы Гавриловны сейчас нет ни малейшего следа ужаса или паники, впрочем, незаметно и горя.

— Книгу для «Элефанта» я писать не стала, — как ни в чем не бывало продолжала пожилая дама, — но из чистого любопытства взяла в руки детектив Виоловой и — увлеклась. Теперь я ваша верная почитательница, собрала все произведения, а также интервью и диски с телепрограммами, где вы принимали участие. Кстати, можно звать вас Вилкой?

Я кивнула.

— Вы постоянно говорите: «Отчество «Ленинидовна» трудное, его перевирают на разные лады, лучше обращаться ко мне просто: «Вилка». — Елизавета Гавриловна усмехнулась. — Но, полагаю, вам неприятно напоминание об отце, не лучший он человек. Я его откровения в прессе прочла и вот что скажу: врет он много. Хотя бог с ней, с ложью, большинство так называемых «звезд» записные вруны, у многих в биографиях концы с концами не сходятся. Вот, например, актриса Инна Никина. Такую жалостливую историю о себе прессе поведала: воспитывалась в детдоме, ее там били-унижали… А в другом интервью на каком-то телеканале запела: мама у нее графиня из древнего рода, отец князь. И чему верить? Но ты так не делаешь… Кстати, давай я перестану «выкать»? Возраст мой позволяет с молодыми женщинами без церемоний общаться.

Я опять кивнула.

— Сейчас сюда прискачет начальник полиции Семен Егорович Баков, — скривилась Елизавета Гавриловна. — Нашей семье до славы Арины Виоловой далеко, но в Гидрозаводе и Нижнегорске мы, как сейчас пишут газеты, «селебретис». Я почти до ста лет дожила, с ума не сошла, хожу самостоятельно, слюни не пускаю, уже по этой причине моя личность интерес вызывает. Геннадий, муж Нины, был ректором вуза, доктором наук, а для провинции человек, защитивший диссертацию и получивший вдобавок профессорское звание, элита. Поэтому Баков не просто сотрудников пришлет, сам явится. Но вот тут закавыка…

Елизавета Гавриловна сложила руки на груди.

— Екатерина нашла себе любовника — молодого, богатого, всем хорошего, но… женатого. Зовут героя ее романа Анатолий Фирин. Я разок попыталась с внучкой поговорить, объяснила ей: на чужом несчастье своего счастья не построишь, даже если женится Толя на тебе, ничего хорошего не получится, не сироти малышей. Но она дурой прикинулась: «Бабулечка, не понимаю, о чем ты говоришь. Мы с Антониной Фириной в одном классе учились, мне ее муж не нужен, не слушай сплетни. А правда, что ты сама за женатого замуж вышла? Отбила его у семьи?»

Пожилая дама усмехнулась:

— Думала, уест бабку! Только Анатолий Сергеевич, мой супруг, вдовцом был, и встретились мы с ним на кладбище. Я тогда в городе Черноповск жила, очень по родителям тосковала и однажды на местный погост пошла — решила, погуляю среди крестов, душа и успокоится. Забрела на старую территорию, глядь, могилка заброшенная, ограда покосилась, памятник лежит на боку… Короче, жаль печальная! Я с плиты мох оторвала и увидела: мужчина там похоронен, он родился в один день и год с моим отцом. Ну и стала потом за его захоронением следить, порядок навела, цветочки посадила. Как-то раз на соседнем участке появился приятный брюнет, молодой, с грабельками. Разговорились, он рассказал, что жена у него от тяжелой болезни умерла. Сначала мы просто друг друга морально поддерживали, а после стали семьей жить. Не состояла я никогда в любовницах.

Назад Дальше