«Калахари»: курсы машинописи для мужчин - Александр Макколл Смит 10 стр.


Что ж, придется действовать по обстоятельствам. Скоро появится почти неразличимый указатель, а за ним поворот на тряскую дорогу, по которой нужно будет ехать до холма, и там на самом краю деревни — если описания верны, — стоит дом мма Тсоламосесе.

Перед домом сидела на стуле старая женщина и толкла кукурузу в деревянной ступке. Увидев белый фургончик, она отложила пестик и встала, чтобы приветствовать мма Рамотсве.

Они обменялись традиционными приветствиями.

— Думела, мма, — произнесла мма Рамотсве. — Вы хорошо спали?

— Да, мма. Я спала хорошо.

Мма Рамотсве представилась и спросила, не зовут ли ее собеседницу мма Тсоламосесе?

Женщина улыбнулась. У нее было открытое доброе лицо, и мма Рамотсве сразу почувствовала к ней расположение.

— Я мма Тсоламосесе, — подтвердила она. — Это мой дом.

Мма Рамотсве приняла приглашение сесть на деревянный стул, скрепленный полосками кожи. Он казался не слишком надежным, но мма Рамотсве знала, что традиционные стулья прочно сделаны и выдержат ее вес. Потом женщина зашла в дом и вынесла кружку воды, которую мма Рамотсве приняла с благодарностью.

Дом был средних размеров для такой деревни. Квадратный, аккуратно крытый соломой, с глинобитными стенами цвета охры. На белой входной двери виднелись следы собачьих когтей. Из-за того, что занавески на окнах были опущены, в доме было темно. Оттуда доносились детские голоса.

— Со мной живут двое детей, — пояснила мма Тсоламосесе. — Дочь моего сына, его жена уехала в Шаше ухаживать за матерью. И дочь моей покойной дочери. Я присматриваю за обеими.

— Как и многие женщины, — сказала мма Рамотсве. — Дети и снова дети, до самой смерти. Наверное, этим и должна заниматься женщина.

Мма Тсоламосесе одобрительно кивнула. Она внимательно смотрела на мма Рамотсве. Ее умный взгляд переходил с лица посетительницы на ее одежду, потом на белый фургончик и обратно.

— Я всю жизнь смотрела за детьми, — продолжала мма Тсоламосесе. — С четырнадцати лет я нянчила ребенка старшей сестры. Потом у меня появились собственные дети, а теперь я стала бабушкой, моя работа продолжается. — Немного помолчав, она спросила: — Почему вы приехали ко мне, мма? Я очень рада вас видеть, но почему вы приехали?

Мма Рамотсве улыбнулась.

— Вы правы, я приехала сюда не для того, чтобы говорить о детях, — сказала она. — Я приехала поговорить о том, что случилось много лет назад.

Мма Тсоламосесе хотела что-то сказать, но сдержалась: хозяину полагалось дождаться, пока гость расскажет все сам.

— Насколько я знаю, ваш покойный муж работал в Управлении тюрем, — начала она.

— Да, — ответила мма Тсоламосесе. — Он был хороший человек. Он много лет работал в Управлении и дослужился до большой должности. Благодаря этому я получаю пенсию.

— Вы жили в Габороне около старого аэродрома? — продолжала мма Рамотсве. — И сдавали комнату студентам?

— Мы всегда так делали, — сказала мма Тсоламосесе, — чтобы сократить домашние расходы. Большого дохода это не приносило.

— У вас жил студент по имени Молефело, — сказала мма Рамотсве. — Студент Технического колледжа Ботсваны. Вы его помните?

Мма Тсоламосесе улыбнулась.

— Я прекрасно его помню. Он был очень хорошим мальчиком. Всегда таким опрятным.

Мма Рамотсве колебалась. Даже теперь, спустя много лет, нелегко сообщать о гнусном предательстве. Но ей придется это сделать. Приносить плохие новости — часть ее работы.

— Когда он жил у вас, — продолжала она, внимательно следя за выражением лица мма Тсоламосесе, — вас обокрали. Кто-то открыл окно и унес радиоприемник. Так?

Мма Тсоламосесе нахмурилась.

— Да. Такие вещи я не забываю. Это был очень хороший приемник.

Мма Рамотсве набрала в легкие побольше воздуха. Пора решаться.

— Его украл Молефело, — сказала она. — Это он взял ваше радио.

Поначалу мма Тсоламосесе растерялась. Потом наклонилась и погрузила пальцы в ступку с кукурузной мукой.

— Нет, — сказала она. — Это не он. Он жил с нами, когда это случилось. Вы ошибаетесь. Приемник украл кто-то другой. Наверное, один из заключенных. Жить рядом с тюрьмой всегда опасно.

— Нет, мма, — мягко возразила мма Рамотсве. — Это был не заключенный. Это был Молефело. Ему срочно понадобились деньги для… для одного дела. Вот он и стащил ваше радио и инсценировал ограбление. Он продал его за сто пула около железнодорожного вокзала. Вот как это было.

Мма Тсоламосесе бросила на мма Рамотсве недоверчивый взгляд.

— Откуда вы знаете, мма? Как вы можете говорить об этом, если вас там не было?

Мма Рамотсве вздохнула.

— Он сам мне сказал. Молефело. Он очень мучается — и мучился все эти годы. А теперь он хочет извиниться перед вами и купить вам новый приемник. Он хочет загладить свою вину.

— Приемник мне не нужен, — сказала мма Тсоламосесе. — Мне не нравится музыка, которую сейчас играют. Трень-брень. Сейчас не услышишь хорошей музыки.

— Это важно для него, — сказала мма Рамотсве и после небольшой паузы спросила: — Вы когда-нибудь делали что-нибудь плохое, мма?

Мма Тсоламосесе посмотрела на нее.

— Все делали, — ответила она.

— Верно, — согласилась мма Рамотсве. — Все. Но вам когда-нибудь хотелось исправить зло, которое вы совершили? Хотя бы один раз?

Наступила тишина. Мма Тсоламосесе отвела взгляд в сторону, туда, где поднимались холмы. Она сидела на стуле, обняв себя за колени.

— Да, — ответила она, — хотелось. Я это помню.

Мма Рамотсве не теряла времени.

— И так же чувствует себя Молефело. Почему бы не позволить ему принести извинения?

Мма Тсоламосесе ответила не сразу.

— Я согласна, — сказала она. — Это было давно. Хорошо, что он об этом вспомнил. Я не хочу, чтобы он мучился.

— Вы правы, мма, — сказала мма Рамотсве. — Вы поступили правильно.

Они еще немного посидели на солнце. Рядом лежали бобы, которые нужно было вылущить, и мма Рамотсве занялась бобами, пока мма Тсоламосесе толкла кукурузу — одна рука с шишковатыми суставами на пестике, другая на ободке деревянной ступки. Они выпили по кружке очень сладкого чая и почувствовали себя совершенно свободно в компании друг друга. Мма Тсоламосесе ничего не имела против извинений Молефело и согласилась с ним встретиться.

— Он был тогда юнцом, — сказала мма Тсоламосесе. — Его поступок не имеет никакого отношения к мужчине, которым он стал.

— Вы правы, — согласилась мма Рамотсве. — Он стал другим.

В дверях появилась босая девочка-подросток в поношенном зеленом платье и вежливо кивнула мма Рамотсве.

— Это дочка моего сына, — сказала мма Тсоламосесе. — Она мне очень помогает с малышкой. Принеси ее сюда, Кокетсо, пусть она посмотрит на мма.

Девочка зашла в дом и вернулась с двухлетней малышкой на руках. Она поставила ее на ножки и держала за руку, пока та делала неуверенные шаги.

— Это ребенок моей покойной дочери, — сказала мма Тсоламосесе. — Я говорила, что приглядываю за ней.

Мма Рамотсве, наклонившись, взяла девочку за ручку.

— Какая хорошенькая девочка, мма, — сказала она. — Она будет красавицей, когда вырастет.

Мма Тсоламосесе посмотрела на нее и отвернулась. Мма Рамотсве подумала, что, она, возможно, чем-то обидела ее, но не понимала чем. Правила вежливости требовали хвалить красоту внучки перед бабушкой. Не сделай она этого, ее могли бы обвинить в черствости.

— Унеси ее, Кокетсо, — сказала мма Тсоламосесе. — Наверное, она проголодалась. Каша стоит у печки. Можешь ей дать.

Старшая девочка взяла малышку на руки и занесла в дом. Мма Рамотсве продолжала лущить бобы, исподтишка поглядывая на мма Тсоламосесе, которая толкла кукурузу.

— Простите, что я огорчила вас, — сказала мма Рамотсве. — Я этого не хотела.

Мма Тсоламосесе отложила пестик. Когда она заговорила, ее голос звучал устало:

— Вы ни в чем не виноваты, мма. Вы не знали. Эта девочка… ее мать умерла от той страшной болезни, которая свирепствует по всей стране. Вот от чего она умерла. И девочка…

Мма Рамотсве знала, что последует дальше.

— Доктор сказал, что девочка тоже заболеет, рано или поздно. Она не будет жить, — сказала мма Тсоламосесе. — Вот почему я огорчилась. Вы не хотели меня обидеть, но вы сказали о том, чего никогда не будет.

Мма Рамотсве отодвинула наполовину полную кастрюлю с бобами, подошла к мма Тсоламосесе и обняла за плечи.

— Мне очень жаль, мма, — сказал она. — Очень, очень жаль.

Что еще она могла сказать? Но пока она стояла там, разделяя чужое горе, она придумала, что может сделать мистер Молефело.

Глава 12 Чудо в «Быстрых моторах Тлокуэнг-роуд»

Глава 12

Чудо в «Быстрых моторах Тлокуэнг-роуд»

Занятия на курсах машинописи для мужчин «Калахари» проводились каждый вечер по будням, кроме пятницы. Прогресс был очевиден. Мма Макутси пришлось изменить свое представление о том, сколько времени понадобится ее ученикам, чтобы овладеть пишущей машинкой, и она объявила, что курсы вместо шести недель продлятся пять.

— Вы получите точно такой же диплом, — сказал она, думая о том, что нужно не забыть напечатать сертификаты. — Это будет тот же курс, но вы закончите его неделей раньше.

— А деньги назад нам вернут? — спросил один из мужчин, вызвав взрыв смеха.

— Нет, — ответила мма Макутси. — Конечно, нет. Вы получите тот же объем знаний. Это справедливо.

Остальные ученики восприняли ее предложение безропотно, и она, с облегчением вздохнув, перешла к следующему заданию. Вместо обычной перепечатки текстов она предложила за оставшиеся полчаса написать короткое сочинение — всего полстраницы, но с минимальным количеством ошибок. Тот, кто не сделает ни одной ошибки, получит пятьдесят очков. За каждую ошибку снимается по два очка. Тема сочинения — «Самое важное в моей жизни». Фамилии указывать не надо. Так люди будут чувствовать себя свободнее и смогут написать о том, что их действительно волнует. В свое время мма Макутси сама писала сочинение на эту тему и получила высшую оценку. К тому же, эта тема годится для всех, у каждого есть в жизни что-то важное.

Идея воодушевила всех. В конце занятий на стол к мма Макутси легла стопка сочинений. Она собиралась взять их домой и там прочитать, но одного взгляда на лежавшее сверху сочинение оказалось достаточно, чтобы сесть и прочесть их все. Как будто перед ее глазами предстала вся жизнь: матери, жены, футбольные команды, служебные амбиции, машины — все, что так нравится мужчинам.

Вот одно из них:

«В моей жизни много важных вещей. Мне трудно выбрать самую важную, но одна из них — футбольная команда „Зебры“. Я с детства мечтал выступать за „Зебр“, но в футбол всегда играл неважно. Поэтому я наблюдал за ними с трибун и громко кричал, чтобы их поддержать. Когда „Зебры“ выигрывают, я чувствую себя очень счастливым и вечером праздную победу с друзьями, тоже болельщиками „Зебр“. Я не могу представить себе Ботсвану без них. Это была бы другая страна, и в нашей жизни чего-то бы не хватало».

Сочинение было прекрасно напечатано, и ясность изложения приятно удивила мма Макутси. «У читателя, — написала она на полях, — не остается никаких сомнений относительно той важной роли, какую „Зебры“ играют в вашей жизни». Она просмотрела еще пару сочинений. Еще один хвалебный гимн «Зебрам» и трогательный рассказ о маленьком сыне и его проделках. Потом, почти в самом конце, она прочла: «Я открыл в своей жизни нечто очень важное. Я этого не ожидал, все случилось неожиданно, подобно вспышке молнии. В моей жизни не так уж много впечатлений, но вот уже больше недели мое сердце взволнованно бьется. Потому что я встретил женщину, одну из самых красивых женщин в Ботсване. Она всегда улыбается мне и не ругает, когда я делаю ошибки. Когда она проходит мимо, мое сердце поет, хотя она об этом не догадывается. Не знаю, сказать ли ей о моей любви. Если я скажу, она может ответить, что я для нее недостаточно хорош. А если не скажу, она никогда не узнает о моих чувствах. Самое важное в моей жизни — она. Я постоянно думаю о ней, даже когда она учит меня печатать».

Мма Макутси сидела, словно громом пораженная. Один из ее учеников, один из этих мужчин, в нее влюблен! Она считала, что в нее нельзя влюбиться, и вот один из них влюблен. Ох!

Она перечитала сочинение. Хотя подпись внизу отсутствовала, установить автора не составляло труда. При первом чтении она так увлеклась содержанием, что не обратила внимания на шрифт. Все буквы были на месте, кроме буквы «м». «Са ое важное в оей жизни — она».

Ее сердце взволнованно билось. Взяв карандаш, она написала внизу: «Очень эмоциональное сочинение и к тому же хорошо напечатанное. Наверное, вам лучше признаться этой женщине, иначе она ничего не узнает. Вы можете пойти с ней куда-нибудь после занятий. Вот как вам нужно поступить».


В тот день автомастерская «Быстрые моторы Тлокуэнг-роуд» попала в руки двух учеников. Мистер Дж. Л. Б. Матекони и мма Рамотсве отправились в сиротский приют. Мистер Дж. Л. Б. Матекони — чтобы отремонтировать насос, а мма Рамотсве — чтобы поговорить с директрисой приюта мма Сильвией Потокване. Мма Макутси, которой полагалось три выходных дня в месяц, в тот день решила отправиться в центр города, чтобы положить деньги на свой сберегательный счет, значительно выросший с тех пор, как открылись курсы машинописи, и купить себе пару новых туфель. На те, что она носила сейчас, с ярко-красными пуговицами, пора было поставить новые подметки, и она уже приглядела себе новую пару в витрине одного магазина. Светло-зеленые туфли на низком каблуке (это чрезвычайно важно для удобства при ходьбе; высокие каблуки всегда были для нее искушением, но расплата за него — как и за все искушения — наступала позднее). На каждой туфельке был бант, тоже зеленый, и небесно-голубая подкладка. Особенно ей приглянулась небесно-голубая подкладка, и мма Макутси представляла себе, как приятно будет ступням ежедневно оказываться в подобном окружении. Эти туфли стоили значительно дороже ее обычных туфель, но такая обувь не может быть дешевой, особенно с такой подкладкой. Увидев их, она мгновенно поняла, что должна их купить. В них ей будет легче удержать удачу, вошедшую в ее жизнь с открытием «Калахари», курсов машинописи для мужчин. И еще: такие туфли придают уверенность тому, кто их носит — слова человека в подобных туфлях звучат авторитетно.

Ученики, предоставленные самим себе, наслаждались свободой. Мистер Дж. Л. Б. Матекони запретил им самостоятельно проводить диагностику и поручил закончить уже имевшуюся работу. Перед гаражом стоял серый французский «универсал», которым им и предстояло заняться: исправить обе дверцы, которые не закрывались как положено, и отрегулировать перегревавшийся мотор. Эту машину они знали, ее чинили по меньшей мере дважды, и то, что она снова оказалась здесь, ученики восприняли как личный вызов.

— С этой французской машиной придется повозиться, — предупредил мистер Дж. Л. Б. Матекони. — С ней надо быть поосторожнее. Эта машина лгунья.

— Лгунья, рра? — спросил младший ученик. — Как машина может быть лгуньей?

— Ее приборы дают неверные показания, — объяснил мистер Дж. Л. Б. Матекони. — Их можно наладить, но потом они снова начинают врать. Если машина ведет себя подобным образом, значит она лгунья. И с этим ничего не поделаешь.

Ученики, предоставленные самим себе, просидели полчаса на бочках из-под масла. Чарли, старший, окликал каждую проходившую мимо девушку, приглашая зайти в гараж.

— Заходи к нам в гараж! — кричал он. — Посмотри-ка, что у нас здесь есть. Ты с нами не соскучишься!

Младший ученик старался не смотреть на проходивших мимо девушек, но у него это плохо получалось, каждый раз он опускал глаза, но в последний момент не выдерживал и снова поднимал, хотя ничего не кричал. Выпив чаю, ученики загнали серый французский «универсал» на новый гидравлический подъемник, недавно установленный мистером Дж. Л. Б. Матекони. Это было первое непослушание — яблоко соблазна, — так как мистер Дж. Л. Б. Матекони ясно дал им понять, что пользоваться подъемником может только он. Но теперь, когда перед ними замаячила возможность поднять французскую машину вверх, они не смогли устоять.

Безупречно работавший механизм поднял машину с удивительной легкостью. Но затем блестевший маслом стальной поршень остановился, и машина повисла в воздухе, грозя рухнуть вниз. Старший ученик нажал на кнопку спуска. Ничего. Он снова нажал, потом выключил и включил подъемник. Безрезультатно.

— Сломался, — сказал младший ученик. — Это ты виноват.

Сев на бочки из-под масла, они стали с тоской глядеть на висевшую в воздухе машину.

— Что скажет мистер Дж. Л. Б. Матекони? — воскликнул младший ученик.

— Я объясню ему, что мы здесь ни при чем, — ответил старший. — Что это был несчастный случай. Что мы поставили машину на подъемник, а он включился сам. Мы его не трогали.

Младший ученик посмотрел на старшего.

— Я не могу обманывать, — сказал он. — Я встал на путь спасения и не могу врать.

Старший ученик встретил его взгляд.

— Тогда у нас обоих будут неприятности, из-за тебя. — Он помолчал. — Я скажу, что это ты включил подъемник.

— Ты этого не сделаешь, — сказал младший ученик. — Я все равно скажу правду. Хозяин чувствует, когда кто-то врет. И мма Рамотсве тоже. Ее не проведешь. — И добавил, немного помолчав: — Но можно сделать кое-что еще.

Назад Дальше