– Наблюдаешь о том, как люди живут? – услышал Николай за спиной простуженный голос.
Первая мысль, что пришла Николаю, так это досада на себя. Он так увлекся созерцанием усадьбы, что даже не заметил, как к нему подошел враг и теперь мог брать его голыми руками. Прежде подобных оплошностей он не совершал, вот что значит отвык от боевой обстановки.
В следующее мгновение в нем проснулись боевые рефлексы.
По голосу Николай определил, на каком расстоянии находится от него говоривший, прекрасно осознавая, что следует делать в следующую секунду. Даже если на него направлен ствол, то у него останется мгновение в запасе, чтобы развернуться в нырке и еще в полете вцепиться пальцами в глотку врагу. Хуже всего, если противников двое, – второй обычно стоит немного в стороне и контролирует ситуацию, а значит, все это время он будет находиться у него под прицелом.
Следует исходить из худшего. К нему не приближаются, оттого что предполагают его боевые возможности. Хотят взять в плен, иначе он давно бы лежал в траве с простреленным черепом. Из этого выходит, что у него есть возможность побороться за жизнь. Бинокль при грамотном обращении может стать хорошим оружием: развернувшись, его нужно бросить в лицо приближающемуся и, не теряя драгоценных мгновений, выхватить нож, что был спрятан у пояса, и накинуться на второго.
Пальцы Николая слегка скользнули в сторону висевшего ножа. Ну чего же вы ждете? Приближайтесь! За спиной – ни шороха.
В следующую секунду раздался все тот же спокойный голос:
– А прежде-то как было… Красота… Вокруг никого! А вот на самой вершине, где этот домина стоит, ягодная поляна была. А какая там вкусная росла клубника, – восторженно звучал за спиной умиротворенный голос.
Невольно расслабившись, Николай повернулся. В нескольких метрах от него стоял дедок лет шестидесяти в стареньком защитного цвета плаще, на правом согнутом локте висело лукошко векового облика, до самого верха заполненное белыми грибами. Типичное порождение дачной местности. Обычно у таких, как он, грядки всегда в полном порядке, а погреб до самой крыши заполнен всевозможными солениями. Типичное божье создание, не теряющее надежды провести последние годы в сытости.
Невольно улыбнувшись прежним страхам, Николай произнес, уложив бинокль в сумку:
– Живут же люди! Любо-дорого смотреть.
– При таких-то деньгах, как у него, как не жить, а мне вот как бы до пенсии не подохнуть!
– Тоже верно. А кто живет в этих хоромах?
– Да пес его знает! – в сердцах проговорил дедок, положив корзину на траву. Старичок оказался словоохотливый, не прочь вступить в обстоятельный разговор, он вытащил из кармана пачку сигарет и предложил одну Николаю: – Будете?
– Воздержусь, уже год как бросил, – честно признался он.
– У меня вот не получилось в свое время, а сейчас говорят, что бросать уже поздно, – охотно и умело он разминал пальцами слежавшийся табак. – А вот только дом этот стоит уже лет пять! – Чиркнув зажигалкой, он с наслаждением вдохнул табачный аромат. Николай невольно позавидовал – травиться на природе самое милое дело, чувствуешь, как теплый дымок начинает заползать в каждую альвеолу. – Тут такое строительство было! Охо-хо! Гляньте, – показал он дымящейся сигаретой в сторону дома, – асфальт почти до самого дома, а ведь это каких денег стоит! А стены! Я уж не говорю об охране и прочей прислуге, которая тоже деньги любит. И все это ежедневные траты!
– А этот человек так и живет в этом доме, никуда не выезжает?
– Выбирается. У него во дворе целый автопарк, вот только жалко, биноклем его не рассмотреть. Садится на одну из своих машин и в сопровождении трех внедорожников охраны едет в Москву.
– Боится чего-то.
Сигарета была докурена и ловким щелчком спроважена под куст малины.
– Боится… А как здоровье бережет! – В голосе нового знакомого прозвучала откровенная злость. – Просыпается, так сразу идет к реке, проплывает метров триста брассом и обратно возвращается.
– А ты откуда знаешь? – удивился Николай.
– Как же не знать, если я едва ли не каждую неделю вот в тех камышах рыбачу.
– И что, прямо до тебя плывет?
Старик хихикнул:
– До меня не доплывает, там тины много. Он ведь себе даже отдельный пляж оборудовал, даже не знаю, сколько грузовиков песка привез!
Глянув на часы, Николай воскликнул:
– Ох ты, как время-то бежит. Пора возвращаться. Рад был знакомству.
Подняв лукошко, старик обронил:
– Да и мне уже пора.
Косолапо, опасаясь поскользнуться на сырой траве, он стал спускаться по склону. Хрустнули раздвигаемые ветки, и старик затерялся в густых кустах.
«Стало быть, по утрам совершает заплыв в реке, – хмыкнул Николай, направляясь к машине. – Весьма полезная встреча».
* * *Рыбаков в этих живописных местах оказалось немало. Еще не рассвело, а резиновые лодки покрывали середину реки. Небольшая группа облюбовала отмель, но особенно много любителей теснилось неподалеку от камышей, где пряталась самая знатная рыба. Затеряться среди них было несложно. Николай расположился метрах в четырехстах вверх по течению от дома, в излучине реки. С этого места хорошо просматривался пляж объекта, где на небольшом известковом останце был выстроен небольшой каменный дом для охраны. Немного поодаль возвышалась деревянная вышка, на которой стоял охранник в камуфляже и придирчиво посматривал в обе стороны реки. Еще двое находилось на берегу: один стоял с удочкой, видно, для того, чтобы не терять время, а другой, присев на корточки, курил. Торопиться им было некуда.
Под просторным навесом лежало три водных мотоцикла и небольшой прогулочный катерок. Все для отдыха большого человека.
Это был уже третий выход Николая на реку. В первый свой выезд он расположился в камышах, изучая в бинокль обстановку на берегу. Второй раз подогнал моторную лодку ниже по течению, откуда просматривалась часть пляжа и дом. В этот раз Николай расположился у отмели на противоположном берегу. С песчаной косы был виден весь пляж, дорога, поднимающаяся к дому, гостевой домик в два этажа, расположившееся под склоном строение для охраны.
Старик не врал, действительно в восемь часов утра в сопровождении двух телохранителей Семен Родыгин подошел к воде, проделал несколько гимнастических упражнений и с разбегу бросился в воду. Пловцом он оказался отменным, – двести метров до середины реки преодолел за полминуты, не сбивая дыхания, так же быстро поплыл обратно. Так что он находился в прекрасной физической форме. Но ведь важно не только здоровье, но еще и удача. А ситуация складывалась таким образом, что в этот раз она была не на стороне объекта.
На дне лодки лежала снайперская винтовка, прикрытая тряпицей. Вот сейчас объект доберется до стремнины, с которой, не останавливаясь, поплывет в обратную сторону. Более подходящего момента для устранения трудно отыскать. Отсюда на моторной лодке проехать через камыши к припаркованному автомобилю – и его уже не достать. У охраны даже не будет времени, чтобы пальнуть ему вслед.
Гребки у олигарха были настолько мощными, что Родыгин буквально выпрыгивал над поверхностью на целый торс. В какой-то момент Николай даже залюбовался его сноровкой, в молодости он был весьма неплохой спортсмен.
Сумерки понемногу рассеивались. Вдалеке на реке появились размазанные контуры рыбаков, уныло склонившихся с удочками к воде.
Откинув тряпицу, Николай потянулся к винтовке. Неожиданно прозвенел телефонный звонок. Его, конечно же, следовало бы отключить, но шеф наказал оставаться на связи. Взяв телефонную трубку, Николай, не скрывая раздражения, произнес:
– Слушаю.
– Ты еще на месте?
– Здесь.
– Это хорошо, что я тебя застал, – в голосе Федора Анатольевича послышалось облегчение. – Не будем форсировать события, выходим на план «Б». Ты меня понял?
– Да.
– Вот и отлично. А теперь давай разворачивайся, нужно обсудить детали.
Объект в том же усиленном темпе устремился в обратную сторону, оставляя за собой на водной глади расходящуюся дорожку, совершенно не подозревая о том, что от забвения его отделяли какие-то мгновения.
Набросив на винтовку тряпку, Николай подсел к мотору. Придется возвращаться. Сегодняшний день не самый подходящий для рыбной ловли.
Часть II РЕЛИКВИЯ РЕЙХА
Глава 9 ТАЙНИК ДЛЯ КОПЬЯ
1944 год, 25 марта
Адольф Гитлер почти безвылазно проживал в замке Оберзальцберг. В последние несколько дней он никого не принимал и занимался тем, что вместе с Евой Браун отбирал из каталогов образцы фарфоровых и хрустальных сервизов, присланных Гиммлером для оживления обстановки замка Бергхоф.
Гитлер передавал Гиммлеру с дежурным офицером отмеченные в каталогах образцы, которые далее пересылались начальнику концлагеря Дахау, на территории которого находилась фарфоровая фабрика «Аллах». И уже через несколько дней со специальным курьером выполненный заказ отправлялся обратно.
Гитлер передавал Гиммлеру с дежурным офицером отмеченные в каталогах образцы, которые далее пересылались начальнику концлагеря Дахау, на территории которого находилась фарфоровая фабрика «Аллах». И уже через несколько дней со специальным курьером выполненный заказ отправлялся обратно.
Отложив каталог, рейхсканцлер встал с кресла и подошел к камину, на котором стояла большая фарфоровая ваза весьма редкой работы. Гиммлер как-то обмолвился о том, что среди заключенных в Дахау почти восемьдесят процентов славян. Просто невероятно, что такую удивительную вещь могли создать представители неполноценных народов.
Перевернув вазу, Гитлер, всмотревшись, различил в самом основании четыре маленькие буквы «И. Вул». Всякий художник невероятно честолюбив, при этом совершенно неважно, где он находится: у себя в мастерской или за колючей проволокой концентрационного лагеря Дахау (весьма любопытно, сколько таких честолюбцев пребывает в лагерях смерти?).
Написав на вазе свое имя, он решил оставить о себе след.
Интересно, что может значить первая буква «И»? Допустимо, что она может быть начальной буквой имени Иван. А может быть, даже Иосиф. Три остальные буквы указывают на фамилию, которая может прочитываться как Вульфсон. Что же тогда получается, Иосиф Вульфсон? Этот неизвестный мастер вполне может оказаться евреем. Гитлер невольно поморщился: странная штука жизнь – у самого большого антисемита Европы в его личном кабинете находится ваза, выполненная евреем!
Сказать об этом кому-нибудь, так ни за что не поверят. Адольф Гитлер поставил вазу на место.
Еще несколько фарфоровых ваз, также выполненных заключенными, разместились на подоконниках, расписанные сценами из времен крестовых походов. А на отдельной полке, расположенной рядом с камином, стояли фарфоровые статуэтки, среди которых на могучем жеребце возвышался Фридрих Барбаросса. Летописцы пишут о том, что великий император утонул во время Второго Крестового похода, перебираясь через горную речушку на своем любимом жеребце. Совершенно нелепая смерть для такого великого воина.
Негромко постучавшись, в комнату вошел его личный адъютант Отто Гюнше. Невольно поморщившись, Гитлер едва сдержал неудовольствие.
– Что там еще произошло?
Положив перед Гитлером папку, Отто произнес:
– Я взял на себя смелость и посчитал, что это дело не терпит отлагательств…
– Вы не могли бы мне сказать, о чем оно? – раздраженно спросил Гитлер, взяв следующую фарфоровую статуэтку.
– Это касается Копья судьбы.
– Вот как, – статуэтка потеряла для Гитлера интерес. Поставив ее на место, он в ожидании посмотрел на адъютанта. – И что там?
– В приемной находится бургомистр Нюрнберга Вилли Либель…
– Этот лис! – в досаде произнес Гитлер. – И что ему от меня надо?
– Он говорит о том, что за последнее время бомбардировки города американцами усилились многократно, и он, как хранитель Священного копья, очень переживает за его сохранность.
Гитлер повернулся к адъютанту и теперь слушал его с большим вниманием.
– Вот как! И что там произошло?
– Два дня назад бомба упала рядом с приходской церковью Святой Екатерины…
– Это там, где сейчас размещается Копье судьбы?
– Да, мой фюрер, – охотно отвечал Отто Гюнше. – Были расколочены средневековые витражи, а один из осколков, залетев в окно, убил кого-то из прихожан.
– Все это больно слышать… Что же предлагает бургомистр?
Взяв папку в обе руки, Отто Гюнше продолжил:
– Вот в этой папке, мой фюрер, подробнейший доклад, в котором он предлагает ряд мер по спасению копья. Кроме того, нам стало известно о том, что американцы готовят операцию по изъятию копья. Дело весьма серьезное.
– Хорошо, – согласился Гитлер, – пусть бургомистр войдет.
Как только за Отто Гюнше закрылась дверь, Ева Браун сунула каталог под мышку и направилась в свою комнату. Гитлер ожидал, что она хотя бы выкажет свое неудовольствие, но Ева даже не взглянула в его сторону. Своеобразный девичий протест – ведь он обещал посвятить ей целый день, вместе они должны были выбрать фарфоровые люстры для двух залов замка. Придется загладить вину тем, что на представления фокусника Шрейбера пригласить её матушку, непременно усадив рядом с собой.
Она просто обожает этого факира!
Гитлер невольно улыбнулся, вспомнив о том, как во время представления из кармана Бормана вдруг пропали его любимые золотые часы, впоследствии оказавшиеся за поясом у ничего не подозревающего Кейтеля. А усыпанные бриллиантами платиновые часы Евы Браун, подаренные им в канун ее дня рождения, вдруг очутились в нагрудном кармане главного адъютанта Рауха Шмунта.
Тогда милые проделки фокусника вызвали у всех зрителей бурю восторга, помнится, Ева Браун смеялась громче всех. Губы Гитлера сжались в тонкую упрямую полоску: вряд ли сейчас этот паяц сумел бы выжать из него хотя бы жалкую улыбку.
Наступали тяжелые времена!
Через минуту в кабинет размашистым шагом вошел бургомистр Нюрнберга Вилли Либель. Вид у него был мрачноватый, впрочем, как и всегда, что невольно добавляло к его внешности несколько годков. Сухощавый, с невероятно прямой спиной, он являлся образцом строевого офицера, и только слепая причуда судьбы могла зашвырнуть его в кресло бургомистра провинциального городка.
В руках он держал уже знакомую папку с коричневой обложкой, правда, в этот раз она была развязана, а из нее неряшливыми потрохами выглядывали заложенные страницы.
– Мой фюрер, – заговорил Либель прямо с порога, – если мы не предпримем мер по спасению Священного копья, то уже через неделю оно окажется под обломками.
Гитлер помрачнел: в последние недели его окружение только тем и занимается, что старается накормить дурными новостями. Порой ему даже казалось, что они устроили между собой своеобразное соревнование – кто посильнее расстроит своего фюрера.
– Неужели все так серьезно?
Сейчас Вилли Либель едва напоминал себя прежнего. За те два месяца, пока они не виделись, он умудрился состариться лет на десять.
– Более чем, мой фюрер.
– Что вы предлагаете?
– Как хранитель копья, я предлагаю вывезти его из Нюрнберга! – с решимостью отвечал бургомистр.
– Вы с ума сошли! – вскричал Гитлер. – Куда?!
– Туда, где наиболее безопасно, например, можно вывести Копье судьбы в горы, – Вилли Либель принялся ковыряться в бумагах. Наконец он извлек одну из них и показал Гитлеру. – Я подобрал очень хорошее место под Зальцбургом. Там есть очень дикие места, куда трудно проникнуть без альпинистского снаряжения, именно там можно вырыть бункер для его хранения.
– Я все более убеждаюсь, что меня окружают сумасшедшие. Я еще раз повторяю, что место для Копья судьбы должно находиться только в Нюрнберге, так начертано самим провидением!
– Мой фюрер, за этим копьем начнут охотиться не только американцы, но и русские, им не хуже нас известно, какую ценность оно представляет. Вы же не допускаете того, чтобы оно оказалось в руках врагов?
Гитлер все более хмурился. Столь сурового взгляда опасаются даже фельдмаршалы, что уж говорить об обыкновенном бургомистре, пусть даже хранителе копья. Однако Вилли Либель сумел выдержать направленный взгляд.
– Бургомистр, вы не хуже меня знаете, что, если только Копье судьбы попадет в чужие руки, Германия погибнет, – устало произнес канцлер. – Делайте что хотите, но отвозить Копье судьбы далеко от Нюрнберга не следует.
– Мой фюрер, я готов и к такому решению. То, что Копье судьбы нужно переносить из приходской церкви Святой Екатерины, у меня не вызывает сомнений. Наиболее целесообразно перенести сейчас Копье судьбы в подземелье банка на Кенигштрассе. А уже затем, если вы так настаиваете… можно подготовить для него тайное убежище где-нибудь поблизости Нюрнберга.
– Я бы вам вот что предложил: лучше всего для тайника подходит одна из галерей под Нюрнбергской крепостью. В одной из комнат можно оборудовать сейф для реликвии. Вряд ли кто будет искать святыню именно там.
В минуту наивысшего возбуждения Гитлер, не обращая внимания на присутствующих, начинал грызть ногти. В этот раз он приложил большой палец ко рту, еще секунда – и он вырвет зубами выступающий заусенец. Не случилось. Как бы устыдившись дурной привычки, он сомкнул ладони и продолжил спокойным голосом:
– К этой операции следует привлечь Гиммлера. Во всяком случае, именно он отвечает за имперские ценности и как никто другой знает, как ими следует распорядиться. А потом, у него немалый опыт всевозможных секретных операций.
– Лучшей кандидатуры, чем рейхсфюрер, трудно даже представить, – поспешил согласиться бургомистр Либель.
– Вы поступаете в его распоряжение.
– Слушаюсь, мой фюрер! – выбросил Вилли Либель вперед руку.
Глава 10 ЗАДАНИЕ ВЫПОЛНЕНО
На первый взгляд это была совершенно обыкновенная комната, правда, могло показаться странным, что она не имела окон, но их отсутствие вполне заменял повешенный на стену фотографический пейзаж. Причем выполненный настолько мастерски, что в первую минуту его можно было принять за натуру. Комнату также оживляли два огромных аквариума, в которых плавали черно-красные рыбины величиной с ладонь. А у входа в клетке о чем-то громко верещал попугай. Вдоль противоположной стены в огромных горшках росли тропические деревья с невероятно широкими листьями. Мелочей здесь не существовало – чувствовался тонкий дизайнерский вкус.