Её некогда серебряный доспех теперь покрылся тусклыми серыми пятнами от контакта с грязным воздухом этого мира. Амалайя облизнула потрескавшиеся губы, сопротивляясь желанию выпить из фляжки воды внутри танка. Лишь час назад во время Второй Молитвы она утолила свою жажду глотком солоноватой воды, которую согрел работавший в холостую двигатель танка.
— Сестра, — позвала из-за турели ”Испепелителя” Бриалла, — Ты видела это?
Амалайя и Бриалла были одни, пока остальные из отделения патрулировали окраины джунглей. Их танк расположился на грязной дороге, Амалайя кружила вокруг корпуса с болтером в руках, а Бриалла водила тяжёлыми огнемётами в направлении линии деревьев.
Амалайя прошептала литанию покорности долгу, коря себя за то, что позволила разуму блуждать среди мыслей о питании. Вскинув болтер на изготовку, она повернулась к носу ”Испепелителя”.
— Я ничего не вижу, — сказала Амалайя, прищурив глаза и сфокусировавшись, — Что это было?
— Движение. Нечто тёмное. Оставайся бдительной.
Интонация окрашивала последние слова Бриаллы. Тень неодобрения. Слабость Амалайи была замечена.
— Я ничего не вижу, — повторила Д’Ворьен, — Здесь… Нет, подожди. Вот.
''Нечто'' вскочило и выпрыгнуло из-за растений у линии деревьев. Багрово-чёрное пятно с вращающимся пиломечом. Амалайя мгновенно узнала Астартес, а через секунду — угрозу. Её болтер рявкнул один раз, второй и выпал из рук, упав в грязь. Там оружие вновь громко прогремело, обрушив болт на покатые пластины танковой брони.
Уже в момент последнего выстрела голова Амалайи слетела с плеч, и белые волосы поймали ветер прежде, чем истекающие кровью останки покатились по подлеску.
Бриалла с богохульством повернула огнемётную турель на протестующих механизмах и вывернула ручки, чтобы опустить оружие пониже.
Астартес баюкал безголовое тело Амалайи и что-то тихо ей рычал. Её сестра уже была мертва. Бриалла зажала оба спусковых крючка.
Два сгустка вонючего химического пламени с рёвом вырвались из орудий, омыв Амалайю и Астартес цепким едким огнём. Бриалла уже шептала похоронную песнь о своей павшей сестре, пока доспехи и кожа выгорали на костях Амалайи.
Сквозь оранжевые вонючие миазмы ничего не было видно. Бриалла остановила струны пламени семь ударов сердца спустя, потому что знала, что всё омытое огнём будет аннигилировано, очищено пылающей бурей.
Амалайя. Её доспех обуглился, сочленения сплавились, а руки стали почерневшими костями. Сгоревшая сестра лежала на земле.
На крыше танка позади Бриаллы раздался глухой громкий стук. Она повернулась в фиксаторном троне, а более медленная турель совершала оборот, чтобы последовать за её взором. Бриалла уже пыталась выкарабкаться из сидения.
Астартес горел. Святое пламя лизало края его боевого доспеха, а от сочленений шёл пар. Астартес заслонил солнце, отбросив на Бриаллу мерцающую тень. Его доспех был чёрным, обуглившимся, но не испепелённым. Когда Бриалла вырвалась из ремней, Астартес нацелил в её лицо истекающий чем-то пиломеч.
— Расчленители! — закричала Бриалла во встроенный в латный воротник доспеха микровокс, — Эхо Пика Гая!
Её убийца прошептал пять слов на Готике с древним акцентом, — Ты заплатишь за свою ересь.
Я наблюдал из тени деревьев.
Сороритас были напряжены. Пока одна совершала погребальные ритуалы над мёртвыми телами своих сестёр, три других крались вдоль корпуса серого танка с болтерами наизготовку и смотрели на джунгли сквозь прицелы.
Я чувствовал трупы под белыми плащаницами. Одна сгорела, зажарилась в прометиевом химическом огне. Вторая сильно истекала кровью, прежде чем умерла, разорванная в клочья. Мне не нужно было видеть останки, чтобы знать, что это правда.
Сейчас я, присев, прятался. Джунгли скрывали постоянный гул активного силового доспеха от их слабых смертных ушей, в то время как я слышал фрагменты их речи.
След Ярла остывал, даже запах его могучей крови терялся среди миллиардов запахов серных джунглей. Мне нужна концентрация. Направление.
Но я проклял свою удачу, как только приблизился достаточно близко, чтобы увидеть серо-стальные доспехи сестёр и символы верности, которые носили все.
Орден Серебряной Плащаницы.
Они были с нами у Пика Гая.
Эхо той битвы будет преследовать нас всех до последних ночей ордена.
— Мой ауспекс что-то засёк, — я услышал, когда одна обратилась к своим сёстрам, и приготовился двигаться вновь — постыдно бежать. Я не мог оказаться с ними лицом к лицу, поскольку они не должны были узнать о нашем присутствии.
— Нечто живое, — сказала она, — и с силовой сигнатурой.
— Расчленитель! — закричала одна из сестёр, и кровь застыла в моих венах. Я ощутил не страх, но липкий настоящий ужас, когда она использовала святое имя нашего ордена. Как они узнали?
— Расчленитель! Покажись! Встреть возмездие Императора за варварство твоего порченного ордена!
Я стиснул зубы. Пальцы задрожали, а затем плотнее сжали пилотопор. Они знали. Знали, что это сделал Расчленитель. Должно быть, их предупредили жалкие убитые сёстры.
Голос другой женщины, той, которая несла сканер-ауспекс, прибавился к крикам первой, — Мы были у Пика Гая, упадочная мразь! Встреть нас и кару за свою ересь лицом к лицу!
Они знали, что произошло у Пика Гая. Видели наш позор, проклятие и кровь, которая пролилась в тот день.
И поверили, что я зарезал двух сестёр, а теперь возложили на мои плечи грехи моего брата Ярла.
Раздались выстрелы. Болт промелькнул мимо моего наплечника, разрывая растения.
— Я вижу его, — провозгласила женщина, — Вон там!
Я погладил указательным пальцем активационную руну на рукояти пилотопора. И зажал её после длившихся удар сердца сомнений. Зазубренные жужжащие зубья яростно закружились. Оружие резало воздух в предвкушении мгновения, когда оно вгрызётся в плоть.
Они посмели обвинить в это меня…
И начали стрелять.
Я — не еретик.
Но этому должен прийти конец.
V
Завьен добрался до Сухополья как раз к заходу солнца.
Три часа назад он оставил джунгли позади. Бег одинокого воина подошёл к концу у укреплённых стен — снаружи шахтёрского поселения не было слышно ни звука изнутри, лишь отчаянный вой ветра в пустошах.
Он окликнул стены и позвал часовых, но так и не услышал ответа.
Врата поселения были запечатаны: высокая груда стальных балок, древостружечных плит и даже мебели была временно навалена за двойными дверям в окружающей деревню стене. Эти жалкие укрепления были попыткой колонии укрепить стены против носившихся по планете орочьих орд.
У Завьена не было ни времени, ни желании вышибить ворота, поэтому он закрепил магнитом топор на спине и, выбивая себе опоры в металлической стене, полез к парапету в пятнадцати метрах наверху.
Деревня была скоплением одноэтажных зданий, возможно достаточных для того, чтобы вместить пятнадцать семей. В центре подобно старому шраму тянулась старая колея — свидетельство проезда конвоев снабжения, которые забирались так далеко от основных ульев, и рудных тягачей, чьи водители зарабатывали на местной медной шахте. На низкокачественный металл был большой спрос у обнищавших горожан, которые не могли позволить себе лучшего.
Самое большое здание — точнее, единственное, которое было чем-то большим, чем построенная из мусора лачуга — было церковью со шпилем, которую украшали грубо вырезанные горгульи.
Завьен осознал всё это за удар сердца. Астартес осмотрел обветшалые зубчатые стены вокруг деревни, а затем повернулся, чтобы взглянуть на само поселение.
Ни следа движения.
Он сошёл с платформы, упал на пятнадцать метров и приземлился на корточки, сохранив равновеси.
Меньше чем через минуту Завьен наткнулся на первое тело.
Женщина. Безоружная. Тяжело приваливавшаяся к стене хибарки, которая была украшена кровавым подтёком. Она была разрублена почти пополам.
Широкие улицы между ветхими лачугами и домами были украшены кровавыми следами там, где по земле тащили нечто тяжёлое. Кто бы ни пришёл сюда и убил колонистов, он затащил тела в скромный храм с выбитыми окнам и ржавыми стенами из фанеры красного железа.
Ретинальный локаторный дисплей Завьена наконец-то уловил слабые следы доспеха Ярла. Внутри был его брат, который больше не бежал. И, судя по тишине, больше не убивал.
Расчленитель прошёл мимо безоружного трупа, неподвижного в безжизненном покое, убитого его же мечом в руках брата. Завьен видел такое раньше — и эти образы он не забудет никогда, пока будет дышать.
Он ощутил, как холодный липкий стыд бежит по крови подобно токсину. Совсем как у Пика Гая.
Так не должно было быть.
Он ощутил, как холодный липкий стыд бежит по крови подобно токсину. Совсем как у Пика Гая.
Так не должно было быть.
У Пика Гая.
Так никогда не должно было быть.
В ту ночь они прокляли себя навечно.
Это должно было стать триумфом, достойным того, что быть выгравированным на доспехе каждого из воинов, которые там сражались.
Имперскую линию фронта удерживало ополчение Пика и орден Серебряной Плащаницы, который сплотил население городка в пустошах в вооружённые отряды и поднял мораль до пылких высот церемониями и благословениями именем Бога-Императора.
Зеленокожие обрушились многотысячной стаей и бросились на баррикады города, их тела сформировали настоящее море из вызывающего воя, кожистой плоти и секущих клинков.
На пике битвы сёстры и ополчение были почти опрокинули. Наконец, когда это было нужнее всего, пришёл ответ на отчаянные сигналы тревоги Пика Гая.
Они прибыли на ”Громовых Ястребах”, чьи двигатели выли, когда они парили на сражающейся ордой. Ударные корабли целовали землю ровно столько, сколько потребовалось для высадки сил: почти двухсот Астартес в артериально-красных и угольно-чёрных доспехах. Грохочущий рёв стольь многих пилоклинков слился в неровный разрывающий уши хор, который прозвучал как боевой клич механического бога.
Завьен был в первой волне. Вместе с Ярлом и другими братьями он рубил направо и налево, скрежещущие зубцы его клинка вгрызались в броню и окровавленную грибную плоть, когда сыны Сангвиния пожинали жизни чужаков.
Зажатых между молотом и наковальней орков вырезали десятками, истребляли сзади и расстреливали спереди.
Завьен не видел ничего, кроме крови. Крови ксеносов, смрадной и густой, которая расплескалась по его шлему. Запах триумфа, вонь ликующей победы
Он также одним из первых добрался до баррикад.
К тому моменту Завьен не мог видеть. Не мог думать. Его чувства затопили стимулы: болезненные, соблазнительные и сводящие с ума. Он попытался заговорить, но слова сорвались с его губ как вопль в загрязнённые небеса. Даже дыхание лишь втягивало густой запах чуждой крови глубже в тело, распространяло его внутри. Насыщение порчей ксеносов разожгло пламя в разуме Завьена и застучало по генетически глубокой ярости, которая всегда угрожала его захлестнуть.
Влекомый неодолимым стремлением утопить чувства в чистоте вражеской крови Завьен расчленил последнего орка перед собой и перепрыгнул через баррикады. Он был должен убивать. Должен. Завьен был рождён только для этого.
Завьен и его братья сражались в неистовом ближнем бою два часа. Враг был истреблён. Но ликующие крики ополчения умерли в тысячах глоток, когда подобно волне вокс-воплей и воющих пиломечей половина Расчленителей проломилась через баррикады и устремилась в город.
Когда не осталось врагов, Астартес обратили свой гнев на всех, кто выжил.
Ангел оплакивал убитых.
Их смерти были мрачной необходимостью на пути к спасению. Молитвы, которые он пел под сводом тронного зала Императора, вызывали слёзы в глазах Сангвиния и смотревших на него тысяч верных солдат.
— Мы должны сжечь убитых, — прошептал он сквозь серебряные слёзы, — Мы должны навеки запомнить тех, кто умер сегодня, и порок, который отвратил их сердца от нас.
— Сангвиний! — позади раздался крик. Он эхом пронёсся по залу, в чьём неподвижном воздухе висели миллионы знамён всех подразделений, которые когда-либо клялись сражаться и умирать ради молодого Империума человечества.
Ангел склонил голову на бок — само воплощение терпеливой чистоты.
— Я думал, что убил тебя, еретик.
— Ярл!
Хрипя и бормоча сквозь повреждённую ротовую решётку, из которой текли струйки кровавой слюны, Ярл шатаясь обернулся навстречу брату.
То, что полилось из его рта, было мокрой от крови в горле помесью слов различных языков. Химический смрад тела Ярла обрушился на чувства Завьена ещё до запаха обгорелых доспехов брата и вони павших. Ярла заживо пожирали затопившие тело боевые наркотики.
Завьен просто смотрел несколько секунд после того, как позвал брата по имени. Повсюду на полу церкви валялись мёртвые — спящая паства зарезанных. Примерно сотня — после бойни сюда приволокли всех. Или, возможно, что многие были на службе, и лишь половину пришлось тащить. Пол избороздили липкие кровавые полосы.
— Сжечь тела, — сказал Ярл на ворчливом кретацийском, языке общего родного мира, среди череды слов, которые Завьен не мог разобрать, — Очистите грехи, сожгите тела, очистите дворец.
пиломеч.
— Сейчас это закончиться, Ярл.
Затем раздались лающие слоги — текучая помесь уничтоженных слов.
Ангел воздел свой золотой клинок.
Он был так глуп. Это был не обычный еретик. Как он мог быть слеп всё это время? Да… Махинации порченых предателей скрывали истину от его золотых глаз. Но сейчас… Сейчас Ангел видел всё.
— Да, Гор, — сказал он с улыбкой, которая говорила о бесконечном сожалении, — Сейчас это закончиться.
VI
В осквернённом храме встретились братья, чьи сапоги скользили по мокрому от крови невинных мозаичному полу. Скулящий рёв пилоклинков перемежался грохотом при столкновении оружия. Зубцы раскалывались с каждым блоком и парированием, вырывались из гнёзд и с грохотом отлетали в деревянные скамьи.
В теле Завьена колотилась кровь, зудящая от электрического привкуса боевых стимуляторов. Ярл стал тенью воина, которым был ранее — с пеной у рта бессвязно кричал несуществующим союзникам и был наполовину искалечен летальной передозировкой боевых наркотиков, которые выжигали органы.
Завьен блокировал неистовые дрожащие рубящие удары брата. Каждый раз, когда опускался топор, он высекал новый разлом в доспехах Ярла. И, в конечном счёте, лишь один воитель был достаточно вменяем, чтобы понять, что это никогда не решить пилоклинками.
С последним блоком и неистовым ответом Завьен отбросил клинок Ярла прочь и пинком выбил его из рук брата. Его двигатель запнулся, упокоился на покатом полу. Ярл наблюдал за полётом пиломеча размытыми кровоточащими глазами.
Прежде, чем он пришёл в себя, руки Завьена оказались на шее Ярла. Расчленитель надавил, вцепился руками в шею брата, продавил более тонкие сочленения доспеха и стиснул плоть.
Ярл рухнул на колени, когда брат начал его душить. Генетически усиленная физиология Ярла была отравлена проклятьем и наркотиками, и перед глазами Расчленителя начало темнеть, когда его тело не выдержало мук.
Темнеть, но проясняться.
Лишённый воздуха, не способный вдохнуть даже клочок воздуха, Ярл губами произнёс беззвучное слово, которое никогда не покинуло пределов обуглившегося шлема.
— Завьен!!!
Завьен дёрнул в сторону, ломая брату позвоночник и продолжая давить.
Он простоял так некоторое время. Ночь опустилась прежде, чем латные перчатки разжались, и тело Ярла тяжело опустилось на землю.
Здесь упокоился безумец, уснул среди тех, кого убил.
— Сделано, — произнёс Завьен по вокс-каналу отделения и закрыл глаза, когда ему ответила лишь тишина, — Ярл мёртв, братья. Дело сделано.
Он решил закончить то, что начал его брат. Даже в безумии скрывалось немного здравого смысла.
Тела нужно было сжечь. Не для того, чтобы очистить их от воображаемой ереси, но чтобы скрыть доказательства произошедшего.
Так не должно было быть. Ни здесь, ни у Пика Гая. Они прокляли себя, и Расчленителям осталось только сражаться так верно, как они могут, пока их всех не настигнет праведное возмездие.
Пока церковь горела, наполняя густым чёрным дымом загрязнённые небеса, со стороны горизонта донёсся грохот двигателей.
Орки. Наконец-то сюда добрался враг.
Завьен с топором в руке стоял среди пламени, которое не трогало его. Огонь приманит чужих. Расчленитель никак не мог защитить против них целую деревню, но мысль пустить и вкусить их кровь перед смертью разожгла смертоносный пыл.
Его клыки засаднило, когда машины остановились снаружи.
Нет.
Звуки двигателей были слишком чистыми, слишком хорошо обслуживаемыми. Это был враг. Но не зеленокожие.
* * *
Я вышел из церкви со сломанным топором в руках.
Их было двенадцать. Они вскинули болтеры в человеческом унисоне, впечатляющем даже при том, что в нём не хватало совершенства единства Астартес. Серебряные корпуса танков и доспехи сверкали оранжево-красным в свете пламени, которое должно было скрыть наши грехи.
Двенадцать целилось в меня.
Жажда отступила. Желание ощутить кровь застряло в глотке и внезапно стало игнорируемым.
— Мы были у Пика Гая! — закричала предводительница сестёр. Они прищурили глаза от сверкающего за моей спиной пламени.