В полночь в рубке я застал капитана. Он был на вахте один. Небо светилось погожей россыпью звезд, а Волга лежала в белом тумане. «Арсеньев» шел по локатору. На экране хорошо было видно: кто-то большой и грузный нас догоняет.
— Я «Дмитрий Донской», — сказал из тумана вежливый радиоголос. — Не обидитесь — обгоню?
— Обгоняйте, — сказал капитан.
Поравнявшись с нами, «Дмитрий Донской» справился, не везет ли «Арсеньев» в своем буфете московской колбаски, спросил о прогнозе погоды и под конец, как и все, посочувствовал:
— Жалко, жалко, мог бы старик еще походить…
Свистели крыльями в темноте утки. На берегах справа и слева мигали дальние редкие огоньки. Капитан, как видно, уже привыкший к мысли, что придется с «Арсеньевым» расставаться, сказал:
— В Москву привезу вам на память это штурвальное колесо. Грибникам оно ни к чему…
На воде и на земле все имеет начало и все имеет конец, — добавил капитан после минуты молчания. — Пугающе бесконечно лишь небо. Вот сверкает Большая Медведица. А знаете, как ее называют монголы?.. Повозка Вечности!
…На короткой стоянке у волжского городка мы сошли с парохода. Городок еще спал. И пристань была пуста. Пароход, посапывая, казалось, тоже прикорнул у причала. На палубу из теплой каюты выползла любознательная старушка.
А над кормой сзади, сосредоточенно глядя на воду, курил механик.
— Петрович!..
Мы помахали. Механик тоже пошевелил в пространстве шершавую свою ладонь.
— Вот видите, совсем не так, как поезда… — сказал он, пытаясь на прощание пошутить.
— Опять не спали?
— Да, полночи тут простоял. Мысли разные в голову лезут. Одну прогонишь, другая пришла…
«Арсеньев» гуднул. Шевельнулись незримые его колеса. Приподнял фуражку на мостике капитан. Старушка, кутаясь в шаль, поменяла место на палубе…
Мы долго еще стояли, наблюдали, как, оставляя след на воде, уходило в туман уютное, теплое, почти живое существо с машинным пульсом тридцать семь ударов в минуту.
Фото автора. 5 ноября 1980 г.
Те самые вепри…
(Окно в природу)
В древности их называли вепрями. Сегодня зовут кабанами. Попросту это дикие свиньи — прародители нашей домашней свиньи. Они всеядны, выносливы, стойки к болезням, умны и потому процветают частенько даже и там, где другим животным места для жизни не остается.
Для человека вепри с древности были предметом охоты, и поэтому зверь всегда осторожен, всегда готов скрыться или, будучи раздраженным, перейти в наступленье. А эти что же — домашние? Нет, это свидетельство: если диких животных не трогать, они становятся доверчивыми и, как видим, готовы брать пищу из рук человека.
Случай не исключительный. Известно, что кабаны хорошо ощущают родство с домашними свиньями, и бывало не раз, забегали на двор покормиться, обретая нередко одновременно и стол, и дом, оставались на скотном дворе ночевать. В свою очередь, цивилизованные хавроньи в лесных районах нередко якшаются с дикими кавалерами, давая потомство полосатеньких поросят.
Эти трое — стопроцентные дикари. Природой предписано им человека бояться. Даже след человека должен их настораживать. Тем не менее я снимал эту тройку с расстояния в пять шагов.
Кабаны приспособились попрошайничать. Услышат: идет автобус или машина — немедленно на дорогу! У грибника и туриста в мешке всегда отыщется корочка хлеба, конфета, несъеденный бутерброд. И кабаны нашли, что еда, добытая без трудов, предпочтительней трав, желудей и кореньев, личинок, червей, улиток. Подбегают прямо к двери автобуса, тычут мордами — открывай!
Нечто похожее я наблюдал в Йеллоустонском национальном парке (США). Там попрошайничать на дорогу выходят медведи.
В природе каждый медведь имеет свою территорию для охоты. Любопытно, что и дорога тоже разграничена на участки. Я помню, километра четыре один попрошайка резво сновал у машин, но вдруг повернулся и кинулся вспять. Почему? На дороге маячил другой сборщик дани. Мы въезжали на его территорию.
Все, что слишком легко дается, впрок не идет. Попрошайничество для медведей выходит боком. Кончаются лето и осень. Выходя на дорогу с протянутой лапой, звери ничего в эту лапу не получают — туристский сезон окончен, дорога пуста. А медведи уже отвыкли разыскивать пищу в природе. Они стоят у дороги и ждут. И в результате ложатся в берлогу, не накопив жира. А это гибельно для медведя. Администрация парка пыталась внушить эту истину посетителям. Однако таблички с призывами «Не кормить!» мало кого вразумили. Пришлось попрошаек отлавливать и в сетях, подвешенных к вертолетам, отправлять в такие места, где пищу можно добыть лишь в поте лица.
Эта тройка тоже, конечно, теряет навыки дикой жизни. Кроме угрозы попасть под колеса автомобиля, существует угроза разучиться как подобает добывать пищу.
По какой причине, однако, осторожные звери стали такими доверчивыми? Причина простая. Кабаны живут на Косе, на длинной узкой полосе суши, идущей от Калининградской области почти до литовской Клайпеды. На этой хорошо контролируемой территории охота запрещена. Браконьерство почти исключается.
Людей же, особенно в летнее время, бывает тут много. Все звери — зайцы, лисы, лоси и кабаны — привыкли к соседству людей и практически перестали человека бояться. А наиболее смелые, как видим, даже ищут встречи с людьми.
Фото автора. 11 ноября 1980 г.
Рыба из сказки
(Окно в природу)
Удача. Да еще какая — в каждой рыбине шесть килограммов! Пойманы щуки в Куршском заливе. Это даже и не залив, а почти совсем отделенная от Балтийского моря длинной песчаной косой пресная акватория. Залив постоянно пополняется Неманом. И рыба в нем не морская, а пресноводная.
«Плотва у нас меньше столовой ложки и не бывает, окуни — с лапоть, угри — как удавы, лещи — с лопату, а щуки — точь-в-точь крокодилы», — шутил вот этот счастливый рыбак. И правда. В заливе рыба ловится хорошо. И летом, и зимою со льда.
Ловит местный колхоз, ловят приезжие горожане…
Из всех наших рыб щука едва ли не самая распространенная. В любом озерке, в любой незагаженной речке, в какой-нибудь яме, где есть караси и ротаны (лишь бы не промерзала до дна!), встречаешь и щуку. Расселяется она птицами, к лапкам которых на мелководьях липнет зеленоватая мелкая щучья икра.
Этот водяной хищник постоянно был на глазах человека. В народных сказках и поговорках — это герой наряду с волком, лисицей, зайцем, ежом. («На то и щука в реке, чтоб карась не дремал», «По щучьему веленью по моему хотенью…», «Однажды Лебедь, Рак да Щука…») Незаурядная рыба!
У любой речки, озера или старого пруда в молве непременно хранится память о рекордной величины рыбах. В воронежском заповеднике я мальчишкой в музее увидел щуку, державшую в пасти бобренка. В специальной литературе отмечены щуки весом в пятьдесят, семьдесят, восемьдесят килограммов, пойманные в озерах и реках нашего Севера. Но это рекордные величины и дело далекого прошлого.
Сейчас пудовая щука — уже сенсация: воды стали не те, рыболов изощренней. А чтобы сильно вырасти щуке, надобны многие лета.
Жизнь свою щука начинает с икринки, прогретой солнцем на мелководье во время весенних разливов. Мальки-щучата появляются тучей. И растут очень быстро. Весною цапли, аисты, утки кормятся мелкой, зеленоватого цвета рыбешкой.
Но щучий выводок так обилен, что летом мелкие воды поймы, бывает, щурятами просто набиты.
Велик ли шанс у долгожителя-рыбы достичь седой старости? Невелик. Все равно как выигрыш в лотерею автомобиля. Однако почтенного возраста многие щуки все-таки достигают. С точки зрения рыболова, щуки делятся на щурят, щучек и щук — рыбин в три-четыре килограмма и выше.
Повадки рыбы… Ну, во-первых, это первостатейный и ловкий охотник, прекрасно вооруженный. (Зубы у щуки, как у акулы, старея, сменяются новыми.) Охотится щука на рыбу (брезгуя почему-то налимами и линями), но хватает также лягушек, утят, куликов. Старые щуки хватают уток, ондатр, бобрят и все, им доступное на воде.
Щука способна настичь любую добычу. В погоне она выпрыгивает даже из воды в воздух, уступая в акробатике лишь язям, жарехам и лососям. Но нападает щука чаще всего из засады.
Стоит, затаившись в траве, в тростниках, в тени бережка. Мгновенный бросок — и добыча в зубах! (Не зря говорят: «Бросился щукой».)
Жертву хищник хватает с любой стороны, но отправляет ее в желудок непременно вперед головою, и потому колючками защищенные окунь и ерши входят в щучье меню наравне с плотвою и карасями. Щука щуку тоже подстерегает.
Вот и улов!
Вот и улов!
Иногда размер нападающей лишь на немного превышает размеры жертвы. И тогда хвост добычи остается торчащим из пасти охотника.
Многие знают: щука — рыба оседлая, держится постоянного места в воде. На Днепре, пишут, был случай почти что сказочный. Рыболов, у которого щука «съела» блесну, в тот же час уронил нечаянно в воду ручные часы. Огорченье не маленькое. Но вот утешенье — на спиннинг попалась изрядных размеров щука, державшая в пасти недавно оторванную блесну. А дома, во время разделки рыбы, в ее желудке спиннингист обнаружил… продолжавшие мерно тикать часы. Многие улыбнутся: «Рыбацкая байка!» Однако ничего фантастического в этой истории нет. Щуки держатся облюбованных мест. И когда голодны, алчность их беспредельна. Металлическую блесну они легко принимают за рыбку, а часы с серебристой браслеткой — та же блесна…
Одиноко живущие щуки в сети заходят частенько, но тоже поодиночке, не косяком — промысловое значение щуки невелико. Зато спортивное рыболовство без этой рыбы просто немыслимо. Щука ловится всюду. И у каждого рыболова, от опыта независимо, есть шансы на встречу с щукой. Способов ловли ее великое множество. В детстве мы, помню, ловили в Усманке щук на обычную поплавковую удочку, на жерлицы, а мелких щурят в жаркое время ловили с моста волосяной петлей. Щуренок дремлет в прозрачной и теплой, почти стоячей воде, а ты осторожно подводишь петлю — и раз!..
В военное время этот маленький промысел был хорошим подспорьем к столу.
Вкусовые достоинства щуки у разных народов ценились по-разному. Древние римляне относились к щуке брезгливо. У англичан в средние века щука считалась самой вкусной и дорогой рыбой. Норвежец, если попалась щука, обрезал леску вместе с блесной и крючком, лишь бы не прикоснуться к рыбе руками. С такой же брезгливостью относились к щукам казаки на Дону, выкидывая их из сетей наравне с лягушками.
Но все это было во времена, когда люди еще не ведали вкуса мерлузы, хека и разной другой морской невидали. Сегодня щуку никто не выкинет из сетей. Сегодня это и на столе радость, а уж рыбак, подцепивший на крюк пару таких вот красавиц, вправе считать себя именинником.
Щука чем еще хороша — ловится круглый год!
Есть у этой пресноводной акулы моменты особого аппетита — «жоры». Это бывает главным образом осенью и весной. Но и теперь вот, по первому льду щуки прямо-таки ищут, кого бы из нашего брата-ловца осчастливить.
Фото автора. 21 ноября 1980 г.
Любовь — Камчатка
(Окно в природу)
Довольно частый вопрос: «Ты много ездил. Какое место Земли хотел бы увидеть снова?»
Всегда говорю: «Камчатку».
Камчатка! Мне кажется, нет на Земле еще такого же, почти сказочного сундука с богатствами и диковинами природы. Горы? Есть, через весь полуостров тянется горный хребет.
Равнины? Есть, великолепные тундровые равнины с речками тихими и с покоряющими тебя названиями, например, Очай Ваям (Светлая Вода). Почти со всех сторон полуостров омывается океаном. И повсюду ты чувствуешь его величественное дыхание. Пресная вода? Тоже повсюду в избытке! Она сочится в оленьих следах. Она стоит, завороженная, в горных синих озерах. Она бежит сломя голову с круч. Она течет широкой судоходной рекой Камчаткой и тысячью маленьких речек. Вода сверкает чистыми гранями снега и льда, и тут же рядом она изливается из земли кипятком. (Мы, помню, не только экзотики ради, но просто потому что пришло время перекусить, варили в этой природной кастрюле картошку.)
А вулканы! Их много. Вулканы, веками спящие, и такие, что могут в любое мгновение проснуться. И они просыпаются время от времени, поражая воображение наше силою взрыва, массой извергнутых горных пород, тучами пепла и особо — потоками огненной лавы, напоминающей: земная твердь, по которой мы ходим и ездим, которую пашем, на которой играем в футбол, твердь, изрытая шахтами, лисьими норами и колодцами, — всего лишь скорлупка на огненном теле планеты. Житель Камчатки не по рассказам знает землетрясенья.
Знает силу океанской волны цунами.
Живая природа в этом экзотическом закоулке Земли тоже поражает воображение.
В зарослях шеломайника тут надо идти, посвистывая или постукивая обо что-нибудь, иначе встретишься носом к носу с медведем. Тут встречаешь стада оленей — домашних и диких. Тут видишь огромные массы морского зверя на лежках. Осенью видишь в маленьких речках рунный ход рыбы, такое ее скопление, что даже медведи превращаются в рыболовов. Удивительный край! И мудрено ли, что многие, жизнь начиная, сюда устремляются.
Однако не следует думать, что полуостров Камчатка людьми переполнен. Нет. Уже много лет тут держится равновесие — «сколько приезжает, столько и уезжает». Чаще всего живут два-три года: поглядели Камчатку, успокоили беса странствий и — на Большую землю. (Не упрекнешь — Камчатка сурова.) Но есть, конечно, такие, кого, покорив, Камчатка уже не отпустит.
К числу старожилов относится давний мой друг журналист Михаил Жилин. Это от него пятнадцать лет назад я получил теплое, но полное укоризны письмо: «Как же так — Африка, а у себя на Камчатке не побывать?!»
Михаил Жилин мне и показывал полуостров. Показывал неторопливо и обстоятельно. За два месяца мы изрядно поездили, полетали, поплавали, походили. Мы лазали по горам, перебродили по пояс холодные речки, купались в горячих ключах. В непогожие дни дожидались урочного вертолета и, не дождавшись, возвращались на базу вдоль океана пешком. Мы залезали в кратер вулкана. Побывали у коряков-оленеводов. Добрались до лежбища котиков.
Видели: после нереста плыли вниз по течению реки полуживые лососи…
И еще два раза Михаил выманивал меня на Камчатку. В последнюю встречу мы вместе летали к подножию извергавшегося вулкана.
Никогда не забуду ночь, красную от огня. Рев и грохот. И шлепки малиновых клочьев лавы. При зыбком, фантастическом свете один из нас делал пометки в блокноте, другой наблюдал за полетом небезопасных «плевков» из жерла вулкана. Немножко мы рисковали. Но все путешествия на Камчатке чуть-чуть рискованны.
Михаилу приходилось ночевать под снегом, свернувшись калачиком, рядом с ездовой собакой. Он выбирался на морозе из полыньи. Спасался вплавь на неспокойной реке Камчатке.
Приключения на Камчатке почти неизбежны, если не сидеть сиднем в столичном, вполне современном городе Петропавловске.
А Михаил не сидит. За двадцать лет жизни он излазал все уголки полуострова и все острова, к нему прилежащие. Выносливый, терпеливый и скромный, почти застенчивый, всегда готовый уступить спутнику «место в лодке и круг», Михаил Жилин стал своим человеком у камчатских охотников, рыбаков, лесорубов, оленеводов, геологов, летчиков, вулканологов, у всех, кто знает тяготы жизни на бездорожной земле, но кто и ценит это дикое бездорожье. «А, Миша! Ну садись, скорее садись к огоньку. Уха будем есть. Новости будем говорить…» — при мне приветствовали его пастухи, спустя десять лет не забывшие встречу в тундре с гостем из Петропавловска.
Родился Михаил Жилин в деревне под Могилевом. Друзья, с которыми ехал после учебы сюда, на Камчатку, давно с полуостровом распрощались. Он же слетает, увидится с матерью, и снова — «к себе, к вулканам».
Встречаемся мы в Москве. «Не надоело бродяжничать, Миша?» На этот привычный вопрос ответ бывает всегда одинаковый. «Да вот думал, что надоело…» — и смущенная, почти виноватая улыбка. При таком разговоре на столе всегда карта. Кружками «камчадал» отмечает места, где наметил уже побывать. «Хорошо бы вдвоем, а?» Я вздыхаю. А через сутки нас разделяют уже тысячи километров и двенадцать часовых поясов.
Михаил Жилин — корреспондент ТАСС.
А работа его предполагает подвижность. Но этот белорус на Камчатке отличается еще и покоряющей жадностью «все увидеть своими глазами», и поэтому карта, рюкзак, унты, сапоги из резины у него всегда наготове. Наготове, конечно, и блокнот с фотокамерой. Михаил много снимает. И вот первый обширный рассказ старожила Камчатки о том, что увидел в этом краю, — альбом фотографий.
Мы публикуем одну фотографию из альбома.
На редкость удачный снимок! На Камчатке встреча с медведем — дело обычное. Но скажите, кто из нас видел на снимке такую вот пару?
Медведица-мать и крошечный медвежонок, оба только что вылезли из берлоги. Умудренный жизнью матерый зверь и крошка, которая все в эти дни видела в первый раз. Медвежонок — сама беззащитность. Зато его мама, мы это чувствуем, размышляет, в какую сторону сделать решительный шаг. Фотографу тоже было над чем подумать в эту секунду. Но он успел поднять фотокамеру прежде, чем тихо, без паники отступить. Рискованный случай? Конечно. Но все путешествия на Камчатке чуть-чуть рискованны.