Вопрос
О принятии осуждения. Заметила: если тобой недовольны, значит что-то точно делаешь правильно. Со мной было так: как не возникну в сети (а это было нередко) с какой-нибудь мыслью-белкой или с просьбой помочь разобраться в том или ином вопросе, так налетали (откуда брались?) какие-то авторитетные прихожане и начинали меня вразумлять. Довольно агрессивно, хотя, конечно, ничего плохого и в мыслях у них не было. Священники, наоборот, отвечали довольно спокойно, просто. То, что в каждом приходе есть бабы и мужики, которые умнее всех и все знают (в редакциях тоже), понятно. Они полезны и делают свое дело. Но элементарные формы должны же соблюдаться? Или — все равно сама виновата, а этика христианину не нужна?
Ответ
Пушкин написал на полях нравоучительного сочинения Вяземского, что поэзия выше нравственности или, по крайней мере, нечто иное. То же можно сказать о христианстве. Христианство — в пределе — это святость, а святость — это любовь. Любовь выше этики. Но не ниже, разумеется. Полемизируя в сети (знаю из своего опыта, сам грешен тем же) трудно стяжать дух мирен. Скорее, наоборот. Но во всем этом — как и во всем вообще — тоже может быть своя польза. Научиться «держать удар» — это важно. Еще важнее — научиться не бить в ответ, «подставлять щеку». Но иногда речь идет о принципиальных вещах, иногда необходима и жесткость, и здесь, конечно, важны и этика, культура, и логика. Беда России в том, что у нас проблематично со всем этим, в том числе и в церковной жизни. Не мешало бы поучиться почаще улыбаться, что является нормой в Европе и Америке. Понятно, что и улыбка может быть натянутой, неискренней, но учиться этому нужно.
Мученик — это очень конкретное понятие: мученик — тот, кто принял страдальческую смерть за Христа
Вопрос
Вот как с этим — сама виновата — быть? Иногда получается, что смотришь себе под ноги, и вдруг — лбом в стену. Все хороши, все хорошо, а тебе все хуже и хуже. Через это проходили многие неофиты. Мне так думается — этот инструмент — сама виновата — очень подходит для спекуляции. С ним без рассуждения не справиться. А рассуждение — нынче очень дорого. Царица и венец добродетелей, если верить святым отцам.
Ответ
Духовное рассуждение, дар различения духов — именно дар и плод, созревающий в свое время, сразу оно не приходит, а иногда не приходит вообще, если человек его не особо ищет и вообще живет бездумно. Или довольствуется нехитрыми инструкциями на все случаи жизни. Потому и посылаются испытания, чтобы хоть как-то дошло нечто необходимое для спасения, рефлексировать по поводу чего спасаемый не способен. Господь говорит: ищите — и найдете, но искать трудно, и многие — не ищут. И потом очень важен опыт страдания, называемый крестом, хотя в каких-то случаях это и не заслуживает столь высокого имени. Так что, когда все «хуже и хуже» — это нормально. Потом будет лучше и лучше, а потом и совсем хорошо, а за этим — снова все плохо. День и ночь. Важно, какой опыт мы из этого извлекаем, благодатен ли он. Если нет — нужно разобраться, почему, в чем ошибка. И так до конца. Рассуждение приходит с опытом.
Истинно говорю вам: кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдёт в него (Мк. 10, 15)
Вопрос
Имеет ли это — сама виновата — хоть что-то духовно общее с «внимай себе» и «а ты осуждай себя, а не других».
Ответ
К себе нужно тоже относиться разумно. Осуждать же — себя или других — дело обычное и зачастую неблагодарное. Воздержание от осуждения — один из этапов приобретения христианской любви. И здесь есть свои тонкости. Трудно различать и не осуждать. Себе мы склонны делать поблажки, но к другим легко приклеиваем ярлыки. Нужно заставлять себя этого не делать, вообще быть внимательным. Судить — не наше дело. Наше — учиться снисходительности, чуткости. Себя, кстати, можно тоже засудить до смерти, и это не есть хорошо. Упал — встань и иди. Тяготит совесть — для этого есть исповедь. И конечно важна решимость измениться, или, что то же, исцелиться.
Вопрос
Самоубийство — смертный грех. Самоосуждение — путь к добродетели. Такое самоубийство во Христе. Последнее — сложнее, особенно в таком пестром мире, как наш. Осуждая себя, провоцируешь и окружающих осуждать тебя, которые понимают твой жест как изъявление слабости и начинают добивать.
Ответ
Надо, видимо, постараться, живя в мире — выйти из мира. Насколько это возможно. Дистанцироваться от него максимально. То есть не жить по его шаблонам, его лекалам. Это очень трудно. Но иначе наш «ветхий человек» не умрет, а значит и не родится «новый человек». А речь ведь идет именно об этом: стать другим, новым, умереть и родиться во Христе. Это и происходит (должно происходить) в таинстве Крещения, но его важно постоянно актуализировать, каждый день, все время рождаться и умирать заново. Ну, а давать добивать себя, как, например, первомученик Стефан, или повременить с этим — здесь уж в зависимости от ситуации.
Витторе Карпаччо. Рукоположение Святого Стефана. Ок. 1514. Берлинская картинная галерея
Вопрос
О христианстве сложилось мнение как об институте — мрачном, очень строгом. У меня такого опыта по счастью не было, наоборот. Был опыт радости. Можно сказать, что внутренний мир христианина выкроен по-особенному, «от угла» — от некоего центра, но не в центре. Это мир ассиметричный, подвижный. Куда Христос — туда и вся тварь. С внешней точки зрения поступки и эмоции христианина выглядят неуместно. Может быть, поэтому так нужны ровность в общении и… способность пошутить?
Ответ
Григорий Богослов как-то заметил, что святому человеку подобает некоторая веселость. Да и Библия говорит о цветущем лице как признаке духовного здоровья. Христианство выглядит мрачным в советских школьных учебниках по истории — это карикатура века Просвещения, даже если говорить о католичестве с его инквизицией. На самом деле все сложней. И в то же время нельзя не признать ошибок «исторического христианства», в том числе и православия. Это та же, что и внутренняя, «работа над ошибками». Нужно отделять черное от белого. А ровность в общении и шутка — ну да, конечно. Юмор — не ядовитый, добрый — признак смирения, которое вовсе не есть забитость и безынициативность, мрачность, суровость и так далее, что говорит как раз о болезни души, ложном смирении.
Вопрос
О легком сердце. Когда нет грехов, тогда сердце легкое. Но в идеале оно легкое само по себе, потому что внутри — что легче легкого, Божественный Свет и Огонь. Внутри — всегда Христос. Но Христос порой совершал решительные поступки. Например, выгонял торговцев из храма. От христианина не-христиане сейчас ждут всеприятия, благости, абсолютной последовательности — а это ведь невозможно. С легким сердцем принимать то и это: благословлять заключение в тюрьму — и выход из тюрьмы, только совершенно другого человека. Как быть — чтобы без демагогии — или невозможно?
Ответ
Бывают очень непростые ситуации, когда как ни кинь — все клин. И в каких-то случаях мы вольны не принимать ни того, ни другого решения, а подождать ответа свыше. Христианство парадоксально, оно не вписывается, как и сама жизнь, ни в какую схему. Кстати, изгнание торговцев было не столько возмущением коммерцией в святом месте, сколько пророчество в действии, здесь не так все просто, как принято думать. Христос этим действием, заявив о Себе как Мессии и о том, что Храм больше не легитимен (стал «вертепом разбойников») подписал Себе приговор (как мы помним, это было единственным заслуживавшим внимание Синедриона, действием, вменяемым Ему в вину).
Григорий Богослов говорил, что святому человеку подобает некоторая веселость
Да, любующийся на полевые цветы и птиц иногда вынужден взять в руки кнут (или сплести его сам), следуя воле Отца.
Есть вещи, которые невозможно терпеть. Терпя их — соучаствуешь во зле, соглашаясь с ним. Но Христос никогда не требовал расправы над кем бы то ни было, и невозможно представить Его в такой роли. В общем, бывает, наш путь проходит по лезвию бритвы. С одной стороны, нельзя попустительствовать злу, с другой — мы должны следовать Христу, Который предпочел быть жертвой, а не палачом. Будучи совершенно открытым, искренним, нередко — резким, и — оставив демагогию демагогам, которых ненавидел. И эта ненависть была тоже формой любви. Иногда невозможно спасти, не причиняя боль. А всетерпимость — то, что она от лукавого, мне кажется, не нуждается в доказательствах, так как сама она всегда лукава, всегда — двойной стандарт.
Христос порой совершал решительные поступки. Например, выгонял торговцев из храма…
Вопрос
Веровать надо. И в церковь ходить надо. Но есть мысль, что если убрать всех этих старцев-стариц, источники, иконки и иконы, послушание-смирение-духовника — человеку Христос станет не нужен. Получается — выбор. С кем ты — с людьми или со Христом? Может быть, потому в последнее время такое изобилие материальных средств ко спасению?
Ответ
В общем-то, невозможно доказать, что веровать и ходить в церковь — надо. На Западе ходят к психоаналитикам, у нас теперь — к психологам. То есть всегда есть выбор психотерапии, если подходить к религии как такой терапии. Но Христос не изобретал новой религии, а превосходит любую из них, религию, как таковую. Религия — это Закон, Он же принес Благодать. При этом не отменил общерелигиозных форм. Христианство наполнило их новым содержанием, но для кого-то это содержание проходит мимо сознания, и в этом случае мы имеем дело с «народной религией», то есть, по сути, идолопоклонством. Этот святой — от порчи и сглаза, этот — для успеха в бизнесе. Можно все извратить, в том числе и традицию обращения к старцам. Все может оказаться подменой, ведя к фарисейству — в сторону, прямо противоположную той, куда зовет Христос. В общем, как и везде, важно различать. Внешняя сторона чаши имеет значение, но важней — внутренняя.
Вопрос
Как воспринимает литургию человек новый, недавно пришедший в храм? Ему, наверно, бывает скучно. Отчего тогда такая страстность в стремлении обратить близких и доказывать свое мнение? Если скучно на литургии — значит, это не твое, пока что не нужно. Но тогда что — выгонять непонимающих? В древней церкви, возможно, был некий порядок и опыт — как обращаться с «новенькими».
Ответ
В древней церкви крестили только взрослых и только после продолжительной катехизации. Христианство не было не государственной, ни народной религией. Но живем в другой ситуации, поэтому не можем ее не учитывать. Насчет объяснений — да, это важно, но еще важней, каков сам объясняющий. Поэтому апостол Иаков и пишет: немногие становитесь учителями. Здесь важен и собственный опыт, и знания, и человеческие качества, важно быть христианином не по названию, а по сути. Важен и дар слова, который тоже встречается не у всех. Но Господь действует через нас иже веси судьбами, поэтому, если тебя спрашивают — отвечаешь, как можешь. Это ведь тоже таинство. А выгонять… Дело в том, что у нас нередко очень плачевно обстоит дело с элементарной церковной культурой, не говоря уж о любви, оскудевшей даже в церкви. Но опять же Бог в силах выправить и эту ситуацию, зная, как привести «новенького» к Себе.
Вопрос
Пытаюсь представить — как человек приходит в церковь сейчас. Потому что коллеги тоже ходят по воскресеньям (или по праздникам) на всенощные и литургии. Или потому, что близкие упросили. Потому что — есть надежда развязать узлы, разбить тиски. Но бывает — и потому, что никого, кроме Бога, не осталось. Это ценно и редко. Что говорит ваш опыт как священника? Чем вызвана тяга к обрядам и — потом уже — Таинствам?
Ответ
Человек точно так же поклоняется идолам, как делал это всегда. Просто названия поменялись. Например, идол «успеха», «материального благополучия» и т. д. — у них нет раз и навсегда закрепленных за ними образов, мифов, но каждая реклама — их икона по умолчанию. Идолы — это представления и некие силы, управляющие человеком. Поэтому, когда не остается ничего кроме Бога (Истинного), то человек уже спасен, хотя жизнь — динамична, и может снова все измениться. Все сложно, запутано. Суть в том, кого ты любишь, кого ищешь — Бога или свой комфорт, скажем, психологический. Он важен, но не менее, а скорей более важно и страдание, о чем писал Достоевский. Хорошо, если человек идет на службу, но важно, чтобы это не превращалось в некую рутину, важен рост, путь, а не топтание на месте. С другой стороны, рутина неизбежна и нужны усилия, чтобы преодолевать всякий формализм и автоматизм, необходимо творчество. Обряд, как ясно из самого слова, это нечто внешнее, некая упаковка, маркировка. Таинство — внутреннее. Это уже непостижимое действие Самого Бога, когда человек дает Ему действовать в себе. Это Песня песней. Любовь — в том числе и эротическая — самая точная аналогия происходящему. Что говорит мой опыт? Что Евхаристия — это восстановление и обновление. Это как лекарство, без которого жизнь невозможна, без которого умираешь. Но вообще этот опыт невыразим, так как все попытки описать его будут его искажать. «Мысль изреченная есть ложь» — тот самый случай.
Немногие становитесь учителями… Важно быть христианином не по названию, а по сути
Вопрос
Церковь как таблетка от одиночества — встречается очень часто. Элементарное «никто меня не понимает» и «никому я не нужен». Но ведь в приходской среде, где страсти обострены, скорее ощутишь одиночество. Тогда что — одиночество среди людей одной с тобой веры?
Ответ
Да, этот момент присутствует, хотя бывает и иначе. Но прежде всего Церковь — это встреча с Богом. А в Нем, через Него открывается и «ближний» — любой из людей, человек вообще. Я думаю, когда человек свят (а святость — нормальное состояние христианина) он не одинок даже в пустыне. Ему не бывает скучно, хотя бывают и тягостные состояния. Надо отказаться от стереотипов о «счастье» и радоваться тому, что тебе дано. Ну и потом Бог Сам сказал, что нехорошо человеку быть одному и поэтому позаботится о том, чтобы человек вышел из своего одиночества. Только для этого ему самому нужно сначала открыться, пробиться из скорлупы (или брони) собственного индивидуализма. Просите, и дастся вам.
Вопрос
Часто Божественный Промысел можно принять за игру обстоятельств. Можно — и наоборот. Никаких опознавательных сигналов нет? Или — все же есть?
Ответ
Есть, конечно. Есть, во-первых, несомненное знание о том, что ты, как и всякий человек, любим Богом. Ты — так, другой — иначе. Но то, что Бог есть любовь — знаешь из своего опыта. И постоянно в этом убеждаешься. Например, я разбил коленную чашечку и пару месяцев пролежал в гипсе — это был важный духовный опыт, т. е. то же самое проявление любви ко мне, избравшей вот такой радикальный способ действия, чтобы вырвать меня из определенного внутреннего состояния, опасность которого я осознал лишь «на одре болезни». То есть «сигналы» — вещь регулярная, каждый верующий знает об этом из своего опыта. Это опыт прозрений. Чудес, если угодно… «Обыкновенного чуда», каковым и является христианская жизнь. Или, говоря словами поэта, «тихий праздник».
Церковь — это встреча с Богом
Вопрос
Что для вас, отче, было в самом начале вашего прихода ко Христу — радость, красота, отчаяние? Или что другое?
Ответ
В основе, конечно, радость — блаженное ощущение абсолютной, чудесной свободы, которая тебе дана, буквально — упала с неба. Самым потрясающим было ощущение присутствия Бога, испытанное сразу после Крещения. Потом — через два года — глубочайшая внутренняя тишина и свет после первого причастия. Потом был опыт ложного пути, продолжительное и довольно мучительное состояние неопределенности, непредсказуемости, «подвешенности», и это тоже было важно. Я научился надеяться лишь на Христа, понимая, что сам, своими силами, я не выпутаюсь. Собственно, эти состояния и следуют друг за другом, хотя со временем все «обустраивается».
Вопрос
О смерти. Чаще всего сейчас слышу такую мысль: мы ничего о ней не знаем, кроме того, что она существует. Соответствует ли это христианскому пониманию смерти?
Ответ
В целом — да, хотя какие-то знания нам даны, например, о посмертном суде. Все это, я думаю, очень индивидуально. Мы имеем несколько «картинок», чаще — страшных, возможно, из соображений педагогики. Но вообще смерть — это встреча со Христом. Это главное. Смерть — это свет, а не тьма. Такой опыт я получил в Крещении, после чего было абсолютно ясно, что смерти нет, а Бог — есть, и — вот Он, в тебе. Точнее, мне открылось, что Жизнь — это вот этот миг, минута, несколько минут, когда вы — одно и все исполнилось света. Этот свет был реален, более реален, чем солнечный, но ничего доказать здесь нельзя. Есть принципиально иные состояния, не принадлежащие этой реальности. Потому и посмертный опыт невыразим — лишь какие-то «тени», «тусклое стекло». Ясно только, что при полном доверии к Богу смерть — хотя она и противоестественна — не страшна. Потому что тогда ты всецело в Божьих руках, а Богу — и об этом говорит весь твой опыт — можно довериться. Страшно отпасть от Него, но Он этого — я верю — не допустит. Запутавшегося человека спасает опыт страдания, наконец — смерти, которая ведь тоже таинство…