Ага, люди потянулись к выходу. Неужели все? Неужели вот сейчас он, Кирилл Туманов, окажется в Париже? В Париже! И неужели с ним ничего ужасного больше не произойдет?
Но окончательно Кирилл поверил, что все его злоключения закончились и отныне все будет только хорошо и отлично, когда увидел среди встречающих знакомую добродушную физиономию месье Сарайва.
– Сирил! – воскликнул тот. – Мон ами, мон гарсон! Коман са ва?
И еще что-то залопотал по-французски. Тотчас из-за его спины выступил невысокий гибкий мальчик с такими гладкими, прилизанными волосами, как будто вот сейчас готов был выступить на паркет и танцевать «Латину», застенчиво улыбнулся Кириллу и с акцентом, но вполне прилично начал говорить о том, что месье Сарайва очень рад видеть своего молодого друга, интересуется, как его дела, счастлив, что все плохое уже позади, и надеется, что в Париже Кирилл (Сирил) отлично поработает и вообще будет счастлив и доволен.
Кирилл уже знал, что этот мальчик – студент Сорбонны, изучает русский и это переводчик, нанятый Сарайва нарочно для работы с новым преподавателем на первое время, пока Кирилл хоть немного не освоит язык. Опять кольнула боль при воспоминании о бездарно потерянном времени. Ему весь этот месяц было не до изучения языка – он восстанавливал здоровье. Ладно, ничего, как-нибудь!
Прошли через непомерно огромное здание аэропорта, раскинувшееся при дороге, словно какой-то стеклянный дракон, и сели в машину. К изумлению Кирилла, который слышал, что французы – крутые патриоты и ездят только на своих «Пежо», «Рено» и «Ситроенах», это оказался «Вольво». Сарайва сказал, что поскольку он наполовину испанец, то плохой патриот французского машиностроения. Пока ехали, Кирилл убедился, что плохих патриотов здесь множество.
Сарайва говорил, что сегодня Кириллу, после того как он устроится в молодежном общежитии, где будет жить (оплачивали жилье Сарайва), надо погулять по Парижу. Завтра начнется работа, начнутся уроки французского языка, будет не до гуляний. Жаль, что ни сами Сарайва, ни переводчик (его звали смешно – Жан Люк) не смогут составить ему компанию – заняты. Но, с другой стороны, по глубокому убеждению Сарайва, по Парижу надо гулять одному. Только тогда его воспринимаешь не как центр международного туризма и сборище достопримечательностей, а великолепный, загадочный город.
– Кстати, – вдруг весело сказал Сарайва, – у меня такое впечатление, что одиночество вам нынче все-таки не грозит. Сегодня утром звонила некая дама, разыскивала вас.
– Дама? – изумился Кирилл. – Меня?! Откуда звонила? Из России? Может быть, это мама была? Уж не случилось ли чего-нибудь дома?
– О нет, это вряд ли была ваша маман, – усмехнулся Сарайва. – Судя по голосу, это очаровательная юная мадемуазель. Она назвалась Ариной и оставила свой телефон.
Кирилл замер. Ощущение было такое, будто его одновременно окатили кипятком и ледяной водой.
Арина?!
Он уставился вперед невидящими глазами. Выходит, она в Париже? Что все это значит?
Да ничего особенного, кроме того, что Малютин тогда все-таки одурачил их с этим списком пассажиров. Ну и тип, правильно Бергер его назвал серым волком! Хотя хитер он оказался, как лиса…
– Приятные новости? – с усмешкой спросил Сарайва, вглядываясь в его ошеломленное лицо. – Насколько я понял, эта милая особа – ваша хорошая знакомая? Она ждет от вас звонка.
– Но я… не знаю ее парижского телефона, – пробормотал Кирилл, решив умолчать, что вообще ничего не знает об «этой милой особе», кроме имени и того, что с ее помощью влип в величайшую неприятность в своей жизни.
– Ничего страшного, – благодушно отозвался Сарайва. – Она продиктовала мне номер, и я его записал. Можете позвонить ей прямо сейчас, пока едем.
И он протянул Кириллу листок бумаги и мобильник. Опять «Эриксон»!
– Спасибо, у меня есть сотовый, – скромно сказал Кирилл, доставая свой «Нокиа» и набирая номер. Судя по номеру, это не домашний телефон, а мобильный. Номер МТС, как и у него, не так уж дорого обойдется ему звонок.
И вот в трубке раздались гудки. Кирилл слушал их и все еще не верил… Не верил, что сейчас услышит голос Арины! Последнее время она стала казаться ему каким-то нереальным существом.
– Алло! – послышался запыхавшийся голос. – Алло, я слушаю!
Кирилл не мог сказать ни слова.
– Алло? – В голосе появились раздраженные нотки. – Говорите, я вас слушаю, кто это?
И вдруг Кирилл услышал доносившийся издалека детский плач. И мигом вспомнил, что Арина собиралась в Париж помогать сестре ухаживать за ребенком.
Так это, значит, правда? И она на самом деле существует?!
Ему удалось разлепить пересохшие губы:
– Алло, привет. Это я, Кирилл. Как дела?
– Кирилл! – вскрикнула она. – Кирилл, боже мой!
Показалось, или в самом деле она с трудом сдерживала слезы? При мысли о том, что Арина может плакать из-за него, у Кирилла резко полегчало на душе.
– Как ты узнала, что я прилетаю?
– Вчера позвонила тебе домой.
– А откуда ты знаешь телефон Сарайва?
– А помнишь, ты мне визитку показывал? Тогда, еще в тот день в аэропорту?
– Ну и память у тебя!
– Это только в особых случаях.
Ага, значит, он для нее – «особый случай»? Интересно, почему? Неужели только из-за его, как говорится, прекрасных глаз?
Опять заплакал ребенок.
– Извини, ради бога, – пробормотала Арина, – но у меня тут такая запарка! Сестры дома нет, я просто разрываюсь. Надо бежать. Слушай, я тебя очень прошу – давай встретимся сегодня вечером. Мне так много нужно тебе рассказать! Ты просто не представляешь! Это очень важно, поверь. Месье Сарайва сказал, что у тебя будет сегодня свободный вечер. Да? Пожалуйста, пожалуйста, давай повидаемся!
– Хорошо, – медленно ответил Кирилл. – Где? Когда?
– Около «Гранд-опера». Ты будешь жить на площади Республики, от тебя это прямая линия метро – восьмая, направление «Баллард». Там несколько остановок. И даже если до этого будешь гулять, все равно не заблудишься. Ищи авеню Опера – и выйдешь, куда надо. В семь я буду ждать тебя на ступеньках Опера. Договорились? Договорились? Придешь?
– Приду, – сказал Кирилл, и Арина, шепнув: «Пока-пока!», отключилась.
Кирилл какое-то время смотрел на надпись «Завершить разговор?», не понимая, что это значит. Спохватился, нажал на сброс.
Значит, ей нужно многое ему рассказать? Какое совпадение! Ему тоже. А главное, ему нужно ее о многом спросить !
– Сирил, Сирил! – услышал он наконец. – Сирил! С вами все в порядке?
И Сарайва, и переводчик – оба смотрели на него с тревогой.
– Извините, – улыбнулся Кирилл. – Все отлично!
– Вы что-то побледнели, – обеспокоенно твердил Сарайва. – Уверены, что завтра сможете начать работу?
– Конечно, разумеется, – горячо заверил его Кирилл.
– Вот и хорошо, – успокоился его работодатель. – Потому что уже набралась довольно большая группа желающих заниматься с русским тренером. Мы с женой рекламировали вас как могли, показывали кассеты с записью ваших выступлений… Конечно, ваше мастерство не осталось незамеченным, однако, по-моему, решающую роль сыграли все-таки ваши прекрасные глаза…
Кирилл зажмурился.
Катерина Дворецкая, 19 октября 200… года, Париж
«Значит, у него есть еще одно имя», – вот моя первая мысль. Вторая: «И правда, ужасно похож на портрет Талейрана! Я видела его в альбоме «История Франции в портретах». У Мориса есть такой альбом…» Потом спохватываюсь: «Все-таки он сумасшедший!» И чувствую, что того и гляди сама съеду с катушек от страха. С одной стороны – пират-криминэль, с другой – этот психический экспонат, а Бертран почему-то молчит… Дар речи от изумления потерял? Хотя потеряешь тут!
Растерянным взглядом смотрю перед собой, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь реальное, обыденное, простое, что могло бы, подобно машине времени, вырвать меня из того бредового состояния, в которое я медленно погружаюсь. Все-таки не зря говорят, что сумасшествие – заразная болезнь!
Но здесь, само собой, только осколки, обломки, остатки былого. Шкатулки, вазы, подсвечники, лампы, книги, пачки писем, которые недавно просматривал этот… воплощенный Талейран. Псих ненормальный! Письма веером покрывают стол, «дипломат», открытую коробку с фотоаппаратом. Это «Полароид».
«Полароид»?!
И тут я вспоминаю, где и когда видела этот оживший «портрет», этого новоявленного Талейрана.
Не только в альбоме исторических портретов. Еще и в прошлую субботу! Когда заметила Фюре в лавке «пирата»! А там, у фонтана, стоял расфранченный хлыщ…
Это был он! И мое фото со спины сделано именно с той точки, как же я сразу не догадалась!
Почему он меня сфотографировал? Неужели потому, что и его, точно так же, как и «пирата», и самого Фюре, напугало мое дурацкое упоминание о работающем компьютере? Неужели они все заодно – и, «пират», и Фюре, и этот… Дино?
Почему он меня сфотографировал? Неужели потому, что и его, точно так же, как и «пирата», и самого Фюре, напугало мое дурацкое упоминание о работающем компьютере? Неужели они все заодно – и, «пират», и Фюре, и этот… Дино?
– Бертран! – выкрикиваю я, резко поворачиваясь. – Этот тип…
И умолкаю, увидев Бертрана, который замер с поднятыми руками, а рядом, приставив к его голове пистолет, стоит Пьер Куси.
Поймав мой взгляд, Бертран пытается пожать плечами, но дуло вдавливается в его щеку – и он замирает, только виновато смотрит на меня.
Да разве это он виноват? Это я, дура, раскудахталась тут как курица перед этим сумасшедшим – погубила все дело. А может быть, и нас погубила…
– Вам что надо? – спрашиваю, обернувшись к вышеназванному сумасшедшему. – Дневник? Возьмите. Если он имеет для вас такое патологическое значение – ради бога, берите!
– Да, он имеет для меня неописуемое значение. Я искал его, чтобы восстановить честь своего предка, – высокопарно сообщает Дино. – Этому была посвящена жизнь моего прадеда, деда, отца, вся моя жизнь! И вот я нашел его! Имя моего великого предка будет очищено от клеветнической грязи!
Ага, смекаю я, значит, он уже больше не оживший Талейран. Отделяет себя от предка – похоже, ему полегчало. Может, теперь мы с ним договоримся?
– По-моему, вы придаете излишнее значение такой ерунде!.. – осторожно начинаю я. – Талейрана мир знает как великого политика, его авторитету трудно повредить такой ерундой, как записи какой-то камеристки.
– Не трудитесь, не тратьте слова, – отмахивается Дино. – Вам не понять, что такое фамильная честь. Вы обречены, вы и ваш спутник. Но я готов накануне смерти даровать вам прощение за все ваши злоумышления против меня, если вы откроете, где нашли дневник!
Ну да, черта тебе лысого. Ждите ответа!
– Неужели вам мало тех, кого вы уже убили? – бормочу я, словно по какому-то наитию. – Тех антикваров в квартале Друо… это же ваших рук дело, верно?
– Конечно, – важно кивает Дино. – Они не хотели сообщить мне, кому именно были проданы бюро работы Вернона и других мастеров, которые изготовили мебель для Мальмезона. Потом мы раздобыли адреса другим путем.
Знаю я этот путь… С помощью Бонифаса Фюре. Которого потом сунули в мусорный контейнер!
Кстати, не этот ли долговязый господин Дино был помощником «пирата» при «уборке мусора»? Помнится, униформа болталась на нем точно так же, как болтается элегантный пиджак. Или все-таки сюртук, если соблюдать исторические реалии?..
– Но теперь-то дневник у вас! – кричу я. – Зачем еще убивать? Зачем вам нужен человек, который купил это несчастное бюро?
– Всякий, кто прикоснулся к клевете, кто читал дневник Жизели де Лонгпре, должен умереть, – изрекает Дино, и я понимаю, что передо мной снова «типа в натуре» Талейран.
Господи боже! Не слишком ли много людей с раздвоением личности собралось сегодня на Марше-о-Вернэзон?!
Я не знаю, сколько было бы теперь лет князю Беневентскому, наверное, двести пятьдесят, никак не меньше, но для своего преклонного возраста он весьма проворен. Я и моргнуть не успеваю, как в его руке появляется пистолет, направленный на меня.
– Вы что, собираетесь стрелять прямо в лавке? – бормочу я. – Но на выстрел сбегутся люди! Вас схватят!
– Никто не посмеет меня тронуть! – высокомерно заявляет он, вскидывая подбородок. – Ибо я – Талейран!
Нет, нет, быть не может. Невозможно погибнуть только потому, что прочитала какие-то старые записи… Это же безумие!
Да. Но тем и страшно безумие, что у него нет ни логики, ни милосердия.
– А как же быть с вашим подручным? – с ненавистью бросаю я. – С Пьером Куси? Если у него в лавке загремят выстрелы и окажутся два трупа, полиция очень даже сможет его тронуть.
– Ну, вы преувеличиваете, дорогая Жизель… – снисходительно улыбается маньяк, и меня передергивает. Всю жизнь ужасно любила балет «Жизель». Интересно, захочется мне посмотреть его еще хоть раз?
Ладно, захочется, не захочется – это не вопрос. Удастся ли?! Что-то плохо верится…
– Вы забыли, где находитесь, дорогая Жизель, – продолжает псих. – Это же Блошиный рынок! Здесь всякое случается. Иной раз и отношения выясняют поставщики, торговцы и покупатели. Очень шумно выясняют! Я даже не представляю, что должно произойти, чтобы сюда заглянул хотя бы один полицейский. А уж спрятать парочку трупов, а потом вынести отсюда… Нет ничего проще! Например, завернуть их в ковры, – он указывает на несколько рулонов, лежащих в углу. – Вы какие ковры предпочитаете, Жизель? Персидские? Бухарские?
– Боюсь, вам придется выносить не два трупа, а три, – не совсем внятно произносит Бертран. Наверное, будешь говорить невнятно, если в щеку тебе воткнулось дуло! – Как быть с господином Куси? Он слышал обвинения в адрес Талейрана, он тоже, как вы изволите выражаться, прикоснулся к клевете! Как вы поступите с ним?
Дино стоит с прежним высокомерно-тупым видом, словно памятник самому себе, однако в лице «пирата» появляется нечто человеческое. Имя этому внезапно пробудившемуся чувству – страх за собственную жизнь.
Ага, дошло до тебя, с кем связался! С убийцей, которого уже не остановишь!
– Куси! – восклицает Дино, и я с трудом соображаю, что он не дает команду какой-то собаке, которой здесь нет, а обращается к подельнику. – Ты понимаешь, что они не должны уйти отсюда живыми?
И тут раздается грохот. Я издаю дикий вопль, убежденная, что Куси уже нажал на курок, пуля пробила голову Бертрана и разворотила стеклянную витрину.
Но нет – мой дорогой детектив по-прежнему стоит недвижимо, а между тем стеклянная дверь лавочки ходит ходуном. За ней маячат две фигуры, машут руками…
Дино хватает меня за руку, подтаскивает к себе и вжимает ствол своего пистолета между ребер, да так, что я не могу ни вздохнуть, ни охнуть.
– Тихо стоять! – шипит он. – И ты – тихо! – Это Бертрану. – Иначе твоя писательница получит пулю в живот. Сядь на пол – вон там, в углу, понял? Пьер, открой дверь да постарайся спровадить этих дур. Скажи, что занят. Пусть убираются ко всем своим русским чертям!
Удивительно, что после всего случившегося я еще не разучилась удивляться. Русские черти?.. Почему вдруг?
Бертран садится на пол. «Пират» прячет пистолет и открывает дверь.
А, понятно насчет русских чертей! К Пьеру Куси явились те две фемины в своих дороженных ягнячьих куртяшках. Покупательницы фонтана!
С тоской смотрю на их оживленные, энергичные лица. У меня такое ощущение, что я уже одной ногой на том свете и напоследок оглянулась на мир живых.
Может, они почувствуют что-то неладное? Может, полицию вызовут? Хотя нет, глаза у них так возбужденно блестят, что дамочки ничего вокруг себя не видят.
– Господин Куси! – выкрикивает брюнетка. – Мы за фонтаном! Быстренько заверните!
– Что? – спрашивает Пьер со слабой, непонимающей улыбкой. – Что вы говорите?
– Вот деньги! – Брюнетка брякает на стол туго набитую барсетку. – Вопрос с транспортом тоже решен! Только, знаете, мы торопимся. Поэтому забираем товар сейчас же! Вы пока считайте деньги, а мы начнем погрузку.
Она выхватывает из карман мобильник, тычет несусветно длинным ногтем в кнопки и радостно, возбужденно кричит:
– Налетай!
Что-то рокочет в небесах – сперва тихо, потом громче. Вихрь проносится по площади. Грохот усиливается, лавочка Пьера Куси начинает ходить ходуном. Письма разлетаются по полу, падают какие-то вещи.
– Что это?! – дрожащим голосом вопрошает хозяин.
Не узнаю «пирата»! У него такой вид, словно его бриг встретился в открытом море с «Летучим голландцем»!
– Я же говорила, что для Дракона нет ничего невозможного! – радостно восклицает брюнетка.
И тут мы все видим, что с неба медленно опускаются какие-то жуткие лапы. Кажется, что знаменитая избушка на курьих ножках меняет место дислокации. Взлетела со своей полянки – и решила обосноваться на Блошином рынке.
А что? Избушка на курьих ножках – чем не антиквариат?!
Брюнетка вопит, устремляясь на крыльцо:
– Майна! Майна помалу!
Все смотрят на диковинные лапы, и в это мгновение Бертран отшвыривает от себя Куси, а потом кидается на Дино. Тот невольно отшатывается, Бертран бьет его прямо в лицо, тот падает, но я не слышу грохота упавшего тела – все заглушает рев. Рев спускающегося с неба огромного грузового вертолета!
Бертран выталкивает меня из лавки, тащит в ближайший переулок. Мы еле передвигаем ноги, потому что попадаем в вихрь, плетемся, согнувшись в три погибели, я прижимаю к груди драгоценный дневник Жизели, слезы льются из глаз…
Лиса Алиса и кот Базилио отползают с Поля Чудес!
– Полиция! – кричу я, пытаясь перекричать гром небесный. – Надо вызвать полицию! Скорей!
Бертран кивает, достает из кармана мобильник, но, не успев набрать номер, замирает, ошеломленный.
Да уж… есть от чего остолбенеть!