ГЛАВА ВОСЬМАЯ, о последнем рыцаре XX века, с которым обошлись совсем не по-рыцарски
Вы когда-нибудь поднимались на крышу своего дома? Нет? Вы напоминаете мне некоторых моих знакомых. Придя первый раз ко мне в дом, они обычно ахают: «Какой у тебя чудесный вид из окна!» «С крыши еще лучше», – обычно говорю я. Тут они как-то странно переглядываются и спешат уйти. Наверное, принимают меня за лунатика. Но я вовсе не бегаю по крышам среди ночи! Я вообще по крышам не бегаю. Если хотите знать всю правду, я даже побаиваюсь высоты. Но зачем же подходить к самому краю? У меня на крыше, в самой середке, установлен штатив, а на штативе – зеркальце. В ясный день я ловлю им солнечный луч и пускаю зайчиков. Скажу сразу: ник кому в дом я зайчиков не пускаю, нечего им в домах делать. Если уж очень попросят, могу пустить их в чужой огород, и то ненадолго. Они у меня гуляют по улицам. Кстати, не так это просто, как вы думаете: чтобы зайчик пробежал всю улицу из конца в конец и ни разу не полез на стену дома, надо ловко обращаться с зеркальцем. А повороты! В неумелых руках зайчик, как слепой, будет налетать на фонарные столбы и отлетать от тротуара к тротуару. У меня же они гуляют, словно по ниточке. И за угол сворачивают не хуже нас с вами. Вот так прогуляю я своего зайчика – и спускаюсь к себе. А напоследок непременно полюбуюсь панорамой города…
Красота!
А теперь представьте себе, какой вид открывается с крыши средневекового замка! Крестьянские пашни в клеточку, холмы и низинки, река, лес – все как на ладони. Так бы смотрел и смотрел…
Увы, героям нашим некогда было пейзажем любоваться, и все же, выбравшись на крышу, они остановились как вкопанные. Над ровной площадкой, привязанные веревками к столбикам, реяли десятки воздушных шаров. На них прилетели в замок участники симпозиума. Помните ведьмин оранжевый шар с драконом на боку? Вот он – видите? – привязан к именному столбику.
– Ну, что же вы?
Голос Сквоша вывел их из оцепенения.
– Мама, смотри! – Кэнди бросилась к огромной ярко-красной надувной варежке. Повар помог девочке и маме забраться в корзину. Поднявшись в воздух, Кэнди долго махала повару рукой, и еще дольше махала ему на прощание красная варежка.
Фикс замешкался. Разве мог он бесцеремонно бросить на дно корзины своего лучшего друга? А если бы тыква раскололась? Детектив залез в корзину и попросил повара передать ему тыкву. Воздушный утюг тяжело поднялся в небо.
Сквош не терял времени даром. Он торопился отвязать оставшиеся воздушные шары, чтобы Бэрр не мог устроить погоню. И как в воду глядел: из трубы вылетел черный маг, за ним посыпались л ж е у ч и и н е у ч и всех рангов и мастей.
– Хватайте их! – повар крикнул первым, и его призыв был тотчас подхвачен:
– Лови их!
– В погоню!
Легко сказать. Я, кажется, вскользь упомянул, что метлы как средство передвижения официально упразднены. Так что взлететь какой-нибудь ведьме было не легче, чем повару.
Великий магистр чувствовал себя одураченным. Но это вовсе не значило, что он так легко признавал свое поражение. О, они его еще вспомнят! Еще наплачутся!
Увы, он оказался прав. Воздушный шар, на котором он поднялся в небо Фикс, постепенно терял высоту. Детектив уже выбросил из корзины весь балласт, расстался с модными пляжными сандалиями, запасными наручниками, именными часами…
Шар падал.
Поколебавшись, детектив снял кургузый пиджачок, снял брюки и, зажмурившись, швырнул их вниз. Открыл глаза…
Шар падал.
«Вот уж действительно: горе мыкать – тыкву тыкать», – подумал Фикс и с досадой стукнул кулаком по тыкве:
– А все ты!
– Я? – Тыква исчезла, Йонинг вскочил, потирая ушибленный лоб. Он посмотрел на Фикса мутным взором, зевнул во весь рот и огляделся. Сон с него как ветром сдуло.
– Господи, – возопил доктор, – я больше не буду есть сладкое!
Неведомая сила потянула стропы вверх, падение шара замедлилось.
– В жизни своей не притронусь к мучному! – продолжал доктор, и от одной мысли о столь мужественном поступке у него навернулись слезы на глаза.
Шар, хотя и снижался, но уже едва заметно.
– Да что там! – разошелся доктор. – Обещаю есть только пять раз в день!
Шар вздрогнул и на мгновение завис, затем поднялся метра на полтора и с неожиданной легкостью полетел в сторону города.
Я вам не стану описывать все их путешествие, скажу лишь, что когда «утюг» приземлился рядом с «варежкой» на зеленой лужайке перед домом Флокси, из корзины вышли двое худых подтянутых мужчин.
Сыщик и доктор.
Но вернемся в замок. Дэвид с Павлушей спустились в подземелье и растерялись: из круглой комнаты, где они очутились, уходили в разные стороны три коридора… и два из них были помечены цифрой 3. Какой из этих тоннелей действительно третий? Как избежать ловушки? Павлик показал крылом, что они с Дэвидом должны разделиться: каждый выберет свой тоннель, и кому-то обязательно повезет. Кому-то?… Нет, мальчика такое решение не устраивало.
Он вспомнил про очки, которые дал ему Фикс. Сначала надел розовые. Вот так штука! Все три тоннеля стали третьими. Дэвид надел черные. Цифра 3 отовсюду исчезла. Час от часу не легче! Дэвид задумался. А если все три – неправильные: Разве Бэрру можно верить хотя бы на одну треть? Но если так, то отсюда нет выхода, или… Дэвид начал тщательно обследовать стены. Вот тебе и черные очки! То, что он поначалу принял за темное сырое пятно, оказалось узким лазом.
Он сорвал очки – перед ним сырое пятно на стене. Надел – перед ним лаз. Все правильно: ведь черные очки делают все невидимое видимым.
– Павлуша, ты вот что, – сказал мальчик, – ты постой здесь, а я пойду. Если все будет спокойно, крикни один раз. Увидишь что-нибудь подозрительное, крикни два раза. Договорились?
Павлин согласно кивнул.
– Смотри в оба. От этой компашки можно ожидать всего, – и Дэвид нырнул в лаз.
Низкий свод заставил мальчика пригнуться. Под ногами хлюпала вода, стены от сырости покрылись плесенью. Дэвид надел розовые очки. Сразу все изменилось: лаз стал просторнее и светлее, под ногами перестало хлюпать, плесень оказалась чудесным мхом. Дэвид уже знал – это миражи. Нет, пусть уж будет все как есть. Он снял очки.
Внимание его привлек рисунок на стене: поникший цветок. Интересно, как он здесь появился? Дэвид провел ладонью по шероховатой поверхности. И двинулся дальше.
Ох уж это утомительное «дальше», когда не знаешь, как далеко! Ведь так можно идти и день, и два. Чтобы отогнать невеселые мысли, Дэвид начал напевать, но голос звучал резко и гулко. Как чужой. Уж лучше молча.
Опять рисунок. Такой же, как первый. Странно…
А может, усы-антенны обманули Фикса? Он уловил сигнал о помощи из подземелья. Позже Афрозина проговорилась, что может показать ему в замке «то, чего нет». Отсюда сыщик сделал вывод: в тоннеле номер три кто-то есть. Хотя его и нет. Одновременно. Но разве в жизни такое бывает? Да и можно ли верить Афрозине?
Сколько прошло времени? Надо было попросить у Фикса часы. Как он сказал? «Седьмая дверь налево». Где они, двери? И выход – где? А вдруг отсюда нет выхода?!
Он свернул в одну сторону. В другую. Он уже не задумывался над тем, куда сворачивает. У него мелькнула мысль, что он попал в лабиринт. От этой мысли внутри у него похолодело.
И тут-то он увидел незнакомца.
Это было так неожиданно, что он отшатнулся. Хотел броситься назад – и вновь увидел перед собой… его. Дэвид вскрикнул, а потом рассмеялся. Это же зеркало! Даже зеркальная комната! И отовсюду на него смотрел… он сам.
Как же выйти из этой зеркальной ловушки? Кто его здесь найдет?
Дэвид сел на пол и заплакал. До сих пор он находил выход из самых запутанных положений, а тут растерялся. Но помощи ждать было неоткуда. Он вытер слезы и вдруг увидел…
ЦВЕТОК.
Все тот же поникший цветок. Третий. Когда что-то происходит дважды, это можно посчитать случайностью. Но когда трижды… Дэвид всерьез задумался.
Что напоминает ему этот рисунок, заключенный в изящную рамку? Герб. Ну конечно! Рыцарский герб. Тогда цветок – это не просто цветок, а геральдический знак. Но какой? Лилия? В приключенческих романах, которые Дэвид читал запоем, среди геральдических знаков на гербах у рыцарей встречалась белая лилия. Он придвинулся ближе и стал пристально изучать лепестки. Нет, не лилия. Трилистник. Символ триединого союза. Но почему цветок поникший? Не потому ли, что союз оказался нарушен? Вероятно, тот, кто это нарисовал, стремился к воссоединению трех лепестков, но что-то ему помешало. Что? Нетрудно догадаться. Человек рисует на стене подземелья – стало быть, он не может выйти на волю. Ну а что мог его сюда заманить, кроме Бэрра?…
Дэвид почувствовал, что близок к разгадке. И сразу воспрянул духом. Ну не стыдно – нюни распускать! В восемь… можно сказать, в девять лет! Да, все идет отлично. Бьюти и Кэнди снова вдвоем, снова… Стоп! Разве они всегда были вдвоем? А отец Кэнди? Рыцарь?… Дэвид даже ахнул от изумления. Кому же может принадлежать рыцарский герб, как не Рыцарю!
Дэвид почувствовал, что близок к разгадке. И сразу воспрянул духом. Ну не стыдно – нюни распускать! В восемь… можно сказать, в девять лет! Да, все идет отлично. Бьюти и Кэнди снова вдвоем, снова… Стоп! Разве они всегда были вдвоем? А отец Кэнди? Рыцарь?… Дэвид даже ахнул от изумления. Кому же может принадлежать рыцарский герб, как не Рыцарю!
Если так, продолжал рассуждать Дэвид, выстраивается интересная цепочка. Трилистник – это Рыцарь, Бьюти и Кэнди. В поисках дочери Рыцарь добрался до замка. Он вступил в неравный бой с черным магом и погиб. Бьюти сама прочитала в газете, которую ей дал Бэрр: «Погиб в бою, место гибели неизвестно». То есть как «погиб»? А кто же тогда рисовал на стенах подземелья?…
От волнения Дэвид вскочил на ноги и принялся расхаживать взад-вперед. Еще двенадцать Дэвидов – зеркальных – повторяли каждое его движение.
– Рыцарь не погиб, – вслух сказал Дэвид, – черный маг обманул Бьюти… а заодно и газету.
Да, теперь он был в этом уверен. Почти. Для полной уверенности не хватало самой малости. И тут он снова вспомнил слова Фикса по дороге на крышу. Сыщик упомянул о своем коротком разговоре с Афрозиной в зале заседаний. Перед тем как сбежать от нее в темноте, он спросил ведьму: «А могли бы вы показать мне то, чего нет?» И ведьма рассмеялась: «Конечно. Третий тоннель, седьмая дверь налево». Кажется, впервые в жизни Афрозина не соврала – вот что значит влюбленная ведьма! Все правильно, предъявить живым «мертвого» человека – это и есть показать то, чего нет.
Дэвид остановился. Рыцарь здесь, в замке! Живой и невредимый. Разве что очень печальный. Возможно, уже не верящий в свое освобождение. Но он, Дэвид, его освободит! Вот только…
…только…
Мальчик вглядывался в глаза своих двойников, словно ища в них ответа. Двойников, как мы уже сказали, было двенадцать – по числу зеркальных граней. Но только на одной был нарисован щит с трилистником. А это означало…
Он осторожно надавил на рисунок. Зеркало повернулось… за ним открылось потайная дверь. На двери горела цифра 7.
И в это мгновение он услышал крик.
Кричал павлин.
Дэвид насторожился: не раздастся ли повторный крик, предупреждающий об опасности? Нет, все тихо. Значит, Павлуше ничего не грозит. Дэвид собрался с духом и постучал в дверь…
Афрозина подкралась незаметно. Павлуша чистил перышки и успел крикнуть только один раз – ведьма тут же зажала ему клюв. Он бы скорее всего вырвался и предупредил Дэвида повторным криком, но хитрая старуха пропитала перчатку эфиром, и павлин, вдохнув его, мгновенно уснул.
– Здоров же ты стал, – ведьма зевнула и помахала перед лицом эфирной перчаткой.
Как Афрозина доплелась с павлином под мышкой до своей комнаты, она не помнила. Очнулись они почти одновременно. С минуту оба осоловело таращились друг на друга, соображая, где они находятся. Первой пришла в себя Афрозина.
– Говори! – приказала она и махнула рукой, причем так энергично, что перчатка отлетела в угол.
– И не подумаю, – буркнул Павлуша.
– Тебя никто не просит думать. Уж как-нибудь я подумаю за двоих.
Оба обиженно умолкли. Видно было, что это не первый их разговор и не первая обида.
– Переметнулся. – Старая ведьма поджала губы.
Павлин молчал.
– Есть будешь?
Павлин вздохнул. Афрозина поставила на стол овсяное печенье, разлила в чашки молоко.
– Тебе, спросила – подогреть?
И, не дожидаясь ответа, поставила чашку себе на ладонь. Не прошло и десяти секунд, как молоко вскипело. На Павлушу это не произвело никакого впечатления.
Ведьма сделала глоток из своей чашки и тоже решила подогреть.
– Свинья ты, Павлик. Я ведь тебя воспитывала как родного. Книжки читала. Хохолок подстригала. Разговаривать научила…
– Тебя никто не просил.
– Вы слышали? – Ведьма резко повернулась к стене, на которой висели портреты ее предков, один другого страшнее. – Нет, вы слышали? «Он меня не просил!» Ах ты, дьявол!
Последние слова относились уже не к павлину. У Афрозины убежало молоко, и прямо ей на колени. Ведьма схватилась за платье и стала им обмахиваться. Пошипела, побурчала немного, потом успокоилась.
Какое-то время они сидели молча. Дули на молоко, дулись друг на друга.
– Как он там? Вспоминает меня иногда? – Ведьма от смущения крошила в блюдце печенье.
Павлин, конечно, догадался, о ком она спрашивает, но нарочно сделал вид, будто не понимает:
– Ты о ком?
Ведьма жалась-мялась, краснела-бледнела и наконец выдавила:
– О Фиксе, о ком.
– А, – как бы с сочувствием покивал павлин и простодушно ответил: – Вроде бы не вспоминал.
Ведьма долго перетирала крошки в пыль, никак не решаясь задать главный вопрос, и вдруг с наигранным смешком спросила:
– Есть, что ли, у него кто?
– В каком смысле?
Афрозина нервно застучала по столу костяшками пальцев: мол, с дураком поговорить – что гороху наесться.
– В таком! А то я не знаю, чего его сюда занесло! Все равно у него с ней ничего не выйдет!
На этот раз Павлуша действительно не понял.
– С кем «с ней»?
– Тьфу ты! – Ведьма сплюнула. – Да с воображалой этой! «Ах, я вся такая возвышенная!» – Афрозина вытянула шею и томно закатила глаза, изображая, по-видимому, Бьюти. – Сю-сю-сю. Тоже мне, фифа лесная!
Она сделала большой глоток.
– Все равно Бэрр ее никому не уступит, понял? Так ты своему дружку закадычному и передай… А может, он втюрился в эту мазилку? Во Флокси, а? Ха-ха-ха. Ой, не могу!
У ведьмы потекли слезы из глаз, а вместе со слезами и тушь, которой она красила ресницы. Павлуша поклевывал овсяное печенье, стараясь не смотреть на Афрозину.
– Ой, не могу! – закатывалась старая колдунья, смахивая слезы. На столе, где они падали, оставались обугленные пятна. – Она его нарисовала, а он в нее… хи-хи-хи… по уши. Отличная парочка! И муж в зверинце!
– Кто в зверинце? Муж Флокси? – насторожился павлин.
Ведьма прикусила язык.
– В кого ты его превратила? – строго спросил павлин.
– Ни в кого, клянусь прыщиком моей прабабки! – Афрозина опасливо покосилась на портрет.
– Тогда что он делает в зоопарке?
– Еще молочка хочешь? – Ведьма решила переменить тему. – А я тут тебе, Павлуша, нагрудничек на зиму связала. Смотри, какой! Примерим!
Она направилась было к сундуку, но павлин остановил ее словами:
– Я все знаю.
– Что ты знаешь? – Ведьма вздрогнула.
– Все, – повторил с вызовом Павлуша и отодвинул крылом вазочку с вареньем, как бы давая этим понять, что его не купишь.
Афрозина съежилась. По его тону она почувствовала: будут неприятности. А надо сказать, что, при всех своих дурных наклонностях, ведьма обладала пылким сердцем. Ее «высокой страстью» был Павлуша.
Афрозина подобрала его птенцом в Экваториальной Африке, куда она летала мутить воду в местных водоемах. Она любила рассказывать, как положила его, заморыша, в шляпу с павлиньим пером, а он его выщипал до голого черенка. Тогда-то ей и пришла в голову мысль носить на шляпе не перо, а живого павлина. Пришлось, правда, подождать, пока он не подрастет. Зато когда Афрозина впервые появилась на балу у Бэрра в необыкновенном головном уборе, она произвела сенсацию. В тот год женщины словно обезумели: все стали украшать шляпы живыми павлинами, а кто не достал павлина, довольствовался фазаном или рябчиком.
Ведьма действительно научила Павлушу говорить. Лично я не стал бы ставить это ей в заслугу, поскольку знаю скрытые мотивы. Во-первых, тщеславие: она хотела быть первой, кто обучит эту птицу человеческой речи. Во-вторых, эгоизм: ей нужен был постоянный собеседник.
Да, она читала ему книжки. Но правда и то, что научив Павлушу читать, Афрозина запирала от него книжный шкаф.
Подстригала хохолок? Тут мне добавить нечего. Похоже, это она делала с любовью и совершенно бескорыстно.
Итак…
– Что ты знаешь? – испуганно спросила Афрозина.
– Все, – с вызовом сказал Павлуша. – Я прочел детскую энциклопедию «В мире животных».
– Двенадцать томов? – ехидно спросила ведьма.
– На «П», – со значением сказал Павлуша.
Афрозина так и села.
– Вот почему ты с такой любовью подстригала мне хохолок. – Павлин смотрел ей прямо в глаза. – Если бы он чуть-чуть отрос, сразу стало бы видно, что я не простой павлин, а венценосный. Не заморыш, а королевский наследник, которого ты украла из золотого вольера!
– Павлуша… – еле слышно пролепетала ведьма в полуобморочном состоянии.
Но тот безжалостно продолжал:
– Вот почему ты запирала от меня книги. Боялась, что я узнаю всю правду.
– Я боялась остаться одна, – слабо оправдывалась Афрозина. – Я не хотела тебя обманывать, клянусь бородой моего…
– Ты лучше поклянись моими перьями, – перебил ее павлин, – перьями, которые ты продавала неграмотным крестьянам как средство от ячменя.
Ведьма совсем сникла.
Павлуша спрыгнул со стула и поковылял к большому зеркалу. Хохолок отрос всего на три пальца, но в нем уже угадывалось будущее величие. Павлуша повернулся к зеркалу правым боком, потом левым да, хохолок смотрелся. Для полноты картины он раскрыл веером свой поистине королевский хвост – сине-зеленый с отливом в черный бархат, с желто-красными глазками на кончиках перьев – и уронил через плечо: