— Вы свободны, — сказал он просто и буднично, как я сама говорила много раз побежденным рыцарям кодовые слова: вы свободны…
В ответ не послышалось ни звука. Ни слова из обычной болтовни; служанки не стреляли глазками и не хихикали. Дворецкий не покряхтывал и не тер поясницу. Конюх не ковырял в зубах. Слышен был только шелест одежды — все они одновременно поклонились. И все развернулись и пошли к воротам — никто не вернулся в дом за сундуками и узелками, никто не снял даже фартука, а повар — тот так и ушел с грязной ложкой в руке…
Во дворе сделалось пусто. Только я, да Аманесер, да мертвый Синко у коновязи.
— Я ухожу, Клара, — сказал Аманесер. — Далеко. И навсегда.
— Ни один рыцарь не уходит навсегда, — тихо возразила я.
— Пойдем, — он предложил мне руку.
В гостиной, перед собственным портретом, он поставил одно кресло напротив другого. Жестом предложил мне садиться. Я повиновалась.
— Клара, — спросил он, облокотившись о спинку другого кресла. — Ты никогда не задумывалась, кто ты?
— Я твоя дама. Я жду тебя и буду ждать, сколько понадобится…
— Да. Совершенно верно… Ты очень хорошо меня ждала. Твоим именем я совершал то, что в других обстоятельствах было бы просто невозможным. Я отремонтировал «Тэмму», и теперь она готова к старту.
Я чуть сдвинула брови:
— То, что было башней… это транспорт?
— Межзвездный транспорт.
— Ты хочешь улететь на другую звезду?
— Я хочу вернуться домой из этого безумного мира. Видишь, я хочу не так много, Клара.
— И я снова буду тебя ждать?
— Нет, Клара. Это было бы бесчеловечно — заставить ждать того, кто никогда не вернется. А еще… мне больше не нужно твое ожидание.
Я молчала. Аманесер сжал спинку кресла:
— И не смотри на меня так. Ты прекрасна. Ты — лучшая из женщин. Эти глаза, губы… волосы… овал лица… И твое сердце, Клара. Ты ждала бы годы и годы, я знаю. Ставила бы свечку на окно и ждала… Твое ожидание сделало меня рыцарем. Твое имя позволяло совершать чудеса. Жаль… Не я придумал законы этого мира, когда результат любого усилия предопределен не ловкостью и умением, не силой, не удачей даже… а мотивацией, только мотивацией. Дурацкие законы… Но я сумел воспользоваться ими. Я создал тебя, Клара. Я сделал тебя — свою Даму. Потому что ты была мне нужна.
Он наконец-то разжал пальцы. На полированной дубовой спинке осталась вмятина. Он обошел кресло и сел, закинув ногу на ногу; правый его башмак оказался при этом в луче, падавшем из окна, и я зажмурилась от солнечного блеска на металлических пластинах.
— А ты никогда не задумывалась… о неведомом? О жизни?
— Задумывалась.
— И о чем ты думала?
— О том, как мы будем жить рядом — год за годом. И каждый день загадывать друг другу загадки. И никогда не познаем друг друга полностью… но умрем счастливые и старые, в один день.
Я перебирала слова, как перебирают побитые молью вещи из старого сундука.
— А ты никогда не думала — что это за мир, в котором ты живешь? Откуда ты взялась? Кто твои родители… или твой инженер?
Я медленно подняла руку к затылку. К тому месту, где всегда запинался гребень.
— Во-от, — пробормотал Аманесер, наблюдая за мной. — Я твой инженер, Клара. Я создал тебя, чтобы ты меня ждала. Чтобы смотрела на дорогу. Чтобы ставила свечку на окно. А больше ты ничего не можешь — только вышивать и ждать, сколько понадобится. И любить меня — на расстоянии.
— Неправда, — тихо сказала я.
— Этот мальчик, твой невинный обожатель… Ты ведь так и не осмелилась его полюбить.
— Я ждала…
— Конечно. Потому что я запрограммировал тебя на ожидание.
— Аманесер, — прошептала я. — Подними забрало.
— Зачем? Я ужасно выгляжу с человеческой точки зрения, Клара, и ты напрасно хочешь посмотреть мне в глаза — у меня нет глаз… А совесть — совесть у меня есть. Я не оставлю тебя в этом мире одну. Не брошу в мире, где по дорогам бродят пространственные аномалии… комки плазмы… в лучшем случае бомбы, замаскированные под людей. Где процветает так называемое колдовство, а киборги обмениваются чипами, словно сплетнями. Это умирающий мир, Клара, я так счастлив, что могу отсюда выбраться… благодаря тебе.
— Ты, — медленно сказала я, — возьмешь меня с собой?
— Взял бы. Но «Тэмма» одноместная.
Сделалось тихо. За окном журчал фонтан.
— Я мог бы взять твой чип, — сказал Аманесер.
Я покачала головой.
— И я тоже так думаю, — согласился он. — Твой чип без твоей красоты…
Он шевельнул железным башмаком. По комнате запрыгали солнечные зайчики — по гобеленам, по блюдам на полках, по старинному оружию…
— Я люблю тебя, — тихо сказала я.
— Разумеется. Потому что в тебе прошита необходимость меня любить.
— Это неправда.
— Ты никогда не анализировала чипы в машине?
Я вспомнила Синко.
— Кстати, — судя по голосу, Аманесер улыбнулся, — это была отличная идея… Заставить Синко допрограммировать того большого железного кобеля. Донна Фуэнте теперь нескоро вернется в большую игру…
Я молчала.
— Прости меня, Клара, — сказал он другим голосом, очень печально и мягко. — Я ухожу — и не оставлю тебя здесь. И взять с собой не могу тоже. Прости, любимая.
И он поднялся — легко, не скрежетнув ни одним суставом.
Я встала в ту же секунду. Отошла за спинку кресла — так, чтобы пятьдесят килограммов мореного дуба оказались между мною и моим рыцарем.
— Ну что, — спросил он невесело, — будем играть в кошки-мышки? Дай хоть поцеловать тебя… на прощание.
— Аманесер, — сказала я, отступая. — Уходи.
— Как ты останешься? С кем ты останешься? Пока я странствовал — посылал тебе ресурсы… Ты никогда не думала, за счет какой энергии существует усадьба? А слуги? Ты не смогла бы содержать их — неделя-другая, и все. Ты остаешься одна, без средств, без защиты… Хочешь встретить ночью в темном поле моховую звезду?
Я искала путь к отступлению. Споткнулась о складку ковра и едва не упала.
Аманесер шагнул — рывком приблизился ко мне:
— Бомбы взрываются все чаще. Колдуны наглеют. Ты хочешь стать рабыней какого-нибудь слюнявого старикашки со звездами на колпаке?
— Уходи!
Я бросилась бежать.
Из комнаты в комнату, по коридору, по лестнице вверх. Мимо портьеры налево; здесь должна была быть маленькая дверь, но ее не было. Я ошиблась. Мне следовало повернуть направо.
Аманесер стоял в дверях. Он даже не запыхался. Что я говорю — он вообще не дышал.
— Клара, прости меня, идиота. Мне не следовало тебе все это рассказывать… Надо было сделать так, чтобы ты не проснулась. Сегодня утром… с улыбкой на губах. Прости, я мало разбираюсь в человеческой психологии. До сих пор до обидного мало. Я думал, ты поймешь.
Я вжалась спиной в стену. Мне некуда было отступать.
— Закрой глаза, — тихо предложил Аманесер.
— Если ты… мало разбираешься… в психологии, — я говорила с трудом, но все-таки говорила, и каждое слово оттягивало мою смерть.
— Как… ты смог… меня?
— Но ты ведь тоже управлялась с машиной, не понимая принципа ее работы! — он, кажется, удивлялся, как можно не понимать таких простых вещей. — Я использовал готовые блоки… получилось хорошо. Даже лучше, чем надо. Закрой глаза. Пожалуйста.
— Н-нет, — я помотала головой.
— Прощай, — сказал он отрывисто. Рука в металлической перчатке поднялась, поймав солнечный блик. Аманесер шагнул ко мне.
Что-то мелькнуло у него за спиной.
Раздался грохот. Аманесер прервал направленное на меня движение и медленно обернулся. В проеме за его спиной стоял Диего.
Он был, как клубника в сметане, белый и красный одновременно. На щеках его расползались пятна; темные волосы прилипли ко лбу. Он весь был горячий, как в лихорадке, но глаза оставались холодными. Глаза воина.
В руках у него был пастушеский посох. Простое дерево. Даже и не дуб.
— Ты свободен, — сказал Аманесер. Может быть, он решил, что Диего запрограммирован. А может, у него просто была привычка — обращаться ко всем ненужным с простой освобождающей формулой.
Диего мотнул лохматой головой:
— Н-нет. Я связан клятвой. Защищайся!
И ударил его посохом в железную грудь. Аманесер пошатнулся от удара, но легко обрел равновесие. Перехватил посох, вырвал из рук Диего и переломил о колено:
— Беги. Ты еще можешь спастись. Дурак.
— Именем донны Клары, — сказал обезоруженный Диего, — я вызываю тебя на поединок. Здесь! Сейчас! Защищайся!
Аманесер потянулся к нему железной рукой, но Диего ускользнул. Аманесер схватился за пояс, но на нем не было меча.
— Мальчик, а ты знаешь, что она киборг? Что единственная ее функция ждать? Она не умеет любить того, кто рядом!
Диего улыбнулся. Самый храбрый человек испугался бы при виде этой улыбки:
Диего улыбнулся. Самый храбрый человек испугался бы при виде этой улыбки:
— Значит, я уеду, и она будет ждать меня. Меня, а не тебя!
И снова вывернувшись из-под удара, он подхватил сосновый табурет и швырнул Аманесеру в голову. Аманесер уклонился. Табурет разбился о стену. Посыпались обломки.
— Аманесер! — крикнула я, прижимаясь спиной к гобелену. — Он прав! Просто уйди и дай нам жить! Просто уйди!
Аманесер шел к Диего, и мне страшно было смотреть, как он идет.
— Стой! — я запустила ему в спину подвернувшейся под руку вазой; ваза рассыпалась черепками, рыцарь даже не оглянулся.
Диего отступал. По коридору, по лестнице вниз — в гостиную. Здесь он сорвал со стены боевой топор, Аманесер просто взял свой меч, оставленный у камина.
Они стояли друг против друга — тощий Диего в кожаных штанах и полотняной рубахе, неудачливый оруженосец побежденного рыцаря. И Аманесер, железная гора, победитель сотен рыцарей и как минимум одного великана. Победитель некроманта дона Сура.
Я рванулась вперед. Не затем, чтобы остановить их — я не переоценивала своих сил. Для того, чтобы быть рядом.
Диего шагнул вперед, занося топор. В его движении не было сноровки, одна только решимость победить.
Аманесер уклонился от удара и взмахнул мечом. Диего должен был напороться на него, как жук на булавку, но каким-то чудом успел вывернуться. Меч оцарапал ему плечо, обливаясь кровью, Диего неуклюже взмахнул топором…
И встретился со мной глазами.
* * *Уехал славный рыцарь мой…
Я жду его и каждый вечер оставляю свечку на окне.
У меня нет больше дома, полного слуг, нет кружевной мантильи и фонтана во внутреннем дворике. Я живу в лачуге и сама дою двух белых мутноглазых коз. Молоко и кукурузные лепешки — не так уж мало, каждое утро я умываюсь колодезной водой и жду. Я буду ждать, сколько понадобится.
Иногда ночью я выхожу поглядеть на звезды. Звезда Тэмма подмигивает мне, будто что-то обещая. Тогда мне становится страшно, и ночью приходят кошмары: я вижу, как железная фигура медленно валится на бок. Как падает меч. Как бьют по воздуху стальные пластинчатые руки, как скребут по полу шпоры, как раскатываются крохотные шестеренки и летят, поджигая край скатерти, синие искры.
Но чаще я вижу другие сны. В них легко и радостно, поют птицы и цветет апельсиновая роща. И к покосившимся воротам подъезжает мой рыцарь — глаза его сияют, и к высокому белому лбу прилипли темные прядки волос.
Я знаю, что однажды так будет.
Я жду.