Павлик еще очень юн. Его представления о будущем трогают своей скромностью. Подружившись с дочерью старого рабочего Баглия — Галей, заменившей в семье умершую мать, он видит себя хозяином маленького домика, в котором живет вместе с Галей, такой же спокойной и трудолюбивой, как он сам.
Мы расстаемся с Павликом на пороге новых и важных событий в его судьбе. Он начинает учиться в школе фабзавуча и вступает в комсомол. Впрочем, расстаемся на время. В романе «Алексей Гайдаш» Павлик появляется снова. Он по-прежнему самозабвенно трудится. Восстанавливается очередная домна, и он работает несколько смен подряд. Принципиально важным представляется эпизод, в котором Горбатов сводит своих героев вместе. Алексей, еще секретарь окружкома, присутствует на комсомольском техническом совещании, где обсуждается вопрос о том, как наладить технологический процесс в связи с переходом на непрерывную рабочую неделю. Гайдашу становится страшно: он убеждается, что отстал от жизни, ибо не понимает, о чем идет речь. И когда его просят выступить, он ничего не может сказать по существу, отделываясь общими фразами. Но вот выступает Павлик. Он неопытный оратор и говорит сначала тихо, путаясь в словах, потом все уверенней и громче. «Он рос на глазах Алеши. Удивительная ясность была в речи молодого слесаря. Завод дышал в его словах, мерно и непрерывно, бесперебойно работали цехи». «Умница!» — оценивает его один из слушателей, старый инженер.
«Мое поколение» — книга, написанная от всего сердца. Лирико-романтическое начало придает авторскому повествованию особую задушевность и приподнятость. Нельзя сказать, что книга свободна от недостатков. Горбатов не смог добиться в ней композиционной стройности. Отдельным персонажам (например, «актеру» Вальке Бакинскому) присуща некоторая заданность, но писателю удалось главное: рассказать о людях своего поколения, о том нелегком и прекрасном времени, которое формировало их.
В конце 30-х годов Горбатов работает над своей самой любимой, по его признанию, книгой — «Обыкновенная Арктика».
30-е годы — годы бурного освоения советского Севера. Прокладывался Северный морской путь, сооружались новые порты, разведывались подземные богатства, строились поселки для зимовщиков. Полярные летчики своими рейсами сокращали расстояния между отдаленными точками Крайнего Севера.
В 1935 году по заданию «Правды» Горбатов на самолете Героя Советского Союза В. Молокова летит на далекий Диксон. Высадив пассажира, Молоков полетел дальше. Предполагалось, что он заберет корреспондента на обратном пути. Но на соседней зимовке заболел человек, и его требовалось доставить на Большую землю. Место же на самолете было только одно. Горбатов без колебаний уступил его больному, а сам остался на Диксоне.
Шесть месяцев, с марта по сентябрь, прожил писатель вместе с зимовщиками как равноправный член их коллектива, деля с ними все тяготы и радости. Его корреспонденции, передававшиеся по радио, регулярно появлялись на страницах «Правды». В собрании сочинений Горбатова они объединены под общим заголовком «Зимовка на Диксоне. 1936 год».
В следующем году писатель принимает участие в уникальном перелете того же Молокова по трассе Северного морского пути. Перелет длился два месяца. Подводя его итоги, Горбатов пишет: «...нельзя придумать такого вида деятельности на Севере, который не открылся бы перед нами во время перелета».
Увиденное и пережитое требовало художественного воплощения, и в 1937 — 1939 годах Горбатов публикует в периодической печати цикл рассказов о людях, осваивавших наш Север. В 1940 году эти рассказы составили книгу «Обыкновенная Арктика». Само название книги — острополемическое. Какой представлялась Арктика человеку, знавшему о ней понаслышке или по книгам писателей начала века? Примерно такой, как ее описывает молодой инструктор Таймыртреста в рассказе «Карпухин с Полыньи»: «...страшной, цинготной, бредовой, с волчьими законами, драмами на зимовках, испуганными выстрелами, глухими убийствами в ночи, с безумием одиночества, с одинокой гибелью среди белого безмолвия пустыни, с мрачным произволом торговца, с пьяными оргиями на факториях, с издевательствами над беспомощными мирными чукчами, с грабежом, насилием, бездельем, одурением и отупением...» Да ведь она и была совсем недавно на самом деле такой. Среди персонажей «Обыкновенной Арктики» нет-нет да я попадаются люди, пытающиеся жить по старым законам. Это злобствующий старик Карпухин, нещадно эксплуатирующий своего напарника Сёмку, ненавидящий все новое, что преображает облик патриархального Севера («Карпухин с Полыньи»). Это бывший председатель исполкома, а ныне заведующий далекой факторией Тихон Петрович, бездельник и пьяница с замашками старорежимного купца, бессовестно обирающий ненцев («Торговец Лобас»). Это анархиствующий, своевольный Степан Грохот, бродяга и авантюрист, равнодушный к общему делу, противопоставляющий себя коллективу («Суд над Степаном Грохотом»).
Крайний Север издавна славился своей экзотикой. «Я за экзотику, но понимаю ее иначе, — пишет Горбатов. — Льды и белые медведи в Арктике — разве это экзотика? Кто же не знает, что в Арктике водятся медведи? А вот что там есть трактор, дойная корова, свиная ферма, — об этой экзотике, пожалуй, многие не знают». «Обыкновенная Арктика», в понимании Горбатова, — это новый, преображающийся на глазах край. И первая примета его обновления — люди: обыкновенные и в то же время такие необычные.
Какие же качества являются в них определяющими? Сознание своей причастности к трудному, но необходимому для Родины делу, чувство коллективизма, душевная щедрость. Герой рассказа «Большая вода», открывающего книгу, бобыль дядя Терень скромно считает себя на Севере «человеком пришлым, временным», хоть и живет здесь уже тринадцать лет. И каждый год ранней весной, до наступления большой воды, он совершает долгий и нелегкий путь в полтораста километров, чтобы по дороге навестить живущих в тундре людей и, придя на Диксон, выполнить их поручения — отправить радиограммы родным и близким, сделать необходимые покупки, узнать новости. И все это — совершенно бескорыстно, по велению сердца.
Сродни дяде Тереню и старый боцман из рассказа «Боцман с «Громобоя». Ему уже за шестьдесят. Он свое отплавал. Весельчак и балагур, он становится добровольной «медсестрой» в больнице на Диксоне, потому что его шутки поднимают настроение больным и помогают им выздороветь.
Сорокасемилетний Федор, в прошлом золотоискатель, перекати-поле, став одним из строителей Северного порта, впервые задумывается всерьез над своей жизнью и принимает непростое для себя решение: во имя интересов коллектива строителей порвать со своим старым другом, которому наплевать на все, кроме собственной амбиции. («Суд над Степаном Грохотом»).
Нельзя не восхищаться профессиональным мастерством и человеческим мужеством доктора Сергея Матвеевича («Роды на Огуречной Земле»). Рисуя его внешний облик, его повседневное поведение, писатель подчеркивает его кажущуюся заурядность. Но этот «обыкновенный, прозаический врач» «с большими красными руками, с брюшком под халатом, с запахом карболки и йода» вырастает едва ли не в сказочного героя, когда по радио уверенно руководит своим молодым и недостаточно опытным коллегой, принимающим трудные роды на далеком полярном острове.
Голубоглазая «учителка» Таня («Поединок») не хочет оставить своих учеников на далеком чукотском стойбище и еще на год откладывает свою свадьбу с любимым человеком.
Бывший беспризорник Костя Лобас («Торговец Лобас»), нанявшийся приказчиком на факторию, заброшенную в Хагангской тундре, не может мириться с беззастенчивым ограблением ненецких охотников, которое учиняет заведующий факторией. Костя вступает в единоборство с ним и, рискуя жизнью, добивается восстановления справедливости.
Новое властно вторгается в жизнь советского Севера. В ряде рассказов Горбатов показывает, как разительно изменились условия существования, а вместе с ними и психология коренного населения Арктики. Программным среди них является рассказ «Возвращение Сатанау». Напомним читателям содержание известного рассказа Джека Лондона «Нам-Бок — лжец», Горбатов далее как бы переосмысливает ситуацию этого произведения в новых условиях. Так же, как эскимос Нам-Бок, чукча Сатанау после долгих скитаний по Америке возвращается в родное селение и рассказывает землякам о чудесах, которые он видел на чужбине. И если слушатели Нам-Бока никак не могут поверить в существование железного дома без весел, плывущего по морю, или зверя, которого кормят камнями, а он за это возит людей по земле, объявляют рассказчика лжецом и изгоняют с позором из своего селения, то реакция земляков на аналогичный рассказ Сатанау совсем другая. За десять лет его отсутствия жизнь чукчей настолько изменилась, что его описания самолета, паровоза, кино, радио, патефона никого не удивляют. Все это в той или иной степени уже вошло в быт его народа. Зато никто не может поверить тому, что в краю, где скитался их земляк, «здоровому нет работы». И Сатанау, прослыв лжецом, вынужден покинуть свой народ.
Подлинные факты легли в основу рассказа «Таян-начальник». Это история освоения острова Врангеля и одновременно история молодого эскимоса Таяна, который вместе со своим племенем согласился переселиться из бухты Провидения на неведомый остров и там обрел свое счастье. Выступая на торжестве в честь десятилетия со дня высадки на остров, Таян с уважением говорит о русских большевиках, которые сделали из него человека: «Был темный Таян и всего боялся... Теперь никого не боится Таян...»
Да, в Арктике многое изменилось усилиями советских людей. Дикий некогда край стремительно преображается. Возрождаются к жизни малые северные народы, спасенные Советской властью от неизбежного вымирания. Писатель рассказывает об этом с нескрываемым восхищением.
И в то же время он постоянно подчеркивает, что освоение Арктики — дело нелегкое, требующее огромных усилий и незаурядного мужества. Видимо, не случайно Горбатов завершает свою книгу рассказом об испытании, выпавшем на долю геологоразведочной партии профессора Старова. Группа из трех человек попадает в отчаянное положение. Нет горючего, вездеход стал. Кончилось и продовольствие. Однако ни старый профессор, ни его молодые спутники не падают духом. Они из последних сил идут вперед и бережно хранят бутылочку с нефтью, богатое месторождение которой только что открыли. Они не знают, вернутся ля на базу, но твердо верят, что их усилия не пропадут даром: «Здесь будут шуметь города...» Так и озаглавил Горбатов рассказ, завершающий книгу.
«Обыкновенная Арктика» — этапное произведение в творческом развитии писателя. Разнообразие и психологическая достоверность представленных в нем характеров, запоминающиеся картины суровой северной природы, обращение к различным формам повествования при ясно выраженной авторской позиции, свободное использование различных стилевых приемов — все это говорит о дальнейшем развитии его таланта. Написав свою книгу, Горбатов стал одним из первопроходцев в разработке темы советского Севера и шире — жизни советских окраин. Успешно начатое им продолжили уже после войны Т. Семушкин, Н. Шундик, Ю. Рытхэу, В. Санги и другие писатели.
Война не застала Б. Горбатова врасплох. После службы в горнострелковом полку, где он получил первоначальную армейскую закалку и звание командира взвода, он систематически совершенствовал свою военную выучку. Летом 1938 года он с отличием окончил курсы командиров запаса и был аттестован на должность командира батальона. Через год в качестве помощника начальника штаба полка по разведке совершил поход в Западную Белоруссию. Зимой 1939 года участвовал в боях на Карельском перешейке и в прорыве линии Маннергейма.
Нужно ли удивляться, что армейская тема широко представлена в его творчестве конца 30-х годов. Кроме упоминавшегося незавершенного романа «Алексей Гайдаш», это ряд газетных очерков и киносценарии «Политрук Колыванов» (написан в соавторстве с И. Вершининым) и «Три дня». Их общее настроение, которое было характерно и для многих произведений писателей предвоенного времени, можно выразить словами известной песни тех лет:
Если завтра война, если завтра в поход, —
Будь сегодня к походу готов.
С первых дней Великой Отечественной войны Горбатов на фронте. Его боевой путь прошел сначала от Черновиц до Туапсе, а затем от Туапсе до самого Берлина. Начал войну он в редакции армейской газеты Южного фронта «Во славу Родины», а закончил корреспондентом «Правды». Его очерки, статьи, корреспонденции, публиковавшиеся во фронтовой и центральной печати, представляют сегодня живую летопись подвига народа. Но особое место в литературе военных лет заняли его «Письма к товарищу», «Рассказы о солдатской душе», повести «Алексей Куликов, боец» и «Непокоренные».
В этих произведениях реализуется сложившееся у Горбатова перед самой войной представление о том, какой должна быть наша литература. «Это — как патроны, как хлеб, как знамя в бою».
«Я принадлежу к числу людей, считающих вершиной публицистики военных лет «Письма к товарищу» Бориса Горбатова», — признавался К. Симонов. И с ним нельзя не согласиться. Большинство из них написано до июля 1942 года, в самое трудное для нас время. Первые четыре письма под общим заголовком «Родина» датированы сентябрем 1941 года, последнее — сентябрем 1944 года. 20 писем — это лирико-публицистические монологи, обращенные к сердцу каждого воина. Секрет их огромной популярности на фронте раскрыл тот же К. Симонов: «Эти письма написаны с тою самой большой мерою любви к Родине, когда человек начинает говорить о ней очень просто, совсем просто... Они написаны с той предельной верой в силу и мужество человека, когда можно заплакать с горя, не стыдясь слез и не чувствуя себя слабым, когда глубокая тень скорби не лишает солдатские лица выражения бесповоротной решимости.
«Письма к товарищу» искренни до предела в их горьком раздумье над трагичностью всего происходящего, но они также искренни до предела в своей безоговорочной вере в победу»
Наряду с «Письмами к товарищу « широкое признание читателей-фронтовиков получила и небольшая повесть Горбатова «Алексей Куликов, боец». Осенью 1942 года она была напечатана в «Правде» и после этого неоднократно переиздавалась.
Повесть состоит из шести главок-рассказов, каждая из которых раскрывает очередной этап эволюции героя, пензенского крестьянина: «Алексей Куликов побеждает смерть в своей душе», «Алексей Куликов приходит в ярость», «Алексей Куликов становится воином», «Алексей Куликов убивает предателя». «Алексей Куликов вступает в партию», «Алексей Куликов дерется на перевале». Адресуя повесть в первую очередь рядовому солдату, Горбатов старается писать предельно просто, обращается к народному языку, при случае использует приемы сказовой речи. При этом простота не переходит у писателя в упрощенность. Патетика не выглядит ходульной. Сочетание драматического и комического не просто оживляет повествование, но способствует более глубокому и точному раскрытию характеров.
Алексей Куликов — одна из первых в советской литературе попыток создания образа солдата Великой Отечественной войны. И попытка удачная прежде всего потому, что писатель сумел органически соединить черты русского национального характера с теми замечательными качествами, которые были сформированы в нем в условиях советской действительности. Конечно, Василий Теркин А. Твардовского, Егор Дремов А. Толстого, Лопахин М. Шолохова — образы более значительные. «Но не нужно забывать, — справедливо замечает исследователь творчества Горбатова Г. Колесникова, — что Алексей Куликов был их предшественником»[1].
«Рассказы о солдатской душе» создавались также в трудные месяцы отступления. Написанные по горячим следам событий, не все они художественно равноценны. Иные («Лейтенант Леонтий Дергач и его рота», «Дезертир») страдают декларативностью, шаблонны. Но в лучших — перед нами воины, не растерявшие в суровых испытаниях богатство своей души. Таков хмурый, молчаливый командир казачьего полка Дорошенко («Возвращение»), который не может избавиться от чувства вины за поражения и неудачи, пережитые армией в первые месяцы войны. Таковы Никита Шандор и Иван Винокуров («Партийный билет»). Попав в окружение, «они сохранили жизнь и не потеряли чести... Сквозь огонь, воду и вражье кольцо они пронесли свои партийные билеты, не запятнав их изменой».
Комиссар батальона Алексей («Власть») живо напоминает нам Алешу Гайдаша. В ребяческие годы он так же, как и Алеша, собирал друзей на пустыре и кричал: «Митинг открыт! Пролетарские дети всех стран, объединяйтесь!» Он прошел путь «профессионального революционера» от пионервожатого до секретаря горкома партии. И вот, привыкший руководить людьми, знающий свою власть над ними, он не может поднять бойцов в атаку. Не может до тех пор, пока не находит единственно верного решения:
«Он поднялся во весь рост и закричал:
— Вперед! В ком совесть есть, вперед! За Родину!
И, не оглядываясь, побежал вперед. Один».
Алексей ощутил в этот момент и высоту своей власти, и ее пределы. Он понял, что власть действенна лишь тогда, когда она выражает чаяния народа.
И все-таки главной книгой Горбатова военных лет стала повесть «Непокоренные». Она появилась в 1943 году, тогда, когда наступил коренной перелом в ходе войны, когда, после победы под Сталинградом, наши войска, начав свое неудержимое наступление, освободили Северный Кавказ, а затем и родину писателя — Донбасс. Среди воинов-освободителей был и Горбатов.
Первая часть «Непокоренных» опубликована в майских номерах «Правды», а вторая — в сентябрьских. В этом же году повесть вышла полумиллионным тиражом в Гослитиздате. С тех пор она многократно переиздавалась не только у нас, но и за рубежом.
Сам Горбатов не был доволен своей книгой: «Я написал ее быстро, и поэтому вышла она «сырой». Действительно, повесть была написана быстро, но вызревала в сознании писателя исподволь, постепенно. Мотивы и образы, получившие развитие в ней, мы находим и в «Письмах к товарищу» (образ Игната Несогласного), и в «Рассказах о солдатской душе» («Дезертир»). После освобождения Ворошиловграда, в феврале 1943 года, Горбатов, потрясенный увиденным, ходил по знакомым домам, расспрашивая, как жил город «под немцам». Многое рассказал ему и руководитель ворошиловградского подполья Степан Емельянович Стеценко, ставший прототипом одного из героев «Непокоренных».