— Вы с ним знакомы?
Она покачала головой. — Почти что нет. Но о его игривом характере знаю не понаслышке.
— Неужели он с вами заигрывал? Не обратил внимание на вашу ориентацию? — увидев ошарашенный взгляд Кристен, Марти хотела забрать свои слова обратно. — Простите… я ужасно бесцеремонна… — она понизила голос. — Или вы скрываете это? — она с облегчением заметила, что собеседница усмехнулась.
— Скрываюсь? Вряд ли.
Марти засмеялась:
— Но он приставал к вам?
— Да. Но я думаю, многие догадываются о моей ориентации, — Кристи положила локти на стол. — Правда, до сих пор никто не спрашивал.
— По вам это не заметно, я просто предположила. Я имею в виду, что вы не подходите под стереотипы, — сказала Марти. Нет, по внешнему виду она бы не догадалась, что Кристен Бейли была лесбиянкой. Ее волосы не были слишком короткими, она не носила мужскую одежду. Хотя и слишком женственной она не выглядела. Черные брюки и мокасины, обычные часы — не золотые и не серебряные, на простом кожаном ремешке. Не носила никаких украшений — даже сережек. И на лице, как и в прошлый раз — только едва заметный намек на косметику.
— Некоторое время назад я писала статью о проблеме дискриминации, и брала интервью у множества женщин-полицейских, — объяснила Марти. — И обнаружила, что есть некоторые различия в том, как ведут себя полицейские традиционной и нетрадиционной ориентации. Надеюсь, я не оскорбила вас?
— Нет, нисколько.
— А что вы имели в виду, когда сказали «никто не спрашивал»? Обычно ведь коллеги интересуются…
— Я здесь чужак. Не местный житель. Я приехала из Хьюстона и получила эту работу благодаря своему капитану, который подергал за некоторые ниточки, — она пожала плечами. — Так что со мной тут мало кто общается. Даже по службе, — она улыбнулась. — Обычно я получаю небольшие персональные задания, вроде этого. Последить за любопытными репортерами.
Теперь любопытство Марти было задето. И она сделала то, что всегда начинала делать в таком случае. Она стала задавать вопросы.
— Почему вы приехали сюда из Хьюстона? — ей показалось, что детектив не ответит, но через несколько секунд она заговорила.
— Один мой родственник болен. И я вынуждена находиться здесь.
— Что…
— Как видите, ничего интересного. А теперь расскажите, что вы сказали лейтенанту Маршу?
Марти подавила свой репортерский инстинкт и решила отложить свои расспросы до более подходящего времени. И вернула свои мысли к рассматриваемому делу и тому, что именно она соврала лейтенанту.
— Со мной связалась Кесаро Ромеро, сестра убитого. Она прочитала мою книгу и подумала…
— Что за книга?
Марти небрежно взмахнула рукой:
— Ничего особенного, правда. Я выбрала несколько нераскрытых дел, которые мне удалось расследовать, и собрала их в одно детективное повествование. Это было достаточно успешно, в своем роде, но не мейнстрим. Я думаю, что единственной причиной, по которой Кесара это прочитала, было то самое дело. Из-за него моя книга стала для нее чем-то личным.
— Она сейчас здесь, в Браунсвилле?
— Нет, она сейчас живет в Сан-Антонио. Мы три-четыре раза беседовали по телефону. Она по сей день отрицает, что ее брат мог входить в банду. Так что, она убедила меня, что полиция пошла самым простым путем и выдвинула версию с «бандами», чтобы закрыть дело.
— Но ведь лейтенанту вы этого не говорили?
— О сестре я точно не упоминала. Я сразу поняла, что он недоволен моим присутствием здесь, и постаралась представить все как можно более безобидно. Сказала, что пишу книгу о подростковых бандах и среди прочих случаев наткнулась на это дело. Я также сказала ему, что вероятно, в книгу войдет крайне сжатая информация о деле, чтобы сократить объем.
— Значит, вы сейчас пишете вторую книгу?
Марти покачала головой:
— Нет. Может быть, когда-нибудь позже, но не сейчас. Я только собираю материал. Просто поговорив с его сестрой и услышав, насколько она убеждена в том, что убийство не связано с бандами… в общем, мне стало интересно. И теперь, после первого знакомства с материалами, я вижу, что расследование этого преступления было едва начато. Я не обвиняю ни вас, ни ваше полицейское управление, но очевидно, что в этом случае были продемонстрированы как минимум некомпетентность и пренебрежение. А как максимум — укрывательство преступника.
Марти была немного удивлена, что Кристен ничего не ответила не это. Фактически, детектив только кивнула, соглашаясь.
— Коробка с вещдоками была вскрыта, — сказала Кристен после паузы. Не увидев удивления на лице Марти, она приподняла бровь:
— Вы знали об этом?
— Я догадалась, — ответила она. — В коробке кое-чего недоставало.
— Печать, которую я наложила вчера, была вскрыта, а потом снова заклеена.
— В коробке была одна вещь. Стеклянное пресс-папье с фигуркой скорпиона, вплавленной внутрь — его нашли на месте преступления. Вчера вечером я кое-что узнала о нем. Это или смертельная подпись одного из наркобаронов, или уловка, мистификация, — она посмотрела на Кристен. — А сегодня утром его в коробке уже не было.
— Что вы имеете в виду под мистификацией?
— В интернете есть информация, датированная 30-летней и еще большей давностью, об изображениях скорпиона, оставляемых на месте убийств. Стеклянное пресс-папье фигурирует только в данных за последние 10–11 лет. А до этого были пластмассовые скорпионы, бумажные скорпионы, и тому подобное.
Возможный признак мистификации — в том, что я не смогла найти ни одного упоминания о символе-скорпионе ни в одном полицейском отчете, ни в одном городе штата. Ни одного упоминания вообще.
Кристен смяла салфетку и бросила ее на стол:
— И какой вывод вы можете сделать из этого убийства?
— Что вы имеете в виду?
— Ну, я о том способе, который вы описали… глаза, язык — это больше похоже на ритуальное убийство, чем на бандитское. Глаза — значит, он видел что-то, чего не должен был. Язык — чтобы не говорил об этом.
Марти кивнула. Она задумывалась над такой версией.
— Да, и это делает еще более правдоподобной версию с наркокартелем, — она чуть склонилась к собеседнице. — А что известно о здешних бандах?
— Как я уже говорила, я не вполне в курсе текущих дел полиции. Но скорее всего, у них не слишком большие проблемы с бандами. Не больше и не меньше, чем в любом небольшом городе с низким экономическим статусом, вроде Браунсвилля.
— Что это значит?
— Это довольно бедный город. Хотя здесь и есть университет, образовательный уровень жителей низкий. Хорошо оплачиваемых рабочих мест здесь немного, и уровень безработицы выше, чем в среднем по стране.
— Подходящая среда для молодых бунтарей, ищущих признания.
— Да.
— В том числе наркотики…
— Вы имеете в виду наркотрафик?
— И это тоже.
Кристен кивнула:
— Это одна из версий в нашем деле, — она сложила пустые корзинки на столе одну в одну.
— Я не читала документов по делу, так что мне пока трудно сформулировать мнение — является официальная версия прикрытием или нет.
— Я понимаю. Но позвольте мне спросить кое-что. Раз уж ваш лейтенант поручил вам следить за мной, сомневаюсь, что он имел в виду ваше участие в таком обсуждении. Вы делаете это, противореча его приказу? Или это такой тонкий способ получить больше информации?
— Несмотря на то, что он хотел бы знать каждую вашу мысль и каждое ваше действие по поводу этого дела, я не разделяю его позицию. Нераскрытое дело — это нераскрытое дело, и любая помощь со стороны способствует нахождению верного решения. Частные расследования — это благословение, а не проклятие. Так что… я не шпионю за вами. Я скорее удовлетворяю собственное любопытство.
— А что вы скажете, когда он спросит, что вам удалось выяснить?
— Скажу ему, что вы не слишком разговорчивы. Но конечно, я должна буду сопровождать вас каждый раз, когда вы захотите с кем-то встретиться для разговора об этом деле.
— А что если я откажусь от полицейского эскорта?
— Но вы ведь не откажетесь. Потому что вам тоже важно знать, что затевает лейтенант. И если вы откажетесь от сотрудничества со мной, у вас не будет источника полицейской информации.
Марти улыбнулась:
— Вы ему не доверяете, не так ли?
— Совершенно.
— Тогда почему вы все еще работаете здесь? — ее вопрос был встречен тишиной и пустым взглядом. Пристальный взгляд Марти не дрогнул; детектив первой вздохнула и отвела глаза.
От молчания их отвлекла стайка чаек, прилетевших с моря в сторону кафе и рассевшихся на рекламных вывесках. Марти посмотрела на ту птицу, которая приземлилась рядом с их столиком.
— Я давно не бывала на побережье, — сказала она. — Здесь очень приятно.
— Да, тепло. Хотя летом будет душно и жарко, даже бриз не спасает.
— Да, тепло. Хотя летом будет душно и жарко, даже бриз не спасает.
Марти снова встретилась глазами с Кристен:
— Извините. Я журналист. Моя работа — задавать вопросы. Я не хотела совать нос в то, что меня не касается.
Детектив просто пожала плечами и встала, собрав мусор со стола в корзинки:
— Наверное, пора вернуться в город?
Марти последовала за ней, подхватив тему:
— Я бы хотела сегодня поговорить с матерью убитого. Как думаете, это возможно?
— Вы с ней созванивались?
— Нет, но Кесара сказала, что она не работает. Она должна быть дома.
Глава 8
Бейли вела машину вниз по 48-му шоссе — назад в Браунсвилль. Хоть у нее и не было причин не доверять Марти Эдвардс, Бейли решила оставить свои мысли при себе. Но от всего того, что описала журналистка, от сломанной пломбы на коробке и похищенной улики, сильно пахло укрывательством. Но этот случай не казался каким-то значимым… почему здесь потребовалось укрывательство?
— Вы на самом деле считаете, что в моем автомобиле были установлены жучки? — спросила Марти.
Бейли быстро взглянула на нее, и снова перевела взгляд на дорогу:
— Да, действительно, это странное предположение, что отделение полиции, захотело бы устроить слежку за журналистом. Но учитывая то, что лейтенант Марш отправил меня следить за вами, да и все то, что вы рассказали об этом случае, меня бы это уже не удивило.
Она выполнила разворот, выезжая на проселочную дорогу, ведущую в район Соутмост, где жила мать убитого.
— И не то чтобы я была параноиком, — продолжила она, — Просто я из первых рук знаю о том, что они так уже делали.
— Что вы имеете в виду?
— Когда я только начинала работать здесь, они были очень раздражены моим появлением. Я даже не подозревала, насколько они разозлились. У меня было чувство, что за мной следят; казалось, они знают все — что я сделала, куда я пошла, где пообедала, что купила в магазине. Примерно через шесть недель я не выдержала и купила комплект зачистки. Он способен обнаружить электронные наблюдательные устройства любого типа. Жучки в телефоне, в помещении, на одежде. Перехватывает и видеосигналы. В общем, настоящая аппаратура Джеймса Бонда.
— И что удалось обнаружить?
— Датчик слежения на автомобиле и несколько жучков в доме.
— И что дальше?
— Я их уничтожила.
— Здорово. И что сказал на это ваш лейтенант?
— Мы никогда об этом не говорили. Конечно, после того как я сломала эти устройства, они поняли, что я знаю о слежке. С того времени я больше ничего не находила, но недоверие между нами осталось.
— Не знаете, зачем им это было нужно?
— Нет. Они ведь ничего не знали обо мне, о моей профессиональной этике. Я тогда думала, что они считают, будто я недостаточно хороша для этой работы. В силовых структурах не так много женщин.
— А что вы думаете об этом теперь?
Бейли пожала плечами:
— Теперь я понятия не имею, что они имели в виду. — На самом деле, у нее появились кое-какие подозрения, но пока она не посчитала возможным поделиться ими с репортером.
Она свернула налево, на Соутмост-Роуд, вниз по улице, которая казалась скорее мексиканской, чем американской. Большинство рекламных вывесок здесь были на испанском языке, написанные от руки. Вдоль улицы одна за другой следовали частные лавочки — автомастерские, ателье, ресторанчики национальной кухни, продуктовые магазины, мясные лавки, прачечные, ломбарды. Между этими заведениями попадались небольшие каркасные дома с крошечными двориками и заборами, скрепленными цепями, у самой кромки узкого тротуара.
— Я думала, что они выставили во дворах товар на продажу, — сказала Марти. — Но эта одежда… они ее просто так сушат, да?
Бейли кивнула. Она уже привыкла к виду одежды, развешенной на заборах, где на плечиках, где просто так:
— У большинства этих людей нет стиральных машин и сушилок.
— Но ведь бытовая техника довольно дешевая, — сказала Марти. — Так почему же…
— Посмотрите на эти дома. Сомневаюсь, что у них есть электричество, необходимое для стиральных машин. Кроме того — так жили их матери, их бабушки… такая стирка — это просто их традиция. — Она притормозила у светофора.
— Какая улица нам нужна?
— Аламоза.
Два квартала спустя, Бейли свернула на улицу Аламоза. Дома здесь были немного побольше, хотя и не слишком.
— Это он, — сказала Марти, указывая на аккуратный деревянный каркасный домик, выкрашенный белой краской и выглядящий довольно новым.
Бейли припарковалась на обочине и заглушила двигатель:
— Вы говорите по-испански?
Марти покачала головой:
— Нет, а вы?
— Недостаточно хорошо, чтобы свободно разговаривать.
— Я даже не подумала, что она может не знать английского. По ее дочери этого не скажешь, она кажется очень образованной.
— Старшее поколение часто не владеет английским. — Бейли улыбнулась. — Или, по крайней мере, делают вид, — она вышла из машины.
— В документах сообщалось что-нибудь об участии в допросах переводчика?
— Нет.
Марти вслед за ней подошла к воротам и остановилась.
— Мы просто войдем, или как? Может быть, все же следовало сначала позвонить.
— Когда у них нет возможности подготовиться к разговору, больше шансов получить правдивые ответы, — сказала Бейли. — Или у вас другой подход к расследованию?
— Когда как, — она всмотрелась вглубь двора. — Как думаете, у нее есть собака?
— Нет, иначе она бы уже к нам выскочила.
Бейли открыла калитку и жестом позвала Марти за собой. Дворик был опрятным, ухоженным. Его украшали статуэтки святых возле невысоких скамеек, которые, казалось, были установлены совсем недавно.
Они подошли к входной двери, которая была приоткрыта для проветривания. Вход прикрывала только старая занавеска. Бейли громко постучала костяшками пальцев по деревянному косяку.
— Hola. Quien esta alli?
Бейли улыбнулась темнокожей женщине с седеющими волосами, схваченными в узел на затылке.
— Buenas tardes, — сказала она. — Komo esta?
— Estoy bien. Komo puedo ayudarle?
Бейли указала на Марти:
— Это Марти Эдвардс, репортер, — она обернулась к Марти. — Как зовут сестру?
Марти тоже улыбнулась женщине:
— Меня прислала Кесара. Пожалуйста, скажите, что вы говорите по-английски! Иначе наша беседа окажется слишком короткой.
— Si, si. Я знаю английский. Входите, входите. Она мне звонила. Вы журналистка, с которой она говорила о Карлосе, да?
— Да. Это я.
— А вы кто? — спросила она, глядя на Бейли.
— Она из полиции, — ответила Марти.
Женщина нахмурилась и покачала головой:
— La policia estupida, — она сплюнула. — Они ничего не сделали. И теперь прислали женщину? Que verguenza.
— Нет, нет. Просто детектив Бейли любезно согласилась сопровождать меня по городу. Она здесь неофициально.
Миссис Ромеро подозрительно взглянула на нее, и Бейли подумала, что лучше бы ей было остаться в машине. Она собиралась сказать, что уходит, когда женщина вдруг обратилась к ней:
— Вы знаете что-то о моем Карлосе?
— Нет, мэм, к сожалению ничего. Я недавно в Браунсвилле.
Женщина помедлила несколько секунд, и наконец сказала:
— Хорошо, входите.
— Gracias, — спокойно ответила Бейли и прошла внутрь дома.
— Вот мой Карлос, — сказала женщина, беря со стола фотографию в рамке — так, будто прикасалась к святыне. — Такой красивый мальчик, правда?
— О, да, мэм, — ответила Марти. Она посмотрела на фотографию, аккуратно поставила ее на стол. — Сколько наград! — оглянулась она на горделиво расставленные на полке кубки.
— Он так любил бейсбол. Когда он был маленьким, это было единственное, что он хотел делать — играть в бейсбол. Это была его мечта, — она села в старое кресло, указав гостям на такой же потрепанный диван.
— Проходите. Садитесь. Поговорим.
Марти села на край дивана и посмотрела на Бейли. Детектив проигнорировала приглашение сесть, и вместо этого подошла к столу. Внимательно рассмотрела фотографии мальчика в рамках и вырезку из газетной статьи, сообщающей о его убийстве. Всего пара абзацев.
— Кесара сказала, что он собирался поступать в институт, у него была стипендия? — сказала Марти.
— Да. Так и было. Стипендия была для местного университета. Но он хотел уехать из Браунсвилля, — миссис Ромеро печально покачала головой. — Я не хотела, чтобы мой мальчик уезжал, но это была его мечта, его жизнь, — она пожала плечами. — Что я могла сказать?
— Куда он собирался поехать?
Она улыбнулась:
— Хотел в большой колледж, в Остине. Но, конечно, мы не могли бы себе это позволить. У нас есть родственники в Сан-Антонио, и мы договорились, что он может пожить у них. Так что он поступил бы в университет там.