— Понимаете, там соседка, та, что продукты приносила… Сама тоже немолодая, но крепкая, и с головой у нее все в порядке. Она видела на шее Амалии след от веревки — такая багровая полоса…
— Странгуляционная борозда, — подсказал Старыгин, — вы… то есть она уверена?
— В том-то и дело, что нет! Они как вошли с другой соседкой — та сразу в обморок свалилась и к телу близко не подходила, а потом милиция приехала, и женщин вообще из квартиры выгнали.
— Ну, и что же милиция? — оживился Старыгин. — Уж они-то непременно должны были такую вещь заметить? Тем более что, насколько я знаю, дело не только в борозде. Вид у задушенного человека… как бы это поприличнее выразиться… не слишком приятный для глаз. Это мягко говоря.
— А они, когда в милицию звонили, сказали, что старушка умерла. Ну и приехали такие двое — один молодой совсем мальчишка, а второй с хорошего перепоя, сразу видно. Там соседка вторая сама квасит, так он как на нее дыхнул — она и закосела. Короче, не стали они дело открывать — умерла и умерла, а что вид страшный, то, говорят, патологоанатом разберется, что там и почему. А Мария Тимофеевна, соседка, тогда и подумала — что ей, больше всех надо, что ли? Человека ведь все равно не вернешь… Отдала технику из жилконторы ключи и к себе пошла — валерьянку пить.
Утром Славик приехал, потом мебель вывозить стали — она рассердилась, конечно, но кто соседку слушать станет? Вот она мне и рассказала все тихонько, да я не очень поверила. А теперь вот думаю — может, и правда…
— Не может быть! — Старыгин накрыл рукой Лизины тонкие пальцы. — Не может быть, чтобы человека убили из-за бумажки, пролежавшей в клавесине больше двухсот лет! Ну, Лиза, приободритесь, не думайте о плохом! Пойдемте, я вас домой провожу…
На прощание Старыгин дал Лизе все свои телефоны и сказал, что займется неизвестным гербом, как только у него выпадет свободная минутка.
Капитан Васильков не любил морги. Казалось бы, что тут странного — кто из нормальных граждан любит эти учреждения, где в коридорах на шатких лавках сидят мрачные люди, прислоняясь к стенам, выкрашенным грязно-серой краской. Выражение лиц у всех одинаково хмурое, и одна мысль написана на всех лицах: поскорее закончить все неприятные формальности и уйти, выбраться отсюда на свет и свежий воздух. А уж горевать можно и потом, в более приличных условиях.
Однако Васильков был не простым гражданином, а капитаном милиции, и по должности ему было положено морги если не любить, то посещать по служебной надобности довольно часто.
Сегодня, на взгляд Василькова, надобности особой и не было: медицинский эксперт Кругликов, по мнению капитана, совершенно зря порол горячку, мог бы прислать заключение с курьером, а не вызывать его, капитана, в морг.
Но Кругликов отчего-то заупрямился и попросил его приехать.
Как обычно, специфический запах настиг Василькова еще в дверях. Пахло всего лишь дезинфекцией, а казалось, что чем-то страшным. Сколько раз ему приходилось вдыхать этот запах и видеть эти стены, и каждый раз у капитана становилось муторно на душе.
«Все там будем!» — привычно подумал он, и от мысли этой мучительно захотелось оказаться «там» как можно позже.
Эксперт Кругликов фамилии своей не очень соответствовал. Прочитав на дверях кабинета такую фамилию, человек представлял себе невысокого плотненького мужичка с круглой лысоватой головой и суетливыми движениями чистеньких рук. Вместо этого посетителя встречал огромный краснорожий дядька с буйной рыжей шевелюрой и зычным голосом. Острые на язык коллеги дали ему кличку Квадрат — уж очень эта кличка подходила к его фигуре.
Василькова эксперт встретил, завтракая в своем закуточке. Закипал чайник, на тарелке лежали недоеденные бутерброды с колбасой, от вида которых капитана еще больше замутило.
— Привет, Василек! — обрадовался Квадрат. — Что это ты такой желтый, с перепою, что ли?
— Пожелтеешь тут у вас… — проворчал капитан. — Отчего никак не можешь с заключением разобраться по той старухе? Дело закрывать нужно, меня начальство уже взгрело…
— Чаю не хочешь? — осведомился эксперт. — Ну, как знаешь… Так вот что я тебе скажу: дело вы это закрыть никак не можете — бабку-то вашу убили!
— Как так?! — вскинулся Васильков.
— А так… не знаешь, как убивают? Задушили старушку веревочкой шелковой, я там все написал.
— Ну ты даешь! — Васильков с грохотом отодвинул стул.
— Это ты даешь, однако! — рявкнул Кругликов. — Ты что, совсем уже глаза залил, что странгуляционную борозду на шее не разглядел? Да она вся синяя была!
— А что смотреть? — огрызнулся Васильков. — Бабке девяносто лет без малого было, какая разница, с чего она померла? Не сегодня, так завтра и так бы скапустилась!
— Да нет, старушка еще ничего была, лет пять могла протянуть, — Кругликов задумчиво отхлебнул чаю.
— Слушай… — Васильков просительно потоптался на месте, — ну зачем тебе это надо, а? Ну никто ведь разбираться не станет, старуха одинокая была, всей родни у нее — какой-то племянник дальний, нашему забору троюродный плетень… Сам он ее придушить не мог — только на следующий день из своего Задрипанска приехал.
— Ага, все же проверили на всякий случай, — усмехнулся эксперт.
— Начальство велело, — потупился Васильков, — и если все с племянником в порядке, то дело можно закрыть. Так что ты уж перепиши там…
— Не пойдет! — отрубил Кругликов. — Да что я-то? От меня теперь ничего не зависит. Убийство-то под серию подходит.
— Какую еще серию? — Капитан Васильков хлопнулся на стул, поскольку ноги внезапно перестали его держать.
— Про «Питерского душителя» впервые слышишь? — ласково спросил Кругликов. — Вчера на свет родился или в маразм раньше времени впал?
— Мать моя! — ахнул капитан. — Да откуда ж я мог подумать?
Уже в течение нескольких месяцев город потрясали зверские убийства женщин всех возрастов и различного общественного положения. По предположениям милиции, убийца во всех случаях был один и тот же. Вездесущие журналисты окрестили убийцу «Питерским душителем». Город переполняли всевозможные слухи, газеты, вместо того чтобы спокойно освещать события и успокаивать народ, публиковали страшные подробности каждого убийства, ссылаясь якобы на свои собственные источники, пожелавшие остаться неизвестными. Женщин убивали утром и вечером, в общественных парках и собственных подъездах, в глухом темном переулке и на хорошо освещенном проспекте, в вагоне метро и на стоянке автомашин, а одну жертву прикончили прямо в зале кинотеатра, и, что характерно, на премьере отечественного триллера, о котором даже газеты писали, что страшнее ничего не бывает и что режиссер в этом смысле утер нос Западу по полной программе.
Пожалуй, единственной общей чертой всех жертв являлось то, что все дамы были одинокими, то есть не только в данный момент убийства находились одни, но и проживали в полном одиночестве — не было ни у кого ни мужей, ни детей, ни престарелых родителей, и даже домашних животных не было.
— Или ты не знаешь, что маньяком этим занимаются в городском отделе по борьбе с убийствами? — по-прежнему ласково продолжил Кругликов. — Так вот, я тебе скажу: там есть такая майор Ленская. Это, доложу тебе, чума, а не баба! Она у них там как-то по-научному это дело расследует, сведения собирает, а потом их анализирует. И все ей эти сведения обязаны сообщать.
Капитан Васильков с трудом вспомнил, что был, кажется, такой приказ — оказывать полное содействие и все такое, да только если все приказы выполнять, то когда же работать?
— Так что у них там этих задушенных жертв накопилось штук семь или восемь! — безжалостно заявил Кругликов. — Наша бабуся восьмая будет. Или девятая, я не бухгалтер. А ты говоришь — дело закрыть. Не выйдет, Василек, и не пытайся!
Капитан схватил его чашку и залпом вылакал оставшийся чай. В голове малость прояснилось, во всяком случае, в ней появилась здравая мысль, что сейчас как можно скорее следует доложить ситуацию начальству, и пускай оно, начальство, само решает, как быть. Главное — успеть бумаги привести в порядок, пока до них эта чума не добралась!
Васильков схватил заключение и пулей вылетел из серого здания морга.
Однако надежды его не оправдались. Явившись в родное отделение, капитан Васильков застал в своем кабинете бледную сутулую женщину в очках, со светлыми волосами, скрепленными черной аптечной резинкой в жидкий хвостик. Женщина сидела возле его стола и листала толстый растрепанный блокнот, весь испещренный неразборчивыми записями. Практикант Витенька молча пялился на нее из угла большими испуганными глазами.
— Здравствуйте, — простуженным хриплым голосом сказала женщина. — Полагаю, вы — капитан Васильков?
— Вы, гражданка, по какому вопросу? — с ходу бухнул капитан. — Если у вас заявление насчет кражи в общественном транспорте, так это в соседнюю комнату!
— Здравствуйте, — простуженным хриплым голосом сказала женщина. — Полагаю, вы — капитан Васильков?
— Вы, гражданка, по какому вопросу? — с ходу бухнул капитан. — Если у вас заявление насчет кражи в общественном транспорте, так это в соседнюю комнату!
— Я не по поводу кражи, — женщина откашлялась и плотнее закуталась в серый старушечий платок.
— А если муж побил или с соседями свара, так это вообще к участковому! — буркнул капитан. Тетка ему не нравилась, хотелось поскорее от нее избавиться и заняться наконец делом удушенной старухи. Хоть протоколы подправить…
В спешке он не обратил внимания, что Витенька старается ему что-то растолковать: ерзает на стуле, делает большие глаза и даже пытается махать руками.
— К участковому? — Женщина подняла светлые, какие-то клочковатые брови. — Боюсь, что участковый не сможет мне помочь, мое дело не совсем в его компетенции. Хотя, возможно, придется и с ним поговорить, но только после беседы с вами.
Капитан Васильков смутно почувствовал, что с этой бабой не все так просто, но какой-то бес подталкивал его к спору. Витенька так сильно махнул рукой, что едва не свалился со стула, но Васильков и тут не отреагировал как надо.
— Гражданочка, — его ласковый голос полностью противоречил грозному выражению глаз, — русским языком вам говорят, что мы заняты. Убийство у нас на шее висит, понятно? Так что ваше дельце изложите дежурному при входе, а он уж решит, как с вами быть!
Витенька не выдержал и издал звук, похожий на всхрапывание в ночи французского бульдожки. Васильков и тут не обратил на него внимания, тогда Витенька зажал себе рот и успокоился — будь что будет, он сделал все, что мог.
— Вот как раз я к вам по поводу убийства, — спокойно сказала женщина и придвинула свой стул поближе.
Капитан взглянул на нее исподлобья — ну никак не укладывалось у него в голове, что с этой бабой может произойти что-нибудь сильно криминальное. Ну, кошелек в автобусе вытащат, самое большее, сумку в подворотне вырвут, а что еще-то… Одна в темноте она явно не ходит, двери кому ни попадя не открывает, дорогу пересекает в положенном месте, компании подростков замечаний не делает, а если насчет изнасилования, так кому она нужна-то?
Он повернулся к Витеньке, но тот старательно смотрел в потолок. И только было до капитана начало доходить, кто перед ним сидит, как женщина наконец представилась:
— Майор Ленская, городской отдел по расследованию убийств. Попрошу вас предоставить мне протоколы первичного осмотра по делу Сильвестровой А. А. И, молодой человек, прикройте, пожалуйста, форточку, я простужена.
«Вот влип!» — холодея, подумал капитан, представив, что скажет начальство.
Но действительность превзошла самые худшие его ожидания.
Как только он положил перед визитершей материалы дела, хилая, болезненная, невзрачная тетя куда-то исчезла, а вместо нее рядом с капитаном Васильковым оказалась акула и бультерьерша в одном флаконе. Наметанным взглядом окинув протоколы, она сразу же отметила все несоответствия и недомолвки и начала задавать вопросы. Капитан Васильков, далеко не первый год работавший в милиции, плавал перед немилосердно чихающей Ленской, как двоечник на экзамене. Промучив их с Витенькой часа два, Ленская наконец прекратила это издевательство — только потому, что явились двое молодых людей с рысьими глазами и быстрыми слаженными движениями, доложили о чем-то майору тихонько, затем вышли все вместе, причем на прощание зловредная Ленская не преминула заметить, что осмотр места происшествия проведен из рук вон плохо, допрос свидетелей — и того хуже, в протоколе ничего не отражено, и единственный документ, который несет хоть какую-то информацию, — это медицинское заключение эксперта Кругликова.
— Ну, это же надо… — капитан отер пот со лба, — вот влетели-то мы с тобой…
Витенька укоризненно молчал.
— Васильков! — В дверь заглянула секретарша Люся. — Мой тебя срочно вызывает, прямо сам не свой от злости!
И капитан Васильков понял, что неприятности для него только начинаются.
А майор Ленская с двумя подчиненными поехали по адресу случившегося несколько дней назад убийства старушки. Удивившись, что дверь квартиры даже не опечатана, Ленская позвонила к соседке, поскольку за ее дверью ощущалось какое-то шевеление и раздавался собачий лай.
Мария Тимофеевна открыла сразу и на прямой вопрос, как попасть в квартиру потерпевшей, поджала губы и ответила, что племянник Амалии Антоновны уехал, а она отдала ключи технику Раисе Павловне и больше ничего не знает. Отиравшийся внизу, у ног хозяйки, бойкий скотчтерьер «подтвердил», что все так и есть.
Ленская поглядела на соседку очень внимательно. Мария Тимофеевна уставилась на нее так же проникновенно. Минут пять в прихожей проходил обмен взглядами, после чего хозяйка предложила майору чаю.
— Понимаете, Кузя — он же лает, если кто-то ходит по площадке, — услышала Ленская и через сорок минут получила полный отчет о недавних событиях. Как на следующий день после смерти соседки утром Кузя указал своей хозяйке на «глазок», и та увидела, что техник Раиса Павловна впустила в квартиру покойной Амалии Антоновны двух очень подозрительных мужчин. Как потом явился племянник покойной, как Мария Тимофеевна перекинулась с ним парой слов, а потом какой-то амбал стал выносить мебель Амалии. Соседи пытались высказать племяннику свое возмущение, но он их и слушать не стал, послал всех скопом далеко-далеко неприличными словами, и на этом все кончилось.
Майор Ленская выслушала соседку очень внимательно и даже записала кое-что в пухлый блокнот с рассыпающимися листками. Потом, наскоро погладив собачку Кузю, поднялась на четвертый этаж.
Наверху долго не открывали, наконец в щель высунулась растрепанная голова, и Верка нелюбезно спросила, чего надо.
— Поговорить, — ответила Ленская и помахала перед Веркиным лицом служебным удостоверением. От усилий, потребовавшихся на то, чтобы проследить за движениями худой и с виду слабой руки Ленской, Верке стало нехорошо, в ее нетрезвых мозгах что-то провернулось, и она мигом захлопнула дверь.
Ленская не удивилась, только вздохнула и снова принялась звонить. На этот раз дверь распахнулась настежь под ударом ноги, майор едва успела отскочить в сторону. На пороге стоял здоровенный детина в тельняшке с оторванными рукавами. Бицепсы его могли бы внушить человеку уважение, если бы не были разрисованы всякой всячиной.
— Чего людей беспокоите? — прогремел громила.
— Барашков Анатолий Кондратьевич? — спросила Ленская, и из интонации ее Толик сразу все понял, не стал и в удостоверение глядеть.
— Опять по мою душу, — посмурнел он, — вот как чувствовал, что вы явитесь!
— Толик, выгони ее, — верещала за дверью Верка, — всякие тут будут шастать!
— Заткнись! — спокойно сказал Толик и открыл дверь. — Проходите уж! Только если думаете, что я ту бабку придушил, то я не при делах, алиби у меня — вон Верка подтвердит.
— А вы откуда знаете, что потерпевшую удушили? — полюбопытствовала Ленская. — Вроде бы про это нигде не говорилось.
— Поймать хотите, — понимающе хмыкнул Толик, — да я как глянул на нее — сразу понял, что бабульку того… Ежели бы она сама по себе окочурилась — вид совсем не такой был бы. А только я ее не трогал, даже близко не подходил — ученый уже, на зоне все узнаешь! Я вон ее, — он кивнул на сожительницу, — подхватил и тут же ушел, Мария Тимофеевна может подтвердить.
— А я вообще ничего не помню, — призналась Вера. — Как увидела, что язык вывален и одни белки сверкают — так и грохнулась на пол. Мы сначала-то не поняли, что к чему, — думали, прилегла старушка, отдыхает. Да еще в комнате полумрак…
— Это у тебя со страху в глазах потемнело! — усмехнулся Толик. — Светло там было, солнце в окно светило.
— Так-так… — насторожилась Ленская, — стало быть, вначале было темновато, а потом — светло? Ну ладно, пока с вами закончим.
Техник Раиса Павловна сидела у себя в кабинете как неприступная скала. На вошедшую Ленскую она и не взглянула. Куда там было соперничать с ней капитану Василькову! Техник жилконторы Раиса Павловна видывала виды, ее было не пробить ничем. Ведь она в свое время выстояла перед ордой возмущенных граждан, когда за три минуты до Нового года, можно сказать, в самый кульминационный момент поздравления президента во всем районе погас свет.
Именно она, Раиса Павловна, взяла на себя переговоры с возмущенными гостями со свадьбы, когда сверху на праздничный стол пролился поток горячей воды, хлынувшей из батареи по недосмотру сантехника Иванова. Раиса Павловна не растерялась и сумела убедить гостей, что батарея вошла в резонанс и лопнула оттого, что гости слишком громко кричали «горько!».