Агнес хотела уже прекратить поиски, но на самом краю на уровне груди заметила довольно необычную книгу. Она провела пальцем по корешку и поняла, что он не кожаный, а из дерева. Агнес постучала по нему, склонила голову набок и прочла заглавие на латыни:
Divina Commedia. Decimus circulus inferni… Данте, «Божественная комедия. Десятый круг ада».
Агнес насторожилась. Она уже трижды перечитывала описания ада Данте. Ей нравились выразительные обороты, от которых особенно по ночам пробегала приятная дрожь. Однако она привыкла считать, что кругов ада было всего девять. Про десятый она ничего не слышала.
Агнес из любопытства потянула книгу, но та словно застряла где-то. Она потянула сильнее. Что-то вдруг щелкнуло, и часть полки, точно дверь, немного отошла от стены. Агнес осторожно ее открыла и вздрогнула.
Что, черт возьми…
За полкой располагалась каменная ниша, достаточно большая, чтобы в ней мог спрятаться ребенок. Внутри находилось несколько книг и свитков. Агнес перебрала их и заметила, что многие из них были печатные, а не написаны от руки. То были новые работы немецких ученых. Среди авторов были Филипп Меланхтон и Иоганн фон Шатупиц, несколько раз встречалось имя Мартина Лютера. Агнес собралась подробнее рассмотреть свитки, но взгляд ее упал на лежавшую за ними книгу.
Вне всякого сомнения, это была та самая, которую прятал от нее отец Тристан. Заглавие заставило сердце Агнес биться чаще.
Magna Historia de Castro Trifels… «Большая история крепости Трифельс».
Агнес принялась лихорадочно перелистывать страницы. Написанная на латыни, с множеством красивых иллюстраций, инициалов и ярких литер, книга рассказывала о Трифельсе, когда тот был имперской крепостью. На одном из рисунков были изображены три крепости на горе Зонненберг: Трифельс, Шарфенберг и Анебос, между ними на скалах располагались караульные посты – все в точности как Агнес видела во сне. Книга повествовала о тех временах, когда Трифельс в XII веке являлся центром Священной Римской империи. О том, как здесь встречались короли и курфюрсты. Рассказывалось о заточении Ричарда Львиное Сердце в 1193 году и о походе против норманнов на Сицилию, который состоялся годом позже. На другом рисунке в крепость ввозили легендарные сокровища норманнов, добытые Генрихом VI. По цепочке холмов растянулась нескончаемая процессия тягловых животных, а между ними ехали рыцари в сияющих латах. Значит, сокровища существовали на самом деле. В книге упоминались и так называемые атрибуты императорской власти, которые в течение двух столетий оберегались монахами Ойссерталя, а теперь хранились в Нюрнберге, в руках Габсбургов.
Агнес пролистала дальше и наконец добралась до страницы, на которой был изображен парадный зал Трифельса. Снова перед нею предстали многочисленные гости из ее сна. Среди них и черноволосый юноша в кольчуге, преклонивший колени перед старым рыцарем. На предыдущей странице Агнес прочла название главы, написанное простой латынью. Она легко перевела его:
Опоясывание мечом Иоганна фон Брауншвейга рода Вельфов,
1293 год от Рождества Христова
У Агнес перехватило дыхание. Теперь она наконец узнала, как звали странного юношу из ее сна! Когда-то Вельфы представляли могущественный род и во времена Барбароссы были противниками Гогенштауфенов. Среди них тоже были германские кайзеры. Далекий Брауншвейг по-прежнему был оплотом их власти, хотя они давно утратили былое могущество.
Агнес внимательнее просмотрела запись. Рисунок с юношей находился на одной из последних страниц. В текущей главе рассказывалось о том, как Трифельс медленно приходил в упадок. Это время совпало с упадком Гогенштауфенов. Агнес взволнованно водила пальцем по блеклым строкам. Несколько раз в главе упоминались Габсбурги, которые в XIII веке наконец заняли пустующий трон.
Агнес хотела продолжить чтение, но с лестницы вдруг послышались шаги. Поступь была медленная и размеренная, в такт шагам постукивал посох. Отец Тристан возвращался в библиотеку!
Девушка задумалась на мгновение, а потом решила вернуть книгу на место и закрыть нишу. Отцу Тристану вряд ли понравится то, что она обнаружила его тайник. Кроме того, существовала опасность, что монах перепрячет книгу и Агнес не сможет взглянуть на нее еще раз.
Не успела потайная дверь с щелчком закрыться, как в библиотеку вошел отец Тристан. Агнес с беззаботным видом повернулась к нему.
– А я ждала вас, отец, – проговорила она спокойно. – И хотела поблагодарить вас за надгробную речь. Так красиво и проникновенно… Хайдельсхайм, в общем-то, и не заслужил таких слов.
– Благодарю, – с улыбкой ответил монах. – Хотя, как мне думается, ты не только за этим пришла.
На мгновение взгляд его застыл на потайной двери, но лицо оставалось бесстрастным.
Агнес вздохнула и села на скамью у печи.
– Вы, как всегда, правы, отче. Мне хотелось немного побыть одной. Смерть Хайдельсхайма тронула меня сильнее, чем я предполагала. Его все-таки убили, и неизвестно, кто убийца.
– Не все в этой жизни поддается объяснению, – сказал старый монах. – Все ведомо одному лишь Господу.
– Хотите сказать, что мои сновидения тоже останутся необъясненными? – спросила Агнес.
Отец Тристан усмехнулся и с тихим стоном сел за стол.
– Я знал, что ты так быстро не отступишься, – пробормотал он. – Но вынужден разочаровать тебя. Для меня твои сны тоже остаются загадкой.
– Вот кольцо. – Агнес вытянула цепочку с кольцом из-под блузы. – Я видела его во сне в точности как сейчас. Может, оно уже в то время находилось в крепости? Как и юноша?
Отец Тристан склонил голову:
– Не исключено. Но даже если и так… – Он стукнул посохом по полу и яростно мотнул головой, так, словно на что-то решился. – Ты живешь здесь и сейчас, Агнес, а не триста лет назад! Так что убери эту вещицу подальше. Разумнее всего было бы швырнуть его с прочим хламом в плавильную печь!.. – Тут голос его смягчился: – Я очень рад, что ты обходила со мной больных крестьян. В тебе есть задатки целительницы, и ты показала людям, что знатные господа способны и на нечто большее, чем вытаптывать посевы своих подданных. Ты занимаешься благим делом, Агнес. И это в такие-то времена! Это стоит много больше, чем все твои сновидения, вместе взятые.
Агнес со вздохом спрятала кольцо за пазухой.
– И все-таки эти сновидения – часть меня. Я не могу просто взять и забыть их… – Она с мольбой взглянула на монаха: – Тогда расскажите хотя бы про Барбароссу и Штауфенов. Они ведь представляли могущественный род. Почему они так легко угасли?
– Тот, в чьих руках сосредоточена власть, быстро наживает врагов, – задумчиво ответил отец Тристан. – Штауфены в итоге нажили их слишком много. Франция, папа, германские князья – все они остерегались этого рода. Но в конце концов к упадку их привела собственная слабость. Когда на плечах одного-единственного человека покоится столь обширная империя, даже незначительных ударов судьбы достаточно, чтобы сокрушить его. А под конец на Гогенштауфенов свалилось такое несчастье, что, казалось, сам Господь ополчился против них.
– Что произошло? – с любопытством спросила Агнес.
Отец Тристан закатил глаза, но все-таки подошел к полке и вытянул увесистую книгу в кожаном переплете.
– Ты не угомонишься, – проворчал он. – Ладно, слушай…
Он раскрыл книгу на первой странице и показал на портрет могучего мужчины с волнистой рыжей бородой; в левой руке его покоилась золотая держава.
– Это император Барбаросса, портрет которого отчеканен на твоем кольце, – начал монах. – Я уже рассказывал тебе про него, он был первым из великих Штауфенов. Будучи мелким графским родом из Швабии, они хитростью и умом добились власти и дали нам целый ряд императоров и королей. В 1190 году, возвращаясь из крестового похода, Барбаросса утонул в реке, и власть перешла к его сыну, Генриху VI.
– Который доставил в Трифельс легендарные сокровища норманнов, – вставила Агнес.
– Он самый.
Отец Тристан кивнул и перелистнул страницу. На следующем рисунке был изображен суровой наружности мужчина на троне. Голову его венчала корона.
– Генрих VI был способным, хоть и очень жестоким правителем, – продолжил монах. – Как и его отцу, ему пришлось сначала помериться силой с сильнейшими противниками Штауфенов, княжеским родом Вельфов. В достижении своих целей Генрих особо не церемонился. Он разорил половину Италии, пленил английского короля Ричарда Львиное Сердце и на полученный выкуп завоевал Сицилию, родину своей супруги Констанцы. Когда норманнское дворянство подняло на Сицилии восстание, он доставил заговорщиков в Трифельс и ослепил всех, кроме епископа из Салерно. А предводителя еще на Сицилии увенчали раскаленной короной. Других заговорщиков посадили на кол или бросили в котлы с кипящей смолой… – Отец Тристан пожал плечами: – Да, ты права. Генрих привез на родину несметные богатства. Но какой ценой!
Агнес с ужасом вспомнила подвал, в котором держали Матиса. Каким же ужасным событиям стали свидетелями эти стены? Ей даже послышались крики норманнских заговорщиков. Как и прежде, Трифельс представился ей в образе громадного существа, которое дышало и жило своей жизнью.
Она тряхнула головой и вновь прислушалась к словам монаха. Тот как раз переворачивал страницу. На следующем рисунке был изображен рыцарь, сразивший мечом человека в короне. Лужи крови заливали пол прекрасного зала.
– Генрих умер от лихорадки, едва ему перевалило за тридцать, – тихим голосом рассказывал отец Тристан. – Не исключено, однако, что его отравила собственная жена. Другие утверждают, что сам Господь покарал Генриха за его страшные деяния. Доподлинно ничего не известно. Как бы то ни было, его сын, Фридрих II, был еще слишком мал, чтобы занять трон. Поэтому большинство немецких курфюрстов сошлись на дяде Фридриха, Филиппе из Швабии, который тоже представлял род Штауфенов. Это вызвало большое недовольство Вельфов, которые к тому времени набирались могущества и вели с Гогенштауфенами борьбу за власть. В течение нескольких ужасных лет в Германии правили сразу два императора: Отто из рода Вельфов и Филипп.
Монах вздохнул.
– В конце концов Филипп пал жертвой убийцы на свадьбе собственной дочери Беатрисы. Папа так и не успел увенчать его императорской короной. До сих пор неясно, на чьей совести это убийство – Вельфов или кого-то другого.
У Агнес голова трещала от множества имен. Юноша из ее сна тоже был Вельфом, это она уже выяснила. Но что ему делать в крепости, бывшей когда-то оплотом Гогенштауфенов? Быть может, позднее Вельфы заняли Трифельс?
– Вы говорите, что Фридрих II, внук Барбароссы, был слишком мал, чтобы занять трон, – размышляла она вслух. – Но после смерти своего дяди Филиппа стал законным преемником, ведь так?
Отец Тристан кивнул:
– Так и есть. Фридрих II, едва ему исполнилось шестнадцать лет, занял трон. Он положил конец распрям с Вельфами. Последние даже передали ему императорские регалии, корону, меч и скипетр. Коронованный в 1220 году, он и по сей день считается величайшим из правителей, каких знала Священная Римская империя.
Монах перевернул страницу, и Агнес увидела кайзера в синей мантии и на троне. Возле него на подставке сидел сокол в бурых пятнах.
– Я знаю этот рисунок! – воскликнула она радостно. – Такой же есть в моей книге о соколах.
– Знаменитая «De arti venandi cum avibus», – улыбнулся старый монах. – «Искусство охоты с птицами». Действительно, считается, что книгу написал Фридрих. Но он и в других областях показал себя настоящим ученым. Он вырос на Сицилии, где в почете были арабские и греческие науки. Фридрих бегло разговаривал на нескольких языках, обладал разносторонними интересами и сумел без боя захватить Иерусалим. Поэтому современники называли его «Stupor Mundi», Чудом света. Правда, для папы он в конце концов стал воплощенным Антихристом.
Отец Тристан вздохнул и еще раз задумчиво взглянул на высокого мужчину на троне. По губам его скользнула едва заметная улыбка.
– Фридрих II скончался в 1250 году, – продолжил он. – Его почти сорокалетнее правление стало лучшим периодом, который переживала Священная Римская империя. Открытая для чужаков и для всего нового – и все же сплоченная как внутри, так и за своими пределами… Но ни один из его четырех сыновей не смог пойти по его стопам. Старший, Генрих VII, восстал против отца и лишился права на трон. В отчаянии он сорвался с лошади и переломил себе хребет. – отец Тристан с мрачным видом стал загибать пальцы: – Второй сын, Конрад, умер от лихорадки во время боев в Италии. Третий, Манфред, пал в знаменитой битве при Беневенто, когда решил оборонить Сицилию от Карла Анжуйского, брата французского короля. Любимый, хоть и внебрачный, сын Фридриха, Энцо, более двадцати лет провел пленником в Болонье, где и умер в одиночестве, брошенный всеми друзьями.
– И это стало концом Гогенштауфенов? – спросила Агнес.
Отец Тристан открыл последнюю страницу хроники. На рисунке одетый в черное палач на глазах широкой публики отсекал голову светловолосому юноше.
– У второго сына Фридриха, Конрада, был сын по имени Конрадин, – с грустью проговорил капеллан. – Маленький Конрад. Чудесный мальчишка. Весь мир любил его; возможно, он и смог бы перенять богатое наследие. Но Карл Анжуйский взял Конрадина в плен, и в Неаполе шестнадцатилетнему юноше отсекли голову. Франция одержала победу. – Отец Тристан с грохотом захлопнул книгу. – Вот тогда род Гогенштауфенов действительно угас. Настали ужасные времена, когда некому было занять трон. Отныне в Германии правили страх, хаос и беззаконие. Целое поколение сменилось, пока с приходом к власти Рудольфа Габсбургского в империи вновь не воцарилось спокойствие.
Агнес наморщила лоб. Имена императоров и династий роем теснились у нее в голове, руки и ноги болели от долгого сидения на скамье. И все-таки она постаралась удержать внимание.
– Это те самые Габсбурги, от которых происходит и нынешний император? – спросила она с интересом.
– И нынешний, и его дед кайзер Максимилиан, и его отец Фридрих III. Уже долгие годы Священной Римской империей практически непрерывно правят Габсбурги.
Старый монах тяжело поднялся и поставил тяжелую книгу на место.
– Но люди по-прежнему уповают на Штауфенов. В народе о них слагают песни и рассказывают истории об их возвращении. Особенно теперь, во времена, когда простые люди буквально изнывают в нищете, а церкви грозит раскол, молва об этом старинном роде так всех завораживает… – Он тихо рассмеялся. – При том, что род этот угас почти триста лет назад! Хотя такой способный император, как Фридрих II, пришелся бы сейчас очень кстати. Все эти беззакония, которые усугубляются год от года… Даже не знаю, к чему все это приведет.
Агнес вдруг вспомнились книги, которые она видела в тайнике монаха. Среди них были и работы Мартина Лютера, противника церкви. С чего бы отцу Тристану хранить у себя подобные книги, да еще тайно? Может, он и сам был на стороне мятежников?
– Матис утверждает, что церковь обирает бедных людей до нитки, – начала она нерешительно. – Торговцы индульгенциями разъезжают по городам и обещают людям вечную жизнь лишь за то, что они оплатят папе его дворцы. Среди местных крестьян тоже слышны разговоры об этом Мартине Лютере… Вы это имеете в виду, когда говорите о церковном расколе и беззаконии?
Отец Тристан довольно долго собирался с ответом.
– Католическая церковь стара, очень стара. Мы стараемся нести слово Христа, но многое предано забвению, другое с течением времени переиначено. Кто знает, как оно все на самом деле? Но главный завет остался неизменным: Иисус завещал любовь, а не ненависть. Вот чего нам нельзя забывать.
Он подошел к окну и выглянул наружу. На полях неустанно трудились крестьяне, а под крышей щебетали в гнездах ласточки, возвещая лето.
– Я чувствую, что грядет буря, – проговорил наконец старик. – Чувствую каждым суставом. Многое из того, что еще цело, она сметет, как солому. Храни нас Господь…
Губы его вдруг растянулись в улыбке, обнажая немногочисленные зубы.
– Да что я такое болтаю, – сказал он бодрым голосом. – Погода слишком хороша, чтобы предаваться столь тяжким мыслям.
Перехватив посох, монах зашаркал к двери.
– Пойдем-ка лучше в лес, наберем вахты и пастушьей сумки. Сегодня вечером надо будет проведать кое-кого из крестьян. Пользы от этого несравнимо больше, чем от раздумий и жалоб.
* * *Филипп фон Эрфенштайн стоял в своих покоях на втором этаже башни и, поглощенный мыслями, смотрел на старые доспехи. Они висели на деревянной стойке перед ним и поблескивали на полуденном солнце.
Все утро Эрфенштайн провел, до блеска полируя отдельные части доспеха. Он счистил ржавчину и медянку, смазал металл дорогим маслом из Турции. И теперь проводил пальцем по нагруднику, наручам с набедренниками и чуть помятому бацинету[11] с забралом. Такие роскошные доспехи носили вплоть до середины прошлого столетия – облаченный в стальной панцирь и верхом на боевом коне, рыцарь буквально сминал противника. Филиппу они достались от отца, дворянина из Саксонии. Сколько же времени довелось ему провести в этих доспехах! Каждая вмятина напоминала о боях, турнирах и давно забытых сражениях. Эрфенштайн был сильным, опытным рыцарем. Сам император Максимилиан принял его в свою личную гвардию. С той памятной битвы при Гингате, во время которой, будучи юным пажом, Эрфенштайн спас будущему кайзеру жизнь, они стали друзьями. В то время Максимилиан был еще эрцгерцогом Бургундии. Вооруженные пиками, он и его паж в рядах простых пехотинцев обратили в бегство французскую кавалерию. С того самого дня Эрфенштайн, как заслуженный орден, носил шрам и повязку на глазу. Спустя несколько лет Максимилиан стал императором и в качестве ленного владения даровал старому другу Трифельс.