Ландскнехт гадко рассмеялся. Затем неожиданно выхватил меч и с ревом бросился на изящного менестреля, который был ниже по крайней мере на голову.
– Паршивый, ты…
Договорить он не смог. Бард с неожиданным проворством отступил в сторону. Когда солдат проносился мимо него, менестрель подставил ему ногу. Задира поскользнулся на замшелых камнях и, изрыгая проклятия, рухнул наземь.
– Пусть это будет тебе уроком, – сказал бард. – А теперь извинись наконец, и забудем об этом происшествии.
Однако ландскнехт и не думал извиняться. Он вскочил на ноги и, размахнувшись клинком, с криком ринулся на противника. Тот ждал с непроницаемым взглядом. В последний момент он вскинул шпагу, отвел острием меч и неожиданно отступил в сторону. В очередной раз ландскнехт растерянно влетел в пустоту. Но в этот раз он оказался ловчее. Солдат не упал, а развернулся с победным кличем. Затем лишь, чтобы почувствовать на шее острие шпаги. Он в ужасе замер. Острие впилось в кожу, так что на ней выступило несколько капелек крови.
– Проси прощения, – прошептал бард. Голос его звучал тихо и в то же время твердо. – Я жду.
– Про… прошу прощения, – пробормотал ландскнехт.
– Громче! Не думаю, что дама услышала твой лепет.
– Прошу прощения.
– Следует сказать: прошу прощения, прелестная барышня.
Ландскнехт завращал глазами. Его товарищи, обнажив наполовину клинки, застыли на камнях. Никто не посмел шевельнуться. Даже Агнес.
В конце концов, спустя целую вечность, солдат выдавил спасительные слова:
– Прошу прощения, пре… прелестная барышня.
Не опуская клинка, низенький менестрель повернулся к Агнес:
– Принимаете ли вы извинение?
Девушка кивнула, и губы его растянулись в мальчишеской улыбке. Менестрель медленно опустил шпагу.
– Ну вот, не так уж это и сложно, – сказал он ландскнехту.
Тот по-прежнему стоял перед ним, обливаясь по́том. Его товарищи выхватили было клинки, но бард властно вскинул руку:
– Довольно. Никто не потерял лицо, этот человек извинился, и с делом покончено. – В голосе менестреля вдруг послышалась невыразимая угроза, столь чуждая улыбке на его лице. – Или вы хотите напасть на рыцаря и дворянина и отправиться за это на виселицу? Тем более что дворянин этот находится под личным покровительством графа. Вам действительно хочется этим же вечером повиснуть на ближайшем дубе, вывалив синие языки и замарав свои разрезные штаны? Скажите, стоит оно того?
Не дождавшись ответа, бард спрятал шпагу в ножны и поднял украшенную слоновой костью лютню, прислоненную к булыжнику. После чего галантно предложил Агнес свободную руку:
– Полагаю, господа пресытились музыкой. Оставим их, сударыня. Лучше я спою вам где-нибудь в другом месте любовную балладу.
Агнес улыбнулась и не стала сопротивляться. Положение напоминало ей один из ее снов, до того нереальным оно казалось. Только теперь она вновь обрела дар речи.
– Вы сильно рисковали, – проговорила девушка тихим голосом. – Одно неверное слово, и эти люди бросились бы на вас.
Бард усмехнулся и повел ее в сторону крепостных ворот.
– В этом-то все и дело. Следует с умом подбирать слова, тогда не придется без необходимости вступать в конфликты. Слова и песни – вот сильнейшее оружие.
Он вдруг остановился и хлопнул себя по лбу:
– Как невежливо с моей стороны! Во всей этой суматохе я и представиться забыл. – Он снял берет и поклонился так низко, что рыжие волосы упали на лоб. – К вашим услугам, Мельхиор фон Таннинген. По происхождению рыцарь из родовой крепости фон Таннинген, что в прекрасной Франконии. Ныне странствующий менестрель.
Агнес не смогла скрыть усмешку. Коротышка перед ней был смешон и в то же время трогателен. Правда, в бою он оказался опасным противником.
– Я и не знала, что барды еще существуют, – ответила она. – Я думала, они давно вымерли.
Мельхиор фон Таннинген возмущенно помотал головой:
– Это невозможно! Разве любовь умерла? Или музыка? А великие деяния? Пока живо все это, барды никуда не исчезнут. Мы – летописцы этих неспокойных времен. Зачастую именно мы несем утешение, если печаль отяготит душу.
Он взялся за лютню и проиграл мелодию, веселую и в то же время печальную. И звонким голосом пропел короткий, жалостливый куплет:
– D’amor m’estera ben e gent, s’eu ma dona vis plus sovent…
– Это на окситанском, – с удивлением отметила Агнес.
Лицо фон Таннингена вытянулось от изумления:
– Вы знаете древний язык певцов и поэтов?
– Совсем чуть-чуть. Я читала про него, но ни разу не слышала, чтобы он звучал так красиво.
Менестрель расплылся в счастливой улыбке:
– Тогда вы истинная дама. Могу я узнать ваше имя?
– Э… я Агнес фон Эрфенштайн, дочь наместника Трифельса.
Бард на мгновение растерялся, а потом просиял:
– Трифельс! Жилище Барбароссы, узилище Ричарда Львиное Сердце, обитель императорских регалий! Для менестреля нет места прекраснее и достойнее, чтобы воспеть его в балладах! Одной из причин, почему мои странствия привели меня в Пфальц, был Трифельс… – Он преклонил колено: – Благородная Агнес, для меня честь познакомиться с вами.
Агнес снова невольно усмехнулась. Так с нею еще никто не разговаривал.
– Вы сказали, что вы рыцарь, – ответила она наконец. – Тогда почему вы не живете в своей крепости?
Мельхиор фон Таннинген поднялся. Он выглядел немного смущенным.
– К моему глубочайшему сожалению, я вынужден делить ее с двумя братьями. Досадные споры за наследство. Я пресытился ими и потому пустился в странствия. Пересек Фландрию, Саксонию и Швецию. Побывал в Венеции, далеком Арагоне и жаркой Кастилии, где солнце обжигает огнем. Я останавливаюсь там, где знатным господам нужен бард.
– И теперь ваш господин – граф Фридрих фон Лёвенштайн-Шарфенек?
Фон Таннинген кивнул:
– Он самый. В эти неспокойные времена, вернувшись недавно из охваченной войной Италии, я счел за лучшее временным своим пристанищем избрать спокойную Германию. Граф любезно разрешил мне разъезжать по его землям, если взамен я вечерами буду развлекать его балладами о тихих лесах.
– Будь они и в самом деле тихими… – вздохнула Агнес.
– Что вы хотите сказать этим? Неужели и здесь хватает приключений и испытаний?
– Во всяком случае, баллад они вряд ли удостоятся. Слишком уж грязные и, наверное, приземленные.
Агнес со смехом откинула назад волосы и оглядела своего галантного спутника. Он был старше Матиса по меньшей мере лет на десять и все-таки в какой-то степени напоминал ей друга. И дело было вовсе не в рыжих волосах. Менестрель обладал тем же изменчивым, непостоянным характером и мальчишеском любопытством. И все-таки казалось, что этот Мельхиор явился сюда из другого мира. Мира, известного Агнес лишь по книгам и сновидениям, о котором она так часто мечтала. И вот этот мир открылся ей в образе изящного, забавного барда.
Между тем они дошли до крепостных ворот. Извозчики по-прежнему сгружали тяжелые ящики, мимо катили повозки.
– Вообще-то я как раз собирался навестить графа, – сообщил Мельхиор и пропустил двух рабочих, тащивших во двор тяжелый комод. – Уверен, он безмерно рад будет с вами познакомиться. Что скажете? Составите мне компанию?
– Э, мы с ним уже знакомы, – ответила Агнес. – В другой раз – с удовольствием. А сейчас мне надо к отцу, пока он волноваться не начал.
Мельхиор ревностно закивал:
– Понимаю. Тогда позвольте хотя бы сопроводить вас до крепости. Чтобы эти молодчики не вздумали снова вас оскорблять.
– Благодарю, но в этом нет никакой нужды. Я сама могу за себя постоять. Кроме того, вас наверняка заждался граф. – Агнес сделала реверанс: – А посему прощайте.
«Господи, он и меня своими напыщенными речами заразил!» – подумала она.
Мельхиор фон Таннинген учтиво поклонился:
– Как скажете. И все-таки я надеюсь увидеть вас в ближайшее время.
– Если… так сложится.
Подмигнув на прощание, Агнес развернулась и зашагала по тропе в сторону Трифельса. Шумливые возчики, стекольщики и плотники остались позади, и девушка украдкой улыбнулась. На сердце снова стало легко. В последнее время на нее свалилось слишком много забот. И странные сновидения, и нападение на стражников, и свадебные планы отца – все это привело к тому, что порой жизнь казалась ей унылой и серой. Мельхиор фон Таннинген первым за долгое время заставил ее смеяться.
Агнес миновала высокую скалу, и крики рабочих начали постепенно стихать. Она усмехнулась. По крайней мере, новый сосед и его бард не так скоро ей наскучат.
* * *В ратуше Анвайлера, глубоко в подвалах, корпел над грудой пожелтевших пергаментов наместник Бернвард Гесслер. Документы были старые и сплошь покрыты пятнами, некоторым из них было по несколько сотен лет. В них содержалась история города. Когда-то, наряду с Трифельсом, он видел и власть, и богатство. Но теперь, как и крепость, приходил в упадок.
Город был основан самим Фридрихом Гогенштауфеном и от него же одним из первых получил право чеканить монету. В то время Анвайлер был самым маленьким из имперских городов – и в то же время, благодаря Трифельсу, самым могущественным. Приписав себе его имя, некий Маркварт из Анвайлера возглавил тогда поход против норманнов. А в честь великого кайзера Фридриха II каждый год в день его смерти служили мессу в маленькой городской церкви. Но слава города давно померкла, как и строки на большинстве пергаментов, которые читал Гесслер.
С помощью документов он надеялся напасть на след тайны – судя по всему, невероятно ценной.
Визит чернокожего незнакомца несколько недель назад вселил в него страх и в то же время пробудил любопытство. А после того как пару дней назад к нему явился второй незнакомец, с теми же вопросами, любопытству не было предела. Гесслер и от него получил увесистый мешочек с монетами. Жаловаться не приходилось. Вместе с той суммой, которую он успел скопить, этих денег с лихвой хватило бы, чтобы выбраться наконец из этой дыры. Гесслер надеялся, что герцог Цвайбрюкена закрепит за ним доходный лен. Не какую-нибудь из этих полуразрушенных крепостей, а полноценную резиденцию: замок, а может, и аббатство… Во всяком случае, такое место, где господа знали толк в жизни, а крестьяне не забывали, кто их хозяин.
С самого утра Бернвард Гесслер сидел над актами и церковными книгами, восходившими к далекому прошлому города. Так снимают один за другим слои сырой, черной земли, чтобы в какой-то момент докопаться до твердого основания. До сих пор Гесслер не нашел ничего интересного, но он знал: если двое незнакомцев, положением явно не обделенных, задают одни и те же вопросы, то за этим кроется нечто значительное. Сын простого секретаря из Шпейера, Гесслер благодаря врожденному чутью дослужился до главы города. Теперь это же чутье подсказывало ему скрыть документы от обоих незнакомцев.
Для начала следовало выяснить их истинную ценность.
Наместник пододвинул к себе очередную груду актов, но тут внимание его привлек едва уловимый шум, словно ветер прошелестел. Не успел Гесслер повернуться, как почувствовал на плече чью-то руку. Он взвизгнул от испуга и в тот же миг пожалел об этом. Неважно, кто стоял за его спиной, убийца, вор или просто любопытный советник, – наместнику нельзя показывать страх, никогда. Страх губителен для авторитета.
Гесслер заставил себя успокоиться и медленно отодвинул стопку пергаментов.
– Кем бы вы ни были, вы не имеете права сюда заходить, – произнес он глухим голосом.
– Простите за вторжение, но стражники у входа сказали, что вы здесь.
Пришелец отнял руку от его плеча, после чего послышался шелест. Только теперь Гесслер медленно повернул голову. Возле полок за его спиной стоял чернокожий незнакомец и листал сложенные там акты.
– Сколько же вы народу за последние годы к смерти приговорили, – проговорил он с одобрением в голосе и кивнул на листок у себя в руках. – Повешены, колесованы, утоплены в ручье… Кого-то даже лошадьми разорвали. Грандиозное представление! Такое в Германии нечасто увидишь.
– Староста Михель. Давно разыскиваемый убийца, мятежник и поджигатель, – ответил Гесслер как можно хладнокровнее. – Другим в назидание. Времена нынче неспокойные.
– Воистину, воистину неспокойные времена… И не только в Васгау. Вся Германия, похоже, охвачена огнем.
Гость погрузился в чтение документов. Через некоторое время Гесслер не выдержал и прокашлялся.
– Что ж, вряд ли вы явились сюда поговорить о судебных записях. Так что говорите, что вам нужно, и я продолжу сортировать старые пергаменты. Кое-кто из моих подручных все тут перепутал; потребуется время, чтобы навести здесь порядок.
– Вы правы. У меня тоже времени в обрез.
Незнакомец шагнул к наместнику и мельком взглянул на разбросанные по столу документы. Гесслер почувствовал, как кровь прилила к голове. Этот человек без труда мог выяснить, что он разыскивал. Наместник быстро положил поверх старых актов несколько ничем не примечательных листков и напустил на себя непринужденный вид.
Незнакомец на мгновение задумался, а после продолжил ровным голосом:
– Эта знахарка, Эльзбет Рехштайнер, про которую вы говорили, бесследно пропала. Мы несколько недель следили за ее домом, но она так и не появилась. Либо она мертва, либо кто-то предупредил ее о нашем появлении.
Чернокожий гость близко наклонился к наместнику, так что Гесслер почувствовал экзотический аромат гвоздики, аниса и других незнакомых пряностей. Голос его перешел в шепот:
– Это вы ее предупредили?
Гесслер тонко улыбнулся:
– Сами подумайте, с чего бы мне это делать?
– Еще кто-нибудь спрашивал про нее? – не унимался гость.
Следующее решение наместник принял не задумываясь, так как решил ни слова не говорить чернокожему гостю о документах. За долгую политическую жизнь Гесслер усвоил, что лишний козырь в рукаве никогда не помешает. Не знаешь наперед, как пойдет игра со следующим ходом…
– Никто, кроме вас, не спрашивал об этом, – ответил он твердым голосом. – Я и сам ума не приложу, чем вас так заинтересовали эти старые истории. Да и не хочется мне этого знать. Меньше знаешь, крепче спишь.
Незнакомец улыбнулся:
– Золотые слова.
Неожиданно он пододвинул к себе стул, стоявший у полок, и сел прямо напротив Гесслера. В руке его появился мешочек монет.
– В прошлый раз я обещал вам столько же денег, если мои поиски увенчаются успехом, – тихо произнес незнакомец, и мешочек звякнул о стол. – К сожалению, этого не произошло. Разве что у вас есть свежая информация для меня… Ну что, выяснили что-нибудь?
– Я могу поискать в архиве, – ответил наместник и опустил взгляд. – Возможно, еще остались документы с нужными записями. Может, я и разыщу что-нибудь. Но обещать ничего не могу.
– Тогда поищите, если хотите заполучить второй мешочек.
Гость выдержал небольшую паузу, после чего добавил:
– У меня для вас еще кое-что есть.
Рука его снова скрылась под плащом. В этот раз взору наместника предстали две необычные стальные трубки размером с ладонь. По их концам располагались полированные деревянные рукояти, инкрустированные слоновой костью. К ним крепились странные механизмы с защелкой, небольшим колесиком и рычажком. Осторожно, едва ли не с трепетом, незнакомец положил обе диковины рядом с мешочком.
– Я заказал эти сокровища из Брауншвейга, – сказал он через некоторое время. – Это так называемые пистоли с колесцовым механизмом. Чудесное изобретение! Порох в нем воспламеняется сам собой благодаря встроенному часовому механизму. Остается только нажать на спусковой крючок. В Константинополе такими вооружены личные гвардейцы султана. Уверен, в скором времени это гениальное изобретение появится и у нас.
Незнакомец развернул один из пистолей таким образом, что дуло, словно часовая стрелка, смотрело точно на Гесслера.
– Огневая мощь просто огромна. Я сам видел, как предателю разнесло голову, кровь, кости и мозги так и брызнули во все стороны. Вот он еще скачет в седле, а в следующую секунду осталось одно только окровавленное туловище. Впечатляет, не правда ли?
– Полагаю, я понял, к чему вы клоните, – наместник с отвращением толкнул пистоль, так что тот снова развернулся к незнакомцу. – А теперь прошу прощения, у меня много дел.
– Разумеется, – незнакомец поднялся и спрятал деньги с пистолями обратно под плащ. – Я и так отнял у вас слишком много времени. Когда можно побеспокоить вас в следующий раз?
– Приходите через неделю… нет, лучше через две. Город старый, кучу документов надо переворошить. И, как я уже сказал, обещать ничего не могу.
Мужчина коротко кивнул и без лишних слов развернулся.
– Вот еще что, – окликнул его Гесслер. – Я привык знать по имени тех, с кем веду дела. Как вас зовут?
Незнакомец помедлил, а потом улыбнулся. На черном лице сверкнули белые зубы.
– Зовите меня Каспаром, – ответил он наконец. – Как одного из трех волхвов. Ибо, скажу я вам, в ваших местах упала звезда и нам следует ее отыскать. Хорошего дня, господин наместник.
Он черной тенью скользнул в открытую дверь. Вскоре стихли и его шаги на лестнице.
Бернвард Гесслер откинулся в кресле. Лишь через некоторое время он заметил, что дрожит всем телом. Наместник тяжело дышал, на лбу выступил холодный пот. Этот человек был смертельно опасен! Играя с ним, Гесслер рисковал жизнью. Но, с другой стороны, он терпеть не мог, когда кто-то ему угрожал. Это лишь побуждало его к противодействию.
Кроме того, речь шла о больших деньгах. О его будущем и его будущих владениях.
Гесслер поджал губы. Он будет тянуть время, кормить этого человека обещаниями, поделится кое-какими сведениями – как собаке подбрасывают горсть вонючих отбросов. А сам в это время будет копать дальше. Время покажет, какая из сторон заплатит больше. Он столкнет этих двоих лбами. А на случай сомнения на его стороне оставался герцог. Гесслер всегда мог позвать ландскнехтов, и они быстро приструнили бы этого бахвала. Одно его слово, и этот чернокожий дьявол, как какой-нибудь бродяга за кражу яблок, будет болтаться на виселице. Никто не может угрожать безнаказанно Бернварду Гесслеру!