«Тогда мне, по крайней мере, не придется быть свидетелем тому, как Мельхиор фон Таннинген сложит короткий стишок о моей бесславной кончине», – подумал он.
Затолкав ядро в ствол, Матис принялся выставлять угол с помощью большого ворота.
– Черт, почему все так долго? – ругнулся Райхарт и посмотрел в сторону крестьян.
Те взбирались по лестницам на крепостные ворота. Оружием юнцам служили серпы, короткие копья и топоры.
– Если не поторопимся, наместник ни одного из молодчиков родителям не вернет! – мрачно продолжал старый орудийщик. – Разве что по частям.
– Нужно навести орудие, – кратко ответил Матис. – От того, что мы по воздуху стрелять начнем, крестьянам тоже немного проку будет.
Вращая ворот, юноша увидел сквозь щель между щитами, как один из крестьян с криком свалился с лестницы. Из груди у него торчало древко копья. Филипп фон Эрфенштайн надел лишь кольчугу и шлем, чтобы сохранять подвижность, сражаясь за стены. Вооруженный коротким мечом, он схватился сразу с тремя противниками, которые пытались столкнуть его вниз. Размахивая руками, с лестницы сорвался второй крестьянин. Он рухнул прямо перед воротами и остался лежать, скорчившись от боли. С противоположной стороны крепости доносились разрозненные выстрелы, но ландскнехты Шарфенека так и не появились. Похоже, они действительно ограничились отвлекающим маневром у южной стены.
«Там, где безопаснее всего, – подумал Матис. – А наши крестьяне истекают кровью!»
Наконец он навел орудие. Ульрих протянул ему подожженный фитиль, и парень подпалил им заряд в запальном отверстии. Порох разгорался медленно и равномерно. При этом звук был такой, словно рядом угрожающе шипела змея. Матис подал знак Райхарту, и они оба заткнули уши.
Затем раздался грохот такой силы, что оба орудийщика рухнули наземь. Толстушка Хедвиг, несмотря на свой вес, откатилась на несколько шагов назад, пока ее не остановил взрытый ею же вал. Их заволокло дымом, и увидеть что-либо не представлялось возможным. Глаза слезились, в ушах гудело. Матис встал на колени и попытался хоть что-то разглядеть в рассеивающемся тумане. Деревянный щит, стоявший до сих пор перед пушкой, бесследно исчез, осталось лишь несколько обгоревших обломков, разбросанных по земле. Над выжженным холмом внезапно повисла зловещая тишина. Казалось, и защитники, и атакующие уставились на громадного монстра, что послужил причиной этому адскому грохоту. Лишь через некоторое время сквозь пороховой дым показалась стена.
Посередине ее, на высоте десяти шагов, зияло небольшое отверстие овальной формы.
– Проклятье, слишком высоко взяли! – выругался Ульрих Райхарт. – Нашим туда ни за что не забраться.
Матис прикусил губу. Момент внезапности миновал. И неизвестно, сколько еще продержится Толстушка Хедвиг, пока не взорвется. Матис коснулся орудия и изумленно отдернул руку. Металл стал обжигающе горячим.
– У нас в запасе еще один, максимум два выстрела! – перекричал он звуки вновь разгоревшегося сражения. – Потом придется подождать, иначе Хедвиг разнесет на куски.
– Подождать? – Ульрих одарил его непонимающим взглядом. – Слишком близко от стены. Мы у них как на ладони! К тому же пушку нельзя надолго оставлять без защиты. Иначе они разнесут ее на куски!
Над головой просвистела пуля от аркебузы, и Матис пригнулся. Защитники действительно открыли огонь по орудийщикам.
Если кто-нибудь из них попадет в порох, то хоть больно не будет…
Матис беспомощно оглянулся на крестьян, что тщетно пытались завладеть воротами. Четверо из них уже лежали, раненые или убитые, на земле. Только Филиппу фон Эрфенштайну снова удалось добраться почти до парапета. Но в ударах, что он обрушивал на защитников, уже не чувствовалось прежней силы, а движения были не так стремительны.
– Надо сказать Шарфенеку, чтобы его люди пошли крестьянам на подмогу! – приказал Матис.
Свинцовая пуля угодила в верхнюю часть щита, за которым они прятались, и прошила его, как бумагу. Грохот стоял такой, что Матису приходилось кричать, чтобы Ульрих разобрал слова.
– Если ландскнехты не отвлекут людей Вертингена, я не смогу заново зарядить орудие!
Ульрих задумался на секунду и кивнул:
– Отправляйся к графу, а я займусь пушкой.
Он дружески похлопал Матиса по плечу, но тот стряхнул его руку.
– Мне придется остаться, – ответил он твердо. – Если кто и знает, сколько пороха выдержит теперь пушка, так это я. Все… все будет хорошо.
Райхарт смерил его взглядом и наконец расплылся в улыбке.
– Хороший ты парень, – проворчал он. – Отец может тобою гордиться.
С этими словами он развернулся и помчался по широкой дуге к южной стороне крепости. Вслед ему ударили две или три стрелы, после чего орудийщик оказался вне досягаемости стрелков.
Матис тем временем вернулся к орудию и заново навел его на цель. Покончив с этим, он сделал глубокий вдох. Теперь предстояло самое опасное.
Забить порох и вложить ядро.
Так как деревянный щит был уничтожен, укрыться Матису было негде. По его подсчетам, чтобы заново зарядить пушку, ему потребуется около минуты. Минуты, в течение которой люди Вертингена могут пристрелить его, как фазана. Он прикрыл глаза и решил подумать о чем-нибудь хорошем. Вполне возможно, что эти мысли станут последними в его жизни.
Матис подумал об Агнес. Он невольно запустил руку в карман, к деревянному амулету, который девушка подарила ему на прощание. Медальон приятно согревал ладонь.
Затем, с тяжелым ядром в руках, Матис обошел орудие и принялся заряжать. Внезапный свист за спиной заставил его пригнуться, и в считаных сантиметрах над плечом пролетел арбалетный болт. Матис мысленно считал секунды.
Двадцать восемь, двадцать девять, тридцать…
Чуть в стороне снова раздался грохот, и второй щит разнесло в щепки. Матис даже не дрогнул. Ядро находилось почти у самого дна – там, где сила взрыва была наиболее разрушительной.
Сорок, сорок один, сорок два…
Следующий болт угодил ему в бедро.
Матис вскрикнул, но не двинулся с места. В последний раз вогнал толкатель в жерло, так что рукоять скрылась глубоко внутри, и только потом рухнул за остатки щита. Взялся за фитиль, воткнутый в землю рядом, и, тяжело дыша, подпалил заряд.
Пятьдесят девять, шестьдесят.
И снова взрыв прогремел такой силы, что мир словно притих на мгновение. Матис скорчился, как младенец, из правой ноги торчал сломанный болт. Земля под ним дрожала. Сквозь гул в ушах до него донеслись приглушенные крики.
Торжествующие крики.
В этот раз он попал в стену у самого ее подножия. Сквозь клубы дыма Матис различил в стене пробоину высотой в человеческий рост. Сверху с грохотом сыпались камни, на земле неподвижно лежали два человека фон Вертингена с неестественно вывернутыми конечностями.
У Матиса перехватило дыхание. У него получилось! Он пробил стену! Только потом он заметил, что ядро не пробило стену насквозь. Толстушка Хедвиг проделала в ней лишь глубокую выбоину. Внутри еще проглядывал серый камень.
«Еще выстрел! – пронеслось в голове у Матиса. – Еще один выстрел, и дорога будет открыта!»
Но выдержит ли пушка еще один выстрел? До какого предела способна раскалиться Хедвиг, пока ее не разнесет вдребезги?
До него вдруг снова донеслись крики, а затем и выстрелы. Ландскнехты Шарфенека спешили на помощь немногочисленным крестьянам, еще способным сражаться. Среди атакующих был и Мельхиор фон Таннинген. Они сообща взбирались по лестницам или с безопасного расстояния стреляли из аркебуз по защитникам, которые растерянно заметались по стенам. Филипп фон Эрфенштайн добрался до парапета и точно берсеркер схватился с двумя прихвостнями фон Вертингена. Изящный бард забрался на лестницу и взмахнул шпагой. Еще один защитник с криком сорвался со стены.
С дрожащими руками Матис вернулся к Толстушке Хедвиг. Случай выпал благоприятный. Люди фон Вертингена отвлеклись, на него и на орудие уже не обращали никакого внимания. Он принялся торопливо счищать с внутренних стенок остатки пороха и охлаждать поверхность мокрыми тряпками. Металл до того раскалился, что Матиса мгновенно окутали клубы шипящего пара. Он заново забил порох, после чего вложил ядро в еще горячее дуло и с помощью шеста затолкал его глубоко внутрь.
Ее разнесет! Как пить дать разнесет!
В воздухе по-прежнему клубился едкий дым от последнего выстрела. Матис кашлял и обливался потом. Наконец ядро достигло необходимого положения. Он отбежал за орудие и поджег пороховой заряд.
Пока порох шипел в запальном отверстии, Матис спрятался за несколькими разбитыми бочками. И только оттуда посмотрел на выбоину в стене. Они почти пробились…
Пока порох шипел в запальном отверстии, Матис спрятался за несколькими разбитыми бочками. И только оттуда посмотрел на выбоину в стене. Они почти пробились…
Но в проломе вдруг что-то зашевелилось. В следующий миг раздался яростный, утробный лай. Казалось, он доносился прямиком из ада.
У Матиса чуть сердце не остановилось, когда из отверстия выскочила большая черная тень. На него, оскалив зубы, с рыком неслась Саския. Матис еще никогда не видел, чтобы собака мчалась так быстро. Вот громадная псина уже изготовилась к прыжку.
В этот момент Толстушка Хедвиг взорвалась.
Мир перед глазами окрасился кровавыми пятнами вперемешку с дымом. Взрывная волна сбила Матиса с ног. Что-то тяжелое пронеслось в считаных сантиметрах от головы и с грохотом влетело в рощицу, расположенную в пятидесяти шагах. Земля под ним стала теплой и влажной. С некоторым запозданием Матис осознал, что лежит в луже крови. Скорее всего, своей. Он с трудом приподнял голову и увидел, что сбоку орудие разворотило, словно оно было тряпичным. Из отверстия поднимался черный столб дыма.
От собаки не осталось и следа. Только спереди к стволу пристал ошметок дымящейся шкуры.
До него снова донеслись торжествующие крики, такие далекие, словно из другого мира. Покачиваясь, Матис поднялся на колени и вгляделся в клубы дыма. Наконец они рассеялись настолько, что удалось различить крепостную стену.
В ней зияла брешь размером с широкую дверь, за которой открывался внутренний двор.
Матис со вздохом рухнул вниз лицом и остался лежать в собственной крови, а крестьяне и ландскнехты с криками устремились в пролом. Юноша стиснул в ладони деревянный амулет, подаренный Агнес целую вечность назад.
И провалился во мрак.
Глава 11
Вечер 3 июня 1524 года
от Рождества Христова, крепость Рамбург
Матис пришел в себя после того, как в лицо ему выплеснули целый ушат воды. Он распахнул глаза. Над ним, широко ухмыляясь, стоял Ульрих Райхарт с бадьей в руках.
– Выспался уж, поди, – сказал орудийщик, подмигнув Матису. – Наместник решил, что пирушку-то тебе уж никак нельзя пропускать. Тем более что отец Тристан тебя уже подлатал. Так что нечего разлеживаться.
– Пирушка… отец Тристан? Не понимаю.
Матис потер заспанные глаза. И разом все вспомнил. Они стояли под Рамбургом. Матис пробил брешь в стене, крепость пала! Толстушка Хедвиг хоть и взорвалась, но со своей задачей справилась. Правда, жаль было орудие… Ведь он столько труда вложил в это произведение искусства!
Матис неуверенно приподнялся на своем ложе из соломы и хвороста и понял, что находится посреди импровизированного лагеря, устроенного на седловине, неподалеку от Рамбурга. Уже стемнело, вокруг горели костры, возле которых пили и горланили песни ландскнехты. Некоторые из солдат упились до такой степени, что спали в собственной рвоте. У другого костра, поменьше, отплясывали со смехом два крестьянина, и еще один играл им на скрипке.
– Я что, целый день проспал? – спросил Матис у Райхарта.
Старый орудийщик зачерпнул кружку пива из водруженной на козлы бочки и громко рассмеялся:
– Целый день? Да ты два дня продрых, черт возьми! Завтра собираемся выдвигаться домой.
– Но… чем вы занимались все это время? – растерялся Матис.
Райхарт щедро глотнул из кружки, вытер пену со рта и только потом ответил:
– Грабили, как и заведено на войне. Сначала в крепости, а потом и по всей округе. Все-таки местные крестьяне примкнули к этому псу.
– У них не было выбора!
– Ха, кого это волнует? – Райхарт пожал плечами. – Нельзя быть таким мягкосердечным, Матис. Мы неплохо поживились, на дорогах теперь безопасно – вот что главное. Этот бард Мельхиор уже отправился сообщить новость другим ленникам. – Он усмехнулся: – Между прочим, рубился этот коротышка, как черт. Как по мне, так с клинком он управляется лучше, чем с лютней.
Матис хотел было возразить, но в этот момент к ним подошел, опираясь на посох, отец Тристан. Старый капеллан погрозил орудийщику пальцем.
– Райхарт, будь ты неладен! – ругнулся он. – Я же строго-настрого запретил ему вставать! Он потерял много крови! Твоя вина, если он теперь помрет.
Райхарт виновато улыбнулся:
– Так просто он не помрет, отче. Того, кто пережил взрыв Толстушки Хедвиг, ничем не возьмешь.
Он со смехом хлопнул Матиса по плечу и отошел за новой кружкой пива. Только теперь юный оружейник почувствовал, до чего измотан. Ноги, шею и плечи стягивали свежие повязки. Все тело словно замотали в сырую листву. У него закружилась голова, так что пришлось снова сесть.
– Вот видишь, что я говорил! Так уж прямо и не возьмешь…
Отец Тристан смерил его взглядом, после чего опустился на сломанное колесо от телеги.
– Мне мало кого удалось спасти, – сказал он с грустью. – Поэтому досадно было бы и тебя потерять после стольких трудов.
Матис взглянул в сторону леса. На ветвях толстого бука висело по меньшей мере полдюжины тел. Они слабо покачивались на ветру, и несколько ворон уже слетелись на трапезу. На темнеющем горизонте вырисовывались контуры Рамбурга. Отовсюду поднимались столбы черного дыма, в посадской части еще догорало несколько сараев и конюшен.
– Сколько людей убито? – спросил Матис.
Отец Тристан нахмурил лоб:
– Я их и не считал. Со стороны Вертингена – все солдаты и бо́льшая часть помогавших ему крестьян. У нас – не так много, но одних только крестьян пять юнцов. Еще у одного из ландскнехтов взорвалась в руках аркебуза. Его даже Господь Бог не признает, если бедняге доведется предстать перед ним. – он перекрестился и взглянул на импровизированную виселицу. – А тем уж и вовсе ничем не поможешь.
– А Черный Ганс?
– Граф Шарфенек собирается устроить над ним зрелищный процесс, – ответил монах усталым голосом и хрустнул подагрическими пальцами. – Его повесят, четвертуют и выпотрошат в Шпейере на глазах у всех горожан. Эрфенштайн с этим, очевидно, не согласен. Вот они и спорят над этим в шатре Шарфенека.
Матису вдруг стало дурно. Он схватился за плечо монаха, чтобы не упасть. Тот вынул маленькую бутылочку и протянул ему:
– Вот, выпей. Снадобье из калгана и арники, поможет набраться сил. Агнес сварила его специально для тебя, перед тем как я отправился сюда.
Матис с благодарностью глотнул из бутылочки. Отвар, сладкий и ароматный на вкус, наполнил живот приятным теплом. Матису сразу стало немного лучше.
– Как… как там Агнес? – спросил он потом неуверенно.
– А ты как думаешь? Беспокоится за тебя, дурень ты этакий! Вчера, когда явились первые гонцы с вестью о победе, Агнес только про тебя и спрашивала… – Капеллан подмигнул: – Она с радостью оказалась бы сейчас здесь, но я дал ей понять, что отец ей за это голову оторвет. Так что она решила дождаться тебя в крепости.
Со стороны лагеря вдруг донеслись громкие голоса. Оглянувшись, Матис различил лишь что-то темное и большое. Только потом он понял, что ландскнехты выволокли из палатки человека, с головы до пят закованного в цепи. Тот несколько раз споткнулся, после чего выпрямился и встал посреди лагеря. В свете большого костра Матис наконец узнал его.
Это был Ганс фон Вертинген.
Ландскнехты обступили его с веселым гомоном. Рыцарь бросал на них свирепые взгляды – лицо черное от копоти, в запекшейся крови, один глаз заплыл, нагрудник измят. Вчера, во время штурма, Черный Ганс сражался, как никто другой. Чтобы скрутить его и заковать в цепи, потребовались усилия пяти человек, но прежде он раскроил двоим из них череп. Кто-то из солдат подобрал комок твердой глины и швырнул в рыцаря. Вертинген пригнулся, но снаряд все же задел ему лоб. По лицу потекла свежая кровь.
– Трусливые свиньи! – проревел он и дернулся так, что зазвенели цепи. – Уж это вы можете! Забросать грязью связанного мужчину! Как сборище прачек!
– Кто тут свинья? Ты или мы? – выкрикнул кто-то из толпы. – Следи за словами, ты, кабанье отродье! Кто-нибудь, вгоните рогатину в брюхо этому хряку, что он заткнулся!
Остальные рассмеялись, после чего полетели первые камни. Правда, большая их часть отскакивала от цепей пленного. Лишь один крепко ударил его в плечо, и Вертинген покачнулся. Казалось, он сейчас рухнет на спину, прямо в огонь, но рыцарь все же устоял. Матис вспомнил, какой ужас внушал разбойник тогда, в лесу. Теперь же юноша проникся к нему чуть ли не сочувствием.
– Прекратить! Прекратить сейчас же!
Приказ донесся со стороны шатра, из которого один за другим вышли Эрфенштайн и граф Шарфенек. Наместник Трифельса огляделся по сторонам, его здоровый глаз сверкал от ярости.
– Не трогать пленника, никому! – гаркнул он. – Или я самолично повешу виновного на крепостных зубцах!