– Мы и без провожатых не заблудим, – сказала Лиза.
– Нам как раз по пути! – слукавил Алексей. – Ты ведь позволишь мне покуда идти подле себя?
– А кто те мешает? – ответила Лиза. – Вольному воля, а дорога мирская…
Лиза скромно опустила глаза.
Собака носилась кругами по лесу, распугивая птиц.
– Откуда ты? – спросил Алексей.
– Из Прилучина. Я дочь Василья-кузнеца, иду по грибы, – бойко, как по-писаному, отвечала Лиза. – А ты, барин? Тугиловский, что ль?
– Точно так, – отвечал Алексей. – А только я не барин, я камердинер молодого барина…
Лиза поглядела на него и засмеялась.
– А вот и врешь! – сказала она. – Не на дуру напал. Вижу, что ты сам барин!
– Почему же видишь?
– Да по всему.
– Однако ж?..
– Да как же барина со слугою не распознать? И одет-то не так, и баишь иначе, и собаку-то кличешь не по-нашему!..
Алексей рассмеялся. Хорошенькая поселянка все более нравилась ему. Некоторое время шли молча, Алексей тихонько насвистывал военную музыку. И вдруг остановились.
Поперек дороги разлилась широкая лужа.
Не успела Лиза сообразить, что ей предпринять, как молодой барин подхватил ее на руки и перенес через лужу, а перенеся – не сразу опустил на землю, задержал в объятиях.
Лиза отпрыгнула от него, не шутя замахнулась кузовком.
Сердце ее зашлось, слова никак не шли с языка.
– Вы!.. Да как вы!.. Ишь вы какой!..
Алексей опешил, стоял неподвижно.
Пес убрал язык, склонил голову набок.
Лиза овладела собой, опустила кузовок и сказала с важностию:
– Если вы хотите, чтобы мы были вперед приятелями, то не извольте забываться!..
Брови Алексея поднялись от удивления, он расхохотался.
– Это кто ж тебя научил так говорить-то, помилуй Бог!.. Уж не Настя ли, моя знакомая, девушка вашей барышни, как, бишь, ее зовут-то…
– Лизавета Григорьевна, – подсказала Лиза, поджав губы.
Она понимала, что вышла ненароком из своей роли, и теперь старалась поправить положение.
– А что думаешь, разве я и на барском дворе никогда не бываю?.. – сказала она. – Небось, всякого наслышалась и нагляделась…
– Так не сама ли это Лизавета Григорьевна распространяет просвещение между крестьян? – догадался Берестов и развел руками: – Non, c'est unique! Vraiment c'est un charme!..
– Я не по-нашему тоже могу… – сказала Лиза.
– Неужто? А ну-ка!
Лиза подумала и спросила таинственно:
– «Гутмонин» – знаешь, что такое?
– Ну, что? – улыбаясь, спросил Алексей.
– «Доброго вам здоровьичка», значит. По-аглицки…
Тут уж Берестов прямо покатился со смеху. Даже пес залаял от восторга. Лиза не удержалась, прыснула – и тоже раскатилась колокольчиком. Так они стояли и смеялись посреди дороги, то хлопая себя по бокам, то показывая друг на друга пальцами; и пес радостно прыгал между ними, и птицы гомонили над головами.
– Однако, – спохватилась Лиза, переведя дух, – болтая с тобою, грибов не наберешь… Иди-ка ты, барин, в сторону, а я в другую. Прощения просим… – в пояс поклонилась она ему.
Алексей утирал набежавшие от смеха слезы.
– Да как же тебя зовут хоть, душа моя? – спросил он.
– Акулиной зовут, – ответила Лиза и заспешила по тропке в сторону от дороги.
– Акулина! – крикнул Берестов, и в березовой роще будто аукнулось: «…Акулина-а!»
– Скоро буду в гости к твоему батюшке, жди!..
Лиза остановилась, испуганно оглянулась.
– К какому батюшке?.. – еле вымолвила она.
– К Василью-кузнецу, – Алексей шел к ней.
– Что ты, что ты! – возвразила с живостию Лиза, возвращаясь. – Ради Христа, не приходи…
– Что так?
– Коли дома узнают, что я с барином в роще болтала наедине, то мне беда будет… Отец прибьет меня до смерти!
– Да я непременно хочу с тобой опять видеться!
– Ну, я когда-нибудь опять сюда приду за грибами…
– Когда же?!
– Да хоть завтра.
Они опять стояли рядом. Их руки соединились. Лизины тонкие пальчики хотели высвободиться, пальцы Алексея удерживали их.
– Милая Акулина, расцеловал бы тебя, да не смею… Так завтра, в это время, не правда ли?
– Да, да… Да пусти же, барин, мне домой пора…
– И ты не обманешь меня?
– Не обману.
– Побожись!
Она, наконец, освободила руки и перекрестилась:
– Ну, вот те Cвятая Пятница, приду.
И побежала прочь, теряясь меж березовых стволов.
Алексей счастливо смотрел ей вслед, потом вдруг сорвал с головы картуз, запустил в небо и навскидку пальнул по нему из ружья.
Картуз разлетелся в пух и прах.
…Лиза открыла скрипучую дверь, навешенную в воротах конюшни, и шагнула в полумрак, где жарко блестели глаза лошадей в стойлах да выгибались дуги повозок, да блестели лаком крылья колясок.
– Настя!.. – шепотом позвала Лиза. – Ты здесь?
– А?! Что?.. – испуганно всполошилась Настя совсем рядом.
Она, оказывается, спала на сиденьи барской кареты, подложив под голову узелок с одеждой барышни.
– Фу, как ты меня напугала!.. – вскрикнула Лиза. – Спишь, никак?
– Ну и сплю… А че мне делать? Мне поутру миловаться не с кем… – съязвила Настя.
Но Лиза уже торопливо расплетала косу и пропустила ее слова мимо ушей.
– Давай скорей одеваться!
– Ну, расскажите же, барышня! – нетерпеливо спросила Настя. – Виделись с ним?
– Да, повстречались…
– И… что?
– И ничего. А ты что думала?
– Целовал вас?
– Вон что сочинила!.. Да как он посмел бы!
– Очень бы и посмел, – сказала Настя. – А то я не знаю!
– Нет, Настя… Не трогал он меня, да я и не далась бы!
Лиза начала переодеваться – сняла сарафан, рубашку…
Лошади, повернув морды, скосили любопытные глаза.
С помощью Насти Лиза облачилась в свое платье.
– …Мы просто поговорили и… разошлись.
– И все?! – разочарованно спросила Настя.
– И все… – вздохнула Лиза, опуская голову, и вдруг победно вскричала: – Завтра утром опять встретимся!
Она толкнула Настю в бок, отчего служанка завалилась на охапку сена, подле которой они разговаривали.
– Ай да барышня! Ну, вот так давно бы! А то… – Настя хохотала, катаясь на сене.
Григорий Иванович хлопнул добрую рюмку водки, спрятал в шкафчик графин и рюмку и, дернув плечом в сторону укоризненного взгляда мисс Жаксон, уселся за стол, на котором уже был накрыт завтрак.
Мисс Жаксон, как всегда, нарезывала тартинки.
– Good morning, – сказала Лиза, входя. – Что значит: «Доброго всем здоровьичка»!..
– Morning… – мисс Жаксон округлила глаза.
– Морнинг, морнинг, душенька! – радостно приветствовал ее отец.
Чмокнув папеньку, Лиза заняла свое место.
– Ты, говорят, гуляла поутру… – начал отец, отведывая тартинок. – Это похвально. Нет ничего здоровее, как просыпаться на заре! Не так ли, мисс Жаксон? – при этом он неприметно подмигнул дочери.
– Early to bed and early to rise… – начала мисс, а Лиза и Григорий Иванович хором закончили:
– …makes the man healthy, wealthy and wise!!..
Мисс Жаксон поджала губы и уткнулась в овсянку. Добрейший Григорий Иванович постарался загладить эту беззлобную шутку, продолжив разговор:
– Ты помнишь, Лизанька, сколько жил Левенгук?
– А кто это, папенька?
– Ну, Лизок…
– Miss Bethy, were studying this scientist! – сказала мисс Жаксон. – Мы учить о нем его жизнь прошлом годе.
– Ах, я забыла! – беспечно отозвалась Лиза. – Так кто же это?
– Этот голландец изобрел такой прибор, в котором видны мельчайшие твари. Но дело совсем не в этом, – отец наставительно поднял вилку. – Он прожил девяносто один год! И все потому, что вставал каждый день в пять утра и отправлялся собирать свои коллекции. Зимой и летом!..
– И совсем не пил водка, – вмешалась мисс Жаксон.
– Это уж конечно… – смущенно крякнул Григорий Иванович.
– Я теперь тоже собираю коллекции, – сказала Лиза.
– What is kind of your collection? – язвительно поинтересовалась мисс Жаксон.
– Это такие… усатые… Впрочем, весьма симпатичные! Водятся в рощах, выходят на охоту рано-рано…
– Тебе удалось поймать хоть одного? – спросил Григорий Иванович, слушавший с интересом.
– Я только одного такого и видела, – ответила Лиза, чему-то улыбаясь. – Но я его поймаю!..
– А где же ты гуляла?
– В тугиловской роще.
– Вот это напрасно, – огорчился отец. – Ты не должна туда ходить. Лови своих… усатых в другой стороне. Помни, Лиза, Иван Петрович Берестов – враг нашему семейству. Не приведи Господь, увидит тебя на своих землях – позору не оберешься!..
– Хорошо, папенька, – потупила глаза Лиза. – Я вам обещаю.
К полудню стало жарко.
Прикрывшись от солнца зонтиками, Лиза и Настя тряслись в легкой коляске, которая бойко катила по пыльной дороге среди раздольных прилучинских полей. Эта конная прогулка была придумана Лизой только для того, чтобы наедине с Настей, без помех, хорошенько рассудить происшедшее.
… – Нет-нет, Настя, я все обдумала! – говорила Лиза горячо. – С моей стороны это было легкомыслие, не боле… Я не должна больше ходить в рощу. Да я и папеньке обещала!
– А Берестову?!.. – наклонясь поближе, вполголоса возразила Настя, таясь от Дуньки, которая, как всегда, лихоправила лошадьми. – Берестову тож обещали!..
– И ему обещала… – сникла Лиза. – Ах ты, Господи, как же поступить?!..
– Да кто узнает? Вам ведь хочется, а чего хочется, того и просится!
– Нет, милая Настя, – серьезно возразила Лиза. – Не так живи, как хочется, а так живи, как Бог велит!
– А он вам разве велит? – нашла Настя резон. – Папенька велит, а папенька, чай, не Господь-Бог…
– Тпру-у-у! – резко остановила лошадей Дунька и обернулась: – Барышня, Буланка похрамывает, перековать бы надо. Когда еще мимо кузни поедем… Что прикажете?
– Делай, как знаешь, – вяло махнула рукой Лиза, разомлевшая от жары; стала обмахиваться веером.
Вышел кузнец Василий, земно поклонился барышне, поприветствовал:
– С ведром тебя, матушка!
– Спаси вас Бог… – кивнула Лиза.
Кузнец стал осматривать копыта Буланки, вместе с Дунькой они распрягли кобылу, повели к кузнице.
– Во, – тихо скзала Настя и показала глазами, – ваша крестница… Акулина, дочь Василия.
– Что? – не поняла Лиза, потом посмотрела в сторону кузницы – и увидела там на завалинке толстую рябую девку в рубахе на голое тело, которая что-то ела, лениво отгоняя мух и рассеянно следя за тем, как играют в бабки златовласые, замаранные ребятишки – очевидно, ее братья.
– Да-да… – растерянно прошептала Лиза. – Знаю…
Настя постращала барышню:
– А ну, как Берестов, не найдя вас в роще, побежит в кузню да увидит ее?!.. Да и поймет, что вы его обманули?!..
Лиза обмерла, замотала головой:
– Нет, Берестов не пойдет в Прилучино! Ему это будет неприлично!..
– Прилично – неприлично… Не найдет вас – точно так и сделает! – твердила свое Настя. – Завтра же и сделает!..
– Ой, и вправду! Он может! Он такой! – испугалась Лиза. – Так ты считаешь – надобно идти?
– А то как же? Назвались груздем – полезайте в кузов…
– Ну, тогда в последний раз! – решилась Лиза.
Кузнец начал колотить молотом по раскаленной полоске железа, сгибая ее в подкову…
Отдохнувши после обеда, Иван Петрович Берестов имел обыкновение час-другой диктовать сыну свои мемуары.
Сидя за столом в кабинете и по-школярски прикусив язык, Алексей торопливо скрипел пером, еле успевая за отцом. А тот, расхаживая туда-сюда по кабинету, воодушевленно изрекал:
– …Невозможно без прискорбия видеть уничижения наших исторических родов… Никто у нас ими не дорожит, начиная с тех, которые им принадлежат…
Иван Петрович задумался, оформляя следующую мысль и бормоча себе под нос.
Алексей поднял глаза от бумаги и тоже задумался. Мысли его улетели далеко, он улыбался…
А отец уже продолжил диктовку:
– Да какой гордости воспоминаний ожидать от народа, у которого пишут на памятнике: «Гражданину Минину и князю Пожарскому»!.. Ты успеваешь, Алексей?
Берестов-младший спохватился, снова шустро заскрипел пером.
– Какой князь Пожарский? Что такое гражданин Минин? – горячился Берестов-старший. – Был окольничий князь Дмитрий Михайлович Пожарский и мещанин Козьма Минич Сухорукий, выборный человек от всего государства!.. Но отечество забыло даже настоящие имена своих избавителей… Жалок народ, для коего прошедшее не существует!..
Утомившись, Иван Петрович расслабленно опустился в кресла. И тогда Алексей решился.
– Батюшка, позвольте сказать…
– Что? – живо повернулся отец. – Ты не согласен?
– Да нет, я не о том… – смешался сын. – Лошадь у меня расковалась.
– Ну, так вели подковать, – с досадой сказал отец.
– Степан подковал, да плохо. Видно, пьян был…
– Пьян был – выпороть! Только я что-то не очень верю. Степан и пьяный подкует так, что любо-дорого… Ну, вели перековать! И не перебивай по пустякам! О чем, бишь, я…
– А вы разрешите перековать у другого кузнеца? – не отставал Алексей.
– У кого же другого? У нас один кузнец.
– В Прилучине, говорят, есть Василий. Хороший кузнец…
– Что-о?.. – отец грозно поднялся с кресел. – В Прилучине?! У Муромского?.. Да как ты посмел даже подумать такое?! Знаешь, как он обо мне отозвался недавно, Хлупин давеча сказывал?.. «Провинциальный медведь»! Мы для него – дураки неотесанные, дремучие… А он, значит, отесанный. По-англицки отесанный, ровный со всех боков!.. И не думай.
Отец походил еще по кабинету, пофыркивая, потом раздраженно сказал:
– С мысли сбил… Ну, все, на сегодня довольно. Ступай! —
И стал усердно набивать чубук.
Алексей понуро направился к выходу, затворил за собою дверь и только там, в гостиной, обернувшись к двери, показал ей язык – и огляделся тут же: не видел ли кто из слуг? Потом уныло поплелся к себе. Поднявшись в свою комнату, он бросился на софу лицом в подушку.
И привиделась ему пронизанная утренними лучами солнца березовая роща, и звонко смеющаяся милая Акулина, и радостно лающий пес, прыгающий ему на грудь и облизывающий лицо!..
…От этого Алексей и проснулся, рывком сел на софе.
Пес жарко дышал ему в лицо, повизгивая, срываясь на лай. В дверях стоял заспанный егерь.
– Велели пораньше разбудить, барин…
Было пять часов утра.
Через несколько секунд Алексей уже выскочил на крыльцо с ружьем в руках. Пес прыгал следом.
Алексей свистнул – и они оба побежали в сторону леса.
– Барин! Ружье-то не заряжено! – крикнул вслед егерь. – Ружье зарядить забыл… – сокрушенно вздохнул он, почесался и побрел досыпать.
Алексей явился в рощу первым. Огляделся, проверяя, точно ли определил место первой встречи, затем подозвал собаку и, прицепив к ошейнику поводок, привязал пса в сторонке к дереву.
– Pardon, mon ami, attendez ici… Важный разговор.
И тут увидел меж кустарника мелькнувший синий сарафан. Алексей живо спрятался за широким стволом старого дуба.
Лиза, незаметив его, прошла рядом в печальной задумчивости. Алексей выпрыгнул из-за дерева и, припав на одно колено, крепко схватил ее за руку.
– Акулина, душа моя! Пришла… Я заждался сегодняшнего утра!
Лиза улыбнулась ему.
– Встань, барин, что ты, право…
– А почему глазки грустные? – спросил он с нежностию, поднимаясь. – Что случилось?..
– А то и случилось, барин, что видимся мы в последний раз. Сегодня уж я пришла, не смогла не сдержать данного тебе слова, но более не приду, не обессудь…
– Но почему же? – вскричал Алексей.
– Да уж потому, что ни к чему доброму эти встречи довести нас не могут. Нельзя нам видеться, нехорошо это…
– Да что ж в этом нехорошего, милая Акулина?! Поверь, ничего дурного я и в мыслях не имею!..
– Нет, барин, тайное всегда грех, потом непременно каяться придется. Не дай Бог, кто узнает – барин с крестьянкою встречается! И тебе не сдобровать, а уж мне… – девушка безнадежно махнула рукой и пошла прочь.
– Постой, не спеши… – Алексей догнал ее, подвел к пеньку, усадил. – Теперь выслушай меня… Такой девушки, как ты, я еще никогда не встречал, Господь свидетель. Это он мне тебя послал! И я заверяю его и тебя в полной невинности моих желаний!.. Я обещаю никогда не подать тебе и малого повода к раскаянию! Буду повиноваться тебе во всем. – Он говорил языком истинной страсти и в эту минуту был точно влюблен, – только не лишай меня единственной отныне отрады: видеться с тобою наедине, хотя бы через день, хотя бы дважды в неделю!..
Лиза выслушала его и покачала головой:
– Сегодня – последний раз…
– Никогда не говори – последний раз! Не нам решать – какой раз последний, а какой нет, – возразил Алексей.
Лиза долго молча смотрела на него.
Собака Берестова натягивала поводок, хотела быть рядом, сгорая от любопытства.
– Дай мне слово, – сказала она наконец, – что ты никогда не будешь искать меня в деревне или расспрашивать обо мне. Дай мне слово не искать других со мной свиданий, кроме тех, что я сама назначу.
– Клянусь Святой Пятницей! – охотно поклялся Алексей.
– Мне не нужно клятвы, – сказала Лиза. – Довольно одного твоего обещания.
Они отвязали пса и пошли по лесу, взявшись за руки, как дети.
Вот они вошли в темный ельник, поросший снизу густым высоким папоротником. В широких узорчатых листах мелькали их головы. Стелились под ноги брусничные заросли, сверкали бусинки зрелых ягод. Иногда попадался гриб. Алексей указывал на него, а Лиза срывала и опускала в свой кузовок. Они говорили о чем-то, только им ведомом, но слышно было лишь пение птиц да музыкулеса.
Из ельника вышли на поляну, окруженную кустами малины, и принялись есть ягоды, смеясь. Алексей наклонял ветку, обсыпанную малиной, а Лиза зубами срывала ягоды. А то Лиза подавала ему ягодку на ладошке, и Алексей брал ее губами.
Так они пришли на край леса и остановились.
– Ну, мне пора, – сказала Лиза.
– Уже? – огляделся, приходя в себя, Алексей.
Они стояли друг против друга, не в силах разойтись.
– А ты, барин, надолго ли в наши места? – спросила Лиза.