— Хорошо…
— Ну, тогда спи. Приятных снов.
Священник ушел — испарился, словно злой дух. А Кевин О'Коннел, «полковник», командир батальона белфастской бригады ИРА остался сидеть в своей тесной комнатушке, бессмысленно уставившись в стену, словно ища какую-то непостижимую человеческим умом истину на грязных разводах обоев…
Картинки из прошлого. 16 июня 1993 года. Пограничная зона, переход через Амударью. Афгано-русская граница
Если брать границу Российской империи, на всей ее немыслимой протяженности, то ее отрезок с Афганистаном был наиболее опасным. Более того — пограничная зона Туркестанского особого военного округа была одним из наиболее опасных мест на земле. Но одновременно — здесь можно было заработать целое состояние за год.
Возьмем автомобили. Обычный русский внедорожник типа «Егерь» в простой, армейской комплектации. В России такая машина новой стоит ровно пять тысяч золотых. Но если перегнать ее через границу и доехать на ней хотя бы до Джелалабада — и с ней при этом в дороге ничего не случится — то там ее можно продать и за восемь тысяч золотых, а в Пешаваре, по другую сторону афгано-индийской границы она будет стоить не меньше десятки. При ввозе русского автомобиля на территорию Индии полагается заплатить пошлину, эквивалентную примерно двум тысячам золотых — но если ты не новичок и знаешь ходы-выходы в таможне — то тебе это обойдется всего в пятьсот золотых. На российской границе коррумпирован примерно каждый второй таможенник, а на индийской — все поголовно. А если еще и груз взять — машина большая, просторная, можно до тонны самого разного груза взять и в дороге продавать — то за один рейс ты свои деньги удвоишь. А если еще и в обратный путь взять «золотой сон» или «семь слонов», или «три девятки»…
Рисковых людей было много, причем и с той стороны границы и с другой. Русские, узбеки, таджики, пуштуны, индийцы, даже британцы. Те, кто готов был, как и в старые времена переносить лишения, идя с караванами, защищать груз с оружием в руках, рисковать своей жизнью. На всем протяжении пути было опасно — после четвертой и пятой афгано-британских войн власти в Афганистане практически не было. Англичане из захваченной страны ушли — чтобы не было потерь, чтобы не разжигать еще больше партизанскую войну. Короля Гази-Шаха справедливо считали британским ставленником — он и в самом деле им был, потому что кроме как на британцев опереться было не на кого. Все дело в том, что король не был не только пуштуном племени Дуррани, до этого двести лет державшим афганский престол — он был пуштуном только наполовину, а на другую половину, по матери — хазарейцем. В итоге его ни пуштуны, ни хазарейцы, никто либо еще, кроме королевской армии не считал его своим, а сил у него хватало ровно настолько, чтобы полностью контролировать Кабул и его окрестности, а также создавать видимость власти в стране — именно видимость. На самом деле в стране правили племенные вожди и губернаторы провинций, назначаемые слабым королем за «подношения». Как ни странно, пуштунов такая ситуация тоже устраивала. Король был объектом всеобщей ненависти, ставленником захватчиков-англизов — но если его убить — сразу после этого все пуштунские племена перегрызутся между собой. Ненависть к королю объединяла пуштунов — но если только случится, что король умрет — борьба за трон ввергнет Афганистан в пучину гражданской войны. Умные старейшины племен это понимали — и оставляли все как есть. Оставляли — до поры, до времени…
И пока все было так, как есть — афганский народ нищенствовал, основным сельскохозяйственным товаром были конопля и опийный мак, а между населенными пунктами шли и шли по плохим, давно не ремонтировавшимся дорогам, ощетинившиеся стволами караваны. Стреляли редко — потому что машина с пулевыми пробоинами в кузове, например, потеряет в цене — предпочитали платить дань. Как въехал на территорию какого-либо племени — плати дань. Но и стволы были — во-первых, чтобы племена не забывали, что проехать можно и без дани и не наглели, во-вторых — находились и отморозки — их называли «душманы». Эти душманы не хотели довольствоваться малым, снимая дань — они нападали на караваны, чтобы забрать весь груз целиком, чаше всего нападали на ночных стоянках или на горных дорогах. Вот против них и нужны были стволы. Но стволы не всегда помогали — и оставались у разбитых афганских дорог обгоревшие, иссеченные пулями остовы машин и страшно белеющие кости лихих караванщиков…
Поскольку, афгано-русская граница была местом опасным — то и прикрыта она была соответствующим образом. Несколько погранотрядов находились в ключевых ее точках сама граница представляла собой — где было это возможно — сплошную многометровую полосу колючей проволоки, мин, датчиков движения. Кроме того, над границей постоянно курсировали небольшие дирижабли со средствами наблюдения, как в обычном, так и в термодиапазоне. Каждая застава выставляла скрытые, кочующие посты и секреты, облетала зону ответственности на вертолетах, пограничники вели агентурную работу в прилегающих к границе районах.
Помимо прочего, напряженный участок границы использовался и для боевой учебы. В Чирчике стоял полк, относящийся к командованию специальных операций, в Фергане была оборудована огромная военная база. Она служила учебным центром для обучению ведению боевых действий как в горной, так и в пустынной местности. Завершающий этап обучения проводился в реальных условиях — курсанты выставляли посты на границе, учились бесшумно ходить по горам, обнаруживать противника и уничтожать его. Условный противник в любой момент мог превратиться в настоящего — поэтому наряду с учебными боеприпасами курсанты носили и боевые. Также границу прикрывала десантно-штурмовая дивизия, пока это была шестьдесят шестая, но ее уже переводили под Санкт Петербург, а на ее месте формировали новую — сто восьмую.
Но даже с таким, экстраординарными мерами, границу нельзя было считать полностью перекрытой. Все дело было в товаре — если купить партию героина в том же Кандагаре — там был крупнейший в мире оптовый рынок дури и торговали в открытую — а потом продать в розницу в Санкт Петербурге — получалось как минимум пятьдесят концов — то есть один золотой на выходе превращался в пятьдесят. Ради такого куша находились желающие рискнуть и переправиться через границу или попробовать подкупить таможенных офицеров. Переправкой занимались опытные профессионалы, сплоченные в банды — они имели агентуру даже в погранотрядах, знали графики дежурств, местоположение скрытых секретов, схемы минирования, графики облетов и пролетов дирижаблей. На вооружении у них было бесшумное оружие, акваланги, специальные накидки, делающие бессильными тепловые датчики. На границе работали даже бывшие САСовцы, в основном как инструкторы — соблазняясь после отставки жалованием, на порядок превосходящим армейское. В общем — покоя на этом клочке земли не было никогда.
Сегодняшний день особо не отличался от других таких же. С лазурно-синего неба истекал жаром сияющий диск солнца, рвано-острые пики гор закрывали горизонт, длинная колонна машин, скопившаяся по обе стороны капитального бетонного моста через Амударью, довольно споро продвигалась — а с обратной, афганской стороны пропускали в час по чайной ложке и то после тщательного обыска. Оно и было понятно — ну что, скажите такого можно незаконного вывезти в Афганистан? Разве только оружие — но это уже не наша головная боль. А так — на больших, трехосных и четырехосных полноприводных АМО и КУНах — тяжелых, грозно выглядящих, с массивными кенгурятниками, дополнительными фарами, навесной броней везли все, что только нужно для жизни — еду, одежду, стройматериалы, технику. Афганистан был вообще страной совершенно без промышленности, британцы не считали нужным ее развивать, просто продавали свои товары в Афганистан, как и в другие колонии и зависимые страны втридорога и на этом делали деньги — а от товаров других стран отгораживались протекционистским таможенными пошлинами. Но здесь это не проходило — как только офицер русской таможни отпускал очередной АМО, он, плюясь черным дизельным выхлопом проходил мост, а на афганской стороне даже не останавливался — опускалось окно, из кабины свешивалась рука водителя с зажатой в ней купюрой, прямо на ходу эта купюра перекочевывала в руку таможенного офицера, а потом в его карман. Таксу знали все и всех это устраивало.
Но завтра, именно здесь и сейчас должен был начаться второй этап строго засекреченной геостратегической операции «Чингисхан». Название операции выбрал компьютер, совершенно случайно из более миллиона терминов и понятий — но удивительно, что оно подошло в самый раз.
Контролировать прохождение границы можно было с обычной погранзаставы, с дирижабля — серо-стального цвета гигант висел всего в двух километрах от таможенного поста, возможностей оптики вполне хватало, чтобы вести наблюдение. Но в этом случае создавалась возможность утечки информации, которая, даже самая малейшая, была недопустима. Поэтому, в Чирчик несколько дней назад прибыла особая разведывательная группа из центра — двое техников-операторов и несколько спецназовцев для охраны. Пройдя наскоро, за несколько дней «курс молодого бойца» для горных условий они влились в состав особой разведгруппы — командование чирчикского полка выделило шестнадцать человек — задачу которой знали только «варяги», пришлые. Да и то — выдвинуться в квадрат такой то, проконтролировать прохождение через границу колонны машин, госномера…, проконтролировать переход их до точки, где они попадают в афганскую зону ответственности. А кто находится в машинах, что за груз они везут — то было неведомо…
Вертолет высадил их за много часов до «часа Ч», вечером предыдущего дня, почти за двадцать километров до точки, которую они вчера выбрали по карте, как основной наблюдательный пункт — скальная терраса, заросшая кустарником — на ней можно было уместить человек пятьдесят, то есть с запасом. По этой террасе проходила тропа, это было опасно — по ней могут идти контрабандисты, если они нарвутся на группу, будет бой, это демаскирует их и сорвет выполнение задания. Но другого такого места для наблюдения в окрестностях не было — пришлось располагаться здесь, отправив по обе стороны тропы сторожевые посты и прикрывшись минами направленного действия.
На удивление местных, чирчикских спецназовцев, излазивших в ходе подготовки и боевых операций местные горы на пузе вдоль и поперек, «варяги» — а они так и отказались сказать, кто они и где служат — проявили себя в ночном переходе на удивление хорошо. Ночной переход — это вообще опасно, а ночной переход в горах, да еще в том районе, где в любой момент можно нарваться на вооруженных до зубов контрабандистов с дурью — чрезвычайно опасен. Тем не менее, варяги — они держались отдельной группой и несли какое-то оборудование в мешках, на вид килограммов тридцать — шли бесшумно и споро, ничуть не отставая от обстрелянных, опытных чирчикцев. Ни один из них — для новичков вообще нонсенс — не произнес ни звука при переходе, никого не пришлось подстраховывать. Обычно новички переговариваются между собой, не знают как страховаться на склонах и осыпях, выдают себя — даже звяканье карабина ремня, которым он крепится к автомату может выдать. Но эти — показали себя выше всяких похвал.
Позицию заняли утром, в шесть ноль-ноль по местному времени. Переход открывался ровно в семь ноль-ноль, поэтому за ночь к нему скопилась едва ли не десятикилометровая очередь. Оставив своих стальных коней — на русском берегу по серьезному не грабили, могли только сломать замок и унести вещи и магнитолу — поэтому в каждую машину, ходящую по этому маршруту, ставили небольшой сейф. А так, водители, договорившись с охранниками из местных — на границе так часто подрабатывали, охраняли машины ночью с громадными собаками, туркменскими алабаями — направлялись в один из трех караван-сараев, работавших по русскую сторону границы. Здесь, как и пятьсот лет назад можно было найти все, что душе угодно — вкусно покушать, покурить кальян, подобрав наргиле по вкусу, найти интересного собеседника для неторопливой беседы, поспать, не на узкой полке в машине, а в нормальных условиях, договориться с одной из местных дам и хорошо провести с ней время, договориться об обмене или продаже товара и заключить сделку. Все было в этих караван-сараях — даже огромные белые тарелки спутниковых антенн стояли над древними каменными стенами, как символ победы в этих краях двадцать первого века над веком девятнадцатым…
Была еще у самой границы и заправка — большая, настоящее нефтехранилище. Ее хозяин был одним из самых богатых людей в Туркестане — потому что каждый дальнобойщик, переправляясь через границу заезжал на заправку и заливал топливо, стоящее здесь с хорошей наценкой, во все, что у него было, и основные баки и дополнительные доливал под завязку. В Афганистане топливо было намного дороже, и черт его знает, когда удастся заправиться по тут сторону границы и удастся ли вообще.
Спецназовцы быстро заняли позиции, замаскировавшись, укрывшись накидками. Варяги развернули свое имущество — оказалось, что несли они в своих рюкзаках станцию спутниковой связи, большую, похожую на астрономическую трубу со стократным увеличением и какой-то аппарат с небольшой антенной, больше похожий на пульт управления чем-то. Еще один мешок остался нераспакованным.
Командовавший группой «чирчикских» майор Волобуев посмотрел на часы, по-быстрому отдал команды…
— Кот — с группой вниз. Удаление сто пятьдесят метров, развернись, перекройся минами, замаскируйся. Бык — то же самое — сто пятьдесят метров вверх. Остальным — рассредоточиться, замаскироваться, обеспечить периметр!
Словно дери — так называли местные горных духов, кое кто даже утверждал, что видел их хотя скорее всего это были банальные контрабандисты с дурью — один за другим спецназовцы исчезали во мраке. Каждый из них уже присмотрел во время перехода — опытный боец делает это всегда, «на автомате» — подходящее укрытие — и теперь спешил к нему. Опять-таки опытный боец никогда не займет укрытие, не проверив его на наличие мин или змей — так что отряду нужно было немного времени…
— Господин майор, технику установили. Собирать?
Командовавший «варягами» майор — бритый наголо, с короткой бородой, выделявшийся шикарным горским кинжалом вместо обычного штык-ножа, посмотрел на часы.
— Когда сегодня рассвет?
— Шесть пятьдесят две, господин майор. В семь начинается пропуск машин через границу, потемну не пропускают.
— Пока не собирайте, сломаете еще. Занять позиции для наблюдения!
— Есть!
Сам майор — фамилия его была Мадаев, по национальности он был чеченцем, как и многие его бойцы и входил в состав одного из чеченских спецбатальонов — легко и бесшумно, что выдавало в нем горца, выросшего в горах и знающего их как свои пять пальцев подполз к развернутому и накрытому маскировочной сетью телескопу, развернутому на краю обрыва. Коснулся плеча лежащего за телескопом солдата, тот бесшумно отодвинулся, уступая место. Майор прильнул к объективу…
Ночной оптики не было, но не было и необходимости в этом, на дороге было достаточно светло. Длинная стальная змея — машины стояли вплотную друг другу, в несколько рядов змеилась по дороге, растекалась на обочины, исчезала за поворотом в ущелье — через него была пробита дорога. Через равные промежутки об обе стороны змеи горели костры, иногда с гиканьем, с топотом копыт по иссохшейся, каменистой земле проскакивали верховые — охрана. Остальные охранники сидели у костров — это были бывшие пастухи, нашедшие себе занятие более простое и денежное — они бросили свои стада и охраняли теперь стальное стадо, точно так же, как они до этого охраняли овечьи. Скорее охраняли не они — охраняли здоровенные — по пояс человеку — мохнатые молчаливые собаки — туркменские алабаи. Пока они мирно лежали у костров рядом с хозяевами — но то один, то другой настороженно поднимали голову и всматривались в темноту. Эти собаки почти никогда не лаяли — не считали нужным. Они убивали…
Сетка прицела замирала то на одном месте, то на другом. Один алабай — белая, длинношерстая зверюга, как будто почувствовал — когда перекрестье зрительной трубы замерло на нем, он, до этого мирно лежащий и смотревший на пламя — вдруг настороженно поднял голову и посмотрел прямо на майора. Хотя разделяла их пара километров, собака все равно что-то почуяла. Майор вдруг почувствовал родство с этим восьмидесятикилограммовым собачьим исполином — в его доме, далеко отсюда тоже жил такой же вот зверь — только кавказская овчарка.
— Господин майор, в зоне видимости противника не наблюдаю! — лежащий неподалеку снайпер успел обшарить возможные точки, где мог быть бы противник через прицел, установленный на крупнокалиберной снайперской винтовке.
— Продолжать наблюдение. Время?
— Шесть тридцать одна, господин майор.
Майор снова прильнул к телескопу, обшаривая взглядом длинную стальную змею — хотя и понимал, что нужные ему несколько машин ночью, да среди такого количества точно таких же, он не различит…
Все посерело — так в горах начинался рассвет. Черный, непроглядный мрак ночи сменился серой хмарью, внизу водители уже выходили из караван-сараев, сытые и довольные весело переговариваясь — на разных языках, но при этом отлично понимая друг друга — шли заводить стальных коней. Это была последняя спокойная ночь перед долгими переходами по местам, где стрелять могут даже горы, не дай Бог для кого и последняя…
— Майор оторвался от объектива…
— Приступайте…
Из последнего мешка двое извлекли что-то наподобие крыльев, а потом и корпус, фюзеляж небольшого, странной формы летательного аппарата. На вид, весил он килограмм шесть-семь, а размах крыльев у него был метра полтора…
Техники сноровисто собирали аппарат — вставили в пазы несущие плоскости, потом управляющие, проверили небольшой двигатель, прикрутили к приводному валу винт. Один из техников поднял летательный аппарат — напоминавший примитивную, собранную авиамоделистами только большую по размерам, модель самолета — на вытянутой руке, второй склонился над пультом управления, экран которого осветился мягким зеленым светом…
— Контроль. Двигатель!
С едва слышным подвыванием закрутился винт.
— Норма.
— Плоскости.
Самолетик покачал сначала рулями высоты, потом направления.