Неудобным, доставляющим одни только беспокойства и хлопоты Кокрейн стал с того момента, когда попытался выступить в роли изобретателя. В этом он шел по стопам отца — изобретателя-неудачника, предложения которого не находили практического спроса. Кокрейн-младший предложил использовать смолу для пропитки ею днища судов. Каждому моряку было известно, как быстро дно судна приходит в негодность из-за морской воды и червей, разъедающих древесину. Но Адмиралтейство не поддержало молодого изобретателя, оставаясь верным своей репутации «кладбища новых идей». Тогда Кокрейн решил найти сторонников среди судостроителей. Познакомившись с его предложением, они откровенно рассмеялись: «Мы живем ремонтом, а черви — это наши лучшие друзья. Вместо того, чтобы пользоваться вашим методом сохранения днища, мы намажем его медом, чтобы привлечь этих славных червячков».
Как ни странно, такой цинизм не обескуражил молодого изобретателя, и он еще не раз будет, большей частью, правда, безуспешно, предлагать свои «выдумки» Адмиралтейству.
Упорный и упрямый, нетерпеливый и высокомерный, Кокрейн не мог нравиться начальству и оставался непокорным и беспокойным, одинаково бесстрашно боровшимся с врагами на море и продажными чинушами из Уайтхолла. Он родился спустя 17 лет после Нельсона, и ему довелось лишь однажды встретить великого флотоводца. Но морем заболел еще ребенком, когда как-то стащил из дома пару дорогих простыней и соорудил из них паруса. У родителя насчет сына были свои планы — отец, девятый лорд Дан-дональд, давно имел офицерский чин в пехотном полку и хотел, чтобы его отпрыск поступил именно в этот полк. Но тут вмешался дядя, капитан флота. Он тайно внес имя племянника в судовой журнал в качестве своего стюарда. Так юный Том Кокрейн стал гардемарином, хотя ни разу еще не видел своего судна. Такая практика тогда существовала, хотя официально и не поощрялась. Но вот настал, наконец, день—27 июня 1793 года, когда молодой Кокрейн, сломив сопротивление отца, появился на палубе «Лани», небольшого корабля флота его величества. Видимо, именно в это время он встретил лорда Нельсона и услышал от него совет, которому следовал всю жизнь: никогда не избегать маневра, всегда нападать первым. Вскоре ему представилась возможность на деле воспользоваться этим советом.
После «Лани» Кокрейну доверили командование судном «Фетис», которое входило в эскадру адмирала Мюрреля, не раз ему приходилось вступать в стычки с французскими судами.
Над Европой уже нависала тень Наполеона, успешно действовавшего против сардинцев и австрийцев в Италии. Только на море французам не везло. Нельсон оказался более удачливым в морских баталиях. Получил назначение на передовые рубежи морских операций и лейтенант Кокрейн. Его новый корабль «Быстрый» участвовал в блокаде порта Кадис, потом отправился к Мальте, где под британским командованием находился полк французских роялистов. Однажды его офицеры организовали бал-маскарад. Кокрейн купил билет и, нарядившись в шутку английским моряком, в грязной робе явился на бал. В дверях его задержали и не позволили войти в зал. Напрасно он убеждал, что на нем только маскарадный костюм, такой же, как любой другой, будь то наряд паши или турецкого пирата. Появившийся офицер — главный распорядитель бала, вытолкал его взашей за дверь. Это было слишком, и Том пустил в ход свои кулаки. Подоспевшие солдаты его скрутили и посадили под замок. Когда выяснилось, в чем дело и кто он есть на самом деле, от него потребовали извиниться перед офицером. Возмущенный Кокрейн заявил, что лорд никогда ни перед кем не извиняется! В результате последовал вызов на дуэль. Они стрелялись на следующий день. Пуля француза задела ребро Тома. Он же угодил противнику в бедро, не причинив большого вреда. Честь была спасена, сатисфакция состоялась, и они расстались друзьями.
«Быстрый» вновь отправился в море докучать французам и их испанским и итальянским союзникам. За тринадцать месяцев плавания «Быстрый» с экипажем из 6 офицеров и 84 матросов захватил около пятидесяти кораблей и послал на дно примерно столько же, пленив пятьсот матросов и добыв семьдесят пять тысяч фунтов стерлингов.
Но однажды судно постигла неудача. Его окружили три французских фрегата. «Быстрому» не удалось, несмотря на личное мужество и смелость экипажа, оторваться от противника. И тогда Кокрейну пришлось спустить флаг, после чего последовали церемониальные рыцарские жесты, которые в те времена еще были возможны. Капитан-победитель отказался принять шпагу Кокрейна, которую тот начал было отстегивать. Последовали слова: «Я не приму шпагу от офицера, который в течение столь долгих часов вел борьбу с невозможным. Прошу вас сохранить шпагу и остаться при ней, хотя вы и являетесь моим пленником».
У лорда Кокрейна не было в общем-то оснований для стыда из-за постигшей его неудачи. Но лорды из Адмиралтейства думали по-другому. Его осудили за потерю судна. Правда, вскоре оправдали. Поводом к этому послужило письмо его дяди адмирала первому лорду Адмиралтейства Сент-Винсенту, в котором тот напомнил о блестящих победах своего племянника. В частности, о том, как был захвачен им крупнейший испанский фрегат «Эль Гомо». На борту грозного фрегата находилось тогда 319 матросов, у Кокрейна же—54. Талантливый на всевозможные хитрости, он поднял на своем судне флаг США и прежде, чем обман обнаружили, «Эль Гомо» был взят на абордаж. Его матросы, вымазанные сажей, с абордажными саблями в зубах попрыгали на палубу испанца, завязав рукопашную схватку. Тем временем Кокрейн метким пушечным выстрелом сбил флаг на мачте противника. Решив, что командир сдался, испанцы прекратили сопротивление.
Кокрейну было в то время двадцать шесть лет. После трех лет отсутствия он оказался на родной земле, завоевав репутацию отчаянного смельчака и умелого морехода. Мог ли он предполагать, что здесь, на суше, ему придется вести битвы ничуть не менее опасные— за справедливость и торжество правды.
Первая битва Кокрейна с власть предержащими началась из-за его вполне законного требования повысить по службе лейтенанта Паркера с «Быстрого». Его письмо по этому поводу первому лорду Адмиралтейства осталось без ответа. Лорд Сент-Винсент, глава этого морского ведомства, мягко говоря, не симпатизировал Кокрейну, считал его выскочкой, заносчивым и наглым. Не ответил он и на второе письмо. Только после третьего снизошел до ответа. Да и то сообщил лишь, что повышение не может состояться из-за числа убитых, хотя и незначительного, на борту «Быстрого». Том Кокрейн вознегодовал: «Выходит, повышение по службе зависит от числа убитых на борту?!» И не нашел ничего лучше, как напомнить лорду, что в битве при Сент-Винсенте его флагманское судно почти не принимало участие в боевых действиях и все же адмирал получил лордство, а всех членов экипажа повысили по службе. Хотя это была правда, едва ли стоило напоминать об этом самолюбивому и злопамятному первому лорду Адмиралтейства. Тем более, тогда поговаривали, что победа при Сент-Винсенте была одержана командором Нельсоном, а не хитрецом адмиралом.
Надо ли удивляться, что первый лорд не соизволил ответить на этот выпад. Тогда Кокрейн сообщил обо всем Совету Адмиралтейства, чем еще больше усугубил отношения с начальством.
Попутно скажу, что спустя несколько лет, когда лейтенант Паркер оставил флот, Адмиралтейство под напором непрекращающихся попыток Кокрейна добиться справедливости сыграло с несчастным офицером злую шутку. Его назначили капитаном несуществующего судна «Радуга» в районе о. Барбадос. Офицер совершил путешествие на край света и был полностью разорен.
Неугомонный Кокрейн тем временем затеял еще одно дело.
Тщеславие не давало ему покоя. Хотелось совершить что-то великое, вписать свое имя в историю.
Он знал множество фактов, которые, став достоянием публики, вызвали бы в стране настоящую бурю. Достаточно рассказать хотя бы о том, как надувают морских офицеров, лишая их большей части добычи с захваченных ими кораблей противника. Или о том, что повышение по службе зависит не от подлинных заслуг, а от связей и политических симпатий. Горе тому, чьи политические взгляды расходятся со взглядами первого лорда Адмиралтейства! Контракты для строительства новых судов, поставки солонины и канатов — все это попадало в руки его политических сторонников, независимо от их личной честности. Одни без меры обогащались, другие — личный состав флота — влачили жалкое существование. Когда кого-либо из них списывали на берег, то он не получал никакой пенсии или вознаграждения. И многие бывшие храбрые моряки были вынуждены просить милостыню.
Но чем мог помочь им Том Кокрейн? Однажды его осенила идея. Бороться с безобразиями и беспорядком на флоте надо через парламент. Там он получит трибуну и всколыхнет общественное мнение. Но место в парламенте покупалось за деньги (сами ж его члены трудились без какого-либо денежного вознаграждения). Итак, правят деньги! Однако и этого мало. Чтобы иметь возможность выступать с зажигательными речами, необходимо образование.
Но чем мог помочь им Том Кокрейн? Однажды его осенила идея. Бороться с безобразиями и беспорядком на флоте надо через парламент. Там он получит трибуну и всколыхнет общественное мнение. Но место в парламенте покупалось за деньги (сами ж его члены трудились без какого-либо денежного вознаграждения). Итак, правят деньги! Однако и этого мало. Чтобы иметь возможность выступать с зажигательными речами, необходимо образование.
И Том Кокрейн отправляется в Эдинбург, поступает в местный университет. Не прошло, правда, и года как пришлось оставить учебу. Вновь вспыхнувшая война с Францией призвала на службу во флот. Его назначили капитаном какой-то развалюхи — бывшего французского вспомогательного судна. Было предписано патрулировать побережье в районе Булони. И тут ему повезло. Удалось захватить крупное испанское судно с грузом золота, следовавшее из американских владений. Доля капитана сделала его богатым. Не настолько, насколько, возможно, ему хотелось, но во всяком случае он мог не думать о хлебе насущном. Да и путь в парламент с такими деньгами был открыт.
Случилось так, что, когда его судно стояло на якоре в Плимуте, неподалеку, в округе Хонитон графства Девон, проходили выборы в парламент. Кокрейн решил попытать счастья и выставил свою кандидатуру. Но он действовал честно: не стал выплачивать своим избирателям по пяти фунтов стерлингов каждому. Его противник был менее щепетилен. Что же касается избирателей, то они заботились отнюдь не о том, кто станет их депутатом, а лишь о том, кто лучше заплатит, действуя по принципу: «Не спрашивайте за кого я голосую. Я всегда отдаю голос за мистера Кто Больше Даст!» Кокрейн не заплатил и фартинга. Ведь он намеревался бороться с коррупцией и продажностью. Мог ли он начать карьеру политика с подкупа и взятки?
Справедливости ради надо сказать, что часть избирателей все же проголосовала за него. Каково же было их удивление, когда после выборов он подарил каждому из них по десять гиней! Все решили, что он сошел с ума. Но лорд Кокрейн был далеко не сумасшедший, точно рассчитал свои действия, и был уверен, что не напрасно потратил денежки. Нужно только ждать подходящего момента. И он представился через год.
Летом следующего года его судно встало на ремонт в доке Плимута. Свободное время Кокрейн решил посвятить новой выборной компании в том же округе.
В один прекрасный день он прибыл в Хонитон в карете с шестеркой белых лошадей. За ним следовал кортеж из экипажей, запряженных четверками вороных коней, это были офицеры и матросы с его корабля. Суть затеи объяснялась довольно просто: пустить пыль в глаза избирателей, показать, что он человек состоятельный. Увидев роскошные кареты, те решили, что, если тогда, когда его не избрали, он роздал по десять гиней каждому, кто за него голосовал, то сколько же заплатит он сейчас, если его изберут? После того как Кокрейн одержал победу, у его двери выстроилась очередь за вознаграждением. Каково же было их возмущение, когда лорд заявил, что не даст им ни фартинга: они исполнили свой долг и он не обязан им платить. Да еще: он-то считал их честными и порядочными! Ярость душила их, но что могли они поделать? Ведь никто не обладал монополией на хитрости, а морской волк Кокрейн был в них большой мастер. Единственно, на что он согласился, — это дать ужин в честь своих избирателей. Надо, однако, сказать, что эта шутка с выборами подготовила западню и для самого Кокрейна. Узнав о бесплатном угощении, избиратели созвали своих родственников и друзей со всей округи, и ужин, рассчитанный на несколько десятков человек, превратился в лукуллов пир, который обошелся в астрономическую по тем временам сумму—1200 фунтов стерлингов!
Однако главное было в том, что лорд Кокрейн стал членом парламента. Отныне он мог говорить с чиновниками из Адмиралтейства на официальном языке, а не как обыкновенный проситель.
С чего он начал? Потребовал повышения по службе для двух своих лейтенантов, угрожая в случае отказа разоблачением.
Его просьбу уважили, не преминув, однако, напомнить, что прежде всего он морской офицер, а потом уже член парламента. А по сему ему предписали отправиться к побережью Франции, чем он очень обяжет Адмиралтейство. Реформаторские идеи же его могут и подождать. На море он наилучшим образом проявит себя.
Год спустя, когда он возвратился в Плимут и, взяв отпуск, отправился заседать в парламент, то, увы, его постигла неудача. Парламент был распущен и предстояли новые выборы. Рассчитывать на успех в этот раз он не мог. Избиратели не простили ему обиды! А кроме того, он зарекомендовал себя неподкупным депутатом, отказывавшимся хлопотать за сынков и племянников местной знати и выискивать им тепленькие местечки в Лондоне.
И вот тогда-то Кокрейн принял поистине решение лорда. Он отправится на родину самого парламента, в город Вестминстер, и будет там баллотироваться. Его нисколько не заботил тот факт, что четыре других кандидата были уже там названы и ему придется бороться с самым искусным противником в округе— человеком по имени Ричард Бринсли Шеридан, великим политиком, замечательным оратором и к тому же автором популярных пьес, таких, как «Соперники» и «Школа злословия».
Когда друзья высказали сомнение в успехе его кампании, он ответил, как и подобало лорду Кокрейну: мол, считает себя равным любому противнику, как на море, так и на суше. И оказался прав — вышел победителем.
И вновь загремели его речи под сводами парламента. Призывы бороться с коррупцией, расследовать махинации, к которым прибегали министры и члены двух главных партий, чтобы получить выгодные места. И, конечно, говорил о нарушениях в морской службе. О том, как в море выходят не подготовленные должным образом корабли, какому риску они подвергаются из-за продажности интендантства, о чудовищном воровстве в доках и военно-морских госпиталях, о надувательстве моряков при распределении добычи с захваченных вражеских кораблей. Он выступал смело, без утайки критиковал то, о чем хорошо сам знал.
Те, кого разоблачал, задыхались от гнева, называли его радикалом, анархистом, революционером и искали способы заставить замолчать. Будь он менее важной персоной, не членом парламента, не родовитым лордом, они бы упрятали его в тюрьму — в те времена запросто сажали за решетку писателей, издателей и владельцев типографий за то, что они осмеливались поднять голос в защиту правды. И все же способ был найден — старый, ранее уже использованный. Кокрейну предложили отправиться в море. Они знали куда метить. Ведь Кокрейн в душе оставался моряком. Парламент или море? Он выбрал то, что для него больше значило, и решил оставить парламент. Но тут произошло непредвиденное. Избиратели отказались принять его отставку и предоставили ему взамен бессрочный отпуск как члену парламента.
К тому времени возобновилась война на Средиземном море. Наполеон контролировал чуть ли не всю Европу, лишь Адриатика и Королевство двух Сицилий оставались относительно свободными. В начале следующего года Наполеон направил в Испанию стотысячный отряд, но неожиданно там вспыхнуло восстание, на полуострове началась война.
Операции в Средиземном море приобретали исключительное значение, если учесть, что Наполеон подбирал ключи к Востоку.
Капитан Кокрейн получил приказ отправиться в район Кадиса, патрулировать испанское побережье. В августе совершенно неожиданно его «Повелитель» появился в бухте Марселя, вызвав страшную панику. Матросы Кокрейна высадились на берег и разрушили знаменитые семафорные станции, установленные Наполеоном и передававшие важные сообщения из Марселя прямо в Париж в течение какого-то часа.
Сражения на море следовали одно за другим и в большинстве успешно для Кокрейна.
Даже командующий английскими кораблями адмирал Коллингвуд не удержался и написал о Кокрейне такой отзыв: «Ничто не может сравниться с той настойчивостью и с той активностью, с которыми лорд Кокрейн преследует противника и, если можно, всегда его уничтожает. Он держал под постоянной угрозой все побережье, добившись прекращения торговли повсюду, и, несомненно, предотвратил свежие подкрепления от высадки в Испанию».
Это была чистая правда. Кокрейн сделал слишком много. Тем печальнее, что не последовало ни вознаграждения, ни повышения по службе. Он не получил от Адмиралтейства ни одного слова одобрения, ни одной похвалы. Его прошения о повышении в чине отличившихся офицеров оставались без внимания. Газеты молчали о его подвигах, как будто капитана Кокрейна не существовало. Зато во Франции его имя гремело, наводя страх и смятение. Даже сам Наполеон оказал ему честь, присвоив титул «морского волка».
В начале 1809 года его отозвали домой, но он не предполагал, что его ожидает. Чтобы поднять свой авторитет в глазах общественности, Адмиралтейство задумало одну акцию. Решило одним махом уничтожить значительную часть кораблей французского флота, скопившихся в гавани Рошфор. Сделать это можно было только одним способом, направив в гавань, где под охраной береговой артиллерии укрылись французские корабли, специальные суда, так называемые брандеры, начиненные порохом и управляемые добровольцами. Предприятие было слишком опасным, требовался умный и способный моряк, который сумел бы его успешно осуществить. При неудаче вся ответственность легла бы на него. Короче говоря, он стал бы козлом отпущения.