Сирано справедливо рассчитывал, что не окажется последним в веселых затеях парижского общества, что сумеет обратить на себя внимание, заставит слушать себя избалованных и пресыщенных литературных гурманов, завоюет успех.
Славу ему должны принести письма. Скорее это памфлеты, эссе, обличения или рассуждения в основном сатирического характера, написанные по самым различным поводам. Его перо берет «на прицел» доносчиков и трусов, неблагодарных и малодушных, грубиянов и грабителей мысли — плагиаторов, его старых врагов педантов и ненавистных колдунов, шарлатанов-врачей, бездарных актеров, святош…
Несколько иными были так называемые любовные послания. Их отличал тонкий стиль, неожиданные поэтические находки, яркие метафоры. И только иногда чувство меры изменяет ему: он злоупотребляет двусмысленностями, скользкими намеками и сомнительными остротами, тем, что так не нравилось в Сирано его литературному противнику Скаррону.
Распря между двумя сатириками тянулась много лет. Ради нее была израсходована не одна бутылка чернил, истрачены кипы бумаги и перьев. Сирано издевался над «низкими» и «мелкими» темами комедий Скаррона, над его «Комическим романом». В свою очередь, Скаррон насмехался над потугами Сирано проникнуть в свет, над его тщеславием.
У любовных писем Сирано, которые, как он надеялся, отопрут перед ним двери успеха, оказался один существенный недостаток: отсутствие адресата, который мог бы вознаградить автора. Недостаток этот позже восполнил Э. Ростан, придумав несравненную Роксану и сделав из несчастного Сирано ее тайного и пламенного обожателя. Из-за нее он терпит наносимые ему обиды, ради нее готов отказаться от своего счастья и помочь завоевать для Кристиана ее любовь… Впрочем, Э. Ростан придумал ситуацию, а не Роксану, у которой действительно был реальный прототип — дальняя родственница Сирано — Мадлена Робино. Она была женой Кристофа (а не Кристиана де Невилле-та). Как Роксану ее знали лишь среди монахинь монастыря, где она жила после гибели мужа в битве при Аррасе в 1641 году. В молодости Сирано бывал в ее салоне.
Приспособиться, стать угодливым и покладистым Сирано так и не сумел. Мечта потерпела новое крушение, уязвленная гордость слепила глаза. Окружающим он казался преисполненным себялюбия, был не как все: бедняк, а не ищет покровителя и не нуждается в опеке. Это было не в духе времени, казалось странным, раздражало. К тому же в его памфлетах одни усмотрели намеки на себя, другим не нравился их тон— надменный и ироничный. Им казалось, что Сирано де Бержерак был против всего и против всех. Тем более, что сам он то и дело заявлял, что не признает ничьего авторитета, если он не опирается на разум. И любил добавлять: «Единственно Разум, только Разум — мой властелин». Лишь ему по своей воле протягивал он руку.
НЕРАСЧЕТЛИВЫЙ ИГРОКТем временем в стране запахло мятежом. После смерти Ришелье сменивший его на посту первого министра хитрый итальянец кардинал Мазарини был ненавистен парижанам. Фактически в годы малолетства Людовика XIV он управлял Францией. Его политика вызывала всеобщее недовольство. Смута охватила страну. Началась так называемая Фронда — борьба буржуазии и народных низов, а позже и феодальной знати за свои прежние права, узурпированные королевской властью. К этой массовой борьбе, которую вела Фронда против мало кем любимого Мазарини, присоединили свой голос и многие литераторы.
Запевалой в этой схватке выступил Скаррон. Он первый сочинил острый сатирический памфлет против Мазарини. Его не остановило даже то, что с этого момента он лишался пенсии, которую получал от двора.
Едкую, бичующую сатиру читал весь Париж. И вот уже сотни новых «мазаринад» — так стали называть подобные антиправительственные сочинения — гуляют по французской столице.
Внес свою лепту и Сирано. Темпераментный сатирик, он сочиняет несколько бойких и злых «мазаринад», заставивших весело смеяться посетителей салонов, где он теперь часто бывает.
Неожиданно ветер меняет направление. Фронда распущена. Мазарини прочно занял кресло первого министра. К нашему удивлению, меняется и позиция Сирано. Одержимый манией быть принятым при дворе, добиться известности, он делает опрометчивый, легкомы-еденный шаг. Из противника кардинала превращается в его сторонника, помышляет завоевать доверие министра. С тем же азартом, с каким раньше нападал на Мазарини, теперь преследует его врагов. Сирано не щадит даже недавних сторонников и друзей. В письме «Против фрондеров» он открыто нападает на тех, с кем еще недавно стоял в одном строю против министра. Заодно досталось, конечно, и Скаррону. Справедливости ради следует сказать, что и Скаррон переметнулся на сторону выигравших и во всеуслышание покаялся в своих пагубных заблуждениях, призывая к этому и недавних сообщников. Это своеобразное сальто-мортале тем не менее не помогло ему вернуть себе пенсию.
Надо ли говорить, что такое поведение не придало Сирано ни веса, ни уважения. Бывшие друзья отшатнулись, новых, более сильных, приобрести так и не удалось. Игрок, он действовал слишком азартно и нерасчетливо. Карта его оказалась битой.
Скоро он почувствовал, как писаки и рифмоплеты начали сводить с ним счеты, «метать фолианты оскорблений». И, говоря словами Буало, в любой его строке крамолу открывать, «словам невинным смысл преступный придавать».
Двери салонов перестали раскрываться перед ним. Все отвернулись от него. Произведений не печатали, пьесу не ставили. Скудных денег, присылаемых отцом, едва хватало на лечение старых ран и новой болезни. От ее приступов, усугубляемых житейскими неудачами, его не спасают ни насмешки, ни бравада, ни публичные скандалы. И только опиум, к которому он вынужден все чаще прибегать, чтобы заглушить боль, на время облегчает его страдания.
УРОКИ ГАССЕНДИВ эти трудные годы Сирано заканчивает работу над своей знаменитой книгой. Впрочем, сам он не догадывался о том, что эта небольшая рукопись принесет ему желанную славу, увы, посмертную. При его жизни напечатать ее не удалось, первое издание, благодаря стараниями верного друга юности Лебре, увидело свет через год после смерти автора. Однако нельзя сказать, что о книге не было ничего известно. Напротив, толков о новом необычном сочинении Сирано де Бержерака ходило немало.
Что же сочинил Сирано в этот раз? Чем вновь вызвал гнев святых отцов?
Чтобы ответить на этот вопрос, надо перенестись в то время, когда молодой, полный сил и надежд Сирано, только что оставивший военную службу, появился в Париже.
Среди его тогдашних дружков был некий Клод Ша-пелль. Юноша с живым, ироническим умом, уже тогда пописывающий стихи, он отличался свободомыслием и общительным нравом. Они подружились. Сирано стал бывать в доме своего друга, отцом которого, кстати сказать, был богатый откупщик. Он решил дать сыну домашнее образование, для чего взял его из коллежа и устроил на дому своеобразную школу. А чтобы сыну не было скучно, привлек к занятиям и его ближайших друзей — Франсуа Беренье, впоследствии знаменитого путешественника по Востоку; Жана Батиста Поклена— в будущем известного под именем Мольер; Шарля Гєно — ставшего позже драматургом и Сирано де Бержерака.
Наставником к молодому Шапеллю был приглашен один из выдающихся мыслителей, знаменитый Пьер Гассенди. До этого он, сын провансальского крестьянина, ставший профессором, преподавал философию в Эксе. Но преследуемый иезуитами за «ересь» вынужден был перебраться в Париж, где и поселился в доме откупщика — своего старого знакомого. Образованность Гассенди, широта и глубина его познаний поражали современников. Физика и математика, астрономия и история, риторика и логика, но прежде всего философия — таков был круг его интересов.
Ученики, затаив дыхание, внимали речам своего кумира со лбом мудреца и глазами проницательного психолога.
Сирано был прилежным и внимательным учеником. Все, что проповедовал Гассенди, чему учил, находило живой отклик в его мыслях, зерна философии падали на благодатную почву.
Чему же учил своих юных слушателей бывший провансальский крестьянин? Какие взгляды проповедовал знаменитый профессор?
Расположившись в кресле уютной гостиной, Пьер Гассенди с увлечением рассказывал о тех, кто открывал новые горизонты знания, о подвиге Коперника, Джордано Бруно и Галилея, восставших против схоластической науки. С ненавистью говорил о догматиках и начетчиках в философии.
— Наши схоласты, подчиняясь мнению кого-либо, считают ненужным иметь свое собственное суждение. Они забросили исследование самих вещей и занимаются лишь пустой болтовней. Наш дух с самой колыбели связан тысячей петель и обвит веревками. Если вы хотите мыслить, то должны сомневаться. Разрешить же сомнение вам поможет опыт.
— Наши схоласты, подчиняясь мнению кого-либо, считают ненужным иметь свое собственное суждение. Они забросили исследование самих вещей и занимаются лишь пустой болтовней. Наш дух с самой колыбели связан тысячей петель и обвит веревками. Если вы хотите мыслить, то должны сомневаться. Разрешить же сомнение вам поможет опыт.
— Будьте честными, не совершайте преступлений, дабы не испытывать ни раскаяния, ни сожалений, и вы будете, друзья мои, счастливейшими из людей, — убеждал учитель. — Помните, что говорил Эпикур в своем письме к Менекею: «Нельзя жить приятно, не живя разумно, нравственно и справедливо, и наоборот, нельзя жить разумно, нравственно и справедливо, не живя приятно».
Гассенди обладал феноменальной памятью. Он свободно цитировал на латыни эпикуровское «Письмо к Геродоту», особенно те места из него, где говорится о безграничном количестве и движении атомов. Ему ничего не стоило на память привести отрывки из поэмы римлянина Лукреция Кара «О природе вещей» — произведения, которое профессор особенно любил. Любовь эту он привил и своим ученикам.
Молодых вольнодумцев в этой поэме привлекали смелые мысли о происхождении и сущности мира и человека. Юноши, пытливо искавшие ответы на вопросы бытия, находили их в замечательном сочинении древнего поэта. Вслед за Эпикуром создатель поэмы провозглашал, что в основе всего сущего лежит не Божья воля, а материя. «Семя всех вещей» поэт-философ видел в атоме, в бесконечном движении и сочетании этих мельчайших частиц. В поэме Лукреция современников Сирано привлекала великая идея атомизма, вера в разум.
Ученики Гассенди усердно штудировали поэму, заучивали наизусть отрывки из нее. Мало того — переводили отдельные ее части на французский. Больше других преуспел в этом юный Мольер. Его перевод, к сожалению, до нас не дошедший, был выполнен, по свидетельству тогдашних его друзей, «очень хорошо», «точно и благозвучно».
Увлекло сочинение Лукреция и молодого Сирано. Он тоже перевел из него отдельные отрывки, чем весьма порадовал наставника. Позже, во время работы над своей главной книгой, Сирано переведет с латыни и многие отрывки из трудов самого П. Гассенди. Переведет для того, чтобы в доступной форме изложить материалистические мысли учителя на страницах своего произведения. И в этом смысле, можно сказать, что Сирано де Бержерак является одним из первых литерато-ров-популяризаторов. Так же, как и одним из родоначальников научно-фантастического жанра, если иметь в виду его роман «Комическая история государств и империй Луны» (в русском переводе «Иной свет, или Государства и империи Луны»).
ПРЕКРАСНАЯ МЫСЛЬ ПЕДАНТА ГОРТЕНЗИУСАУроки Гассенди не прошли даром. Они помогли молодому Сирано обрести свой взгляд на мир. Вот где следует искать корни его восстания против кумиров и авторитетов, истоки его бунтарства.
Интерес к философии, который привил Пьер Гассенди, привел Сирано к изучению механики и физики, математики и естественных наук. Он поверил в силу человеческого гения, способного создать машины, которые изменят жизнь и помогут открыть иные миры.
Мысль написать книгу о путешествии в Иной свет — на Луну пришла ему однажды во время чтения романа Шарля Сореля «Правдивое комическое жизнеописание Франсиона». Один из героев этой книги педант Гортензиус заявляет, что собирается создать необычное сочинение, «нечто такое, что еще не приходило на ум ни одному смертному» — представить события, случившиеся на Луне, описать находящиеся там города и нравы их обитателей.
В самом деле — прекрасная мысль. Силой воображения перенестись в Иной свет, на Луну, и под покровом забавного вымысла изложить свои взгляды на устройство земного мира, свести счеты с обществом, которое его так и не поняло, высмеять отсталость, противящуюся свободному развитию человеческого разума, выразить свою веру в науку, которая сделает доступными вещи, ранее не виданные и не слыханные.
Под видом фантастических приключений на Луне можно рассказать о достижениях современной философской мысли и высмеять схоластов. Можно даже вступить в схватку с самой церковью и разоблачить ее догматы. Словом, неплохую мысль подал Сирано герой романа Шарля Сореля.
Издавна в мифах и сказках человек воплощал вековую мечту о покорении неба. Полет к звездам предпринял «на крыльях орла» Этана — герой эпоса древних шумеров. В иранском сказании «Шахнаме» говорилось о царе, поднявшемся ввысь на колеснице, запряженной четырьмя орлами. Отважный Синдбад-мореход из арабских сказок «Тысяча и одна ночь» совершил полет в поднебесье, привязав себя к ногам птицы Рух. Древние греки и римляне в своих мифах возносились на небо различными способами. Вспомните полет Икара или юношу Ганимеда, похищенного Зевсом, принявшим облик орла. Или героя комедии Аристофана «Мир», который отправился к небожителям, оседлав жука-навозника.
Полет в поднебесье, естественно, был тогда полетом одного лишь воображения. Чаще всего оно устремлялось к Луне — ближайшей нашей соседке в космосе. Туда забросила стихия корабль Лукиана, о чем он рассказал в своем «Истинном повествовании». Здесь, среди разумных существ эндимионов, оказался современник Сирано — астроном Дуракотус, герой романа Иоганна Кеплера «Сон». Сюда, в гости к «лунариям», с помощью упряжки диких лебедей попадает Доменико Гонзалес— персонаж книги англичанина Френсиса Годвина, изданной в Лондоне в 1638 году и вскоре переведенной на французский под названием «Человек на Луне».
Размышляя о будущем романе, Сирано не мог не вспомнить об этих хорошо известных в его время сочинениях. Они, безусловно, направляли и корректировали его творческую мысль. Так же, впрочем, как и знакомая ему утопия Т. Кампанеллы «Город солнца», где обитают «солярии» и широко пользуются невероятными научными открытиями.
На плечах этих предшественников и решил строить свое произведение Сирано.
Дальше он действовал вполне самостоятельно, по-ставив своей целью не столько живописать небылицы, сколько сделать свое сочинение средством пропаганды передовых научных взглядов и философских идей. И мы можем сказать, что это ему блестяще удалось. Его книга стала энциклопедией знаний. Но отнюдь не была сухим научным трактатом. Наоборот — и в этом одна из граней таланта Сирано — он умел захватить читателя, умел говорить о сложном популярно, темпераментно и увлеченно. Он был прирожденным просветителем.
Вот когда он снова вспомнил о Монтене и его умении маскировать «крамольные» мысли, наряжая их в ортодоксальные одежды. Об этом приходилось постоянно думать — борьба за научные истины требовала этого маскарада, иначе легко можно было угодить в лапы инквизиции. Те, кто хотел высказывать заветные мысли, вынуждены были, как замечает французский писатель Андрэ Моруа, «прибегать к помощи фантастики и, чтобы не навлечь на себя преследования, изображать неправдоподобное».
МОЖЕТ ЛИ ИЗ НИЧЕГО ВОЗНИКНУТЬ НЕЧТО?Начнет Сирано с того, что назовет свое произведение комическим. В самом деле, что в XVII веке может быть комичнее, чем рассказ о путешествии на Луну? С серьезным видом (тем самым усиливая комичность) Сирано расскажет об обычаях жителей Луны. Здесь, например, питаются испарениями пищи, спят не на кроватях, а на цветах, и пользуются вместо свечей светлячками в хрустальном бокале. С голода тут умирают только бесталанные тупицы и дураки, а умные люди, одаренные всегда хорошо питаются. Ибо богатство каждого здесь зависит от самого себя — ходячая монета на Луне шестистишее: сочиняй себе стихи и расплачивайся ими, как деньгами.
Обитают здешние жители в домах, которые с наступлением холодов ввинчиваются в лунную почву, а весной вновь «вырастают» на поверхности с помощью особого винта.
Не менее забавно и то, как на Луне ведутся войны. На поле боя сходятся враждующие армии, разделенные на специальные отряды: против великанов выступают гиганты, против отважных — смельчаки, против немощных — слабые, но на этом война не кончалась. Далее сражения продолжались в форме научных диспутов, когда «один ученый противопоставляется другому ученому, один умный человек — другому умному человеку, один рассудительный человек — другому».
Таковы лунные порядки, придуманные Сирано. Но вот он, продолжая свой рассказ о странствиях на Луне, переходит к более острым проблемам. Впрочем, автор, от лица которого ведется повествование, тут вовсе ни при чем, уверяет Сирано. Он лишь беспристрастный рассказчик того, что видел и испытал во время своего путешествия. А посему в основном выступает в роли пассивного слушателя, лишь изредка робко пытаясь противостоять тому, что проповедуют его ученые лунные собеседники. Одним из них оказывается гудвинов-ский Доменико Гонзалес, который, как мы узнаем, объездил всю землю, но так нигде и не нашел страны, где хотя бы воображение могло быть свободно. Тогда он решил искать свободу мысли в лунном мире.