Вышли навстречу друг другу два борца (поединок был без оружия). Печенег был огромен, русский – среднего роста. «И възрев печенежин и посмеяся». Но кожемяка удавил врага голыми руками и швырнул наземь уже мертвым. «И вьскликоша русь, а печенезе побегоша». На том месте в память о чудесной победе князь заложил город Переяславль, «зане перея славу отрок».
Предание о колодцахВ 997 году, когда шла затяжная война с печенегами, Владимиру пришлось уйти на Новгородчину, за подкреплением. В это время враги осадили Белгород, главную крепость русской оборонительной линии. Прийти осажденным на выручку князь не мог – не было достаточно сил.
После продолжительной осады, истощив запасы продовольствия, белгородцы собрались на вече и порешили сдаться: «Вдадимся печенегом, да кого ли оживят, кого ли умертвят, уже помираем от глада». Но один уважаемый старец, отсутствовавший на собрании, сказал людям: «Потерпите еще три дня, а потом уж сдавайтесь. Но сначала сделайте, как я велю».
Он попросил собрать последние остатки овса, пшеницы и отрубей, сварить жидкую кашу. Эту кашу налили в большую бадью, которую спустили в колодец. Еще отыскали в княжеской кладовке лукошко меда – из него старец велел сварить сладкое питье. Его тоже перелили в бадью, опустили в другой колодец.
После этого отправили послов к печенегам. «Идете в град и видите, что ся дееть в град нашем». На всякий случай потребовав в заложники десять белгородцев, печенеги отправились осматривать крепость. Враги думали, что предстоят переговоры о сдаче.
Но вышло иначе. В городе им сказали: «Почто губите себе? Коли можете перестояти нас? Аще стоите десять лет, что можете створити нам? Имеемь бо кормьлю от земля. Аще ли не веруете, да видите своима очима». И показали, как достают из одного колодца болтушку, из другого медовое питье. Сделали варево, угостили печенегов. Дали в корчаге с собой – чтобы военачальники тоже попробовали, а то не поверят.
Тут печенеги поняли, что не возьмут Белгород измором, и ушли прочь.
Обе эти истории похожи на сказку, однако, в отличие от многих других преданий, содержащихся в летописи, не являются перепевом блуждающих фольклорных сюжетов. Поэтому вполне возможно, что какие-то схожие события произошли на самом деле. Во всяком случае, тот самый богатырь Ян Усмошвец (то же, что «усмарь») упоминается и впоследствии – как воевода князя Владимира, сражающийся с печенегами.
«Красно Солнышко»
Оборона Руси от печенегов – главная забота всего Владимирова княжения: самая затратная статья государственных расходов, важный стимул к строительству новых городов, причина перераспределения населения.
В летописи рассказывается, как князь, озабоченный тем, что Киев мало прикрыт крепостями, распорядился ставить городки по рекам, находящимся к востоку и югу от столицы, и переселил туда «мужей лучших» из новгородских словен, кривичей, вятичей и чуди.
Так постепенно возникла мощная оборонительная система, состоявшая из крепостей с гарнизонами, сторожевых застав и земляных валов с частоколами. Всего было четыре линии, одна позади другой. Они тянулись с юга на север почти на тысячу километров – своего рода Великая Русская Стена. Городки находились на расстоянии в 15–20 километров друг от друга, обычно около речных бродов, где могла переправиться печенежская конница. Остановить большое нашествие эти укрепления, конечно, не могли, но они замедляли стремительное продвижение орды, а главное – по эстафете, дымовыми сигналами – предупреждали Киев об опасности, чтобы столица успела приготовиться к отпору.
Именно так возникли Переяславль и Белгород, где обычно стояли главные силы русского войска.
Для удобства сообщения с этими пунктами на Руси впервые стали прокладывать дороги – раньше перевозить грузы можно было только по рекам или зимой на санях.
Благодаря градостроительству появились профессиональные зодчие, причем дома возводились не только деревянные, как прежде, но и каменные. Кроме всех прочих эпитетов князя Владимира следовало бы наречь еще и Строителем. Если крепости он ставил только вдоль степных рубежей, то церкви – по всей стране. «Материальному обеспечению» христианизации Владимир придавал не меньше значения, чем защите от внешних врагов.
Сколь бы прагматичными ни были мотивы, по которым Владимир решил принять крещение, к Христовой вере он отнесся с усердием неофита. Судя по летописи, даже воспринял некоторые заветы слишком буквально.
Например, он отселил всех своих наложниц, предложив им выбрать иных мужей (как известно, другие христианские государи бывали к себе более снисходительны). Заповедь «не убий» до такой степени впечатлила властителя, что он перестал карать преступников смертной казнью – весьма экзотическое нововведение для той жестокой эпохи. Тут даже присланные из Византии епископы пришли в недоумение: «Се умножишася разбойници, почто не казниши?» «Боюся греха». Тогда епископы объяснили князю, что Бог дозволяет казнить злых людей, только сначала нужно произвести над ними суд. Владимир успокоился и восстановил смертную казнь.
Из этого эпизода видно, что наряду с традиционной системой принятия государственных решений, когда князь советовался с боярами, старшей дружиной и городскими старейшинами, появилась новая авторитетная инстанция: духовенство. Церковь не только давала правителю духовные наставления и разъясняла смысл христианских законов, но и демонстрировала принципиально иной способ управления паствой, а стало быть и подданными.
Прежде на Руси не существовало представления о едином законе. Все действия власти подчинялись одной лишь примитивно понимаемой целесообразности и опирались на угрозу применения силы. Церковь же в своих решениях руководствовалась сводом правил, одинаковым для всех и неукоснительно соблюдавшимся. Идея праведного суда пришла на Русь через церковный суд. Созданный в Византии, стране с давней юридической традицией, этот институт был разумно устроен и хорошо разработан. А будучи по своему духу христианским, он распространял более гуманные представления о нравственности, грехе, милосердии. Для церкви не существовало раба и господина, все считались братьями и сестрами во Христе, а сирым и убогим истинный христианин был обязан помогать.
Эта идея, неслыханная для языческого общества, особенно поразила Владимира. Он ввел в обычай бесплатное кормление киевской бедноты. Телеги с хлебом, мясом, рыбой и медом разъезжали по городу, и всякий мог утолить свой голод. По воскресеньям ворота княжеского дворца распахивались и на столы выставлялось угощение для простонародья.
Неизвестно, сколько времени продолжался этот разгул благотворительности, но память о неслыханной щедрости князя сохранилась в народной памяти на долгие века. «Святым», «Равноапостольным» или «Крестителем» Владимира именуют только официальные источники, а в фольклоре, в былинах правителя называют «ласковым» и «Красным Солнышком»: он милостив, озаряет всех своим сиянием и беспрестанно пирует.
Правление Владимира связано еще с одним эпохальным событием: началом распространения книжности. Связано это было не с тем, что князь, как предполагает летопись, «бе бо любя книжная словеса», а с необходимостью обеспечить государственную религию штатом священников. Из Византии присылали представителей высшего духовенства, но не рядовых клириков. Их предстояло взрастить и обучить.
Князь взялся за эту колоссальную задачу с той же решительностью, с которой загнал в реку для крещения киевлян. У «лучших людей» забирали детей и отдавали их в «учение книжное». По свидетельству летописца, матери пришли в ужас от такого зверства и плакали о своих чадах, «акы по мерьтвуце плакахуся».
Именно тогда на Руси по-настоящему распространилась славянская грамота, изобретенная Кириллом и Мефодием еще за век до этого. Благодаря тому, что священные книги уже существовали в переводе на понятный язык, христианское учение было доступнее и понятнее.
Дети выросли и стали первым поколением русского духовенства. Это монахи со священниками будут составлять первые законы и писать летописи с житиями, благодаря которым мы сегодня имеем представление о собственной истории.
Российское государство в сказочно быстрый срок поднялось на высоту, немыслимую для предшественников Владимира.
Не самым важным, но знаковым свидетельством нового международного положения Руси стала чеканка собственной монеты. Острой нужды в своей валюте у Владимира не было – торговле вполне хватало арабского и византийского серебра, но это повышало престиж государства, выводило его в разряд первых держав тогдашнего мира. При этом Русь стала выпускать не только серебряные деньги, но и золотые («златники») – это уж исключительно для солидности.
На монетах, отчеканенных по византийским образцам, был изображен правитель на троне с подписью «Владимир на столе».
На монетах, отчеканенных по византийским образцам, был изображен правитель на троне с подписью «Владимир на столе».
Так раннерусское государство вошло в период своего наивысшего расцвета, которому суждено было продлиться немногим больше полувека, захватив два княжения: Владимира и его сына Ярослава.
Незаконченное дело
Киевская держава несомненно оказалась бы прочнее и долговечнее, если бы Владимир успел довести до конца важную государственную реформу: установить твердый порядок престолонаследия. К сожалению, князю не хватило на это времени.
К концу своего тридцатисемилетнего правления Владимир добился очень многого – он по праву может считаться великим монархом.
Унаследовав плохо организованное, примитивное государство с повадками полуразбойничьего варяжского княжества, с дикими верованиями, человеческими жертвоприношениями, без письменной культуры, Владимир сделал Русь органичной частью тогдашнего цивилизованного мира. Его держава ни в чем не уступала другим европейским странам, а иные из них и превосходила.
Обновленная христианская Русь соединилась прочными связями – экономическими, политическими, семейными, церковными, культурными – с Византией; эти контакты дали мощный толчок развитию всех сторон национальной жизни.
Ценой огромных жертв и усилий Владимир выстроил эффективную систему обороны от хищных орд – печенегам так и не удастся ее взломать.
Наконец, князь произвел на свет многочисленное мужское потомство, гарантировав продолжение династии. Подрастая, сыновья получали в управление разные области большой страны, племена которой пока еще не слишком крепко были привязаны к Киеву и требовали неукоснительного надзора. Пока Владимир был жив и в силе, этот «семейный» принцип административного управления прекрасно работал. Однако обилие сыновей и невыстроенность взаимоотношений между ними таили в себе серьезную опасность.
Ни в славянской, ни в варяжской традиции не существовало твердого закона о престолонаследии, который обеспечивал бы бесконфликтную преемственность власти. Ясного представления о первородстве не было, какой-то иной иерархии между княжичами тоже не существовало. Владимир, сам пришедший к власти в результате братоубийственной междоусобицы, не мог об этом не задумываться. На исходе княжения, очевидно предчувствуя скорую смерть, он попытался назначить себе преемника, однако взялся за дело слишком поздно.
Всего летопись числит в потомстве Владимира тринадцать сыновей (некоторые умерли еще при жизни отца) и не менее десяти дочерей.
В последний период правления великого князя уделы были распределены между сыновьями-посадниками следующим образом: старший, Святополк (отпрыск Ярополка), сидел в Турове, правя дреговичами; в Полоцке находились дети уже умершего Изяслава; Ярослав был в Новгороде; Всеволод – во Владимире-Волынском; Святослав – у древлян; Мстислав – в Тьмутаракани; Станислав – в Смоленске; Судислав – в Пскове; Борис – в Ростове; Глеб – в Муроме.
Княжичи происходили от разных матерей, находились в скверных отношениях между собой, и можно было не сомневаться, что, едва лишь отца не станет, братья сцепятся в смертельной схватке. Владимир, вся жизнь которого прошла в борьбе за укрепление централизованного государства, попытался предотвратить неминуемое.
До введения закона о престолонаследии он не додумался. На Руси тогда вообще еще не существовало законотворчества. Даже в Византии не было твердого правила перехода короны к старшему сыну. Скорее всего, Владимиру, привыкшему к неограниченной власти, сама идея о том, что закон может быть выше воли государя, показалась бы бредовой. Кого великий князь пожелает сделать своим наследником, того и назначит.
Если бы от почетного брака с византийской царевной родился сын, вероятно, вопрос о преемнике решился бы естественным образом, но Анна принесла только дочерей. С неродным Святополком, старшим из сыновей, отношения у Владимира, судя по летописи, были неважные. И великий князь поступил наиболее естественным образом: отдал предпочтение тому сыну, которого больше всего любил, – одному из младших, Борису, сыну «болгарыни» (очевидно, волжской).
Это событие, видимо произошедшее в 1014 году, вызвало ярость у Святополка и Ярослава, каждый из которых имел основания надеяться на престол: первый – по старшинству, второй – как старший из родных детей Владимира.
Великий князь, несомненно, предвидел такое развитие событий. Возможно, он нарочно спровоцировал мятеж, чтобы самому решить проблему старших сыновей, не оставляя ее юному Борису.
Действовал Владимир со всегдашней решительностью: Святополка он велел схватить и держать под стражей в крепости Вышгород близ Киева, а на Ярослава, находившегося в далеком Новгороде, собрался идти войной. На помощь арестованному Святополку шел его тесть, польский король Болеслав, позвавший в союзники печенегов; Ярослав призвал из Скандинавии варяжскую дружину. И все же нет никаких сомнений в том, что Владимир разгромил бы непокорных сыновей. Против печенегов он послал Бориса с дружиной, сам же приготовился идти на Новгород – уже приказал расчищать дороги и строить мосты. Но тут вдруг разболелся и 15 июля 1015 года скоропостижно скончался в своем загородном дворце.
Эта внезапная смерть вызвала переполох среди приближенных. Весть о кончине Владимира сначала попытались сохранить в тайне – боялись, что Святополк захватит престол прежде, чем вернется Борис.
Великого государя вынесли из покоев безо всяких почестей, украдкой: разобрали дощатый пол и, завернутого в ковер, на веревках спустили на землю, а потом потихоньку перевезли в церковь.
Но вскоре тайное стало явным. Воле покойного не суждено было осуществиться – его любимый сын не успел принять власть. Святополк освободился из-под стражи, и большая смута стала неизбежной.
Современник событий Титмар Мерзебургский, узнав о смерти Владимира Киевского, пишет в своей «Хронике»: «Власть его делят между собой сыновья, и во всем подтверждается слово Христово, ибо, боюсь, последует то, чему предречено свершиться устами нелживыми – ведь сказано: всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет. Пусть же молится весь христианский мир, дабы отвратил Господь от той страны приговор».
Ярослав
Первая половина жизни
Великий князь Ярослав Владимирович, почтительно именуемый «Мудрым», прожил долгую жизнь – 76 лет. Хронологически она делится на две равные, но разительно отличающиеся части. Начиная с 1014 года мы знаем об этом человеке очень многое, и почти совсем ничего – о том, что с ним происходило ранее. А ведь, если верить летописи, в 1014 году князю было уже 36 лет, то есть, по понятиям той эпохи, его молодость давно миновала.
Правда, с возрастом Ярослава в летописи есть некоторая путаница. В последней записи, за 1054 год, говорится, что ему было «семьдесят и шесть лет», то есть выходит, что он родился в 978 году; в записи за 1016 год Ярослав назван двадцативосьмилетним, и тогда выходит, что он появился на свет в 988-м.
Вообще-то обе эти даты неправдоподобны. В 978 году Ярослав родиться никак не мог, ибо был лишь третьим сыном полоцкой княжны Рогнеды, которую Владимир именно в том году захватил силой, истребив ее семью. Однако в 988 году княжич уже получает от отца свое первое княжение и уезжает в Ростов. Киевские властители нередко отправляли на периферию номинальными представителями центральной власти своих маленьких сыновей, но, конечно, не грудных младенцев. Таким образом, Ярослав скорее всего родился где-то в начале 980-х годов. Два его старших единоутробных брата, Изяслав и Всеволод, к 1014 году уже умерли.
Кроме того что юность и молодость Ярослава прошли на Ростовском княжении, больше ничего об этой поре его жизни неизвестно. Кажется, он основал Ярославль. Согласно преданию, город был назван именем князя в память об удачной охоте: на этом месте он зарубил секирой медведя. Если это правда, значит, в молодости Ярослав был отчаянней, чем в зрелом возрасте.
Сколько времени этот сын Владимира Красно Солнышко просидел в отдаленном Ростове, тоже неизвестно, однако после смерти старшего (единокровного) брата Вышеслава, правившего Новгородом, он был переведен в этот город, второй по важности после Киева. Произошло это предположительно в 1010 или 1011 году. Непонятно, почему Владимир обошел честью старшего из своих живых сыновей Святополка, оставленного в менее значительном Турове. Вероятно, великий князь недолюбливал своего пасынка, чьим биологическим отцом был убитый Ярополк.
У Ярослава Владимировича была жена, происхождение которой неизвестно. В одном месте сказано, что ее вроде бы звали Анной. О потомстве от этого брака история ничего не знает. Детей либо не было, либо они умерли в раннем возрасте.
Вот и вся информация, которую можно выудить из текстовых источников о жизни Ярослава до того момента, когда он решился восстать против отца и тем самым сделал первый шаг в большую историю.