В летописном описании гражданской войны 1016–1019 годов есть два сходных эпизода, дающих представление о том, как в ту эпоху начинались сражения. Согласно древнему обычаю, от каждого войска вперед выходили записные зычноголосные остряки, которые всячески обзывали и оскорбляли неприятеля. Остальные воины по мере сил тоже участвовали в забаве, делая непристойные жесты, обнажая срамные части тела и т. д. При небольшом расстоянии между армиями и их сравнительно скромном размере (максимум несколько тысяч человек) такие «боевые дразнилки» иногда давали требуемый эффект: побуждали разъяренного врага к необдуманным действиям.
Любопытно, что в обоих описанных случах удачная шутка в результате обернулась против оскорбителей.
Во время трехмесячного стояния под Любечем, когда ни северяне, ни южане все не могли решиться на переправу через реку, какой-то из Святополковых воевод уязвил новгородцев в самое сердце. «Вы зачем приперлись со своим хромцом? Хоромы для нас строить?» – крикнул он, намекая на то, что новгородцы никакие не воины, а всего лишь плотники. Этот каламбур, по уверению летописца, ужасно оскорбил новгородцев, и они заставили Ярослава (опять заставили – как в истории с порубленными ладьями) той же ночью предпринять атаку.
Похожая коллизия случилась во время битвы на Буге с поляками. Ярославов воевода Будый выехал вперед и стал потешаться над Болеславом: вот-де сейчас проткнем палкой твое толстое брюхо («Да что ти пропорем трескою чрево твое толстое»). Дело в том, что к пожилому возрасту польский князь ужасно разжирел, даже с трудом садился на коня.
Но Болеслава не зря прозвали «Храбрым». Разобидевшись на выпад по поводу своей комплекции, он один ринулся через брод, крикнув, что лучше погибнет в одиночку, чем стерпит такое поношение. Всё польское войско бросилось за князем и опрокинуло армию Ярослава. Победа была быстрой и сокрушительной.
«Повесть временных лет» заканчивает рассказ о войне северян с южанами торжественно: «Ярослав же, пришед, седе в Кыеве, утер пота с дружиною своею, показав победу и труд велик».
Однако пот утирать было еще рано.
Дуумвират
Едва справившись со Святополком и заняв отцовский престол, Ярослав оказался в конфликте с родственниками, которые потребовали вознаграждения за свой нейтралитет.
Псковский Судислав вел себя смирно, но князья полоцкий и тьмутараканский были настойчивы, а исполнять свои посулы Ярослав не собирался – во всяком случае, в полном объеме.
Первая проблема возникла с племянником Брячиславом, внуком того самого Изяслава, который в младенческом возрасте спас свою мать Рогнеду от гнева Владимира и после этого был отселен в полоцкий край. В течение долгого времени это небольшое, но расположенное в стратегически важном северо-западном сегменте Руси княжество оставалось независимым от Киева.
В 1020 году Брячислав напал на расположенный неподалеку от его владений Новгород, очевидно, решив наказать дядю за обман. Племянник взял город, захватил добычу и пленных, однако был настигнут войском Ярослава. В битве полоцкая дружина потерпела поражение, но не была окончательно разбита. Рассудительный Ярослав решил, что будет дешевле откупиться от такого задиристого родственника, и отдал ему во владение два города – Витебск и Усвят. Неизвестно, соответствовало ли это прежним договоренностям, но Брячислав этой компенсацией удовлетворился, и в дальнейшем у Ярослава проблем с Полоцким княжеством не возникало.
Не так быстро и не так гладко разрешился конфликт с братом Мстиславом (983?–1036), которому по разделу досталась Тьмутаракань, расположенная на Таманском полуострове, а значит отделенная от остальной Руси дикой степью. Славяне составляли меньшинство в населении этого многонационального черноморского княжества, где жили и хазары, и булгары, и греки, и евреи, и касоги (будущие адыгейцы). Править такой областью, со всех сторон открытой для ударов и окруженной буйными соседями, мог только лихой, активный вождь. Именно таков был Мстислав, недаром заслуживший прозвание «Удалой».
Воинственностью и непоседливостью он пошел в «пардуса» Святослава Игоревича, только был еще и могучим бойцом, настоящим богатырем, который, в отличие от деда, не уклонялся от единоборств.
Летопись рассказывает, как во время похода в касожские земли он согласился решить исход войны поединком с вражеским предводителем Редедей. Договорились бороться без оружия. «И нача изнемогати Мьстислав бе бо велик и силен Редедя». Тогда князь помолился богородице и, ничтоже сумняшеся, зарезал противника припрятанным ножом. Почему-то это нарушение правил никак не опорочило его в глазах зрителей и потомков: касоги согласились перейти под власть победителя.
«Был же Мстислав могуч телом, багров лицом, с большими очами, храбр на ратях, милостив, любил дружину без меры, имения для нее не щадил», – восхищается летописец.
Ярослав попробовал отделаться от претензий брата малой ценой, предложив отдать Муром, но Мстиславу этого было мало, и к тому же Муром находился на противоположном краю русских земель.
Поэтому в 1023 году тьмутараканский князь пошел на Ярослава войной. Происходило всё очень небыстро. Вероятно, братья то и дело возобновляли переговоры, пытаясь прийти к соглашению. Тем временем Мстислав покорил левобережных славян-северцев и присоединил их к своей хазарско-касожской дружине.
Компромисса достичь не удалось. Ярослав решил, что притязания Мстислава чрезмерны. Выгоднее раскошелиться на очередную варяжскую подмогу. Великий князь вызвал из Скандинавии конунга Хакона (в летописи «Акуна») Слепого. Это был знаменитый военачальник, который произвел на русских неизгладимое впечатление какой-то золотой повязкой на глазах. (Вряд ли Хакон был совсем слепым, но проблемы со зрением у него, по-видимому, имелись).
До сих пор викинги неизменно одерживали победу в сражении с южанами. Ярослав несомненно был уверен, что так произойдет вновь. Но он недооценил полководческие способности брата.
Мстислав поступил хитро. В центре – там, где наступали варяги, – он поставил многочисленное ополчение северян и дождался, пока воины Хакона увязнут в сече. Потом ударил с флангов своими лучшими отрядами. Битва происходила ночью, в страшную грозу, под проливным дождем, так что маневры Мстислава, вероятно, оставались незамеченными до самого последнего момента. Северяне полегли почти полностью, но полегли и варяги, а прославленный Хакон побежал с такой резвостью, что даже потерял свою «златую луду».
Летопись рассказывает, не без восхищения, как Мстислав обходил заваленное трупами поле и ликовал: «Кто сему не рад? Се лежить северянин, а се варяг, а своя дружина цела». Нас не должно шокировать такое пренебрежение к славянской крови. В XI столетии понятие «соотечественник» еще не существовало, и появится оно еще очень нескоро. Для князя люди делились на своих и чужих, этническое происхождение значения не имело. Поэтому касоги и хазары собственной дружины были для Мстислава безусловно дороже каких-то северян.
После столь неожиданного и тяжкого фиаско Ярослав вновь продемонстрировал мудрость: извлек из поражения пользу. Братья заключили мир, который должен был показаться Мстиславу чрезвычайно выгодным. Они поделили Русь пополам. Всё, что находилось по левую сторону Днепра, отходило к Мстиславу, учредившему свою столицу в Чернигове, Ярослав же властвовал над правобережной половиной Руси, считаясь при этом «старшим» братом, то есть великим князем.
При всей кажущейся равномерности разделения Ярослав оказался в безусловном выигрыше. Он оставил за собой самые устроенные и богатые области, включавшие и Киев, и Новгород. От опасной Степи прикрылся владениями Мстислава, которому предстояло самому защищаться от кочевников. А кроме того, великий князь еще и заполучил очень сильного союзника, который охотно участвовал во всех его походах.
Неудивительно, что Ярослав с Мстиславом «начаста жити мирно и в братолюбьи, и преста усобица и мятежь, и бысть тишина велика в земли».
Гражданская война, продолжавшаяся больше десяти лет, наконец закончилась. С 1026 года Русью правил дуумвират, в котором ведущую роль играл киевский князь.
Однако жить в Киеве Ярослав не решился – очевидно, все же предпочитал находиться на безопасном расстоянии от Мстислава, сидевшего в Чернигове. Или, может быть, не слишком доверял преданности киевлян. Так или иначе, всё следующее десятилетие Ярослав правил своими землями из Новгорода.
Теперь, когда на Руси наступил мир, силы и средства больше не тратились на междоусобную войну. Впервые за долгое время появилась возможность для внешней экспансии. Ярослав немедленно занялся укреплением международного влияния государства – главным образом, той половины, которая принадлежала ему.
Всего один раз, в 1029 году, великий князь помог брату военной силой – в походе против ясов, угрожавших Тьмутаракани. Во всех остальных случаях на подмогу приходил Мстислав, с помощью которого Ярослав сильно укрепил свое положение на северном и западном направлениях.
Всего один раз, в 1029 году, великий князь помог брату военной силой – в походе против ясов, угрожавших Тьмутаракани. Во всех остальных случаях на подмогу приходил Мстислав, с помощью которого Ярослав сильно укрепил свое положение на северном и западном направлениях.
Во-первых, он покорил чудские племена, обеспечив Новгороду надежный выход к морю. Здесь был построен город-крепость Юрьев (современный Тарту).
Во-вторых, воспользовался смутой, воцарившейся в Польше после смерти Болеслава Храброго, и взял реванш за поражение 1017 года: разграбил города, отобрал назад Червеную Русь, взял в плен много поляков и расселил их по границе со Степью, где вечно не хватало людей.
Двоевластие завершилось весьма удачным для Ярослава образом. В 1036 году во время охоты Мстислав внезапно умер (точная причина его смерти неизвестна). Наследника великий воин не оставил, и все его владения без каких-либо осложнений перешли к киевскому князю.
Последнего из живых братьев, псковского Судислава, Ярослав на всякий случай посадил в темницу и забрал его удел себе.
Только теперь, обеспечив себе полное единовластие, Ярослав Мудрый вернул столицу в Киев.
Однако предстояло выдержать еще одно тяжелое испытание.
В том же 1036 году пришла большая орда. Мстислав умел договариваться с печенегами, или, что еще более вероятно, они опасались его ратной славы. Теперь же кочевники нагрянули в великой силе («бе же печенег бещисла»), и так стремительно, что Ярославу пришлось биться с ними прямо у киевских стен.
В центре, как обычно, встала варяжская дружина, по флангам – киевляне и новгородцы. Битва продолжалась до самого вечера и была очень упорной. Зато и победа получилась окончательной. Должно быть, печенеги собрали для удара все свои силы, потому что от этого поражения они уже не оправились. Уцелевшие вернулись в свои становья, после чего вся орда снялась и навсегда ушла из русских земель. Как пишет «Повесть», «бегают где-то и поныне» («прок их пробегоша и до сего дни»).
На самом деле основная часть печенегов перебралась в византийские земли, где эти кочевники доставили грекам множество хлопот, а на восточной границе Руси впервые за всю историю государства стало спокойно, и это феноменальное состояние длилось целую четверть века, пока Азия не исторгла из своего бездонного чрева новую угрозу – половцев. Но иметь с ними дело пришлось уже потомкам Ярослава. А он, начиная с 1036 года, был избавлен от опасности со стороны Степи и мог беспрепятственно заниматься развитием страны и европейской политикой.
Могущество
Больше двух десятилетий шел Ярослав к своей цели, достиг ее, будучи уже стариком (тогда мало кто доживал до такого возраста), и судьба отвела ему еще довольно много времени на мирное государственное строительство. «Мирное», разумеется, лишь в том смысле, что войны шли не на русской территории, а за ее пределами, и лишь тогда, когда это было выгодно великому князю.
Того международного значения, которым обладала Русь в этот восемнадцатилетний период, страна добьется вновь лишь при Петре Великом. У Ярослава Мудрого хватало ресурсов для того, чтобы распространять свое влияние – с большим или меньшим успехом – во все четыре стороны света.
Наименьшую активность он проявлял на востоке, где после ухода печенегов соперничать стало не с кем, а расширять владения незачем. Князь удовлетворился тем, что передвинул защитную линию на несколько десятков километров дальше в Степь. Это был один лишний день пути до Киева – то есть теперь при внезапном нападении какой-нибудь кочевой орды у столицы имелось целых два дня на подготовку к обороне. После прихода половцев эта дополнительная полоса безопасности окажется очень кстати.
Но гораздо больше Ярослава интересовали север, запад и юг.
В ту эпоху Русь – во всяком случае русская знать – считала себя частью норманнского мира, соединенная с ним культурными, родственными и военными связями. Если до сих пор взаимоотношения Руси со Скандинавией складывались по одному и тому же сценарию (викинги по приглашению или без оного вмешивались в русскую жизнь), то теперь вектор изменился. Ярослав сам стал активно участвовать во внутренней политике норманнских королевств. «Конунг Ярицлейв» является одним из самых популярных персонажей средневековых саг. Он оказывал покровительство одним вождям, противодействовал другим, давал прибежище третьим.
Так, он приютил у себя Олафа Норвежского и помог ему вернуть трон, а когда король пал в бою, воспитал его сына, принца Магнуса, который впоследствии стал королем не только Норвегии, но и Дании.
Другой норвежец, Харальд Суровый, тоже ставший норвежским королем, перед этим служил у Ярослава в дружине.
Нашел у великого князя пристанище и политэмигрант из далекой Британии, англосаксонский принц Эдуард Изгнанник.
Удачнее всего Ярослав действовал в Польше. Западнорусские земли он себе вернул еще во времена дуумвирата, а в сороковые годы сумел посадить на польский престол своего зятя Казимира и затем помог ему справиться с врагами. Через четверть века на родину наконец вернулись русские пленные, которых угнал на чужбину Болеслав Храбрый в ходе войны 1017–1018 годов.
В результате двух походов на литовские земли Ярослав упрочил свое положение на балтийском побережье.
В результате всех этих усилий к 1050 году русское государство стало главной державой всего северо-западного сегмента Европы.
Попытался Ярослав изменить баланс сил и в отношениях с византийской империей, но эта война сложилась неудачно. Впрочем, великий князь сумел извлечь выгоду и из поражения.
В 1043 году Русь в последний раз пошла на Константинополь – впоследствии таких возможностей у раздробленной страны уже не будет.
Летопись невнятно объясняет причину этого предприятия: греки-де умертвили в Царьграде какого-то именитого русского и Ярослав пожелал за него отомстить. Как-то это мало похоже на мудрого князя. Скорее всего, причиной конфликта, как это неоднократно случалось прежде, стало ущемление прав русской торговли, а убийство купца (или посланца?) стало предлогом. Из греческих источников известно, что базилевс был готов заплатить за это преступление разумное вено, но русские потребовали невозможную сумму: по килограмму золота на каждого воина (так рассказывает в своей хронике Иоанн Скилица). Тогда император Константин Мономах предпочел биться.
Летопись, как всегда при поражении, сваливает вину за потери русского флота на ужасную бурю. Греческие летописцы пишут о морской победе Византии. Так или иначе, большая часть войска, шесть тысяч человек, во главе с военачальником Вышатой были вынуждены высадиться на берег и попали в плен. Византийцы ослепили этих несчастных (во всяком случае, некоторых из них) и вернули на родину лишь три года спустя, после заключения мира.
Несмотря на печальный исход боевых действий, Ярослав каким-то образом сумел не только установить выгодные торговые отношения с Царьградом, но еще и женил сына Всеволода на царевне Марии, дочери Мономаха. Никакой сенсации брак не произвел – уже по этому видно, как сильно изменилось положение Руси со времен Владимира Красно Солнышко, с таким трудом добившегося руки византийской принцессы.
«Бысть тишина велика»
Этой благостной формулировкой летописец обозначает события 1046–1047 годов – но так можно было бы назвать и весь период единовластного правления Ярослава.
Войны если и происходили, то далеко, а на Руси было тихо и мирно. Великий князь в старости оружия в руки не брал – предпочитал посылать в походы сына Владимира (1020–1052) и воевод. Сам же занимался делами нешумными, но важными.
Много сил и средств он потратил на то, чтобы превратить свою столицу в политический и культурный центр, соперничающий с самим Константинополем, – и добился немалых успехов. Когда летописец говорит: «Заложи Ярослав город великый Кыев», он имеет в виду, что Ярослав постарался придать Киеву величие. Подражание Царьграду было буквальным, даже наивным. Князь тоже завел у себя Золотые ворота, храм Святой Софии, монастыри Святого Георгия и Святой Ирины – всё как у базилевсов. В Киеве активно велось каменное строительство, стены церквей расписывались фресками, купола золотились.
Город быстро разрастался. В нем были кварталы, населенные иноплеменными купцами и мастерами: поляками, латинянами, армянами, иудеями (например, епископом в Новгород был отправлен некий киевлянин Лука Жидята, вероятно, крещеный еврей). Сравниться с Константинополем Киев, конечно, не мог, но путешественникам из небогатой Западной Европы он казался великолепным. В одной из хроник с почтением написано, что в Киеве восемь рынков и четыреста церквей (должно быть, включая и маленькие часовни).
Великий князь слыл книгочеем и покровителем грамотности. В главном соборе страны он устроил первое русское книгохранилище. Чернецы в монастырях переводили и переписывали церковную литературу. Самые древние из сохранившихся русских книг – «Реймсское Евангелие» Анны Ярославны и Евангелие новгородского посадника Остромира – датируются серединой XI века.