Ромашов неприязненно смотрел на ее подбородок, испачканный кремом. Все было красиво в Насте, за исключением одного: она безобразно ела. Именно безобразно, торопясь и чавкая, неумело держа в руках столовые приборы, или вообще обходилась без них, как сейчас. Ромашов подозревал, что в ее родном доме вилка и нож лежали далеко не у каждой тарелки. Не говоря уже о салфетках. Пару раз он делал Насте замечания и показывал, как надо есть. Но тщетно. Эту науку Настя не воспринимала.
Рара соединила их взглядом и улыбнулась. Ромашов покраснел.
– Вы уже придумали нашу пиар-кампанию? – спросила Настя, покончив с пирожным и вытерев пальцы о скатерть. – Уф! Налопалась!
– Нужен скандал и криминал в одном флаконе. Желательно добавить мистики, это сейчас модно, – с улыбкой сказала Рара. – Допустим, на тебя навели порчу. И ты ходишь по магам, чтобы ее снять. Сразу засветишься на трех каналах, которые специализируются на паранормальных явлениях.
– На чем, на чем?
– На ведьмах и гадалках. И на НЛО.
– Ск ажите тоже! Я в инопланетян не верю! Нет, я, конечно, могу для пиара… А вот в порчу верю! – оживилась Настя. – Да кто бы ее на меня навел?
– Хотя бы я, – вздохнула Рара.
– Опять шутите?
– Придется вам помочь, дети мои, – улыбнулась Райская. – Так и быть: я готова стать главной злодейкой. Допустим, Андрей хочет меня бросить, а я его не отпускаю.
– Да кто ж вам поверит? – хихикнула Настя. – Вы же старая!
– Прекрати! – резко оборвал ее Ромашов. – Тебе еще учиться и учиться. Ведешь себя как… – он поморщился.
– Я такая, какая есть! – огрызнулась Настя. – Сказано же: люби себя и не обращай внимания на то, что о тебе думают другие! Посылай, короче. Пусть и они тебя полюбят такой! А нет, так это их проблемы, не твои.
– Кем сказано? – с улыбкой спросила Рара. – В Библии?
– Причем тут Библия? Это вообще где? Ее только пенсионеры читают, потому что им скоро помирать. А я молодая, я читаю грамурные журналы, и теперь еще и сниматься для них буду! Я хочу стать иконой стиля, вот.
– Есть сначала научись, – буркнул Ромашов.
– Андрюшка, не занудствуй. – Рара иронично повела бровями: Андрюшка! Настя же продолжала философствовать: – Надо брать от жизни все, надо себя любить и баловать. И на ток-шоу нас так учили: тяни одеяло на себя, будь в центре внимания. Не будешь рвать ты – порвут тебя.
– Прекрасно! – похлопала в ладоши Рара. – Ты далеко пойдешь, девочка.
– А то! – самодовольно сказала Настя. – Уж будьте покойны: я своего не отдам. Мне главное щелочку увидеть, куда можно было бы просочиться, а уж я эту дверь пинком распахну!
– Ну что, Ромашов? Готов ты к такому пиару? – насмешливо спросила Рара. – А то ты ходишь, как снулая рыба. Вот я понимаю: девчонка-огонь! Она и в тебя вдохнет жизнь. А то, похоже, Фима заразил тебя своим упадничеством. Пора с этим кончать.
– Какая же вы умная, Раиса Гавриловна! – просияла Настя. – Вы всегда даете такие классные советы! Когда вы и мою карьеру сделаете, уж я вас отблагодарю, не сомневайтесь!
– Какая тонкая, очаровательная лесть! – похвалила Рара. – Молодец, девочка. Где надо, тигрицей, а где и лисой, главное, достигнуть цели. Учись, Ромашов! А то так и будешь в мыле сниматься.
– Что вы такое говорите, Раиса Гаврилова? – захлопала наращенными ресницами Настя. – Андрюша лучший актер во всем мире! А кроме сериалов у нас вообще кина нет! Сейчас все звезды там снимаются. Потому что это круто!
– Да, кина, похоже, больше не будет, – тонко улыбнулась Рара. – Такие, как ты, его окончательно похоронят. Ну, так что? Вы принимаете мой план? Есть другой вариант: ты, Андрей, можешь ее избить. Сломать нос. Нос мы нарисуем. И синяки. Но этот вариант уже многие отработали. Боюсь, аудиторию это не захватит. А вот в порчу, действительно, многие сейчас верят. Надо же чем-то объяснить ухудшение качества жизни? А также катастрофическое отсутствие женихов-олигархов. Это порча, не иначе. Американцы наслали. Настя же сошлется на меня. Я ведьма и завистница. К тому же ты, Андрей, будешь чист, как стекло. Я, так и быть, признаюсь в том, что не могу иметь детей. Это тебя полностью оправдывает.
– Ну, зачем все это? – поморщился Ромашов. – Давай, как обычно. Встретились – не сошлись характерами – разбежались.
– Как так, разбежались? – вскинулась Настя. – Андрюша, ты это о чем сейчас?
– Он шутит, – поспешила на выручку Рара. – Ромашов, держи свои чувства в узде. Значит, я заряжаю журналистов?
– Делай, как хочешь, – вздохнул хозяин дома. – У меня, похоже, выбора нет. Вы все уже решили. Вы на меня давите. Мне остается только подчиниться.
– Вот и отлично! – обрадовалась Рара. – Настя, нам с тобой надо обсудить детали. Наедине. Надо постепенно нагнетать обстановку. Начнем с малого: мы с тобой поссорились. Нужна будет диктофонная запись этой ссоры. Ты мастерица играть скандалы, я просмотрела те серии из реалити-шоу, где ты участвовала. Кое-что для себя отобрала и сделала пометки по тексту. Чувства ты дашь, не сомневаюсь. Далее работаем трио. Новость о твоей помолвке я восприняла в штыки. Устроила тебе сцену. И тебе, Андрей.
– А дальше что? – насмешливо спросил он. – Две-три статьи, не больше. Надо постоянно подбрасывать дровишек в костер, иначе он быстро потухнет. История-то банальная. На чем мы ее будем тянуть? Перейдем к покушению на жизнь и здоровье? Купим пулемет? Или сразу танк?
– Надо будет – купим, – твердо сказала Рара. – Оружие нам может понадобиться. Надо хорошенько подумать: что это может быть? Я этим займусь.
Вот так все и начиналось. Ромашов тогда понятия не имел, на что дает свое согласие. На первых порах Рара и Настя поладили. Пока Настя не поняла, что именно происходит. Новая жизнь ей очень понравилась, невесту Андрея Ромашова охотно приглашали на ток-шоу и на съемки для глянца, брали у нее интервью и предлагали маленькие роли. Пиариться было здорово, Настю стали узнавать на улице. Она даже не поняла сначала, что подсела на этот наркотик. А когда поняла, было поздно…
«…положения данной статьи в равной мере распространяются на всех лиц…»
– Неужели у Насти ни с кем не было конфликта? – спросил Журавушкин у своего пассажира. – Но так ведь не бывает! Девушка явно не вписывалась в ваш круг общения.
– Но это же не повод, чтобы ее убивать, – усмехнулся Ромашов. – Да, мелкие бытовые конфликты имели место быть. Но Рара держалась достойно.
– А остальные? Раевич, Градова?
– Василиса Петровна добрейшей души человек. А Фима… Он не от мира сего. Сомневаюсь, что он ее вообще заметил, Настю.
– Она была красивой девушкой, а он мужчина. Сколько ему? Пятьдесят? Далеко не старик. Мужчина по определению не может не замечать красивых девушек, особенно, если они такие шумные, как Стейси Стюарт. Он мог возненавидеть ее, она могла его раздражать. А могло быть и обратное: понравилась. Но остаться безразличным к Насте Раевич не мог. Ваша невеста была… как бы это сказать? Слишком активной.
– Фима так редко выходит из своей комнаты. Да вы сами все увидите.
– Да, но кто-то же ее убил, вашу Настю, – мягко напомнил Журавушкин.
Ромашов пожал плечами.
– Что вы молчите, Андрей Георгиевич?
– Я просто не знаю, что сказать.
– Но что-то же вы думаете по этому по-воду?
– Знаете, я не следователь. Всю последнюю неделю Настя устраивала мне сцены. Истерила. Потом сказала, что все сделает сама. Разберется с этой стервой, то есть с Рарой. В тот вечер я устал и в одиннадцать лег спать. Настя подождала, пока я усну, и отправила эсэмэску Раре. Она ложится поздно, это все знают.
– А почему Настя вызвала ее в сад? Почему в доме не поговорить? Разве там места мало?
– Может быть, она не хотела нас будить своими криками? Меня и Фиму? Откуда я знаю?
– А вы крепко спали, Андрей Георгиевич?
– Наверное.
– Но выстрелы вас разбудили?
– А вы как думали? – сердито спросил Ромашов.
– А вы не подумали, к примеру, что это гроза? Раскаты грома?
– Не подумал. День был ясный. К тому же я заметил, что сейф открыт.
– Вы хранили оружие в спальне?!
– В спальне у Насти. А где? Я там уснул, после того, как мы… Ну, в общем, вы поняли.
– Значит, она послала Раре эсэмэс, открыла сейф, взяла оттуда пистолет и вышла в сад. Так?
– Ну, наверное. И что я должен думать?
– А могло быть третье лицо? Человек, который реально ненавидел Настю? Настолько, что мог хотеть ее убить?
– Это вы кого имеете в виду? – подозрительно спросил Ромашов. – Фиму что ли?
– Я не знаю, вам виднее, – Журавушкин бросил на него быстрый взгляд.
– Слушайте, разбирайтесь сами! Я хочу одного: чтобы Рара вышла из тюрьмы. Как вы это сделаете, меня не интересует.
– А если туда угодит Ефим Иванович? Или Василиса Петровна? Вас это заденет?
– А если туда угодит Ефим Иванович? Или Василиса Петровна? Вас это заденет?
– Нет. Если они виновны, то нет, – тут же поправился Ромашов. – Если убийца кто-то из них.
– Папку могли подбросить в спальню к Раре? С подборкой о травматике?
– Послушайте, я прекрасно помню эту папку. Если вы настаиваете, я буду об этом молчать. Но выбором оружия занималась Рара. А также узнавала, какие документы надо оформить, чтобы его получить. На законных основаниях.
– Да, об этом лучше молчать, – согласился Журавушкин. – Спросят на суде – скажите: не знаю, и все.
– А вы уверены, что будет суд?! Вы же мне обещали!
– Я не всесилен. У следствия есть все, чтобы передать дело в суд. Если только мы не найдем настоящего убийцу.
Какое-то время они молчали.
– Все, вами сказанное, распространяется на всех лиц, которые находились в доме, – сказал, наконец, Журавушкин. – В том числе, и на вас.
– Вы это о чем?
– Кто угодно мог ее убить.
– Вы хотите сказать, что это сделал я? – Ромашов не выдержал и расхохотался. – Ну да. А потом нанял лучшего в Москве адвоката, чтобы тот помог мне сесть в тюрьму. По-вашему, я горю желанием провести пятнадцать лет в колонии строгого режима? – все еще смеясь, спросил он.
– Да, вам это не нужно, – согласился с ним Журавушкин. – Убей вы Настю, вам было бы выгодно все свалить на Райскую. А вы хотите ее вытащить.
– Не просто хочу. Я все для этого сделаю, – уже серьезно сказал Ромашов. – И вы тоже. Слава богу, мы подъезжаем!
– Они дома? – спросил Аркадий Валентинович, увидев полосатый шлагбаум. – Василиса Петровна и Ефим Иванович?
– А где? Конечно, дома. Сидят, ждут.
– Кого?
– Рару, разумеется! Я им обещал.
Журавушкин оставил это без комментариев.
– Куда ехать? – спросил он, когда охранник, узнав Ромашова, поднял шлагбаум.
– Направо. Забор из красного кирпича, ворота кованые, на заказ. Лошади.
– Что?
– На воротах – лошади.
– Кобылы или жеребцы?
– Половые органы не обозначены, – насмешливо сказал Ромашов. – Следовательно, кобылы. Или деликатность мастера. – Он достал мобильный телефон. – Василиса Петровна, откройте ворота. Я приехал с адвокатом.
Какое-то время Журавушкин рассматривал выкованных на толстых стальных листах лошадей. Надо признать, ворота были сделаны мастерски: вздыбленные лошади, чьи развевающиеся гривы выступали над верхним краем, образуя очень красивую ломаную линию. Передние копыта лошадей почти соприкасались. Создавалось ощущение, будто кобылицы боксируют.
– Символично, – не удержался Журавушкин. – Давно такие заказали?
– Что? – рассеянно спросил Ромашов. – А… ворота… Давно.
– Значит, накликали.
В этот момент петли заскрипели и ворота распахнулись. Пожилая женщина, которую Журавушкин ласково назвал про себя «бабушка», помахала ему рукой:
– Заезжайте!
Участок оказался небольшой, потому что земля в этих местах была неимоверно дорогая, но все сделано по уму. Здесь жили не олигархи, но люди, имеющие определенный достаток. Содержать такой дом и иметь прислугу им было по карману. Сама прислуга смиренно стояла у ворот, ожидая, когда проедет машина. Потом вновь заскрипели петли: ворота закрылись.
– Василиса Петровна, – представил «бабушку» Ромашов. – А это адвокат, которого я нанял, чтобы вытащить Рару из тюрьмы. Аркадий Валентинович.
– Очень приятно, – сдержанно сказала «бабушка».
Журавушкин какое-то время приглядывался к помощнице по хозяйству. Простая, милая женщина, или хочет казаться простой.
– Чай пить будете? – ласково, словно у родного, спросила у него Василиса Петровна.
«А она ведь даже не поинтересовалась: где Раиса Гавриловна? Как она? Что с ней?» – мысленно отметил Журавушкин.
– Да, Василиса Петровна, накройте нам, пожалуйста, на веранде, – ответил за него Ромашов. – И скажите Ефиму Ивановичу, чтобы спустился к чаю. Нам надо кое-что обсудить.
– Хорошо, – кивнула Василиса Петровна, но не ушла.
Журавушкин заметил, как ее лицо дернулось. Она словно хотела что-то сказать, но не решалась.
– Ба, я телек включу! – раздался вдруг звонкий девичий голос.
Тут Журавушкин заметил, наконец, гамак, висевший в тени старых яблонь. Из него стремительно поднялась очень тоненькая девушка небольшого росточка, одетая в красные, ультра-короткие шортики и футболку с надписью «Я люблю Москву». Слово «люблю» заменяло алое сердце.
– Кто это? – шепнул Аркадий Валентинович Ромашову.
– Я сам хотел бы это знать, – озадаченно сказал тот.
Девица меж тем подошла к ним и сделала вид, что смутилась.
– Ой! Здрасьте! Уже вернулись, да?
– Ты кто? – удивленно спросил Ромашов.
– Я? Каролина! – повела худющим плечом девица.
– Дашка, не болтай! – прикрикнула на нее Василиса Петровна. – Это внучка моя, Андрей Георгиевич, – заискивающе сказала она. – Сегодня утром приехала, поездом. Школу закончила, надо ее куда-нибудь пристроить. Я и подумала: Раиса Гавриловна теперь убыла, так что все хозяйство на мне. С бюджетом я справлюсь, а вот по дому успевать теперь не буду. Старая я уже, шестьдесят пять недавно стукнуло. Ноги болят, да руки уже не те. Артроз у меня начинается. Вот и вызвонила Дашу.
– Я не Даша, я Каролина! – тряхнула выбеленными кудрями девица. – Фамилию я еще не придумала, но вы ведь мне что-нибудь посоветуете? – кокетливо посмотрела она на Ромашова.
– Какую фамилию? Вы это о чем? – тот непонимающе посмотрел на обеих женщин.
– Так я ж на актрису приехала поступать! – звонко сказала младшая.
– Дашка! – Василиса Петровна замахнулась на нее полотенцем, которое держала в руке. – Я кому сказала, не болтай! Марш на кухню, чайник поставь!
– Да, пожалуйста! – внучка надула губки и ушла в дом, неимоверно виляя при этом тощими бедрами.
– Вы не обращайте на нее внимания, Андрей Георгиевич, – умильно заговорила домработница. – Девчонка еще совсем. Так-то она хорошая, добрая. Сестра ее замуж вышла, да ребеночка недавно родила. В квартире у них теперь теснотища, с деньгами туго. До Дашки дела никому нет. Матери она не больно-то нужна. Так и говорит: обуза. Я и решила Дашеньку к себе взять. Дочка-то у меня незамужняя, одна детей р остила, а теперь еще и внук… Мальчик, – с гордостью сказала Василиса Петровна.
– Так у вас, стало быть, правнук родился? – озадаченно спросил Ромашов.
– Так и есть, – расцвела в улыбке помощница по хозяйству.
– Я никогда не думал, что вам столько лет! А ведь вы правы. Заниматься в таком возрасте домашним хозяйством тяжело.
– А я что говорю? – обрадовалась Василиса Петровна. – Так Дашенька остается?
– Да, конечно, – кивнул Ромашов. – О ее зарплате мы потом поговорим.
Василиса Петровна с неожиданным для ее возраста проворством ушла, точнее, убежала в дом.
– Я помою руки, Андрей Георгиевич? – спросил Журавушкин.
– Да, Василиса Петровна вам покажет, где это можно сделать.
Домработница была на кухне вместе с внучкой. Еще в коридоре Журавушкин услышал, как они спорят.
– Не буду горничной работать! – кричала Даша. – Ты мне не это обещала, когда звонила! Я не для того в Москву приехала, чтобы сортиры мыть! Да за мной все мальчики в классе бегали! Я хочу быть моделью! Или кинозвездой!
– Да успокойся ты, – увещевала ее Василиса Петровна. – Полдела уже сделано. Осталось чуть-чуть потерпеть. Вот женится на тебе Ромашов, у тебя сразу все будет.
– Ба! Он же старый!
– Зато богатый.
– Ну, ладно. Но потом я с ним разведусь, слышишь?
Журавушкину стало неловко. Недаром говорят: простота хуже воровства. Лучше бы Даша украла серебряную ложку, или ай-пад, чем так цинично и откровенно говорить о своих видах на столичную жизнь.
«Стейси Стюарт – дубль два, – подумал он. – Причем, вариант ухудшенный, а не улучшенный. Хорошенькое же Ромашову досталось наследство!»
Аркадий Валентинович деликатно кашлянул. Градова-старшая обернулась и вздрогнула.
– Василиса Петровна, где тут у вас туалет? – смущаясь, спросил Журавушкин.
– Да-да, конечно, – засуетилась та. – Я сейчас покажу.
Когда Журавушкин вернулся на веранду, Ромашов сидел в плетеном кресле и с досадой объяснял что-то худому черноволосому мужчине в очках. Тот сморкался в огромный носовой платок и без конца повторял:
– Ну, как же так, а? Как же так?
Журавушкин понял, что перед ним Ефим Раевич. И громко сказал:
– Добрый вечер.
Раевич обернулся и поправил очки. Глаза его за толстыми стеклами были беспомощными, как у ребенка, и почему-то виноватыми. Журавушкин удивился, что у Ефима Ивановича почти нет седины. А ведь Раевичу за пятьдесят! Не похоже, что он подкрашивает волосы. Жизнь была легкая? Или это особенность такая? Как давно подметил Журавушкин, в каждом человеке есть какая-то особенность, можно даже сказать, уникальность. Иногда это сразу бросается в глаза, а иногда спрятано так глубоко, что не сразу и найдешь. А найти следует, если собираешься ему помочь, или, напротив, вступить с ним в конфликт. Журавушкин еще не решил, симпатичен ему Раевич или нет, но отсутствие седины сразу отметил.