Либба Брэй Тринадцатый шаг
1
К тому моменту, когда Лорен вышла на нужной станции, спустилась по лестнице и оказалась на пустынной Йорк-стрит, солнце превратилось в бледно-желтую щепку, растворяющуюся в темном горизонте. Она не любила выходить на улицу после захода солнца — сейчас это мало кому нравилось, — но ей нужна была работа.
Лорен торопливо зашагала мимо пустых витрин, брошенных машин и давно закрытых металлургических заводов, еще не тронутых процессом «облагораживания», захлестнувшим Бруклин. Был июль, стояла невыносимая жара, сопровождавшаяся сильной влажностью. Вдалеке виднелись плохо освещенные башни «Фаррагут-хауса»[1], похожие на уродливые поделки из конструктора «Лего». Она взглянула на маленькую листовку, зажатую в руке: «„Ангелус-хаусу"[2] требуется ассистент на неполный рабочий день. Достойная оплата, гибкий график». На полях был нацарапан адрес — ей продиктовали его, когда она по глупости согласилась на собеседование в половине девятого вечера. Сейчас Лорен отчаянно пыталась найти нужный дом, несмотря на то что инстинкт говорил ей: ходить по улицам одной в такое время — полное безумие! Ветер нес вдоль тротуара газетный лист; бумага зацепилась за ее ногу. «Кровожадный маньяк убил снова» — гласил заголовок. Лорен отбросила газету в сторону и поспешила дальше.
«Ангелус-хаус» находился на углу одной из вымощенных булыжником улиц на Винегар-Хилл, неподалеку от усыпанной мусором и заросшей сорняками автостоянки, окруженной шатким забором. Когда-то это была маленькая больница в викторианском стиле, с окнами, выходившими на Бруклинскую военно-морскую верфь. Теперь зеркальные стекла, прочная железная ограда, слои граффити и мощные заросли плюща скрывали былое великолепие сложенного из известняка здания. Лорен позвонила у тяжелой железной двери, но никто не открыл, и она решила обойти здание в поисках другого входа.
— Ты одна из них, да? Одна из этих уродов? — Темноволосый парень в футболке «Нью-Йорк Нике»[3] выступил из-за угла и встал в позу карате, размахивая аэрозолем с краской.
Она громко, пронзительно вскрикнула, и парень бросился бежать. Мгновение спустя дверь распахнулась и показавшийся на пороге молодой человек подал Лорен руку:
— С вами все в порядке?
«Золотой». Это слово буквально пронзило мозг. У него за спиной светились огни Манхэттена, длинные светлые волосы волнами спадали юноше на плечи, и он походил на золотого бога.
— Я могу чем-то помочь? Что с вами случилось?
— Что? Н-ничего! — дрожащим голосом ответила она. — Здесь был какой-то парень. Он что-то рисовал краской на заборе, вон там. Убежал, когда вы вышли.
Золотой человек, нахмурившись, осмотрел пустую стоянку:
— Что вы здесь делаете? По вечерам тут небезопасно, к тому же это частная территория.
— Я пришла насчет работы ассистента, — ответила Лорен, показывая ему листок, все еще зажатый в руке, — Мне назначена встреча на восемь тридцать. Но когда я позвонила, никто не ответил, и я решила обойти здание. Меня зовут Лорен.
— О боже! Простите. Бывает, что некому подойти к двери. Поэтому нам и нужен ассистент. Входите. Я Йоханнес.
Лорен сидела напротив Йоханнеса, Золотого Человека, в серо-коричневом кресле, в унылом квадратном офисе, освещенном тусклой банкирской лампой. Вертя в руке карандаш, он задавал ей обычные вопросы: работает ли она на «Макинтоше»? Согласна ли отвечать на звонки и заниматься регистрацией данных? Не возражает ли против того, чтобы в рабочее время выполнять мелкие поручения: ходить за продуктами и т. п.? Понимает ли, что здесь работают с трудными подростками, и что она может услышать или увидеть неприятные вещи? Умеет ли хранить тайны? Легко ли ее испугать?
Она ответила: «да, да, нет, да, да, нет».
Йоханнес пристально оглядел Лорен. У него были темно-карие глаза с золотистыми искорками; в лучах лампы они казались светящимися.
— Расскажите мне, что вам известно об «Ангелус-хаусе».
— Я знаю, что вы последняя надежда для закоренелых наркоманов. Вы принимаете подростков, убежавших из дому, ребят из бедных семей и всех, на кого махнули рукой остальные.
Он перестал играть с карандашом.
— Почему вы претендуете на это место?
Лорен уставилась в потолок, размышляя, что лучше рассказать о себе. О последних трех годах жизни. О своей сестре Карле.
— В этом году я окончила школу. Мне нужна работа, и я хочу заниматься чем-то общественно полезным.
Он взглянул на ее короткое резюме, представлявшее собой перечень супермаркетов, где она работала неполный день.
— Не собираетесь поступать в колледж? И не торопитесь получить от жизни все?
Ей показалось, что в его глазах мелькнула искорка веселья.
— Нет.
— Где вы видите себя через пять лет?
Только не здесь! В комнате было холодно. На шее выступил пот, отчего Лорен стало еще более неуютно и захотелось снова выйти на улицу, в духоту.
— Не знаю.
— А вы честная девушка.
Золотой Человек снова принялся ее разглядывать, но она не могла догадаться, о чем он думает. Неужели провалила собеседование? Наверняка провалила.
— Поздравляю, Лорен, — произнес он, широко улыбаясь. — Вы нам подходите.
Йоханнес настоял на том, чтобы проводить ее до метро, потому что уже стемнело. Начался мелкий дождь, отчего влажность только повысилась.
— Здорово. То, что нам нужно. Наш личный враг. — Йоханнес указал на стену.
Тэггер вернулся, чтобы закончить работу: поверх эмблемы «Ангелус-хауса» — одинокого крылатого рыцаря — были выведены слова «Лос Вампирос»[4], и алая краска стекала по стене, будто кровь.
2
Лорен стояла на почти пустой платформе метро, когда заметила направлявшегося к ней тэггера в футболке «Нике». Она быстро оглядела остальных пассажиров — бездомный, пара стариков, ссорившихся на китайском; на платформе с противоположной, манхэттенской стороны — несколько явных панков.
— У меня девять-один-один на быстром наборе, — сказала она, вынимая телефон.
— Да? И у тебя здесь, внизу, есть связь? Какой оператор — «Матрикс»? Послушай, я просто хочу тебя предупредить.
Вблизи он не казался таким уж страшным. Метр семьдесят, может чуть больше; ежик темных волос; лицо словно с ренессансного полотна; большой медальон в виде креста, болтающийся на тощей шее.
— О чем предупредить? — Лорен заставила себя взглянуть ему в глаза.
— Держись подальше от ублюдков из «Ангелус-хауса». Это очень плохие ребята.
— И это говорит пацан, который разрисовывает дома и преследует девушек, — ответила Лорен, усмехнувшись.
Она надеялась, что он не заметит ее страха. Это было главное правило выживания в Нью-Йорке: пожать плечами и изобразить пренебрежение на лице.
— Эй, я серьезно. Они приходят в дома для бедных и забирают людей.
— Ну и что? Это называется «помогать».
— Они не помогают. Они вербуют.
— Куда?
— Делать кое-что очень нехорошее. Парень, которого я знал, Исайя Джонс, все мне про них рассказал. Он у них жил, но ушел. Говорит, там творится настоящее дерьмо. Сейчас он прячется. Даже матери не говорит, где живет.
Туннель наполнился светом, и Лорен услышала грохот приближающегося поезда.
— Слушай, не иди на эту работу. Пожалеешь.
— Да? И кто это сказал?
— Мой друг.
Поезд ворвался на станцию, раскидав валявшийся на платформе мусор; бумажки завертелись вокруг ног Лорен. Двери распахнулись, она вскочила в вагон, желая, чтобы створки поскорее захлопнулись. Парень остался стоять на платформе, ссутулившись, сунув руки в карманы.
— Запомни одно имя: Сабрина Родригес. Она работала с ними. Когда копы нашли ее тело, в нем не было ни капли крови.
Двери захлопнулись с громким стуком, заставившим Лорен подскочить на месте, и поезд умчался во тьму.
3
В понедельник, в два часа дня, у Лорен начался первый рабочий день в «Ангелус-хаусе». Она позвонила, дверь открылась, и ее встретила девушка с пурпурно-синим ирокезом и сильно накрашенными глазами. От девушки пахло пачули; на вид она казалась ровесницей Лорен, возможно немного старше. На ней было платье без рукавов, открывавшее многочисленные татуировки. Одна — эмблема «Ангелус-хауса» — красовалась на затылке.
Девушка с ирокезом просияла:
— Привет! Ты, наверное, Лорен? Классно! Добро пожаловать в «Ангелус-хаус». Я Алекс. Боже! Там ужасная жарища, да? Наш кондиционер уже сдыхает. — На щиколотке у Алекс болтался браслет, увешанный брелоками, которые при каждом ее шаге звенели, словно колокольчики. — Слушай, мы так рады, что ты к нам пришла. Правда! Я не успеваю все заносить в списки, отвечать на телефонные звонки и прочее. Пойми меня правильно: все потому, что «Ангелус-хаус» успешная и клевая программа. Но без помощи мы бессильны. Эй, Раким! Познакомься с Лорен!
Высокий костлявый парень, с устаревшим фэйдом[5], в огромных очках в темной оправе, возник откуда-то и протянул Лорен руку:
— Очень приятно, Лорен.
Он тут же сочинил глупую песенку, рифмуя имя Лорен с «Дарвин», «Саурон» и «Килиманджаро», и Лорен вдруг подумала, что это, возможно, начало чего-то нового и позитивного. Они показали ей помещение, представили нескольким улыбавшимся юношам и девушкам, трудившимся над постерами или игравшими в пинг-понг в комнате отдыха. На первом этаже располагались общие помещения, на втором и третьем — спальни, где одновременно могли разместиться тридцать человек. Персонал жил на верхнем этаже. «Ангелус-хаус» походил на другие реабилитационные центры для наркоманов, в которых Лорен приходилось бывать за последние три года. Здесь были жалкие подержанные диваны и стулья вокруг висевшего на стене телевизора. И обязательные вдохновляющие постеры, перемежавшиеся фотографиями в дешевых рамках, на которых подростки, прошедшие курс лечения, занимались танцами, рисованием, ремеслами, играли в волейбол и изготавливали лоскутные одеяла. Внизу имелись подписи: «Брайан демонстрирует свой ход!», «Волейбол — наше все!», «Амбер и Гэбби обожают танцы!», «Спой, Раким!»
— Знаешь, я здесь хорошо получился, — с напускной серьезностью сказал Раким.
Алекс ущипнула его за руку:
— Скромностью не страдаешь?
— Здорово выглядит, — произнесла Лорен. Она никогда не отличалась умением болтать о пустяках.
Ей показали кухню со щербатыми шкафами и старым холодильником, украшенным ламинированной табличкой «Новички».
— Тебе придется следить, чтобы здесь всегда была здоровая еда для новых подростков, которые к нам приходят. Лучше всего сок, потому что многие наркоманы обожают сладкое. Мы сами о себе позаботимся, так что тебе нужно будет заполнять один холодильник, — сказал Раким, открывая дверцу и демонстрируя три коробки сока.
— Извини… Я знаю, что здесь не очень здорово, — хмыкнула Алекс, состроив гримасу. — Но когда мы получим у военно-морской верфи новое здание, у нас будут суперские помещения, почти мини-город.
— И тогда мы распрощаемся со всем этим, — добавил Раким.
— А Йоханнес здесь? — спросила Лорен, когда они шли по очередному длинному коридору, стены которого казались зелеными в свете старых флуоресцентных ламп.
Она искала Золотого Человека в каждой комнате, но так и не увидела его.
— Обычно он много работает в городе, — объяснил Раким. — Ходит по домам и по улицам. Он когда-то спас мою задницу. Правда.
— Он такой красавчик! — хихикнула Алекс, словно они с Лорен обменивались своими первыми девичьими секретами. — Ой, не сюда. — Она повела Лорен прочь от лестничного пролета, исчезавшего внизу в кромешной тьме.
— А что там?
— Помещение для детоксикации. — Алекс снова скорчила гримасу. — Приятного мало. Но ты не беспокойся. Тебе не придется иметь с этим дело.
— Не пугайся, если услышишь оттуда странные звуки и всякие разговоры. Просто включи радио погромче и постарайся не думать об этом, — сказал Раким. — Через какое-то время привыкнешь.
Лорен взглянула на лестницу, уходившую в темноту. Она ничего не слышала, кроме астматического хрипа старого кондиционера.
— А что случилось с девушкой, которая работала здесь до меня, — Сабриной?
На лице Алекс появилось озадаченное выражение.
— У нас работала Лиза, а теперь ты, Лорен. Сабрины не было. И вообще, ты у нас первая ассистентка.
— И ты появилась как раз вовремя, потому что я больше не могу со всем справляться один. — Раким поднял руки, словно сдаваясь. — О, я тут вспомнил: у нас в общей комнате есть здоровские шоколадные кексы с орехами. Любишь шоколадные кексы?
Алекс предложила ей руку, и Лорен взяла ее.
— Кто же их не любит! — ответила она.
Лорен работала в «Ангелус-хаусе» пять дней в неделю, с трех до восьми часов. Она обнаружила, что ее обязанности довольно просты. Так как подросткам не разрешалось покидать территорию больницы, а персонал был обязан за ними присматривать, Лорен часто посылали в город за продуктами или лекарствами. У нее было много свободного времени, получалось даже читать. И при этом нее давали ей понять, что она здесь нужна и помогает делать важное дело. Дома ее никто не ждал. С тех пор как по решению суда ее сестру Карлу поместили в реабилитационный центр «Игл Фивер», родители каждый уикэнд уезжали из города. Они возвращались в воскресенье вечером, с серыми лицами, исчерпав свой запас родительской любви. Телевизор в квартире работал круглые сутки.
Лорен обрадовалась возможности быть рядом с людьми, которые могли стать ее друзьями или даже чем-то большим. И здесь был Йоханнес. Когда он заходил в комнату, Лорен даже дышалось иначе, ее переполняли надежды. Она наблюдала за ним — как он стоит, прислонившись к дверному косяку, — высокий, стройный, в поношенной футболке «Vampire Weekends»[6], обтягивавшей его широкую мускулистую спину, — любовалась его глубоко посаженными глазами, которые, казалось, видели все, любовалась небрежной улыбкой, парой ямочек на щеках; слушала его низкий смех, напоминавший рычание, от которого внутри у нее творилось что-то непонятное. Она видела, как он обращается с подростками, приходившими в центр, — успокаивает, выслушивает их истории, кивает. Трудно было поверить, что ему всего двадцать два. Иногда он подходил к ее столу или заглядывал в длинную, пахнувшую плесенью комнату-картотеку, где она сидела, разбирая желтые конверты с расплывшимися именами и расставляя их в алфавитном порядке.
— Ну, как тебе работа?
— Нормально, — отвечала Лорен, жалея, что не может придумать какого-нибудь умного ответа, чтобы задержать его подольше.
— Купила то, о чем я просил?
Она отдавала ему заказ: коробки марли, большие бутыли перекиси водорода, резиновые трубки, новые простыни и полотенца.
Однажды ей пришлось сходить в строительный магазин за длинными тонкими досками, гвоздями и десятифунтовыми мешками мульчи.
— Может, нам захочется починить забор или посадить что-нибудь в парке. Это хорошее занятие для новичков, — объяснил Йоханнес, когда она и парень из службы доставки свалили покупки в грузовой лифт.
Йоханнес и Раким отвезли доски и мешки на цокольный этаж.
Иногда Йоханнес заглядывал в комнату с картотекой и спрашивал:
— Тебе что-нибудь нужно?
«Да. Я хочу, чтобы ты занялся со мной сексом прямо здесь, на полу, и поклялся мне в вечной любви».
— Нет, спасибо, все в порядке.
— Ну, удачи в работе, — говорил он, и Лорен подкрадывалась к двери, чтобы посмотреть, как он уходит и спускается в комнату детоксикации, и полюбоваться его фигурой, плотно обтянутой джинсами.
4
По пятницам вывозили мусор, но, поскольку теперь никому из ее семьи до этого не было дела, Лорен приходилось самой тащить газеты во двор позади нового съемного жилища с видом на пробки на Четвертой авеню. Окна их прежней квартиры выходили на Парк-авеню, но это было еще до того, как на них посыпались счета за лечение Карлы; потом пришлось переехать на Парк-Слоуп, в четырехэтажный дом без лифта, с комендантом, обожавшим болтать с Лорен.
Она распределила по бакам туго перетянутые связки Газет, синие мешки с пластиковым мусором и металлические предметы и рукавом вытерла со лба пот. Комендант кивнул на утреннюю газету с заголовком на полстраницы: «Кровавые банды Нью-Йорка».
— Еще одно тело нашли, — произнес он с сильным французским акцентом. — Теперь уже десять. У этой разорвано горло.
Лорен не хотела затевать с ним разговор, боясь опоздать на работу:
— Полиция считает, что орудует какая-то банда.
— На Гаити тонтон-макуты появлялись по ночам, как призраки. Если ты осмеливался открыть рот, они приходили. Если ты молчал, они все равно иногда приходили. Тогда все жили в страхе. Они не успокоились, пока не убили наши души и мы все не превратились и мертвецов.
Со стороны Четвертой авеню послышался громкий автомобильный гудок; двое таксистов начали ругаться, и вскоре дело дошло до драки.
— Совсем с ума посходили, — проворчал комендант, опуская крышку мусорного бака.
Когда Лорен неслышно вернулась в квартиру, телевизор работал, но без звука. На экране Лорен увидела окровавленных заключенных в оранжевых комбинезонах, стоявших на коленях; их лица закрывали черные мешки. Мать, в очках, сидела в кресле у окна и раскладывала по порядку какие-то бумаги — Лорен знала, что это счета. Отец был на работе. Он прятался, словно в теплице, в своем офисе, с его плоскими шутками, кулером и кофеваркой, обсуждал с коллегами придурка-босса, пока не наступало время возвращаться домой.
— Я на работу, мама, — окликнула ее Лорен.