— Посидишь так до обеда, — сказала она.
Только облизавши дочиста свою сковородку, заметил Наполеон, что на шее у него что-то мешается. Вывернул голову и лапой попытался сковырнуть веревку, но плотно уже сомкнулась она на шее, зарылась в мех. Тогда ему показалось, что от этой штуки можно убежать. Он прыгнул в сторону — веревка схватила за горло, и Наполеон упал в снег.
Нет, Наполеон, не убежать вам от плотницкой веревки. Простейший предмет, а легко превращает в собачку свободного зверя. И Пальма, и теплая конура, и вчерашние сытные щи — это только обман, пригодный дворовым собачкам. На север, на север надо было, Наполеон, как раз ведь туда показывает верный компас, рассеченный белою полосой. Пропал, поник Наполеон, попался в петлю, сложенную бантиком из плотницкой веревки.
— Не волнуйся, не волнуйся, — успокаивала его Вера. — Посидишь так только до обеда. Чтоб не убежал. А приду из школы, я тебе устрою домик.
Вера ласково гладила недопеска, уговаривала его, как мамаши уговаривают детей.
«Назову его Тишей», — думала она.
Вера Меринова была добрая девочка. Она любила животных, всех животных, все равно каких. Но желательно — млекопитающих.
Полтабуретка
Мамаша Меринова ушла на работу, Вера — в школу. Дома никого не осталось.
А Пальма по характеру была домоседка. Она не слишком-то любила болтаться по улицам, ей нравилось, когда гости сами приходили.
Наевшись, Пальма вспрыгнула на конуру и улеглась на ее плоскую крышу ждать гостей.
Наполеон, пришибленный веревкой, заполз в конуру. Ему казалось, что какой-то страшный, сильный и невидимый зверь схватил за шею и держит. Вот нажмет посильней — разорвет горло. Мотоциклетная перчатка, которая дремала в куче тряпья, зашевелилась, ласково провела указательным пальцем по черному его носу, рассеченному белой полосой. Наполеон заскулил, но не смогла перчатка развязать веревку на его шее.
Скоро во дворе появилась гостья.
Это была старая приятельница Пальмы собачонка Полтабуретка.
Маленькая и зловредная Полтабуретка имела скверный характер. Она воровала все, что попадалось на глаза, любила укусить сзади. Деревенские псы терпеть не могли Полтабуретку. Только Пальма жалела ее.
«Маленькие собаки — злые, — рассуждала Пальма. — Их надо жалеть. У них жизнь не удалась».
Пальма всегда делилась с голодной Полтабуреткой костями, которые перепадали от мериновского стола, и Полтабуретка заходила каждое утро перекусить и вообще покалякать.
Увидевши гостью, Пальма приветливо махнула хвостом. Полтабуретка издалека оскалилась, захихикала, подскакала к конуре.
Вдруг она замерла на месте, наморщила нос: чем это у вас тут противным пахнет? Пальма фыркнула добродушно: мол, не беспокойся, затесался тут один знакомый или родственник, что-то вроде племянника.
Из конуры вылез недопесок с мотоциклетной перчаткой в зубах.
Полтабуретка зарычала, глазки ее загорелись скандальным огнем. Она сразу вспомнила, кто ей вчера всю морду расцарапал.
Не рассуждая, кинулась она к недопеску, клацнула зубами и выдрала клок платиновой шерсти. Наполеон вцепился ей в нос, и снова раздался неприятный визг.
Пальма соскочила с конуры, оттерла Полтабуретку плечом и встала между нею и недопеском.
«Погодите, погодите, ребята, — как бы говорила она. — Давайте вначале разберемся, в чем тут дело».
Но Полтабуретка вовсе не хотела ни в чем разбираться. Из носу у нее текла кровь, а пасть была забита шерстью. Она не просто лаяла, она орала во все горло.
На голос Полтабуретки прибежали рыжая Дамка, маленькая собачонка Мошка и бродячий пес Шакалок. Кольцом обложили они Пальму и Наполеона и грозно ворчали, а Полтабуретка шмыгала вокруг и разжигала.
Вся эта комедия Пальме не понравилась. Она загнала Наполеона в конуру и сама влезла в нее, выставив наружу только лишь свою добродушную морду. Пальма миролюбиво ворчала, объясняя, что нечего разжигать сыр-бор, что это ее знакомый или даже родственник и что, в конце концов, это ее личное дело, кто живет у нее в конуре.
Но уговоры Пальмы не помогали. Свора вплотную приблизилась к конуре, а коварная Полтабуретка вскочила на крышу и стала скрести ее когтями.
Собачонка Мошка, двоюродная сестра Полтабуретки, совсем обнаглела. Задними лапами она корябала землю — комья земли и снега полетели в морду добродушной хозяюшке.
Терпение Пальмы лопнуло. В ярости выскочила она из конуры и ужасно укусила двоюродную сестру. И тут же сцепились в одно лохматое колесо и Мошка, и Пальма, и Дамка, и Полтабуретка, и бродячий пес Шакалок. А Наполеон взволнованно выглядывал из конуры и чем-то напоминал, в конце концов, своего знаменитого тезку, который наблюдает из маршальского шатра за ходом сражения.
Псы свились в клубок, связались двойным морским узлом. Их морды были в средине узла, а хвосты трепетали снаружи. Узел прокатился по двору, перевернул козлы, но тут прилетела вдруг откуда-то консервная банка и врезалась в самую середину свары. И страшный послышался, грозный крик:
— Артиллерия! Огонь! Левое орудие разрывными снарядами — пли!
Градом посыпались на собак разрывные снаряды — осколки горшков и гремящие консервные банки. Первым рванул в сторону Шакалок, за ним — двоюродная сестра. Через четыре секунды двор опустел.
Из-за забора заглядывал на мериновский двор какой-то человек в офицерской фуражке. Это был дошкольник Серпокрылов.
Часть вторая
Дошкольник Серпокрылов
После завтрака дошкольник Серпокрылов имел обыкновение прогуливаться по деревне. Проводив на работу своего папашу, уважаемого слесаря Серпокрылова, дошкольник надевал офицерскую фуражку, закидывал на плечо винтовку, сделанную из водопроводного железа, и выходил в дозор.
Все друзья дошкольника учились в школе, поэтому до часу дня Серпокрылов был свободен и одинок. Но одиночество не мучило его, потому что он был занят военным делом.
Взявши винтовку наперевес, солдат Серпокрылов крался вдоль забора, стараясь подстрелить какого-нибудь вражеского разведчика или адъютанта.
Около клуба ему попался почтальон дядя Илюша, который мгновенно был ранен в ногу.
— Смотри, Лешка, — крикнул дядя Илюша, — сколько снегу навалило! Надо тебе надевать маскировочный халат!
Сержант Серпокрылов стрельнул еще разок, но, как видно, не попал. Прихрамывая, дядя Илюша двинулся по деревне. Он кидал газеты и письма в почтовые ящики, приколоченные к калиткам.
Из проулочка появился тем временем неприятельский батальон, обутый в красные сапоги.
— Солдаты! За мной! — шепнул своим разведчикам старшина Серпокрылов. — Возьмем их в клещи!
Будто лавина, обрушились разведчики на врага. Хлопая от ужаса белыми маскировочными рукавами, вытягивая в страхе белые маскировочные шеи и даже маскировочно гогоча, враги рассыпались по огородам и замаскировались.
Неожиданно послышалось ворчание танка. Лязгая гусеницами, из-за ближайшего блиндажа вываливался тяжелый бронированный механизм.
— Погибать — так с музыкой! — крикнул лейтенант Серпокрылов, держа в руке противотракторную гранату.
Раздался чудовищный взрыв — механизм выпустил облако дыма и отправился умирать в сторону силосной ямы.
После боя установилась над землей тишина. Такая тишина, какой не услышишь в мирное время. Но это была обманчивая тишина.
Со двора плотника Меринова вдруг послышался визг и лай.
— Вперед! По-пластунски! — скомандовал капитан Серпокрылов, упал в снег и стремительно пополз к забору, за которым разгорелся невиданный бой.
Заглянувши в дырку между штакетин, майор Серпокрылов сразу оценил обстановку.
— В штыки! — послышалась команда. — Ребята, рубай их! Не подведите своего подполковника!
Град огня и снарядов обрушился на врага.
— Спасибо вам, товарищ Серпокрылов, — сказала Пальма. — Ваши активные боевые действия привели к полной победе.
— Я — солдат! — скромно ответил полковник Серпокрылов.
Дошкольник хотел продолжать путь боевых подвигов, как вдруг заметил пушистого, с огромным хвостом солдатика, привязанного за веревку к конуре.
«Вон какую штуку завела себе Верка Меринова!» — изумленно подумал он, раскрыл глаза пошире, и в голову его хлынули сугубо штатские мысли: кто это такой, чего он сидит у конуры и при чем здесь огромная перчатка, валяющаяся на снегу?
Дошкольник перелез через забор, поднял перчатку и примерил. Рука влезла аж до плеча, и дошкольник засмеялся от удовольствия.
— А ты кто такой? — спросил он Наполеона, присел на корточки и перчаточным пальцем провел ему по носу.
— А ты кто такой? — спросил он Наполеона, присел на корточки и перчаточным пальцем провел ему по носу.
Наполеон зажмурился.
Новые стремительные мысли пронеслись в голове дошкольника, и главная насчет Верки Мериновой: мол, надо бы ее немного подразнить, а то чего-то загордилась, давно недразненная ходит.
— Ты мой трофей, — сказал он Наполеону и отвязал веревку.
Потягивая за собой недопеска, дошкольник вышел через калитку на улицу.
Победные флаги трепетали над головой генерала Серпокрылова.
На полюс!
«Это, наверно, росомаха, — думал дошкольник, выходя из калитки на дорогу, вдрызг перепаханную тракторами. — А может, барсук? Как раз полосочка на носу. Нет, он похож на лису. Но не очень. Какой-то недолисок!»
Тут мысли дошкольника побежали по дороге, проторенной уже плотником Мериновым: «Может, это помесь собаки с лисой? Лисья собачка? Лисопес… Лисица-псица!.. Лисец…»
— Песец! — закричал вдруг дошкольник, подпрыгнул на месте и выпалил из водопроводной винтовки. — Песец! Песец! Чтоб мне треснуть! Это песец!
Восхищенный своей догадливостью, он палил безостановочно в воздух. Бах-тарарах-ба-бах! Наполеон поник, пришибленный неслыханным салютом. Никогда в жизни не приходилось слышать ему ничего подобного.
Дошкольник быстро израсходовал все боеприпасы и дернул за веревку. Ему хотелось немедленно куда-то бежать. Песец неожиданно заупрямился, уперся лапами в землю и затряс головой.
— Пойдем, пойдем, — торопил дошкольник.
Наполеон завертел головой, упал на бок, перевернулся на спину, стараясь задними и передними лапами сорвать с шеи веревку.
Дошкольник Серпокрылов, надо сказать, был человек сообразительный. Он подождал, пока Наполеон успокоится, а потом заманчиво помахал мотоциклетной перчаткой.
— Пойдем со мной, — сказал он. — Перчатку получишь. Хорошая перчаточка!
Однако перчатка не помогла. Песец вовсе ее не заметил.
— Ну ладно, — сказал дошкольник. — Ты не идешь за мной, тогда я пойду за тобой. Беги куда хочешь.
Разных людей повидал за свою жизнь Наполеон Третий, но никогда не встречал он таких маленьких, чуть выше елового пня. Это Наполеону неожиданно понравилось, и еще понравилось, что дошкольник перестал дергать веревку и палить.
Недопесок обнюхал снег и валенки дошкольника Серпокрылова. От валенок пахло мышами.
Наполеон оглянулся на мериновский двор. Пальма стояла у калитки, печально помахивая тропическими ушами. Наполеон кивнул ей и установил нос точно на север.
— Валяй! — шепнул дошкольник, и на север, точно на север побежал недопесок через деревню Ковылкино, а за ним — дошкольник Серпокрылов.
Ему хотелось свистнуть, как свистят кавалеристы, скачущие в степи, или взреветь мотоциклом «Ява», на котором ездит агроном, но он боялся напугать зверя, бегущего перед ним.
«Куда же он бежит? — думал Серпокрылов. — Наверно, на север. Северный зверь должен бежать на север. На полюс!»
Серпокрылов смеялся, ему казалось, что он все знает, все понимает, и действительно, он все больше понимал, что это за зверь бежит перед ним, куда бежит и зачем.
«Назову его Филькой», — думал он.
Кто из нас, людей деревенских или городских, поймет сердце песца, душу недопеска? Даже и в собачьей душе мы только чуть научились читать, а о песцах и ведать не ведаем. Есть, конечно, десяток на земле знатоков, которые расскажут о песцах. Но что скажут они о душе песца, не того, что бродит по белым пустыням тундры, а вот этого — искусственного, платинового, выведенного в клетке! Что там бьется у него в груди — сердце или моторчик, заведенный на время человеком?
Не видно в платиновом Наполеоне сходства с его свободными родственниками, и не слишком похож он на придуманного плотником английского шпица.
Более всего схож Наполеон с тюфячком на коротких ножках. И вся душа его ушла, наверно, в этот густой теплейший мех, в этот красивый волос. А сердце бьется лишь для того, чтобы волос становился все длиннее и краше.
Наполеон спешил. Ему казалось, еще немного — и он убежит от веревки. А дошкольник старался так поспевать, чтоб веревка не резала песцу шею.
«Мы бежим на полюс! — думал дошкольник Серпокрылов. — А куда же иначе нам бежать? Вперед! Я там давно хотел побывать!»
Позвякивая боевыми наградами, бежал дошкольник Алексей Серпокрылов через деревню Ковылкино вслед за недопеском Наполеоном Третьим.
С каждым шагом увеличивалось на его груди количество орденов и все ближе был Северный полюс.
Колёса, которые видит старик Карасёв
Настало наконец-таки время поговорить о старике Карасеве, о ковылкинском человеке с небритою бородой и носом кисельного цвета.
Старики такие есть во всех деревнях. Они сторожат колхозные сады, подшивают валенки. Этими делами занимался и старик Карасев — и сад стерег, и валенки подшивал. Короче, это был обычный старик, и только одна черта отличала его от всех других стариков.
Старик Карасев был колдун.
Впрочем, разобраться в этом деле — умеет Карасев колдовать или нет — никто толком не мог.
Печник Волопасов спросил как-то:
— Ну что, дедок, ты вправду, что ль, колдовать умеешь?
— Колдуем помаленьку, — ответил на это старик Карасев.
— Да ладно врать-то, — сказал печник.
Карасев равнодушно улыбнулся и вдруг глянул на печника через левое плечо. Волопасов вздрогнул и отошел в сторону сельсовета.
А на другой день на шее у него выросла болячка.
С каждым днем болячка разрасталась, и жена Волопасова уговаривала его пойти к старику повиниться.
— Против колдовства имеется наука! — возражал Волопасов.
Он купил йоду и стал смазывать им болячку. Научное лекарство вступило в борьбу с колдовской болячкой и в конце концов, конечно, победило.
Но не болячками удивлял старик Карасев белый свет. Главная сила его заключалась в другом: старик Карасев видел колеса!
Что это за колеса, Карасев и сам толком объяснить не мог. Но, по словам его, получалось, что возле каждого человека имеется в воздухе какое-то цветное колесо. Вроде радуги. Да только колесо это не всякому дано увидеть.
Например: плотник Меринов никаких колес не видит, и слесарь Серпокрылов не видит, да и вообще никто не видит. А вот старик Карасев видит.
В тот день, когда появился в Ковылкине Наполеон, Карасев сидел на лавочке у калитки, а соседка Нефедова шла из магазина и присела передохнуть.
— Куда ты столько хлеба набрала? — сказал Карасев. — Десять кирпичей.
— Как это куда! — закричала в ответ Нефедова и принялась считать, сколько у нее в доме народу, да куры, да корова, да поросята, да праздники впереди. Своими крикливыми подсчетами она оглушила старика на оба уха, потом перевела дух и решила поболтать о колесах. — Не уж все-таки вправду бывают колеса вокруг людей?
— А как же, — ответил Карасев. — Обязательно бывают.
— И ты видишь это?
— А как же мне не видеть-то их, если они видны, — возразил старик.
— Ну а вокруг меня есть такое колесо?
— Виднеется, — подтвердил Карасев. — Да только не слишком уж большое.
— Что уж, совсем, что ли, маленькое? — спросила Нефедова чуть огорченно.
— Ну как тебе сказать, — ответил Карасев, закуривая цигарку, — сантиметра на четыре.
— И какого ж оно цвета?
Тут старик Карасев поглядел на соседку внимательно, выпустил в воздух дыму и сказал:
— Коричневое.
Такой цвет Нефедову почему-то обидел.
— Старый ты пес, — сказала она. — Напустил дыму, вот и натемнил в колесе.
— Табачный дым колесам не помеха, — ответил старик Карасев, равнодушно еще раз взглянувши на соседкино колесо.
— Тьфу! — плюнула Нефедова. — У тебя небось и вовсе никакого колеса нету.
— Мне свое колесо видеть не дано.
Старик покуривал цигарку, а Нефедова искоса взглядывала на него, прищуривалась, словно хотела разглядеть, не видно ли какого колеса. Но, кроме шапки солдатской, носа да цигарки, она не видела ничего. И на улице не видно было никаких колес, только у дороги валялась, как обычно автомобильная покрышка.
На дорогу выскочила из-за угла собачка на веревке, а за нею бежал дошкольник Серпокрылов.
— Смотри-ка, дед, вон мальчишка слесарев бежит. Неуж и вокруг него есть чего-то?
— А… это Лешка Серпокрылов. Вокруг него радуга васильковая с розовым разводом.
— И вокруг собаки есть?
— Ну нет, — сказал Карасев. — Вокруг собак не бывает… Они их видят, а сами не имеют. Постой, постой… Что за оказия? Вроде что-то намечается синеватое! Да это не собака!
Старик Карасев разволновался, достал из кармана очки.
— Эй, Лешка, подь-ка сюда!
— Некогда, дедушка Карасев! — крикнул в ответ Серпокрылов. — На полюс бегу! — И скрылся за углом.