— Кто он? Имя.
— Мы не знаем. Собирались выбросить ближе к утру. Может, ты опознаешь?
Декстр подошел посмотреть на убитого. Сбросил кожу. Фламма фыркнул и зажал нос, остальные переносили вонь более стоически. Декстр повернул убитого на бок, заглянул в рот… Потом наклонился, задрал тунику, спустил набедренную повязку.
— Что… что ты делаешь? — изумился Кука.
— Проверяю, не обрезан ли, — отозвался Декстр.
— В этом замешаны иудеи? — уточнил Приск.
— Пока не знаю. Этого парня вижу в первый раз. Но могу помочь вам избавиться от трупа — на улице меня ждет человек с лошадьми. — Фрументарий накрыл убитого кожей и вернулся в кресло. — А теперь… расскажи мне, что ты собирался сделать.
Холод, который исходил от Декстра, подействовал отрезвляюще и — как ни странно — ободряюще.
— Я хотел отвезти завещание Адриану, — признался почти с облегчением Приск.
Друзья затаили дыхание. Декстр молчал.
— В этом есть резон… — кивнул после затянувшейся паузы фрументарий. — На Востоке полно жуликов, способных подделать текст. А уж как представить потом завещание всему миру, Адриан решит, не торопясь. Главное — чтобы пергамент исчез из Рима. Тогда конкуренты не смогут переделать текст для своего человека. И смотри в этот раз не ошибись, трибун. Марк едет с тобой. В случае ошибки ты подставишь не только свою, но и его голову под удар. Ах да, вот еще что… С тобой отправится мой человек.
— Твой человек? — переспросил Приск.
— Мой вольноотпущенник. Максим.
— Он тоже знает про завещание? — В Куке любопытство победило страх.
— Он будет знать, что военный трибун везет важное письмо Адриану — более ничего. Марка ни во что не посвящать. И смотри, Приск, — не проболтайся. Иначе…
Это была недвусмысленная угроза, и трибун очень хорошо ее понял. В Риме приемный сын ближе новой родне, нежели кровной. Так что юный Марк, как ни верти, теперь дороже Декстру, нежели Приску.
Несмотря на угрозы, все разрешилось не так уж и плохо: план Приска одобрили, Афраний на их стороне. А иметь такого человека, как Афраний Декстр, своим союзником — уже, считай, полдела. Зато такого врага Приск никому бы не пожелал.
И все же тревога не унималась, а, наоборот, росла.
В этом деле было столько неожиданностей, что расклад сил мог поменяться мгновенно, друзья и союзники — превратиться в заклятых врагов или погибнуть, враги — оказаться слишком могущественными. Не говоря о том, что до самого императора могли дойти слухи, что его завещание исчезло…
— Мы все стоим над пропастью, — пробормотал Кука, вспомнив свой сон, и друзьям осталось только кивнуть.
— Фламма, рано утром ко мне в дом, — приказал Декстр.
— Это еще зачем? — Библиотекарь невольно отступил за спину Тиресия как самого высокого из друзей (за отсутствием Малыша).
— Затем, что я приставлю к тебе для охраны нужного человека. Будут спрашивать, скажешь, что это твой новый раб — вместо Либана.
— Но Либан жив…
— Либана отправь вместе с Кориоллой и другой прислугой из Рима. Твоя жена ведь уезжает, не так ли, Гай? — бросил небрежно Декстр.
— Как ты узнал?
— По хаосу в доме и по тому, что сундуки и корзины стоят в атрии.
— А что потом? — испуганным шепотом спросил Фламма.
— Потом объясню. Может быть. А ты, трибун… — Афраний прищурился. — Ты — молодец. Почти обманул меня. Хорошо усвоил урок: делай явное и одновременно тайное. Пока явное отвлекает, тайное достигает цели.
— Не помню, чтобы ты меня этому учил…
— Своими действиями, Гай. Учат ведь не слова.
* * *Когда Декстр ушел, а его люди унесли с собой труп гладиатора, друзья наконец решились перевести дух в прямом смысле слова — тело уже изрядно смердело. Вдохнув свежего воздуха, Кука тут же вспомнил о том, что они еще не обедали, и побежал на кухню — приказать, чтобы разогревали давно остывшее мясо.
Вскоре друзья расположились на ложах в триклинии. Единственной женщиной на обеде, как и в прошлый раз, была Кориолла. Слуг отпустили. Поначалу друзья сидели, но постепенно их разморило, и они растянулись на ложах.
Кубки с неразбавленным вином опорожнялись уже не по первому разу.
— Тиресий, тебя уже посвятили в наше дело? — спросил Приск.
— Разумеется, — кивнул прорицатель. — Какие тайны от старых друзей. А что у тебя случилось? Из воплей Декстра я понял лишь одно: сегодня ты все запорол окончательно.
— Почти… Я нашел грека Павсания, он в самом деле должен был подделать завещание в пользу Адриана. Но теперь этот парень мертв. А у меня… — Приск встряхнул мешок рыжего раба, который он притащил из библиотеки с собой в триклиний. — У меня, похоже, остались инструменты убитого.
Он запустил руку в мешок и вытащил деревянный ящик. Сундучок был заперт на замок, и Приск попросту взломал его с помощью кинжала.
Внутри оказались инструменты — ножички, бритвочки, многие весьма даже хитроумные. Кусочки пемзы.
— Может быть, мы сами соорудим завещание в пользу Адриана и отдадим Великой деве? — предложил преторианец.
— Кука!.. — пресек его фантазии Приск. — Кто из нас сможет выскоблить пергамент и вписать новое имя так ловко, чтобы никто не заметил, что это — палимпсест? Люди тренируются подделывать документы годами.
— А ты так не можешь?
— Нет!
— Но у тебя же есть теперь инструменты! — не уступал Кука. — Можешь даже потренироваться…
Все уставились на Приска. Он часто выручал друзей — знал больше других, умел больше; в конце концов, был умнее. Но сейчас они требовали от него невозможного. Умение рисовать и умение подделывать почерк — вещи разные.
А завещание было писано рукой императорского юрисконсульта, и славился он, прежде всего, тем, что его руку узнавали с первого взгляда.
Приск отрицательно покачал головой: подделка будет заметна.
— А Фламма? Он же у нас обожает писать…
— Смеешься? — У библиотекаря застучали зубы. — Я и сам порой свой почерк не разбираю…
— Самое верное — передать завещание Адриану, — сказал Приск. — Декстр тоже так считает.
Поддержка Декстра добавляла этому предложению особую убедительность, но не снижала риск.
— Да, вы все тут точно дураки, — вдруг подал голос Тиресий. — Вы что, собираетесь отправиться к Адриану и просто так взять и отдать ему украденное завещание?
— Разумеется. Он же наш патрон, — с важным видом кивнул Фламма.
— Как я посмотрю, совершенно выжили из ума, прохлаждаясь здесь в Риме. Речь-то идет не о завещании на виноградник или на какой-нибудь полуразрушенный домишко, который легче снести, чем отремонтировать. Речь об империи, и занимает она почти весь известный нам мир. Скажи, что значит наша жизнь по сравнению с таким наследством?
— Но мы же клиенты Адриана, — заявил Фламма уже менее уверенно.
— А ты не подумал — почему это Декстр не забрал свиток себе? Да потому, что теперь ему это точно не надо. Он предоставил эту честь нам: либо выкрутитесь, либо точно погибнете… — Тиресий стал как бы центром маленького кружка, потому как Приск больше пребывал в задумчивости. Впрочем, с тех пор как Тиресий сделался центурионом, твердости в нем явно прибавилось.
— А я… Декстр же позвал меня… — робко напомнил Фламма.
— Лишь для того, чтобы поймать на живца более крупную добычу, — пояснил Тиресий, а Приск сожалеюще кивнул.
— То есть…
— Поймать того, кто велел прирезать Паука.
— Нет, тогда я не пойду… — застонал Фламма.
— Еще как пойдешь, — предрек Тиресий. — Декстр обещал тебе защиту. Будешь умным — уцелеешь. И не только уцелеешь, но и врага отыщешь.
— А можно я Кориоллу буду сопровождать в Комо? — сделал последнюю попытку Фламма.
— Что? — Хозяйка глянула на библиотекаря так, что он тут же забыл все придуманные в пользу этого предложения доводы.
Фламма жалостливо дрогнул бровями: идти к Дестру ловить убийцу — он бы от такой чести с радостью уклонился, но, похоже, друзья не оставили ему выбора. Ну что ж… Придется завтра утром тащиться к Декстру. Тем более что больше никто не собирался предоставлять ему защиту. Утешить его могло лишь одно: поездка Приска на Восток могла оказаться еще более опасной.
Приск молчал, потому что уже отчетливо понял, на что именно намекает Тиресий, говоря об Адриане, и эта догадка показалась ему очень даже правдоподобной.
— Значит, никто из вас не подумал, что Адриан попросту всех посвященных уничтожит вместе с завещанием? — спросил Тиресий почти равнодушно. — А уж потом займется обустройством своих дел.
— Но мы ему нужны… — ни за что не желал сдаваться Фламма.
— Ой ли… Когда речь зайдет о передаче власти, все ваши жизни не будут стоить и квадранта [40]. Ему нужен Декстр. И Приск — до той поры, пока не передаст Адриану пергамент. До остальных ему дела нет.
— Ой ли… Когда речь зайдет о передаче власти, все ваши жизни не будут стоить и квадранта [40]. Ему нужен Декстр. И Приск — до той поры, пока не передаст Адриану пергамент. До остальных ему дела нет.
— Нам надо как-то подстраховаться, — догадался Кука.
— Спрятать завещание, — предложил Фламма.
— Не подходит.
— Тогда…
— Погодите! — Кажется, Куку осенила какая-то идея. — Ведь ты, Гай, сначала собирался заехать к Плинию? Так ведь?
— Ну да, — кивнул Приск. — И поеду. На мне еще этот невесть откуда свалившийся Калидром.
— Тогда надо показать завещание Плинию, — решил Кука. — Наместника Вифинии Плиния Адриан не отважится убрать. Это будет наша общая страховка.
— Отличная мысль, — решил Тиресий.
«Совсем не отличная», — скажет вскоре Приск, очутившись в Никомедии, столице провинции Вифиния, во дворце наместника.
Но в ту ночь в Риме он согласно кивнул.
Потому как сделал столь распространенную ошибку: полагал, что если не все вокруг, то хотя бы его друзья рассуждают точь-в-точь как он.
* * *— Ты ведь рад, — сказала Кориолла.
— Чему? — Приск сделал вид, что не понял.
— Рад, что едешь на Восток, что увидишь новые страны и города. Что снова будешь воевать и смотреть в глаза смерти.
— Нет, ну ты же знаешь…
— Только не говори, что все из-за денег. Ерунда… Разве Фортуна гарантировала тебе еще один золотой клад вроде того, что ты нашел на дне реки в Дакии? Нет… Дважды так не случится. У нас достаточно средств, Гай! Но тебе неинтересно жить. Ты — истинный римлянин, Гай. Рисунки, мозаичная мастерская — всё это только досуг. Настоящее — война и политика. И ты к этому рвешься всей душой. И твои друзья — тоже.
Она обняла его за шею, взглянула в глаза:
— Знаешь, что я вижу в твоих глазах?
— Что?
— Алый вексиллум [41] с изображением золотого быка. Пятый Македонский навсегда в твоей крови…
— И ты любишь меня за это. — Гай улыбнулся и поцеловал жену в губы. — Так ведь?
— Я тебя за это ненавижу, — ответила она на поцелуй.
* * *Уезжали в один день: Приск — по Аппиевой дороге на юго-восток, Кориолла с детьми в наемной повозке — в Комо, на север. Разные дороги вывели их из Рима и повлекли все дальше и дальше друг от друга. Приск вдруг подумал, что даже богам неведомо, даст ли Судьба им встретиться вновь. И только тут пожалел о той горячности, с которой бросился в омут опасной интриги. Но теперь изменить уже было ничего нельзя.
Дом решили сдать внаем провинциалам из Нижней Мезии, что прибыли в Рим в поисках счастья. Из прежней прислуги остались лишь старуха-служанка и с нею Галка. Старуха была вольноотпущенницей. Прежние хозяева ее, тяжко заболевшую, отвезли в храм Эскулапа и бросили, уверенные, что несчастная нянька троих уже выросших детей не одолеет хвори и уйдет к Стиксу, а посему не желали тратиться на лечение и заботы о погребении. Но старуха выжила и даже сделалась на редкость бодрой и крепкой, будто тело, справившись с болезнью, обрело новые силы.
По закону императора Клавдия брошенная в храме рабыня становилась свободной. С тех пор забыла она старое имя, стала называться Летой, подрабатывала уборкой, иногда милостыней, мытьем. Прим встретил ее на рынке и привел в дом — даровую прислугу, вся забота которой о будущем в том, чтобы ее в свой час снарядили как положено в последний путь.
Вот она-то и должна была присматривать за домом, беречь немудрящий скарб, что оставался в жилище, да прибирать в комнате, где намеревался квартировать Кука до своего отбытия на Восток. Еще ей в помощь оставили Галку и Борисфена — в основном Борисфена, потому что от Галки помощи было чуть.
Оставшуюся от дакийской добычи часть денег Приск — как и планировал — вложил в дело одного судовладельца, который собирался доставлять на Восток оружие и всё потребное для грядущей войны.
* * *Афраний Декстр, учинивший тщательнейший обыск в жилище и лавке покойного Павсания, отыскал в деревянном сундучке с двойным дном два очень странных послания. Странными были они и по содержанию — потому что в первом письме перечислялись некие числа, но Афраний, как ни ломал голову, понять в них ничего не смог. К письму приложен был кусочек пергамента с пояснением, сделанным рукой Павсания: «Писал Александр Клемент в год 866 от основания Рима».
Про указанного Клемента Афраний знал много интересного. Но то, что этот человек причастен к заговору с подделкой завещания, оказалось неожиданностью. К тому же совершенно нельзя было понять, на чьей он может быть стороне. К тому же Александр Клемент, как и тот парень, которого убили в доме Приска и которого Тиресий называл гладиатором, был иудеем.
Второе послание оказалось шифрованное, разгадать принцип тайнописи Афраний надеялся, но на это потребны были дни и — возможно — месяцы…
А еще Декстру удалось выяснить, кому принадлежала повозка, в которой пытались увезти Павсания. Но это опять же мало помогло приблизиться к тайне и узнать имя человека, интригующего против Адриана. Потому как повозка была наемная, и принадлежала она коллегии возчиков. Так что взять ее мог кто угодно.
Глава VI ДОРОГА В КОМО
Лето 866 года от основания Рима
Италия
Кориолла задремала в повозке, снилась ей усадьба отца далеко-далеко, в Мезии, первая встреча с Гаем… Почему-то снился покойный Валенс, нелюбимый жених, но верный защитник, он что-то хотел сказать ей, открывал рот, кричал… Кориолла не слышала ни звука. Будто их разделяла толстая прозрачная стена.
Внезапно стену качнуло, она пошла трещинами, и Кориолла услышала крик:
— Поворачивай!
И пробудилась.
Повозка раскачивалась, и снаружи в самом деле кричали. Вернее — орали.
Маленький Гай, спавший на руках у няньки, заплакал. Проснулась и задремавшая Флорис.
— Мама… мне страшно… — прошептала она и вцепилась в плечо Кориоллы.
«Что это? Разбойники? Охотники за завещанием?..» — Кориолла заледенела от страха.
— О, боги… — Она приподняла кожаную занавеску на окне и попыталась выглянуть наружу.
Но тут занавеску попросту сорвали, и прямо перед ее лицом оказалась чудовищная физиономия — темная, почти черная, стянутая на сторону безобразным шрамом. Уши были под стать роже — крошечные, похожие на обжаренные колбаски — уши кулачного бойца. Физиономия расплылась в улыбке, демонстрируя редкие зубы и нежнорозовый язык, который высунулся на добрых полфута и едва не лизнул Кориоллу в нос.
Женщина ахнула и в ужасе отшатнулась. А наглец заржал.
— Советую сидеть тихо, госпожа, и наружу не высовываться. Тебя пригласили в гости, и от этого приглашения ты не можешь отказаться… — Наглая физиономия подмигнула.
— Кто пригласил? — У Кориоллы во рту мгновенно пересохло, с трудом удалось выдавить эту короткую фразу.
— Имя ты узнаешь, когда прибудешь.
— Ты не смеешь… — Женщина попыталась возвысить голос.
— Еще как смею! — перебил ее смуглый. — Попробуешь ослушаться — умрешь. Но прежде умрут твои дети. Первым — сынишка — меня бесит его плач. А потом — девчонка… хотя… — Смуглый опять облизнулся. — С девчонкой можно повременить… — И он самым гнусным образом подмигнул Кориолле.
Потом отстранился и за шкирку подтащил к окошку повозки несчастного Прима.
— Говори! — велел кратко.
— Госпожа, их человек пятнадцать… — забормотал вольноотпущенник. — Мы ничегошеньки не успели сделать…
В следующий миг Прим исчез, и в проеме вновь появился смуглый:
— Поняла, госпожа: мне не перечить! Если хочешь, чтобы твой муженек увидел свою женку и детей целыми и невредимыми… Запомни, госпожа… — Слово «госпожа» он произнес с явной издевкой.
И приладил на место кожаную занавеску.
Кориолла почувствовала, что ей не хватает воздуха. Сердце билось как сумасшедшее где-то в горле.
Это они… Охотники за завещанием… Гай, что же ты наделал… Гай, Гай!
Кориолле казалось, что муж должен услышать ее даже далеко в Вифинии, за морем.
Но нет, не услышал…
Только маленький Гай надрывался от плача…
Часть II ГАЙ ПЛИНИЙ, СЫН ЛУЦИЯ, ЦЕЦИЛИЙ СЕКУНД, КОНСУЛ, АВГУР, ЛЕГАТ, ПРОПРЕТОР В ПРОВИНЦИИ ПОНТ И ВИФИНИЯ С КОНСУЛЬСКИМИ ПРАВАМИ
Глава I НИКОМЕДИЯ
Лето — осень 866 года от основания Рима
Вифиния
Дорога в Сирию даже при самых благоприятных обстоятельствах занимала больше месяца. Однако Приск еще планировал заехать в Никомедию — значит, почитай, уйдет два. А то и более.
Путь всякого, кто отправлялся в восточные провинции, лежал до Брундизия, оттуда в Эпир, потом в Афины и наконец — в Эфес. Добираться до Эфеса примерно двадцать дней. Или чуть больше — в зависимости от того, какие ветры дуют на море. От Эфеса до Пергама — дорога на лошадях в повозке или верхом, а далее — опять на корабле — вдоль берега до Кизика и по дороге, идущей у прибрежной полосы, на повозке или верхом. Точно таким же путем ехал Плиний, отправляясь наместником в назначенную ему провинцию.