Дурак – это ветер. Ветер, что пронизывает насквозь, треплет волосы и заставляет лететь вместе с ним. Это суть вдохновения, одухотворения и отдыхновения.
В Книге закона Хадит говорит о себе: «Придите ко мне звучит глупо, ибо я в вас идущий». Дурак – этот тот, кто идет в нас. Еще один парадокс: движение есть жизнь, а статика смерть. Но движитель – ноль, ничто, не выразимое никакими образами жизни и смерти. Согласно Банцхафу, Дурака даже нельзя называть стадией инициации, стадией Пути, потому что он представляет абсолютный сигнификатор – того, кто идет, проходя Путь от Мага до Вселенной и обратно. Впрочем, как показывает мой опыт, в отдельных случаях можно говорить об «инициации Дурака» или «стадии Дурака», правда, встречается она слишком редко. Инициация Дурака – это тот опыт абсолютной легкости и абсолютного полета и парения, когда мы постигаем, что «в бездне небес невозможно падение», когда мир летит вместе с нами.
В моей практике был один случай. Когда человеку три раза подряд из колоды выпадал Дурак. За какие-то три месяца у этой женщины изменилось все – из загнанной домохозяйки она превратилась в лидера сильнейшего андеграундного движения.
Классическое изображение аркана Дурак у Уэйта – это юноша в одеянии с изображением плодов земли, идущий по краю бездны. В его руках белый цветок, указывающий на идею невинности и чистоты, а сзади него в форме буквы алеф, которой и соответствует этот аркан, изображена белая собачонка на задних лапах.
Суть этой карты в том, что герой, идя над пропастью, не падает. Архетипический прототип дурака Уэйта – Иванушка-дурачок, вечный дурак из русских сказок, свободный как ветер, играючи решающий задачи, которые не может решить никто из его умных и сильных братьев. На самом деле, это универсальный мифологический мотив – «глупость» Иванушки означает то, что он не скован теми ограничениями и предрассудками, во власти которых находятся его братья. Он видит то, что не видят другие, просто потому, что не знает, что этого не существует. Он делает то, что не могут другие, потому что не знает, что это невозможно. И самое главное – он находится в тесной связи с тем самым абсолютным нулем, из которого создается вся реальность. Вот как поэтично изображено это состояние в Дао Де Цзин:
Смотрю на него и не вижу, а поэтому называю его невидимым. Слушаю его и не слышу, поэтому называю его неслышимым. Пытаюсь схватить его и не достигаю, поэтому называю его мельчайшим. Поэтому они сливаются воедино. Его верх не освещен, его низ не затемнен. Оно бесконечно и не может быть названо. Оно снова возвращается к небытию. И вот называют его формой без форм, образом без существа. Поэтому называют его неясным и туманным. Встречаюсь с ним и не вижу лица его, следую за ним и не вижу спины его. Держась Древнего Дао и овладевая теперешним бытием, можно познать Древнее начало.
Кроули вносит ряд важных изменений в символику аркана. Герой как бы символически помещен в овал, который образуют ленты. Этот овал намекает нам на состояние дитя в матке. Дурак – это великий нерожденный. И как нерожденный он един со всей реальностью, поскольку отчасти тождественен ей. И даже нет – не тождественен. Он то, что превыше реальности. Он – ее исток. Божественное дитя.
Вот еще одна важная цитата:
Кто содержит в себе совершенное дэ, тот похож на новорожденного. Ядовитые насекомые и змеи его не ужалят, свирепые звери его не схватят, хищные птицы его не заклюют. Кости у него мягкие, мышцы слабые, но он держит [дао] крепко. Не зная союза двух полов, он обладает животворящей способностью. Он очень чуток. Он кричит весь день, и его голос не изменяется. Он совершенно гармоничен.
Глядя на изображение Дурака у Кроули, невозможно отделаться от ощущения, что, создавая его, Кроули руководствовался Дао Де Цзин.
Рассмотрим то, как Кроули изображает этот аркан. Некий рогатый персонаж держит в своих руках кристальную чашу воды и пламя. На месте фаллоса у него солнце, а одежда его – зелень весны. Персонаж заключен в тройную ленту, образующую вокруг него что-то вроде овала. Этот овал символизирует вселенскую матку, в которой он находится.
Дурак – это нерожденный. Поэтому одним из значений при гадании может быть идея зачатия, оплодотворения, а также собственных воспоминаний, связанных с перинатальной стадией развития. Дурак возвращает нас не в младенчество, а в зародышевое состояние. Но эта регрессия – целительная регрессия, необходимая перед переходом на новый уровень. Не случайно один из символов, изображенных на карте, – бабочка, она намекает нам на архетип трансформации – из ползающей гусеницы через возвращение в алхимический ноль, первичную материю, массу, которая не представляет собой «ни то ни это» в бабочку.
Бабочка именно потому и является символом Дурака, что ее трансформация фактически происходит через возвращение в ничто, ноль, прима-материю. В дальнейшем мы встретимся с этим образом в аркане Звезда, и это будет весьма закономерно, поскольку и Дурак, и Звезда по новой системе соответствий связаны со сфирой Хокма – кругом звездного света. Русское слово «небо» имеет корень «не быть», и это подтверждает интуицию Кроули о самоопределениях нюит в Книге закона.
Строго говоря, формула бабочки – это принцип практически любой инициации. Мы будем возвращаться к этой метафоре еще не раз, обсуждая другие арканы. Особенность инициации Дурака в том, что она, во-первых, очень легка, зачастую мы даже не успеваем осознать, как ветер переносит нас на другой берег посвящения, а во-вторых – она всегда идет свыше. Дурак – это единственный аркан, который нельзя «призывать» посредством магической операции. Скорее успех или провал любой операции зависит от того, насколько Дурак, зримо или незримо, присутствует в этот момент с нами.
Образы тигра и крокодила представляют собой первичные проявления мужского и женского. Заметим, что и мужское и женское здесь предстоит в своей животной, т. е. бессознательной форме. Как мы писали в другой книге, эти животные символизируют те искушения, с которыми сталкивается нерожденный – искушения властью и небытием.
В миг высочайшего посвящения, переживая волны света, посвящаемый может отклониться от центра и пойти по одному из ложных Путей. Путь тигра – это Путь власти, которая здесь утверждается не во имя эго (которого здесь нет), но во имя того переживания, духа, смысла, которым оно наполнилось. На самом деле это еще более опасная и тонкая ловушка, нежели простая гордыня эго, которая успешно излечивается арканом Башня. Для сознания оказавшегося в соприкосновении с мерцающим ничто слишком большой соблазн попытаться использовать эту силу для своих целей, заняв трон Самости. Строго говоря, это и есть «грех против Святого духа», после которого живительное дыхание Дурака раз и навсегда оставляет героя.
С другой стороны, искушение крокодила – это искушение чистого небытия. Крокодил намного ближе к Дураку, чем тигр, даже цвет его одежды совпадает с цветом крокодила. Это искушение – никогда не стать старше, никогда не повзрослеть, а на самом деле, в сущности – остаться в этом самом состоянии потенциальности, так никогда и не реализовав свой потенциал.
Ноль совершенен. Но цель – не совершенство, а целостность. Сколь бы ни был прекрасен опыт Дурака, но даже он может представлять опасность для незрелого сознания.
Ведь когда ты являешься сразу всем потенциально, так сложно стать хоть чем-то, но реально. Ведь делая выбор, мы отказываемся от этого безграничного целого, вступаем в пространство дифференциации и даже фрагментации. И сделать этот шаг всегда не просто. Кажется, что мы совершаем что-то очень страшное, даже кощунственное. Что же это – мы узнаем, когда перейдем к рассмотрению пятого аркана – аркана Великого жертвоприношения, который также связан со сфирой Хокма.
Дурак незримо присутствует в каждом из последующих арканов. Как маг он наслаждается игрой бытия, как Жрица сооткрывает гнозис, как Императрица становится пространством любви, а как Император – войны. Дурак мыслит в Иерофанте, делает выбор во Влюбленных и странствует в Колесничем. Совершенное мгновение оргазма, когда сознание едино со всем, – это он. Потому его фаллос – солнце. Сексуальность – одна из высших ключей к нему, но чтобы уметь повернуть этот ключ, нужно отбросить все человеческое, слишком человеческое. Он – тот сокровенный движитель, о котором во второй главе Книги закона сказано: «Придите ко мне звучит глупо – ибо Я идущий». Как ветер, он проходит сквозь все ограничения, врываясь в установленную навечно Башню так, что Башня рушится. Как Звезда он возносится в небо. И как Вселенная искупает землю, подводя нас к высочайшей тайне, которая на следующем витке будет вновь забыта.
Дурак – это чистая потенциальность. Но эта потенциальность не должна оставаться вечной, в противном случае из божественной легкости Дурака мы незаметно для себя окажемся Повешенными. Переход от Дурака к Магу, от нуля к единице – рождение. Как сказал Герман Гессе: «Птица вылупилась из яйца и летит к Богу. Яйцо – весь мир. Бога зовут Абраксас». И так мы подходим к следующему аркану.
I аркан. Маг
Немного поразмыслив над парадоксом Дурака, мы переходим к аркану несколько иной природы.
Главный парадокс Мага заключается в том, что первый аркан при этом соответствует второй букве иврита. На самом деле буква бет, которой соответствует Маг, далеко не так проста. Именно с этой буквы начинается Тора. И именно эта буква постоянно оказывалась в центре внимания каббалистов. Поэтому, будучи второй, она одновременно первая – та, что была в начале. Берешит. Этот очень важный символ раскрывает нам сложную диалектику нуля и единицы, Дурака и Мага.
Как первый аркан, Маг является началом творения и кристаллизации. Он тот, кто проявляет форму. Если Дурак – это Путь между Кетер и Хокма (источник и звездный свет), то Маг находится прямо напротив него и соединяет Кетер и Бину. Свойство Бины связано с идеей материализации и формирования, она есть предвечное время и великое море, которое является матерью всех форм. В «Книге Мага» Алистер Кроули пишет, что «Маг властен над матерью и напрямую и через любовь», имея в виду великое море Бины, из которого Маг извлекает нужные эйдосы для сотворения мира. Таким образом Маг – это самый совершенный образ Бога во всей его двойственности.
Для понимания этого аркана у нас есть его название и номер. Двойственное положение Мага в том, что он одновременно первый и второй. Эта двойственность позволяет нам выстроить немало интересных инсайтов, связанных с различным пониманием Бога.
Например, понимая под изначальным Богом «отчую бездну», которой соответствует аркан Дурак, можно счесть, что Маг – это своего рода узурпатор, иллюзионист, ложный творец; именно в такой, трагической перспективе это представлялось Древним гностикам.
С другой стороны, в ведической картине мира все представляется более гармоничным – из безличного «нулевого» абсолюта парабрахмана (Дурак) проявляется Ишвара (Маг) как протоформа и создатель всех форм.
Следует обратить внимание, что на многих картах Маг изображается как фокусник и даже мошенник, наперсточник. Все проходящее – иллюзия. А создатель оказывается иллюзионистом. Это соответствие напрямую коррелирует с ключевым соотнесением Мага с Гермесом – божеством более чем двойственным. Гермес, или Меркурий – Бог воров и мошенников, одновременно является высочайшим носителем сокровенного слова – Гермесом Триждывеличайшим. В некотором смысле, все зависит от того, как мы смотрим на проявленный мир: чем больше пессимизма и отторжения он у нас вызывает, тем больше его создатель осмысляется как грандиозный мошенник. В теневом аспекте Мага можно соотнести с буддийским Марой – демоном, который создает колесо сансары. Однако такой взгляд приемлем только в том случае, если мы однозначно и радикально отвергаем дары этого мира и уходим в пустыню. Пока же мы играем в эту игру, всякие проклятия в сторону ее создателя звучат несколько нелогично, и даже препятствия, которые воздвигает Мара на пути Будды, в сущности, есть его игра с самим собой, ведь именно он сотворил все формы. С этой точки зрения очень символично, что на коробках Таро Алистера Кроули (как и на колодах Уэйта), как правило, изображается именно первый аркан. Дурак – еще не существует. Начало – это Маг.
Каббалистически – идея творения здесь ключевая. Творящий луч исходит из Кетер в великое море Бины, переводя это хранилище вечных образов из пассивного, потенциального состояния в активное. Здесь же и появляется идея абсолютного божества – божества, которое властно над судьбой.
Маг – это первый субъект. До некоторой степени мы можем провести параллель с идеей божественной индивидуальности. Бога. Если Дурак – это ничто, то Маг – первое нечто. Ишвара. По большому счету, он – единственный, кто существует. Помните, как у БГ: «В кого ты стреляешь, ведь кроме Бога здесь никого нет». Он – Маг и Бог, который пребывает во всех формах. В принципе, эту фразу можно отнести и к Дураку, и к Магу (а также к Жрице – ибо первые три карты отличаются тем, что они связаны с Кетер предвечной связью).
Карл Густав Юнг во второй главе «Семи наставлений мертвым» очень четко сформулировал суть этого архетипа сущности, определив его как Абраксас. Мы приведем значительный отрывок из этого текста, который почти идеально выражает его природу:
Абраксас есть Бог, коего мудрено распознать.
Он имеет наибольшую часть, ибо она незрима для человека. От Солнца зрит человек summum bonum, т. е. высшее благо,
от Дьявола infinum malum, т. е. беспредельное зло, от Абраксаса же непреодолимую ни в коей мере жизнь, каковая есть мать доброго и дурного.
Жизнь кажется слабосильнее и меньше, чем summum bonum, посему даже в мыслях трудно представить, что Абраксас во власти превосходит Солнце, кое само есть сиятельный источник всякой жизненной силы.
Абраксас есть Солнце и наравне заглатывающее вековечное жерло Пустоты, все умаляющей и расчленяющей жерло Дьявола.
Власть Абраксаса двукратна. Но вы не зрите ее, ибо в ваших глазах уравнивается противоположная направленность той власти.
Что говорит Бог-Солнце, есть жизнь,
что говорит Дьявол, есть Смерть.
Абраксас же говорит слово досточтенное и проклятое, что есть равно жизнь и смерть.
Абраксас творит истину и ложь, добро и зло, свет и тьму в том же слове и в том же деянии. Оттого Абраксас грозен.
Он великолепен подобно льву во мгновение, когда тот повергает ниц свою жертву.
Он прекрасен, как день весны.
Да он сам великий Пан, что значит Все, и он же малость.
Он и Приап.
Он есть монстр преисподней, полип (Polypus (греч.) – многоногий. – Примеч. пер.) тысячерукий, воскрыленный, змий извивистый, неистовство само.
Он же Гермафродит низшего начала.
Он господин жаб и лягушек, в воде обитающих и на сушу выходящих, ополудни и ополуночи поющих хором.
Он есть Наполненное, что воссоединяется с Пустым.
Он есть святое совокупление.
Он есть любовь и ее умерщвление.
Он есть святой и предающий святого.
Он есть светлейший свет дня и глубочайшая ночь безумства.
Его зреть – слепота.
Его познать – недуг.
Ему молиться – смерть.
Его страшиться – мудрость.
Ему не противиться – спасение.
Классические геммы Абраксаса. Из архивов Римского музея
Здесь следует обратить внимание на важную деталь: строка из текста Юнга почти дословно цитируют фразу из «Книги Мага» Алистера Кроули: «Он говорит слово достопочтенное и проклятое…», в «Книге Мага» у Кроули сказано, что «вначале он говорит истину, чтобы иллюзия и ложь поработили души людей, но в том же – и таинство искупления».
Таким образом, амбивалентность первого аркана выражена в том, что он одновременно и спаситель, и обманщик. Хотя каждая карта Большого аркана имеет амбивалентную символику, столь определенные слова Кроули использует исключительно по отношению к Магу.
Потому мы можем сказать, что Маг обладает бытием, но не обладает сознанием. В сущности, архетип Мага – это архетип бессознательного, младенческого богообраза. Что такое состояние младенца? Есть тело как отдельный объект, имеющее свои потребности. Но сознания – нет. Задача человека – посредством своего сознания стать зеркалом, через которое Бог познает самого себя.
В этом ответ на один из важнейших вопросов теологии и философии – в чем смысл человеческой жизни? Согласно Юнгу, человек является соработником Бога, именно человек оказывается тем, кто помогает Богу постичь самого себя. Можно сказать, что человек выступает здесь как своеобразное зеркало, в котором божество видит себя, или сосуд, из которого пьет божество.
Можно сказать, что в идее бессознательного Бога, Бога, порождающего «порочное и святое», мы видим новый тип религиозности, который объединяет нонконформистскую духовность. Карл Юнг, Алистер Кроули, Герман Гессе, Мигель Серрано и многие другие оказываются выразителями этой парадигмы, суть которой – в исключительном статусе человека, который оказывается «близнецом братом» и «спасителем» Бога от его же бессознательности.