— «У них»? Это что еще за «они»? — потребовала разъяснений Офелия. — И с какой бы стати торговцу Удачного в своем собственном городе бояться кого-то… кроме такого же торговца? Удачный — это же наш город! Согласно уложению сатрапа Эсклеписа, жалованному много-много лет назад…
— А сатрап Касго откусывал по кусочку от этого уложения с тех самых пор, как унаследовал Мантию Праведности! — У капитана Тениры даже щелкнули зубы от бессильного гнева. Уже мягче он продолжал: — Спросим себя, кто теперь при власти в Удачном? Мы, торговцы? Как бы не так… Мы привыкли обращать очень мало внимания на сборщиков таможенных податей, и, даже когда они потребовали себе отдельную пристань, куда перво-наперво должен причаливать каждый корабль, мы признали это требование разумным. Когда они выговорили себе право самолично осматривать груз, не полагаясь, как когда-то, на слово капитана, мы посмеялись… и опять согласились. Ведь это был наш город! Как ни обидна была подобная подозрительность, мы продолжали смотреть на мытарей примерно как на назойливых ребятишек — действительно, не обижаться же на них всерьез! И даже нашествие так называемых «новых купчиков» не заставило нас обеспокоиться, хотя они станут первейшими союзниками сатрапских сборщиков налогов, когда те и другие ринутся к власти! Да и не верили мы, что однажды сатрап дружески пожмет… волосатую лапу Калсиды. А потом и допустит в наши воды их корабли, причем под предлогом защиты законности… — И он снова покачал головой. — Вот, ребятишки, о чем нынче ночью размышлял ваш старикан. И вот почему я решил: лучше ошибиться, ожидая слишком плохого, чем наоборот…
— По-моему, очень мудро… — начала было Альтия, но ее тотчас перебила Офелия:
— Как-как ты сказал? Кто-то придет и заарестует меня?! Да ни в жисть подобного не допущу! Я этим калсидийским свиньям свою палубу топтать не позволила, я и…
— Еще как позволишь. — В голосе капитана Тениры прозвучала такая холодная уверенность, что корабль замолк буквально на полуслове. — Точно так же, как и мы с Грэйгом без всякого сопротивления позволим им себя задержать. Я уж эту мысль жевал-жевал, дорогая моя, пока во рту погано не сделалось… Пора Удачному просыпаться, вот оно что. Слишком долго мы спали, пока другие грызли и растаскивали все то, что является нашим по праву. Вот уже дошло до того, что на нас нападают калсидийские корабли, прикидывающиеся сторожевиками сатрапа. А что завтра? Не оказаться бы нам во власти разбойников и грабителей, именующих себя сатрапскими сборщиками податей… Вот потому-то мы позволим себя за держать и палец о палец не ударим, чтобы защититься. Не потому, что якобы признаем их право. И не потому, что неспособны к отпору. Просто ради того, чтобы весь остальной Удачный воочию убедился, какую волю забрали те, кого мы склонны считать «детишками-выскочками». Опасность еще не поздно одолеть, но перво-наперво надо ее распознать! И потому, милая, я тебя умоляю: ничего не предпринимай, если нас схватят… даже если на борт взойдет вооруженная стража! Долго нас все равно не продержат: особенно если весь Удачный поднимется на дыбы! Так пусть же Офелия и то, что со всеми нами случится, станет пробным камнем, на котором будет испытана гордость старинных семейств…
Офелия некоторое время молчала…
— Пожалуй, я сделаю так, как ты говоришь, — снизошла она наконец. — Но только потому, что ты меня попросил!
— Ну и умница, девочка ты моя золотая, — с искренней теплотой в голосе похвалил ее капитан Тенира. — И ничего не бойся. Мы с Грэйгом присмотрим, чтобы тебя никто не обидел!
Офелия повела плечами и хмыкнула:
— Это скорее уж я присмотрю, чтобы вас с ним никто не обидел.
Капитан улыбнулся.
— Ну конечно. Теперь я совсем спокоен. — Он перевел глаза с носового изваяния на Альтию, потом его взгляд устремился в лунную темноту. — Устал я что-то, — объявил он неожиданно. Теперь он смотрел только на Альтию. — Может, подменишь меня на вахте? Я вижу, ты все равно не заснешь…
— Почту за честь, кэп. Тем более у меня появилось столько пищи для размышлений…
— Вот и спасибо. Что ж, заступай, Альтия. А тебе, Грэйг, спокойной ночи.
— Спокойной ночи, кэп, — отозвался сын.
Старший Тенира еще не успел скрыться из виду, когда Офелия лукаво заметила:
— Как мило с его стороны. Нашел-таки предлог оставить вас наедине… при луне…
Грэйг беззлобно парировал:
— Жалко, что ты не можешь сделать того же.
— И оставить вас, юнцов, без присмотра? Стыдобища тебе вечная уже за то, что посмел такое предположить!
На это Грэйг не ответил. Просто перешел на левый борт и облокотился на поручни. Офелия немедленно подмигнула Альтии и тряхнула головой, приглашая ее сделать то же. Альтия про себя вздохнула. Но все же послушалась.
— Что-то нечасто мы с тобой в эти последние дни разговариваем… — глядя в ночное море, сказал Грэйг.
— Занята все была, — ответила Альтия. — Твой отец дает мне рекомендацию, так надо же как следует ее заработать.
— Ты уже давно ее заработала. Никому на этом корабле и в голову не придет усомниться в твоих достоинствах мореплавателя. И, честно говоря, мне не верится, чтобы ты была все время уж так занята. Тебе, наверное, просто стало не по себе после нашего последнего разговора…
Она и не подумала отнекиваться. Просто заметила:
— Берешь, значит, быка за рога? Признаться, мне всегда нравилось, когда со мной вот так прямо, без обиняков.
— Чтобы получить простые ответы, следует задавать простые вопросы. Всякому мужчине нравится точно понимать, что к чему.
— Святые слова. А вот женщинам нравится, когда им дают поразмыслить.
Альтия старалась избежать полной серьезности, но и не сбиться на легкомысленный тон.
Он не повернулся, чтобы посмотреть ей в глаза, но, походе, намерен был добиться своего.
— Большинству женщин, — сказал он, — не требуется долгих раздумий, чтобы решить, могут ли они полюбить того или иного мужчину.
Альтия навострила уши: уж не прозвучал ли в его голосе легкий оттенок обиды? Она честно ответила:
— А мне казалось, ты меня спрашивал несколько о другом. Насколько помнится, мы разговаривали о возможности брака между нами… Так вот, если тебя интересует, способен ли ты мне понравиться, я твердо скажу тебе «да». Потому что ты вдумчивый, заботливый и добрый… — Тут Альтия покосилась на Офелию. Носовая фигура старательно хранила неподвижность и смотрела вдаль. Альтия чуть-чуть возвысила голос: — …Не говоря уже о том, что ты очень красив. И когда-нибудь унаследуешь совершенно бесподобный корабль…
Случилось то, на что она и надеялась: они оба расхохотались. И куда только подевалось повисшее в воздухе напряжение! Грэйг дотянулся и накрыл ее руку своей. Альтия не отстранилась, лишь тихо проговорила:
— Свадьба… Она зиждется не на одной только любви. Уж во всяком случае, если речь идет о том, чтобы породниться двум семействам Удачного. Верно ведь? Не просто мы с тобой могли бы соединиться — соединились бы две наши семьи. Именно поэтому мне и надо очень многое обдумать. Если я пойду за тебя и буду плавать вместе с тобой, что станется с моим собственным кораблем? Весь минувший год, Грэйг, я жила с мыслью и с целью вернуть ее себе. Что, если брак с тобой будет означать для меня окончательный отказ от «Проказницы»?… — Она повернулась к нему лицом, и он смотрел на нее сверху вниз, сквозь опущенные ресницы. — Ты бы, например, отказался от «Офелии» ради того, чтобы жениться на мне и жить со мной на борту «Проказницы», капитаном которой я стала бы?
На его лице отразилось сущее потрясение. Он явно даже мысленно не задавался подобным вопросом.
— И это, — сказала Альтия, — лишь первое, но далеко не единственное затруднение. Помимо прочего, я спрашиваю себя: что я принесу в наше… общее предприятие, кроме долгов моей семьи? Я же ничего не унаследовала от отца, Грэйг. Только моряцкие умения, которым он меня научил. Наверное, мои домашние соорудят мне кое-какое приданое, просто чтобы избежать кривотолков. Но в любом случае это будет далеко не то, чего люди обычно ждут от дочки торговца… — Альтия покачала головой. — Брак с девушкой из Трех Кораблей точно принес бы тебе больше. Уж они-то как следует заплатят за то, чтобы породниться!
Он снял свою ладонь с ее руки. В его голосе прозвенели чуть ли не льдинки:
— Неужели ты думаешь, что ради этого я сделал тебе предложение? Чтобы узнать, насколько твоя семья на самом деле зажиточна?…
— Нет, конечно. Тем, не менее я считаю своим долгом и об этом подумать… Хотя бы потому, что у меня тоже есть гордость. Тем более, ты же сам говорил, что в таких делах надо принимать в расчет сперва здравый смысл, а страсть — уже во-вторых. Вот я и пытаюсь все обдумать с самых разных сторон. И тебя призываю поразмыслить обо всем беспристрастно. Выходя за тебя, я не только отказываюсь от своего корабля, но и оставляю его в руках человека, которого всей душой презираю и ненавижу. Да и тебе в случае нашего брака пришлось бы разорвать отношения кое с какими деловыми партнерами, а значит, лишить свою семью множества выгодных сделок. То есть куда ни кинь — картина получается не очень-то многообещающая…
Грэйг трудно перевел дух.
— Похоже, — сказал он, — ты кругом права, и…
— Да поцелуй же ее, остолоп!!! — громко прошипела Офелия.
Альтия было расхохоталась, но губы Грэйга накрыли ее рот. Поцелуй застал ее врасплох, но как отозвалось все тело!.. По позвоночнику разлился жар, она повернулась к Грэйгу и вскинула руку ему на плечо, думая, что сейчас он обнимет ее и… Но она не успела даже задаться вопросом, как далеко она позволит ему зайти: он оборвал поцелуй и отстранился. Никуда он заходить не будет. «Это ведь Грэйг… а вовсе не Брэшен», напомнила она себе. Этот парень привык жить не сердцем, а головой. В это мгновение Альтия даже успела убедить себя в том, что, не прекрати Грэйг поцелуй, она сделала бы это первой. Да. Потому что Грэйга Тениру следовало принимать очень, очень всерьез. Отношения с ним — это вам не какой-нибудь легкий романчик на стоянке в отдаленном порту… То, как она поведет себя с Грэйгом, без сомнения, окажет влияние на всю ее дальнейшую жизнь в Удачном. А посему — осмотрительность… и еще раз осмотрительность. Только так.
Она перевела дух и сказала тоном, долженствующим выражать изумление, но не обиду:
— Так…
— Прости, — буркнул он и чуть отвернулся, правда, ухмылку на его лице никак невозможно было назвать покаянной. — Видишь ли, Офелия меня с восьмилетнего возраста шпыняет. Я и привык слушаться.
— И правда, это был сущий приказ, — весело согласилась Альтия. И уставилась вдаль, в ночное море. Спустя некоторое время его ладонь снова накрыла ее руку.
— Трудностей в самом деле будет немало, — проговорил он рассудительно. — А кому нынче легко?… Всегда трудно начинать какое-то новое дело. Альтия… я просто прошу тебя не отвергать с ходу мое предложение. Обсуди его сперва со своими домашними… я, кстати, тоже с родителями ничего еще не обсуждал. И вообще мы еще даже не знаем, насколько круто нам придется штормовать… у причала в Удачном. Так что ты… просто подумай над моими словами, хорошо?
— Обязательно, — пообещала она.
Ночь, окружавшая их, была удивительно хороша, и руку Альтии грела широкая мозолистая ладонь…
Осталось неизвестным, что именно капитан Тенира или Грэйг сказали команде; так или иначе, когда Альтия появилась на палубе в своем прежнем облачении мальчика-юнги, никто не выказал никаких признаков удивления. «Офелия» входила в гавань Удачного при довольно свежем бризе, так что работы хватало на всех. Матросы были слишком заняты, чтобы узнавать в бывшей Альтии «юнгу Эттеля из Свечного» и острить по этому поводу. Ну, то есть юнгу, снова трудившегося бок о бок со всеми, встретили неизбежные шуточки, но эти шуточки были вполне добродушны. Сама же «Офелия» двигалась вперед с большим желанием. Бывалый корабль отлично знал свое дело и вовсю помогал команде, выкрикивая дельные советы штурвальному. В общем, одно дело — управляться с обыкновенным сооружением из дерева, канатов и парусины, и совсем другое — вести домой живое разумное существо!.. Есть разница!
Потом с «Офелии» спустили шлюпки и стали буксировать ее на отведенное место у таможенной пристани. Альтия тоже уселась на банку[21] и стала грести, ибо капитан Тенира посчитал это хорошим случаем удалить ее с корабля: чего доброго, еще подвернется шанс улизнуть на берег… если понадобится, конечно.
После всех их разговоров и приготовлений к чему-то ужасному зрелище самой обычной суеты в порту казалось едва ли не разочарованием. Похоже, на прибытие «Офелии» никто не обратил никакого неподобающего внимания… Альтия жадно рассматривала кишащую гавань, испытывая неожиданно сильное чувство, имевшее весьма мало общего с обычной тоской по дому. Плавая вместе с отцом, она, бывало, дольше отсутствовала в Удачном, да и забирались они подальше, чем в этом последнем путешествии… И тем не менее сегодня она чувствовала себя так, словно не видела родной город по крайней мере несколько лет!
Удачный лежал над сверкающей голубой чашей залива, а дальше мягкими волнами катились холмы, разодетые в яркую весеннюю зелень. Они еще не причалили, а ветер уже доносил запахи стряпни и скота, и слуха достигали пронзительные выкрики уличных торговцев. Всюду полно повозок и пешеходов, а между берегом и кораблями на рейде так и сновали мелкие лодочки. Между гордыми купеческими парусниками пробирались скромные рыбачьи суденышки, торопившиеся отгрузить свой улов на рыбные рынки… Целая симфония, воспринимаемая одновременно слухом, зрением и обонянием, и имя ей было — город Удачный!
Увы, в симфонию все-таки затесалась фальшивая нота. Вот от стенки отвалил какой-то корабль… И глазам предстала калсидийская галера, стоявшая как раз у таможенной пристани. На единственной мачте вяло болтался флаг сатрапа. Альтия с первого же взгляда с облегчением поняла, что галера была не та: на носу у нее скалилась клыкастая кошачья голова, да и следов пожара не было видно. Тем не менее хмуриться Альтия не перестала. Галера ведь наверняка была не единственная. Сколько ж их всего болтается в водах Удачного?… И с какой стати этой разрешили причалить?…
Естественно, свои мысли и чувства Альтия держала при себе, участвуя, как положено члену команды, в швартовке. Когда капитан Тенира неожиданно грубо заорал на нее, буквально пролаяв приказ тащить его сумку и следовать за ним на берег, «юнга Этт» даже не вздрогнул. Альтия поняла: капитану нужна была свидетельница его встречи с чиновниками сатрапа. Она без звука вскинула на плечо нетяжелую холщовую сумку и потрусила по пятам за капитаном. Грэйг, как и положено старпому, остался на борту — присматривать за делами на корабле.
Тенира прошагал прямо в контору сборщика податей. Там их встретил какой-то служащий, довольно бесцеремонно потребовавший бумаги, касавшиеся привезенного груза. Капитан Тенира грохнул кулаком по столу и потребовал немедленно встречи с главным чиновником. Альтия старательно отводила глаза.
Служащий испуганно пискнул, но довольно быстро взял себя в руки:
— Сегодня я заведую всеми делами, господин капитан. Можно взглянуть на бумаги?… Пожалуйста.
Тенира жестом великолепного презрения швырнул на стол свернутые трубочкой документы.
— Вот, — сказал он. — Засунь сюда нос, сынок, и можешь считать мои деньги, пока не надоест. Но я хочу, чтобы ты нашел мне кого-то, с кем я мог бы поговорить не только о сребрениках и медяках! У меня жалоба есть, и очень серьезная!
Тут открылась дверь, ведшая куда-то во внутреннее помещение, и появился человек в облачении должностного лица. Выбритый череп и пучок волос на макушке говорили о том, что это чиновник сатрапа. Был он дороден, а одежду украшала вышивка по рукавам, груди и подолу. Он нес белые пухлые руки важно сложенными на животе.
— Что такое? — осведомился он требовательным тоном. — Почему здесь кричат на моего помощника?
— А почему у причала в Удачном торчит калсидийское корыто? — вопросом на вопрос ответил Тенира. — И почему такая же галера в открытом море налетела на мой корабль, намереваясь ограбить его якобы во имя сатрапа? Я хочу знать, с каких это пор врагам Джамелии предоставляется укрытие в нашем порту?
Каждую фразу припечатывало тяжелое буханье капитанского кулака по столешнице.
Чиновник, что называется, и бровью не повел.
— Калсидийские каперы[22], — ответствовал он, — состоят на службе у сатрапа. И они имеют полное право здесь швартоваться, ибо государь назначил их охранять Внутренний Проход от пиратов. Так что обе галеры находятся здесь вполне официально. Они предъявили нам верительные грамоты, и единственной целью их пребывания является оборона от морских разбойников. Они собираются нападать на пиратские корабли и на их незаконные поселения на побережьях. Также они будут бороться с контрабандой, способствующей обогащению пиратов: ибо, если разбойники не будут иметь возможности сбывать награбленное, их промысел потеряет смысл и вскоре угаснет… — Таможенник сделал паузу, разглаживая складочку на рукаве. А потом продолжил скучающим тоном: — Что верно, то верно, кое-кто из жителей Удачного уже подавал жалобы, будучи недоволен присутствием калсидийцев. Однако таможенная пристань есть собственность государя сатрапа, и никто, кроме него самого, не может разрешить или запретить калсидийцам здесь швартоваться. А он дал недвусмысленное указание, наделяющее их таким правом. — И чиновник негромко, но с отчетливым презрением фыркнул: — Думается, торговому капитану как-то не с руки оспаривать государев указ…
— Причал, может, сатрапу и принадлежит, — не сдавался Тенира. — Но воды кругом него составляют гавань Удачного, пожалованную, согласно старинному уложению, торговцам Удачного. А мы не допускали в нее калсидийские корабли, и за нами наши традиции и наш закон!