Спрашивается, с чего это сам Туполев рассказывает всем прибывшим, как он писал те списки? Туполев уверяет, что сразу после ареста его отправили в бывшую коммуну для малолетних, в которой и собирали арестованных конструкторов. Туполев уверяет, что там были и другие конструкторы — танковых, корабельных, артиллерии и прочих КБ.
Но, насколько сегодня известно, знаковых фамилий среди конструкторов других профилей в лагерях не сидело. Туполев уверяет вновь прибывшего, что его заставили писать списки на всех «известных мне арестованных авиаспециалистов». Но не рассказывает зачем. По сюжету — для того чтобы Туполев с ними начал работать в закрытом КБ. В итоге, Туполев пробалтывается, что вписал в эти списки не только арестованных, но и тех, кто, по его информации, должен был быть на свободе. Зачем он так сделал?? Да кто его знает. Туполев тут же уверяет Кербера, что данные люди на этот момент уже были арестованы, но, честно говоря, не совсем понятно — зачем он, Туполев, вообще вписал людей, об аресте которых он еще не знал?!
Зная на сегодня больше подробностей о нашей тогдашней интеллигенции, можно предположить несколько другой сюжет.
Туполева арестовали за его личные прегрешения как ведущего конструктора и определили в коммуну, а не в СИЗО, стали допрашивать по его делу, и там он начал писать списки всех своих «подельников», о которых мог и должен был спрашивать следователь. После чего Туполев, в общем, просто оговорил десятки человек, которые, как он точно знал, не были еще арестованы. Но так как он знал, что будет создано закрытое КБ под его руководством, то ему для работы эти люди просто были нужны — все чертежники, копировальщики и прочие сотрудники его же КБ.
А дальше, когда КБ как ЦКБ-29 было создано (после ареста Туполева им руководил брат Кагановича, которого с должности директора авиазавода перевели командовать авиаКБ), составление списков продолжилось — их писали уже все, кто был в этом ЦКБ. Но начал это дело Туполев, когда, по сути, оговорил десятки невинных людей.
«Списки эти непрерывно расширялись. Приехал кто-либо новенький, садись и пиши, кого ты там видел из авиации. В конце концов ГУЛАГ извлек из своих кладовых около двухсот само летчиков (похожие цифры были и по другим областям военной техники), и встал вопрос: куда их девать? В условиях тех лет никаких счетных машин не существовало, чертежи размножались копировкой, следовательно, на каждого инженера приходилось до десяти техников, деталировщиков, копировщиков и т. д. Выходило, что для конструкторского бюро № 29 нужно помещение человек на 800-1000».
Итак, Туполев собрал себе в новое КБ под тысячу человек. После чего НКВД поступило мудро — поставили решетки на окна бывшего КБ Туполева, выставили охрану, поставили сотрудникам ЦКБ-29 кровати, и пока с каждым из них шло следствие по их личному делу, люди сидели бы в этом конструкторском бюро. При этом сотни человек были вполне вольнонаемными работниками…
«Единственным бюро такого масштаба в Москве было туполевское. Лишенное своих руководителей, оно влачило жалкое существование. Чтобы создать хотя бы иллюзию опытного самолетостроения, тогдашний нарком М. М. Каганович (вскоре настал и его черед, и после неприятного разговора с Молотовым, так говорили в авиакругах, — убедившись, что Каганович № 1 принес его в жертву, он застрелился) перевел туда группу второстепенных главных конструкторов — Беляева, Шевченко, Гудкова, Горбунова и других. Возможно, они и были способными людьми, но, к сожалению, ничего путного не создали. Этого следовало ожидать, ибо в тех условиях помимо способностей требовалось иметь дьявольскую пробивную силу, чтобы проникнуть в верха и завоевать там авторитет. Государственная система предпочитала стабильные авторитеты».
Каганович Лазарь Моисеевич — это Каганович № 1 и нарком путей сообщения в СССР тех лет. Метро в Москве первоначально было его имени. Каганович «№ 2» — брат Лазаря Моисеевича и нарком авиапромышленности.
Были ли Гудковы и Горбуновы второстепенными конструкторами? Эти двое были соавторами Лавочкина по лучшему истребителю той войны — Ла-5. По Керберу, они ничего «путного не создали» не потому, что их проекты были плохие, а потому что они сами «проникнуть в верха» не могли.
«Второстепенных главных конструкторов кого выгнали, кого потеснили, сотню «врагов народа» перевезли из Болшева на улицу Радио, подчинили им несколько сот вольнонаемных сотрудников, разыскали Кутепова, и вновь созданная гомерическая организация ЦКБ — 29 — НКВД приступила к творческой деятельности».
Арестован сам Туполев был в 1938-м. Арестованный Кербер попал к нему по его спискам зимой в начале 39-го. При этом Кербер работал с Туполевым над системой навигации для ранних машин Туполева — бомбардировщика ТБ-3, АНТ-25 для перелета в Америку. Кербер мог вполне попасть под арест и с подачи Туполева, по его первым спискам. Поэтому, возможно, Туполев и приходил оправдываться перед Керберами, когда их привозили в его новое КБ.
За что был арестован сам Туполев? Дело на Туполева никто не публиковал в полном объеме. Скорее всего во времена Хрущева его дело было или подчищено, или уничтожено.
Но арестованный за свои личные грешки перед страной, Туполев, как и все тогдашние «борцы с режимом», начал оговаривать невинных людей. Его попросили составить списки из арестованных и известных ему сотрудников и специалистов (по его словам, конечно же), кого он точно знает, что они арестованы. А он вписал туда десятки невинных бывших сотрудников, которые ему нужны были в КБ.
Т.е. Туполева арестовали, и он, зная, что его определят в закрытое КБ, оговорил десятки и сотни известных ему людей под свое новое КБ. Повторюсь, что это не более чем моя версия. И опровергнуть ее можно, только опубликовав все дела по делу Туполева, сопоставив протоколы и даты арестов его сослуживцев, с показаниями друг на друга.
Спустя некоторое время, когда были закончены дела на всех фигурантов списков Туполева, выяснили, кто на кого и зачем писал доносы, кто в чем виноват перед страной, решетки с окон КБ были сняты, охрана оставлена только на проходных (как в обычных учреждениях закрытого типа в те годы), а бывшим арестантам были вручены государственные награды и воинские звания (сам Туполев носил часто потом форму генерала).
Реально в сталинских шарагах перед войной сидели только сотрудники проштрафившегося А.Н. Туполева, его КБ, которое он, похоже, сам и посадил. Но и сегодня вопли разоблачителей сталинизма не утихают — в СССР сидели «все поголовно» ученые, конструкторы техники, и вооружения.
У Туполева сидел и будущий великий С.П. Королев, который не был авиационным конструктором и попал к Туполеву после того, как КБ Туполева получило решетки на окнах.
В книге «Мифы и откровенная ложь.» (М., 2012 г.) история ареста и возвращения Королева уже рассматривалась, и также приводилась история создания «Катюши». Сама статья о создании «Катюши» появилась достаточно давно, в 2008 году. С некоторыми изменениями она вошла и в книгу «Мифы и откровенная ложь о русской истории.», вышедшую в 2012 году. Однако в апреле 2013 года автору повезло пообщаться с Александром Валентиновичем Глушко — одним из ведущих специалистов по истории пилотируемой космонавтики и ракетной техники в России, биографом одного из авторов «Катюши» Г.Э. Лангемака. И после его замечаний хотелось бы немного вернуться к вопросу и о Королеве-Глушко и о том, как создавалась «Катюша».
А.В. Глушко готовит книгу-исследование «Разгром Реактивного института», в которой покажет на основании следственных дел на В.П. Глушко, С.П. Королева, Г.Э. Лангемака и И.Т. Клейенова и прочих конструкторов ракетной техники, подвергшихся арестам в 1937–1938 годах, подлинные причины тех арестов. В связи с этим мне, как автору, представилась замечательная возможность внести поправки и примечания в вопрос о том, кто на самом деле гадил развитию ракетных технололгий в СССР.
Еще в 1935 году проводились первые испытания 82 мм «РС-82» для стрельбы с истребителей И-15. Летчиком-испытателем был Г.Я. Бахчиванджи, который зимой 42-го испытывал еще и первый советский ракетный истребитель БИ-1. В декабре 1937 г. РС-82 были приняты на вооружение истребители И-15, И-16 с применением как по наземным целям, так и против воздушных целей (испытания проводила эскадрилья Героя Советского Союза майора П.В. Рычагова). В июле 1938 года приняли на вооружение 132 мм «РС-132» для установки на скоростные бомбардировщики «СБ». Весной 1939 года собирались проводить расширенные испытания ракетного авиационного вооружения. Но провели их летом, 1939-го года, 20 августа, на Халхин-Голе. После успешных испытаний РС-82 стали ставить не только на истребители, но и на штурмовики Ил-2 в мотогондолах. А РС-132 — на СБ и на Ил-2 в навесном варианте, под крыльями.
(Примечание: Как пишет в своей работе по этому вопросу «Разгром Реактивного института», которая готовится к печати, А.В. Глушко:
(Примечание: Как пишет в своей работе по этому вопросу «Разгром Реактивного института», которая готовится к печати, А.В. Глушко:
«К 1937 году был готов проект и изготовлен один экземпляр установки для стрельбы химическими снарядами. Он полностью повторял тот вариант, который потом под видом конкурса был вытащен Костиковым и на который была подана заявка. Все работы были закончены еще до ареста И.Т. Клейменова и Г.Э. Лангемака. Испытаний она не проходила именно по причине ареста руководства. Поэтому и не было ясно, что данное расположение направляющих не очень выгодно и их нужно переделывать. Это стало понятно только после начала испытаний, проводившихся уже после того, как Костиков обратил внимание на это оружие, показавшее себя по время боев с японцами на Халхин-Голе. А с момента ареста руководства и до этого Костиков этого оружия не видел и занимался совсем другими делами — борьбой с «врагами народа». За что в 1939 году был награжден орденом Красной Звезды, правда, с более красивой формулировкой. Якобы за создание этих самых снарядов, к которым он не имел никакого отношения. Причина, по которой Костиков придумал этот конкурс, проста: увидев то, какие возможности дает это оружие, понял, что, став его автором, он может прославиться и получить по максимуму все, что только возможно. Никаких иных мотивов у него не было.»)
В начале все того же 1937 года ГАУ поручило РНИИ разработать наземный вариант установки массированного залпового огня для стрельбы РС-132. В октябре 1938 года был готов проект первой машины на базе ЗИС-5 на 24 снаряда. Уже в декабре 38-го была изготовлена опытная установка. Для нее разработали зажигательные РСы («термитные»), по баллистическим характеристикам аналогичные авиационным РС-132. Весной 1939 года провели испытания в присутствии наркома обороны К.Е. Ворошилова. Но из-за «непонимания» всех преимуществ этой системы и из-за конструктивных недостатков было принято решение «держать новое оружие в строгом секрете, быстро совершенствовать его, но на массовое производство поставить лишь в предвидении войны. Но мне тогда казалось, что доведение опытных образцов установок займет много времени. Безусловно, я недооценил этого оружия», — так писал позднее маршал артиллерии Н.Н. Воронов, тогда начальник артиллерии РККА.
К новому виду оружия подходили с мерками от артиллерии — и рассеивание большое при стрельбе, и дальность стрельбы небольшая, и дыму-пыли на огневой позиции много, демаскирует. Да и вес боевой части был небольшой, и поражающее действие слабое, и дальность полета у авиационного РС-132, используемого в наземной установке, невелика.
Первые опытные образцы этих установок вели огонь не вдоль оси машины, а поперек, и из-за постоянных доводок принятие их на вооружение откладывалось. Но в том же 39-м, в апреле, была предложена и другая установка, с 16 направляющими, которые размещались и вели стрельбу вдоль оси машины. Это позволяло не разрушать саму машину (струи газов снарядов меньше били по установке), давало устойчивость при стрельбе и повышало кучность стрельбы.
Эту установку и назвали БМ-13/16 — будущая «Катюша». Для нее разработали новый ОФ снаряд М-13 с более мощным пороховым зарядом («длиннее» авиационных РС-132 на 48 см), с дальностью полета — 8470 м и более мощной БЧ — 4,9 кг. Уже через полгода, осенью 1939 года, новая БМ-13 с новым ОФ снарядом М-13 после испытаний была одобрена ГАУ. РНИИ было дано задание на изготовление пяти установок, четыре для испытаний в войсках и одна для испытаний в системе береговой обороны в Севастополе. И тут происходит «заминка» в истории «Катюши».
Только через год(!), осенью 1940 — го, эти пять установок были изготовлены в РНИИ и отправлены на войсковые испытания . Т. е. целый год понадобился на то, чтобы изготовить даже не ракеты, на доводку которых и уходит у создателей много месяцев испытаний, а машины со швеллерами направляющих балок, которые надо было изготовить по одобренному образцу осенью 39-го, а нарисовали в апреле 39-го.
В феврале 1941 года чертежи установок поступили наконец на завод для производства. И только к середине июня заводу удалось изготовить аж две(!) БМ-13. 17 июня 1941 года они провели показательные стрельбы для наркома обороны С.К. Тимошенко, начальника ГШ Г.К. Жукова, наркома вооружений Д.Ф. Устинова.
В конце концов из-за решения запустить их в серию только с «началом войны» (?) приняты они были на вооружение только 21 июня 1941 года и первые залпы давали, проходя войсковые испытания, только в июле 41-го.
Кстати, интересный получается факт. Во время испытаний 1939 года было решено запускать БМ-13 в производство «лишь в предвидении войны». Решение о серийном производстве было принято правительством (Сталиным) за несколько часов до начала войны. Но сама подготовка решения в форме документа-постановления не отрабатывается за пару часов. Не писал проект решения лично глава правительства Сталин. Т. е. фактически решение о начале производства БМ-13 принималось несколько раньше. И именно «в предвидении войны »!
Получается, что принимали решение о производстве «Катюш», именно зная о более-менее точном времени нападения немцев? А теперь представьте, что уже на границе колонны немецких войск встречали бы залпы БМ-13/16 «Катюш», которые стали усиленно разрабатывать еще в 1938 году, но не принимались на вооружение военными-артиллеристами из-за «малой дальности полета снаряда, плохой кучности и отсутствия какой бы то ни было точности стрельбы» (даже на военной хронике видно, что эти снаряды летели иной раз куда попало). Но эти установки накрывали площадь гектарами, были просты в изготовлении снарядов и самих пусковых установок . Целый год был потерян на то, чтобы достаточно простую конструкцию пусковой установки (по крайней мере, по сравнению с тем же Т-34) подготовить к войсковым испытаниям. И это в преддверии войны.
Все-таки в истории и «Катюши», и Т-34 есть много забавного — везде маршал Т.П. Кулик отметился как зам. наркома обороны по вооружению и начальник Главного Артиллерийского управления до июня 41-го. Его расстреляли в 1950 году, когда началось разбирательство причин разгрома РККА в 1941 году среди генералов, которым задавались те самые пять вопросов Покровского.
И в чем, интересно, его обвиняли? Также за прием вооружений отвечал генерал Д.Г. Павлов, начальник Автобронетанкового управления до осени 1940 года. Тот самый командующий ЗапОВО, что сдал Минск на 6-й день войны и который в начале следствия, в июле 41-го, признавал факт заговора среди военных с целью поражения в войне с Германией. Это уже потом ему поменяли статью «предательство» на «халатное исполнение своих обязанностей». Не захотел тиран Сталин устраивать в армии во время войны разборки с генералами. А после войны и смерти Сталина генералы победили своего Верховного главнокомандующего. Он их заставил стать героями великой войны, а они его победили.
А теперь о С.П. Королеве, занимавшемся реактивной ракетной техникой, на которого писали доносы сослуживцы и начальники (проходившие так или иначе по делу Тухачевского).
Тут надо немного пояснить, что означает «проходившие по делу Тухачевского». Дело в том, что аресты в деле ракетчиков вышли из разборок по делу о военном заговоре и попытке военного переворота Тухачевским и его подельниками.
Как пишет в своих исследованиях А.В. Глушко: «Из всех тех, кто имел отношение к ГДЛ и РНИИ по делу Тухачевского, проходил один только Н.Я.Ильин, бывший начальником ГДЛ в 1931–1932 годах, а до этого тесно сотрудничавший с ним с 1928 года, как сначала состоящий для особых поручений при командующем ЛВО, а затем как уполномоченный УВИ ТШ НВ РККА». Из трех протоколов его допросов два посвящены его работе с Тухачевским, а в первом он рассказывает о том, какое из его коллекции оружия, где, как и когда было им приобретено.
Что касается всех остальных, то (а это тогда соблюдалось очень строго) в их делах нет и намека на дело Тухачевского. Поскольку единственным доказательством вины «врага народа» считались показания его «подельников», то следствие старалось собрать их как можно больше и подшить к делу даже в том случае, если они кардинально противоречили друг другу. Это не имело никакого значения, главное, чтобы в них было подписано, что тот или иной — участники заговора.
Но в делах Клейменова, Лангемака и Глушко нет ни одной выписки из протокола допроса Тухачевского, а сами они по делу Тухачевского не допрашивались. Клейменов допрашивался по его работе в Берлинском торгпредстве и в ГДЛ, а потом в РНИИ. И то, по его работе в СССР было задано два или три вопроса, тогда как основная масса вопросов задавалась по его работе в Германии.
Что касается Лангемака, то он насильно подписал протокол допроса, написанный на основании информации, присланной Костиковым из НИИ-3. Там были вопросы только по его работе в РНИИ-НИИ-3, и ничего более. Глушко допрашивался тоже только по работе в ГДЛ, а потом в РНИИ-НИИ-3. Поэтому никакого отношения к делу Тухачевского они не имели, и считать, что они были арестованы именно по этому делу, ошибочно.