— Я хочу, чтобы вы взяли меня с собой.
Это прозвучало как молитва или заклинание.
Стар сжала сигарету губами. Белый цилиндр выглядел непомерно большим для маленького рта, глаза попеременно смотрели то на меня, то на Гарри. Она замялась, дернула волосы, потом разозлилась. Гарри опустил веки, рассматривая ее как-то слишком снисходительно, слишком мягко. Сигарета полетела прочь, красный кончик, послав сноп искр, несколько раз перевернулся в воздухе.
— Ты программист? Спец по сетевой безопасности?
— Нет. Я психодизайнер Среды. Я отвечаю за то, чтобы Среда была такой влекущей, как она есть, — она не хотела об этом рассказывать, делала над собой усилие.
Темная фигура Гарри изменялась, перетекая из искрящегося облака пикселов в угольное пятно. Я знал, что корпорация проводит разные эксперименты над сотрудниками, но впервые столкнулся с подобным в жизни. Стар вела себя странно.
— Я живой сканер Сети, — она зашагала дальше, сворачивая на узкую улицу, освещенную бледными шарами светильников. — Прямолинейный страх никого не трогает, нужны изломы. И эти изломы нахожу я.
Она притормозила у изрезанного андроида. Швы раскроили лицо синтетического раба на несколько частей, он шевелился, но никуда не уходил, прикованный ограничениями программы. Я вспомнил про неуклюжего зомби, которого пообещал забрать с ржавой пустыни Трэма, и решил, что обязательно починю его. Это несложно. Стар повернулась боком, наступая одной ногой на небольшую лестницу; царапина на шее стала более рельефной, казалось, что она сейчас отделится от кожи и поползет тонким алым червем.
— Я слышал про таких, как ты, — Гарри встал в тени и почти слился со стеной, у него это получалось инстинктивно. — Наркотики, гипнокоды, стимуляторы для обострения ощущений. Ты ведь и сейчас в это играешь, да?
— Думаю, если три дилетанта разберут Корпорацию по частям, это будет остроумно.
Внутри пахло пылью и алкоголем. Полутьма и красные надписи, вдали — стойка, а по всему залу — рабочие станции с черными панелями, на которых танцевали огоньки, черные шлемы, платные инъекторы. За многими из машин виднелись фигуры погруженных в свои дела посетителей. Стар махнула рукой, заводя нас в самый темный угол заведения. Появился бармен, смешал выпивку, принял оплату — и скрылся. Дорогое заведение. Дорогие наркотики.
— Здесь нет камер, нет «жучков», — объяснила Стар. — «Unser» — один из «чистых» клубов, камеры показывают видеопетлю, записанную сто лет назад. Но обычные посетители этого не знают. Есть еще такой же вирт-бар, как и здесь, — «Пять кинжалов Ашеров», около моста. Вам это еще пригодится. Естественно, при необходимости вас проследят до клуба, но разговаривать внутри можно свободно.
Я глотнул из стакана и закашлялся — похоже, Стар себе ни в чем не отказывала. Она дымила, не прекращая, сзади нее опирался на локоть Гарри. Священник пообмяк, но все еще был внимателен, хитрые глаза превратились в нанесенные на череп штрихи. Волосы Стар агрессивно торчали по сторонам треугольного лица и тянулись к Гарри.
— Как ты нас вычислила? — священник распрямился и толкнул длинноногий муляж.
— Я слежу за многими молодыми преступниками в Среде и Сети. Меня это заводит. Да и, если говорить честно, вы не прятались.
По лицу бегали красноватые отблески. Я слышал, как она дышит. С ней было что-то не так. Дело даже не в том, как она перескакивала с настроения на настроение, с предмета на предмет, с любопытства и интереса на безразличие, а в том, как она вдруг поджималась, словно ее хотят ударить. Теперь она молчала, глядя в коктейль.
— Зачем тебе мы? — спросил я.
— Потому что все вокруг меня ненастоящее.
DF отпускал быстро, и в этот момент частицы вдруг соединились, слепив из чешуек цельные зрачки. Она ждала ответа.
— Вам надо избавиться от метки.
— Что это?
— Я психодизайнер, а не хакер. Но неужели ты не думал, почему Гончие находят преступников так быстро?
Она посмотрела на меня как женщина, которая давно ни с кем не разговаривала и разучилась что-либо скрывать. Быть может, просто ход, с которым я раньше не встречался. Так или иначе, это действовало, — я следил за длинными пальцами, за тем, как она поворачивает голову, кидая отрывистые хриплые фразы, или вдруг начинает объяснять что-то, низко и неэмоционально. Танец ладоней-лодочек: она то приближала стакан, неслышно прокатив его по столу, то играючи отталкивала, и это не давало возможности отвлечься. Гарри опьянел, перейдя в непредсказуемую фазу.
— Охотники все вам расскажут. Гарри знает, куда идти, — легкий проблеск насмешки.
— Я не собираюсь вести туда Грайнда.
— Тогда считай, что каждый раз перед очередной проделкой вы звоните и предупреждаете, где остановились…
— Смени тон. Я вижу тебя впервые, а ты уже пытаешься сыграть в мою мамочку.
Стар развернулась, потушила сигарету. Табак вывалился из сломанного цилиндра и рассыпался коричневой дорожкой. В этот момент я удивился, как они похожи, — два психа, о которых я ничего толком не знал. Священник сидел, расставив ноги, и презрительно смотрел на не, словно спрашивая «Ну и что ты теперь сделаешь?», а она сжалась, чтобы нанести ответный удар. Мрачное лицо постарело на несколько лет разом, и я подумал, что она точно старше, чем мы.
Женщина достала из кармана складной нож, разогнула его и скинула пальто. Под зеленой тканью прятались худые плечи, прикрытые тонкой и не то, чтобы очень свежей майкой. Гарри медленно курил. Он оперся локтями о колени, наклонил голову и ждал ее хода. Стар закатала рукав, не глядя ни на меня, ни на священника, повернула нож немного вбок и всадила тонкое лезвие чуть ниже локтя, с внешней стороны руки.
— Любишь боль?
Молчание. Пальцы слегка придерживали почти игрушечный нож и подрагивали. Мы втроем смотрели на тощую руку рыжей, в которую был воткнут плоский кусок железа. Нож словно делал стежок, входя с одной стороны и выходя чуть дальше, но находился не прямо под кожей, а глубже, в верхнем слое мяса. Бармен звякнул чем-то за стойкой, потом ушел в заднюю дверь, словно ничего и не происходило. Стар осторожно расправила ладонь раненой руки. Волосы упали ей на лицо, покрывая сетью из рыжих изогнутых прядей.
— Люблю.
И тут под кожей что-то дернулось. Что-то живое.
Некоторое время мы смотрели, как капли крови на столе сливаются в неровную кляксу. Она немного надавила на нож, раскачивая его, кожа опять вспучилась, будто под ней засел паразит. Стар вскрикнула, потом налегла на лезвие, резанула криво, вбок. Из-за крови было трудно что-нибудь разглядеть, но она точно знала, что делает.
— Что это? — Гарри недоверчиво наклонил голову.
Женщина снова ткнула ножом в рану, но теперь уколола, будто насаживая мясо на острие. Пахнуло потом, я прижал дрожащую руку Стар к столу. В ране металась, пытаясь скрыться в тканях, тонкая окровавленная полоса.
— Метка.
Стар выскабливала дрянь, словно перед ней была не собственная рука, а макет, манекен. На лице блестела россыпь мелких алых капель. Священник выхватил свой нож и поддел вертлявую полосу, выкинув ее на стол и пригвоздив к дереву, но даже тут она не перестала двигаться.
— У нас такие же? — Гарри уставился на свой локоть, мы оба вспотели. — Я надеялся на стерильный чип.
— Не знаю. Скорее всего, меры безопасности для сотрудников Корпорации иные, чем для остальных. Но что-то есть у всех — чип или биотехнология, совмещение электроники и тканей, «пыль». А эту вещицу я обнаружила случайно, когда резала себе руки.
— Зачем?
— Захотелось.
Гарри дернул бровью, взял ком салфеток и протянул ей, не говоря больше ни слова. Бумага в один миг стала красной.
— Я не собиралась тебя поддевать, — добавила она. — Я не могу удалять метки, это подозрительно. А вы — можете.
— Но ты только что это сделала!
Мы вышли из бара. Я пожалел, что у меня нет платка, чтобы замотать рану рыжей. Ветер несся между серыми стенами, он пах влагой, пах свободой. Стар прижала руку к груди, а пальто так и не застегнула. Некоторое время мы просто брели, куда глаза глядят, все углубляясь в район, оставляя позади крупные улицы. Казалось, что в желудке шевелится червь, постороннее тело, которое разорвет меня, стоит свернуть не в ту сторону. Сюрпризом метки не стали, и я до сих пор не был уверен, что они есть у жителей трущоб, но зрелище чужеродной имплантации вызвало отторжение.
— Тебе нужно возвращаться, — я остановился перед Стар, она ткнулась мне в грудь, едва доставая головой до подбородка, потом отстранилась. — А то подхватишь какую-нибудь заразу.
Гарри направился к автомату на углу за бутылками шипучей синтетики — пойло для бродяг, рекламируемое как отличный напиток. Женщина из корпорации, похоже, не боялась вирусов и грязи в воздухе Тиа-сити. Она посмотрела исподлобья, наклонив треугольное лицо, словно недоверчивая птица.
— Тебе нужно возвращаться, — я остановился перед Стар, она ткнулась мне в грудь, едва доставая головой до подбородка, потом отстранилась. — А то подхватишь какую-нибудь заразу.
Гарри направился к автомату на углу за бутылками шипучей синтетики — пойло для бродяг, рекламируемое как отличный напиток. Женщина из корпорации, похоже, не боялась вирусов и грязи в воздухе Тиа-сити. Она посмотрела исподлобья, наклонив треугольное лицо, словно недоверчивая птица.
— Вы же хотели серьезную игру, правда?
Здесь было тихо, воняло мусором. Фонари высоко вверху неохотно поливали нас лучами. Честно говоря, не знаю, хотел ли я настолько серьезную игру. Одно дело — веселиться, ломая программную защиту, другое — противопоставить себя Корпорации по-настоящему.
— Больно? — священник отхлебнул синтетической бурды, поморщился, крякнул.
Пойло отдавало бензином. При взгляде на бутылку мне представлялась длинная труба, по которой течет расцвеченная разноцветными химическими пятнами вода, а под ней стоит шеренга роботов и наполняет емкости. Вполне возможно, что производство как раз так и выглядело. Нормального алкоголя я давно не встречал, одна дешевая подделка.
— Не особенно. Слишком много наркотиков.
Она достала из кармана небольшой пузырек с белым аптечным клеем, выпростала покрытую подтеками крови руку и выдавила массу на распухшую рану. Через несколько секунд рука покрылась эластичной коркой. Рыжая хорошо подготовилась.
— Но когда они успевают их вставить? — размахивал бутылкой Гарри. — Это ты тоже знаешь?
— После рождения. В момент медицинской проверки. Когда забирают в полицейский участок. Да когда угодно, — она развела руками. — Чипы позволяют с точностью определять ваше местоположение, а потому мешают. Избыточная информация не передается, только идентификационная, потому что город напичкан камерами и сканерами. Достаточно узнать, где ты, и синхронизировать изображение. Но в Центре без чипов вас никуда не пустят, кое-где еще тоже, даже поднимут тревогу.
— Тогда в трущобах должно быть полно людей без чипов. Неужели так трудно подделать чип и стать другим человеком? На Косе могут сымитировать все, что угодно, — отмахнулся я.
— Все возможно, если есть соответствующие люди. Но повтор информации исключен, система проверяет дубликаты и, если находит, оповещает об этом, — Стар нас откровенно дразнила. — Так что для начала стоит избавиться от тех, что стоят сейчас.
Священник достал нож, потер его о штаны, но потом спрятал обратно. Стар говорила дальше, а я отключился, попал в другое ответвление. Мы были нужны ей настолько же, насколько она — нам, и это делало происходящее незавершенным, словно кто-то нажал на паузу в игре. Сейчас мы допьем спирт, зайдем еще в несколько баров, чтобы напиться, как сволочи, или просто будем бродить, рассказывая вещи, о которых давно забыли, а потом она поцелует меня влажными маленькими губами, и от нее будет пахнуть сигаретами и свежей кровью, которая едва успела свернуться. Я не хотел ласкать ее, кидать на постель. Эта стадия всегда наступает, когда встретившиеся достаточно пьяны, чтобы возникла нужда прижаться к чужому телу. «Держись, держись от меня подальше».
В Стар чувствовалась первобытная женская уверенность, которая заставляет ощущать себя должником. Глаза и низкий голос говорили одно, а угловатое тело под широким зеленым пальто боялось и меня, и священника, и всего этого мира.
— Я покажу вам мост.
— Мост? Я сто раз видел чертов мост, — заворчал Гарри.
— Нет. Ты его не видел.
Стар отвечала ему, но мне казалось, что она разговаривает со мной, каждое слово осторожно, но твердо прикладывая железной лопаткой к спине. Глазища раскрылись, уткнулись в небо острыми ресницами, и нам ничего не оставалось, как петлять, повинуясь ее желанию и допивая по дороге синтетику. Рыжая взяла меня за запястье — очень пугливо, будто спрашивая. Казалось, еще немного — и она умчится в ночь от своей смелости, но стоит сказать об этом, наверняка выстрелит фразой, после которой придется собирать себя по кусочкам.
Она была права — мы не видели моста. По крайней мере, таким, как в тот вечер. Паучьи опоры намертво вцепились в пленку реки, он был несгибаем. Растянутые треугольники, составленные из упирающихся в туманное небо стальных столбов, убегали вдаль, а поверху, между гигантскими решетками, неслись глазастые машины. Синеватая сталь, искусно подсвеченная снизу, мокрый асфальт, на котором дробились огни города. Туман пытался опутать его дыханием протухшей речной воды, но мост все равно стоял, разрывая белесые жгуты ко всем чертям. Странно, но это было очень красиво.
Стар так и не вытерла брызнувшую на лицо кровь. Гарри молча курил, порой пытаясь надеть отсутствующий капюшон. Мы сидели там половину ночи. Просто сидели, глядя на этот долбанный мост.
Одиннадцать.Стар знает всех: дилеров, торговцев оружием, программистов, владельцев баров, ген-миксеров, мутантов, инженеров, прогеймеров, ученых, шлюх, руководство Корпорации, шэо, Детей Икара, просто колоритных торчков с улицы, которые могут ей пригодиться в работе. Она употребляет все наркотики, которые мне известны, и кое-какие из новых и говорит, что из нас троих получится отличный диктатор. Внутри меня что-то рухнуло, обнажив обрыв, о котором я не подозревал. Она появляется, рассказывает новости корпорации, дымит длинными сигаретами, потом впивается ногтями в руку, будто хочет что-то открыть, но не может, а потому только терзает пальцы. Иногда она смотрит, будто умоляет о чем-то, но я не могу расшифровать эти коды. Я сжимаю маленькие кисти, хочу забрать с собой. Она оставляет лунки от ногтей, растрепывает волосы, смотрит на тела модифицированных девок, толкающихся около подземки, облизывает губы, тут же все забывает.
Мы превратились в трехзвенную систему, нечто неразделимое. Мы мигрируем из одного конца бездушного города в другой, цепляемся к инопланетникам, падаем у блестящих дверей клубов, случайно касаясь друг друга плечами. Весь мир осыпан белым снегом дури. Сигарета проваливается в отверстие между губ Стар, касается кончика языка. Рыжеволосая женщина из Корпорации всегда обманывает, хотя сама этого не знает.
— Мне нужно немного порошка, чтобы не разговаривать с самой собой, — она смотрит в зеркало и молчит, пока молчание не начинает резать слух.
Я оттаскиваю ее от раковины, Гарри застыл, словно через мои действия ему открывается психоделическое знание. На плечах, руках и спине рыжей ветвятся узкие царапины — кожа слишком тонкая и не выдерживает прикосновения неровных ногтей, когда она, сама того не замечая, задумчиво впивается в нее пальцами или попросту почесывает спину. У нее запредельно тощее тело, его хочется сжать обеими руками, тянет выгнуть лопатки. И вот Стар снова весело, всем нам весело, но в этой веселости есть что-то от болезни. Мы оседаем в каждом баре, что попадается на пути, кажется, мы даже танцуем, прокладывая дорогу через тела, усеянные имплантами и блестящие модным железом. Входим в клубы и незаметно оказываемся на улице, этот процесс не прекращается и не дает себя осознать, пока Стар не начинает говорить. Ее будто пробивает, слова льются, выходят изо рта длинным пузырем текста.
— У каждого есть свой информационный предел. Чем больше данных оседает в памяти, тем сложнее извлечь то, что тебе необходимо. Это словно конечное количество ячеек, которые ты не можешь очищать. Люди способны лишь с удивлением следить за тем, каким мусором заполняется их память, — стоимостью тура на Делирию, Рейтингом, реакциями на нарисованное отравление, множеством ненужных аватар, бесконечными картами придуманными мной или другими психодизайнерами уровнями, строками кода, которые оседают в подсознании, гипнотическими установками, своими собственными переживаниями. Дело даже не в непрерывном потоке, а в том, что игрок постоянно переключается, он никогда не задерживает внимание на объекте дольше пары секунд.
Серфинг в Сети — это переключение между окнами, прыжки между одним куском информации и другим. Люди редко углубляются в одно, и эта привычка не останавливаться усугубилась с поколениями. Цельность, иерархическое, постепенное познание ушли в небытие, а потому человеческое сознание просто мечется от одного маяка к другому, оставляя внутри лишь обрывки. Это касается всех, кто находится в Среде, и особенно — любителей эс-пи. Ускорители позволяют забивать ячейки в десятки раз быстрее. В какой-то момент предел превышается, что-то невосстановимое ломается внутри людей. Новые знания хранятся не больше нескольких дней, а старые становится трудно вспомнить, забываются даже простые слова. Каждый из нас когда-нибудь терял в памяти слово, никак не мог его подобрать, но в случае с превышением предела эта ситуация намного сложнее. База остается, какие-то основные знания о мире, но способность углублять эту базу теряется. Даже в ней ориентироваться бывает трудно. Это фрагментация памяти.