Прыжок через фронт - Горчаков Овидий Карлович

Овидий Горчаков Прыжок через фронт

«…С утра до поздней ночи занимался он все эти дни подготовкой к выполнению очередного задания в тылу противника. На этот раз он был подключен помощником к офицеру штаба подполковнику Николаю Александровичу Леонтьеву. В первой декаде мая им предстояло десантироваться в оперативный тыл вражеской группы армий «Центр», чтобы проверить состояние работы наших разведчиков, действовавших на Минщине и в других районах, расположенных на важном направлении будущего наступления советских войск.

…Не все боевые друзья знали его настоящую фамилию, имя, отчество. На одном задании он представлялся им Александром Васильевичем Астанговым, при выполнении другого задания имел документы на имя Евгения Кульчицкого, в некоторых случаях выдавал себя за Войцеха Прокопюка или Петра Зубкова. А в документах штаба фронта он часто значился «Спартаком»…

Сейчас «Спартак» готовился к выполнению четвертого задания в тылу врага.

Но в последних числах апреля его вдруг срочно вызвали в штаб фронта. «Что бы все это значило? — ломал он себе голову. — Зачем я потребовался штабу фронта? Почему приказали сдать немедленно все документы, по которым я готовился?..»

Ясность внес подполковник Леонтьев — бывалый, опытный офицер-кадровик, который заехал за «Спартаком».

— Инспекционная поездка отменяется, — сказал он.

— Как? — не сдержался «Спартак». — Сколько времени затрачено на подготовку, и вдруг…

— Да. Планы изменились. — Леонтьев внимательно посмотрел на юношу, словно еще раз оценивая его личные качества, и продолжил: — Заместитель начальника штаба фронта поручил нам выполнение другого особо важного задания Москвы… — Он закашлялся, давало о себе знать простуженное горло, а затем начал обстоятельный рассказ, который должен стать как бы прологом к новому заданию «Спартака»…»

Отель «Веселая жизнь»

Эта надпись мелом, сделанная каким-то неунывающим остряком-авиатором, красовалась на старых серых досках грубо сколоченной двери, прикрывавшей вход в полуразрушенную полесскую пуню. В пуне даже в самый солнечный весенний день стоял полумрак, пряно пахло прошлогодним сеном — сеном 1943 года. В поле неподалеку от пуни прятались днем замаскированные со всех сторон пожелтевшими срубленными елками работяги-«уточки». Летчики, временно выселенные из «отеля», жили в больших защитного цвета палатках на краю поля. В тихую погоду слышно было, как вешней грозой гремела канонада на западе, под Ковелем.

Третью неделю жили мы — подполковник Леонтьев, он же Орлов, старший радист Киселев, он же Вова, радистка Валя Потупова, она же Тамара, и я, известный Центру как «Спартак» и Евгений Кульчицкий, — в этой пуне на «подскоке» — полевом аэродроме. Нетерпеливо ждали вылета во вражий тыл, в неведомый лес недалеко от линии фронта.

Представитель Центра майор Савельев, высокий, стройный энергичный офицер, специально прилетевший из Москвы, чтобы координировать операцию, с каждым, днем волновался все сильнее.

— Поймите, — говорил мне и Тамаре майор, в который раз объясняя задание, — скоро наши войска и Первая польская армия начнут новое наступление, примутся за освобождение Польши! Власть в свои руки возьмет Крайова Рада Народова — Национальный совет Польши, созданный четыре месяца назад, а четыре уполномоченных Рады — вы же читали газеты, читали коммюнике — находятся в оккупированной Польше, ведут у себя на родине, в Польском генерал-губернаторстве и на присоединенных к рейху землях, партизанскую и подпольную борьбу против поработителей своего народа, Эмигрантское польское правительство в Лондоне считает Советский Союз таким же врагом Польши, как и гитлеровскую Германию, — дикая теория «двух врагов»! Оно натравливает своих сторонников на настоящих польских патриотов. Вы знаете, что мы порвали дипломатические отношения с правительством Сикорского еще год назад. Этих четырех польских руководителей новой Польши…

— Мы должны вывезти из тыла врага! — улыбаясь, дружно продекламировали мы с Тамарой.

— Во что бы то ни стало! — горячился майор. — Вы понимаете, как это важно, как их ждут в Москве!.. Это важнейшее задание…

— Понимаем, Петр Никитич, — заверили мы майора. — Не наша вина, что в тылу у немцев затерялся след польских руководителей. Мы готовы лететь за ними когда угодно и куда угодно.

Разумеется, командование вряд ли поручило бы мне, двадцатилетнему разведчику, столь важное и ответственное задание. Вначале оно было поручено моему командиру подполковнику Николаю Александровичу Леонтьеву, офицеру штаба 1-го Белорусского фронта. Подполковник уже однажды посылал меня в тыл врага — в район Житковичи — Петриков — Давид — Городок, сердце белорусского Полесья.

Сам подполковник уже бывал на задании в тылу врага на Брянщине и пользовался в штабе фронта большим авторитетом. Выбор на него пал не случайно. Опытный офицер-кадровик, родился и учился в Соликамске, коммунист, в армии с начала тридцатых годов. Лучшего командира нечего было и желать. Но на «подскоке» Николай Александрович заболел, вскоре стало ясно, что он не сможет лететь и возглавить операцию придется мне. Штаб фронта согласился с этим предложением подполковника. Было решено, что «Вова» — старший радист лейтенант Киселев — вернется в штаб с Леонтьевым, а со мной полетит радистка Тамара. Тамара тоже уже выполняла задание в тылу немцев — под Почепом, была награждена орденом Красной Звезды. Свою рацию она берегла, как мать грудного ребенка.

Майор Савельев сказал мне, что переброска из фашистского тыла польских представителей была вопросом международной важности.

От майора Савельева я знал, что ранней весной 1944 года на своем первом конспиративном заседании в Варшаве Крайова Рада Народова приняла решение послать в Москву делегацию, состоящую из четырех человек. Эта делегация должна была перейти через линию фронта и информировать Советское правительство о деятельности революционного польского подполья. Делегация должна была установить контакт с Союзом польских патриотов и польской армией, сформированной на территории Советского Союза, для согласования действий, направленных на создание свободной Народной Польши и укрепление стоящего на ее страже Войска Польского. Крайова Рада Народова, представляющая все прогрессивные и патриотические силы польского движения Сопротивления, стремилась установить деловую связь с правительством СССР.

— А без нашей помощи, — еще и еще раз твердил майор из Генштаба, — делегация не сможет перебраться через фронт.

— Я уверен, что «Спартак» выполнит задание, — твердо сказал подполковник Леонтьев, глядя в упор на меня. — Перед вылетом сюда «Спартак» написал заявление в партию…

Все эти дни в урочные часы, днем и вечером, Тамара связывалась с радиоузлом, запрашивала командование о местонахождении четырех польских руководителей. Уполномоченные Крановой Рады Народовой пробирались не одну неделю по оккупированной польской земле из Варшавы на восток, все ближе к линии фронта. Польский партизанский отряд передавал их советским партизанам, советские партизаны — польским. Их охраняли, за них отвечали головой. Это была настоящая эстафета боевой дружбы. Стоит ли говорить, что Гиммлер или палач-гаулейтер Польши Ганс Франк не пожалели бы ни рейхсмарок, ни рыцарских крестов за поимку четырех представителей рожденной в боях Народной Польши!

С волнением следили мы за их продвижением. Нетерпеливо ждали, пока моя «музыкантша» — так у нас, разведчиков, называли радисток — принимала очередную радиопередачу.

Много лет спустя после войны, специально изучая операцию по переброске через фронт польских уполномоченных, я установил, что четверка переправилась через вспученный весенними водами Буг 28 марта 1944 года и находилась сначала на базе отряда имени Ворошилова, а затем — в партизанском отряде имени Жукова. Этот отряд — им командовал Катков — входил в бригаду имени Сталина (комбриг Арзуманян) Брестского партизанского соединения, во главе которого стоял секретарь Брестского обкома партии С. И. Сикорский.

Штаб партизан радировал, что гитлеровское командование изо дня в день посылает «юнкерсы» бомбить партизанские леса между Припятью и Бугом, а потому прием самолетов невозможен. Наш майор, прочитав радиограммы, совсем расстроился:

— Час от часу не легче! Каратели блокировали лес!

Все на «подскоке» в этот день радовались известию об освобождении новых советских городов, а мы, взволнованные, мрачные, с нетерпением ожидали следующего радиосеанса.

Партизаны сообщили, что самолеты «Люфтваффе» вновь жестоко бомбили леса. Потом начались ожесточенные бои с карателями. Ожидание стало невыносимо мучительным.

Трудно приходилось в прифронтовом районе группе Николая Матеюка, которой Центр поручил охрану польской делегации.

Старший лейтенант Николай Антонович Матеюк был замечательным разведчиком. Среди нас, молодых по годам разведчиков, Николай Антонович был «стариком» — ему было тридцать шесть лет. Партизаны знали его под фамилией Дубовик. Многие партизаны до сих пор не знают, что это был один из его псевдонимов в тылу врага. И уж никто почти не знал, что был Дубовик-Матеюк сыном сельского священника…

Радистка Матеюка — «Маргарита», она же Людмила Орлеанская, немедленно радировала в Москву о том, что у Матеюка на базе с начала апреля находятся представители Крайовой Рады Народовой: член ЦК ППР «Тадек», член ЦК ППР и начальник главного штаба Армии Людовой полковник «Марек», начальник штаба Люблинского округа Армии Людовой «Казек» и член Крайовой Рады Народовой «Янек». Польские руководители просили содействовать их отправке в Москву. В тот же день Матеюк получил из Центра приказ об отправке польских представителей через линию фронта. Центр требовал, чтобы Матеюк обеспечил трудный переход в прифронтовой полосе из-под Бреста, в район города Ковель, всячески оберегая польских друзей от всех опасностей в пути. Здесь он сделал все, что мог, чтобы переправить поляков через линию фронта, но пеший переход оказался невозможным — в начале апреля немцы закрыли оперативную брешь северо-восточнее Ковеля на стыке групп армий «Центр» и «Юг», пробитую Красной Армией еще в конце октября 1943 года севернее Киева.

Говорят участники похода

Никакие попытки реконструкции двухмесячного похода четырех польских делегатов не могли бы заменить их собственных воспоминаний, а тем более дневниковых записей. Спустя почти четверть века после тех событий, о которых идет речь, мне посчастливилось заполучить в свои руки весь дневник похода, написанный пусть бегло, но по самым горячим следам, во время похода, заместителем председателя Крайовой Рады Народовой (КРН), который был известен в польском антифашистском подполье как «Тадек», а 20 января 1970 года я встретился и беседовал в варшавском дворце «Бельведер» с «Мареком» — бывшим военным руководителем делегации КРН и членом КРН. Тогда же, в январе 1970 года я встретился с третьим участником похода — «Казеком». Четвертый участник похода — бывший член КРН, известный под подпольным псевдонимом «Янек», умер в 1966 году. Таким образом, я впервые собрал наиболее полные материалы о героической эстафете боевого братства.

Предоставляю слово польским участникам похода — основным действующим лицам эстафеты.

«КАЗЕК»: «Ранней весной 1944 года на своем первом конспиративном заседании в Варшаве Крайова Рада Народова приняла решение послать в Москву делегацию из четырех человек… Делегации предстояло доставить в Москву ряд весьма важных документов, комплекты нелегальных газет ППР и ППС, фотографии, отражающие гитлеровские зверства и преступления польских подпольных фашистских группировок. Выезд был назначен на 12 марта 1944 года…»

«ТАДЕК»: «12 марта. Выезд в Москву отложен. В районах нашего путешествия идет карательная экспедиция. Я ликвидировал уже все явки, так как установил, что меня интенсивно выслеживают. Ночую в книжном магазине Струсинского на улице Вильчей. Великолепный ночлег. Тепло. Запертый в магазине, сплю безмятежно, не опасаясь гестапо.

13 марта. И снова выезд отложен.

16 марта. Отправились сегодня в долгую дорогу в Москву. День снежный, вьюга. Выехали во второй половине дня с Главного вокзала в направлении Лукув — Люблин. В Лукуве — пересадка и ночлег. Утром 17 марта следуем дальше».

«МАРЕК»: «Нас сопровождала Марыся, подпольщица, сестра «Казека», четвертого члена делегации, который должен был присоединиться к нам позднее. Марыся изображала мешочницу, направлявшуюся в деревню за мясом вместе со своими компаньонами. Надо сказать, что мы не имели ни малейшего представления о нелегальной торговле мясом на черном рынке и поэтому прикидывались новичками, впервые отправляющимися на подобный промысел. Все мы были снабжены подложными документами.

До Грудка в Люблинском воеводстве доехали без особых препятствий. Оттуда направились на фурманке в находящуюся недалеко деревню Тысьменицу. За два дня до нашего прибытия туда немцы вырезали и сожгли соседнюю деревню Ямы, жители которой сотрудничали с партизанами. Мы направились туда пешком, чтобы сфотографировать лежавшие на каждом шагу обугленные, истерзанные трупы польских крестьян. Эти снимки дополнили тот фотографический материал, который мы везли в Москву».

«ТАДЕК»: «17 марта… Ждали темноты и связи с партизанами. Был полицейский час. Сначала в хату пришли советские партизаны. Они были прекрасно вооружены… Потом около полуночи пришли наши. Командир — украинец с Люблинщины — с большим недоверием допрашивал нас. Но экзамен прошел хорошо. Забрал нас с собой. Ехали на санях целую ночь. По дороге встретили сильный отряд «Яворского», который вез раненых из боя».

«МАРЕК»: «Из Тысьменицы, простившись с нашей проводницей Марысей, мы отправились в сопровождении большой группы польских партизан АЛ в штаб округа АЛ, находившийся в Ожехове. Идти пришлось двадцать пять километров. Принял нас командующий округом АЛ «Метек» — майор Мечислав Мочар. Наше прибытие возбудило всеобщее любопытство, но мало кто из партизан знал о том, кто мы и какова наша миссия. Приходилось сохранять строгую секретность, дабы сведения о нас не просочились к немцам».

«ТАДЕК»: «18–23 марта. Находимся в отряде майора «Метека». Вся деревня занята партизанами. Вооружены не плохо. Часть в военной форме. К нам присоединился капитан «Казек» (возглавлявший Люблинскую окружную организацию ППР). Ежедневно переходим из деревни в деревню в целях конспирации. Партизаны гоняются за квашеной капустой, а еще больше за чесноком и луком. Все больны шкрабутом (цингой) и чесоткой. К нам тоже привязывается чесотка».

«КАЗЕК»: «Поджидая товарищей делегатов из Варшавы, мы готовились к труднейшему переходу за Буг на базе отряда люблинских партизан, которым командовал Мажента. Незадолго до этого, в январе, наша Гвардия Людова (Народная гвардия), сражавшаяся против гитлеровцев на польской земле, была преобразована в Армию Людову, которая продолжала действовать под руководством ППР — Польской рабочей партии. В Люблинском воеводстве, как известно, боевые действия людовцев приобрели наибольший размах. Среди этих партизан было много советских солдат и офицеров, бежавших из плена».

«МАРЕК»: «Через несколько дней с помощью Мочара нам удалось установить связь с советскими партизанами из Брестского соединения, которые должны были снабдить нас лодками для переправы через Буг…

Мы двинулись вчетвером под охраной хорошо вооруженного отряда А.Л. состоявшего примерно из двух десятков бойцов. Мы шли пешком или ехали на фурманках подчас среди бела дня, по ночам устраивали в деревнях митинги. Мы были убеждены, что ночью немцы не осмелятся заглянуть в партизанский район. У люблинских партизан была популярная поговорка: день принадлежит немцам, а ночь — полякам.

Последний этап пути перед Бугом оказался очень трудным. Погода держалась отвратительная — то вьюга, то снег пополам с дождем.

Теперь мы пробирались только ночами по лесам и болотам. С большим риском пересекали дороги, охранявшиеся немцами. Все время надо было быть начеку, чтобы не наткнуться на вражеский патруль, не выдать себя чавканьем грязи под ногами. При всем этом нужно было торопиться…

Идти становилось все трудней. Несмотря на холод, порой мы по несколько суток не вылезали из воды. Обувь обледенела. Обобьешь ледяную корку прикладом, а через короткое время она опять нарастает. Тонкий снежный наст на полях не выдерживал тяжести наших тел. Мы тащились, проваливаясь в мерзлую грязь и талую воду. Иногда приходилось пробираться ползком. Потом подымались и снова шагали вперед…»

«ТАДЕК»: «25 марта. Присоединяемся к большому советскому отряду имени Ворошилова (Брестского партизанского соединения). Свою шляпу поменял на зимнюю советскую шапку военного образца.

26 марта. Двинулись в путь с отрядом имени Ворошилова. Длинный караван возов и пеших. Ужасные болота. Непрерывно падает легкий мокрый снег. Но это еще ничего по сравнению с тем, что ждет нас впереди. Ночью идем окольными лесами и болотами, чтобы миновать большие дороги, где можно наткнуться на немцев. Все основные дороги сейчас зорко охраняются, потому что германская армия отступает по ним. Всю ночь шли страшной трясиной по колено в воде и рыхлом снегу. Кое-где проваливались по пояс и с трудом, с помощью товарищей, вылезали из ям. Больше всего было хлопот со старым «Янеком» и одним раненым советским партизаном. «Янек» много раз отставал, выбившись из сил, мучаясь в неудобных ботинках. Однако инстинкт самосохранения подсказывал ему держаться группы… Каким же было наше разочарование, когда мы после ночного похода по болоту вышли в ту же деревню, из которой отправились в путь!