Еще бы не согласиться. Я с азартом ринулся в редакторскую комнату, так мне не терпелось дать выход накопившемуся адреналину. Я забыл даже, что я всего лишь стажер. А это означало, что в любую минуту меня могут оторвать от стола. Так оно и было. Пришлось отвезти пакет, взять из чистки костюм мистера Дембойса, отвезти образцы упаковок фирмам «Келпос» и «Криспи» на утверждение… Когда я вернулся, был уже конец рабочего дня, и на столе меня ждала записка: «Очень сожалею. Непредвиденные обстоятельства. Перенесем на завтра?»
Это был удар. Весь день я готовился к этому вечеру, и теперь у меня отняли всякую надежду. С горя я налег на Моки, и поэтому, когда пришел к себе, сразу же завалился спать. На душе было погано, несмотря на новую работу. Как все переменилось! На Венере Митци Ку была не прочь крутить роман с начальником отдела. Это даже льстило ей. А теперь все пошло кувырком. Сколько бы я не старался, все зависело лишь от нее: захочет — встретимся, не захочет, значит, мне не повезло. Возможно, везет теперь кому-то другому? Примириться с этим было трудно, тем более, что я знал, какие два павлина ходят вокруг нее, распустив хвост. Мне ничего не оставалось, как знать свое место, и ждать, когда обо мне вспомнят. Соревноваться я не собирался. Быть соперником Дембойса — это еще куда ни шло, но с Хэйзлдайном!.. Откуда взялся в жизни Митци этот «полковник Блимп», излюбленный персонаж старинных карикатур, олицетворение косности, самодовольства и ограниченности? Что она нашла в нем?
Изменилось не только это. На следующее утро, когда я уже сбегал за пончиками и кофе для секретарш и фотомоделей, на что ушло не менее часа, я приступил к исполнению своих новых обязанностей. И с первых же минут понял, как изменился процесс создания рекламы за эти годы, что меня здесь не было.
Сравнить то, что было, когда я улетал на Венеру, и то, что увидел сейчас, вернувшись, также невозможно, как сравнить кремневое ружье с лазерным пистолетом. Особенно я почувствовал это, когда сел за пульт незнакомой мне по конструкции пишущей машинки и попытался включить ее. Включения не произошло. Целое утро ушло на то, чтобы научиться печатать на ней. Да и то ничего бы не получилось, если бы не помощь одной милой девчушки из секретариата.
Но я недаром был ассом рекламы. Я не забыл свое дело за эти годы на Венере. Порывшись в папках с планами, я сразу же, как и ожидал, обнаружил те сферы деятельности, которые выпали из поля зрения Отдела Идей. Разумеется, я не силен был в новейшей технике, но, поразмыслив, понял, что многое можно сделать с помощью старых проверенных приемов, которыми сегодня несправедливо пренебрегают. К четырем часам пополудни я закончил набросок, вынул пленку из машинки и направился в кабинет Хэйзлдайна.
— Взгляните-ка на то, что я тут набросал, Дес, — сказал я, тоном, не допускающим возражений, и вставил пленку в проектор. — Это лишь предварительный материал, так что не задавайте трудных вопросов. Возможно, я выбрал не лучший вариант, но…
— Тарб, — грозно зарычал он. — Что ты себе позволяешь? Что это?
— Реклама. «От двери к двери», — вдохновенно объявил я. — В классическом исполнении. С помощью старых добрых приемов.
Я включил проектор и на экране появилось трехразмерное изображение — согбенная тощая фигура в сутане с печальным и кротким лицом, устремившая свой взор прямо на Хэйзлдайна. К сожалению, изображение нельзя было увеличить еще больше. Ореол синих искр по краям кадра портил его.
— Я не совсем точно рассчитал величину кадра, — оправдывался я, — И эти помехи…
— Заткнись, Тарб! — Не выдержал Хэйзлдайн. Его явно заинтересовала фигура на экране, двигавшаяся прямо на него.
— «Религия, сэр. Именно это я вам предлагаю. Спасение, спокойствие души. Очищение от грехов, покорность воле Господней. Для всех — католиков, баптистов, униатов, методистов…»
— Это всем известно, — оборвал его Хэйзлдайн. Я торжествовал, ибо такую реакцию с его стороны я запрограммировал и заложил в память машины.
Монах на экране, бросив взгляд через плечо, словно опасался, что его подслушивают, доверительно приблизил лицо к собеседнику:
— «Ваша правда, сэр! — начал он. — Я сразу же понял, что вам не нужны расхожие истины. Я предлагаю вам поговорить об истоках древних верований. Нет не о Будде, не о Ахуре Мазда и не Ахримане! Поговорим о силах света и тьмы. Почти половина современных религий — это зыбкое и непрочное подражание учению Заратустры. Я говорю вам: не надо постов, не надо запретов, не надо думать, что можно есть, а что нельзя, ибо грешно. Учение Заратустры — это религия избранных. Я могу рассказать вам о ней все, в том числе, как перейти в эту веру, и все это за сущий пустяк, сумму не большую, чем вы обычно оставляете в баре…»
Я видел, как напряженно слушает Хэйзлдайн голос с экрана, и понял, что он проглотил наживку. Он молча следил за гаснущим экраном, на котором мельтешили синие искры. Эти новые записывающие устройства не так уж безупречны, удовлетворенно подумал я.
— Что ж, неплохо. Может получиться.
— Должно получиться, Хэйзлдайн. Это еще сырой материал, но материал, что надо. Вот только убрать помехи, да определить формат кадра, и завтра можно показать его на совете. А там и запускать в производство.
Я вынул пленку из проектора и дал возможность шефу поразмышлять над моими словами перед пустым экраном. Хотя он и похвалил материал, но на его физиономии это не отразилось.
Когда я вернулся в редакторскую, меня ждала записка. Сомнения и тревоги мгновенно улетучились: «Вынуждена уехать по делам. Приходи прямо ко мне. Жду в восемь».
Дома, куда я заехал, чтобы переодеться, меня ждал Нельсон Рокуэлл.
— Тенни, — начал он заискивающе, — дай мне всего несколько долларов…. до получки…
— Нет, Нельсон! Ты должен, наконец, сам уладить свои дела с фирмой «Сан-Джасинто».
— С «Сан-Джасинто»? При чем здесь «Сан-Джасинто»? — удивленно воскликнул он. — Это совсем другое, вот взгляни! — Он вынул из кармана какую-то картинку в пластиковой рамке. — Это новая серия литографий на лучшей бумаге с водяными знаками, — добавил он с гордостью. — Это целое сокровище! Чтобы участвовать в лотерее мне нужно сто таких литографий. А за двести их я могу приобрести подписку на серию знаменитых висячих мостов Америки…
Дальше я уже не слушал. Я скрылся в умывальной, где быстренько умылся и побрился, освежил себя дезодорантом «Люби Меня». Увы, как давно я не ходил на свидания. Я понимал, что пустым прийти в гости негоже — надо что-то принести с собой, поэтому, прихватив по дороге пару упаковок Моки-Кока, я зашел в супермаркет. Он был переполнен, к кассам — длинные очереди. Я стал, как мне казалось, в самую короткую из них, но вскоре понял, что она не двигается. Из-за спины стоявшей передо мной корпулентной дамы с перегруженной покупками тележкой, я попытался разглядеть, что происходит впереди и почему мы не двигаемся. Я сразу же убедился, что женщина-контролер, имеющая дело с бесчисленными видами талонов, купонов, страховых чеков, кредитных карточек и тому подобных изобретений социальной защиты населения, не справляется со своей задачей. В пухлой руке моей соседки по очереди, я увидел пачку их, во много раз превосходящую по объему те, с которыми так безрезультатно боролась контролерша. Из моей груди невольно вырвался тихий стон отчаяния.
— Да, да, эти ужасные очереди! Я понимаю вас. Но я предпочитаю ходить только в этот магазин.
И дама с гордостью указала на объемные буквы броской рекламы: «Только у нас вас ждет быстрое обслуживание! Мгновенная работа счетных аппаратов. Мы делаем все, чтобы любая покупка стала для вас радостью.»
— Дело в том, что я спешу на свидание, — пояснил я.
— О! — сочувственно воскликнула дама. — Я понимаю вас. Знаете что! Помогите мне рассортировать мои купоны, это намного ускорит работу контролера. Дело в том, что вот на эти я могу купить хрустящие хлебцы лишь после того, как отоварю талон на тюбик пасты в десять унций. Но таких тюбиков у них сейчас нет, а есть большие — в четырнадцать унций. Как вы думаете, они дадут мне на этот талон тюбик пасты в четырнадцать унций?
Едва ли, подумал я, ибо хорошо знал, что талоны на пасту меньше упаковки даются после того, как она уже исчезла из продажи. Как объяснить ей это? Но судьба избавила меня от этой неблагодарной задачи. В эту минуту раздался вой сирены, вспыхнул красный свет и перед нашим носом опустилась решетка со светящимся табло, извещавшим, что: «К сожалению, этот контрольный пункт закрыт. Просим перейти к другому, вас без промедления обслужат».
— О, черт! — выругался я, не веря своим глазам. Не может быть! Все мои планы летели к черту.
На ум пришло библейское изречение, с которым я недавно познакомился и решил использовать в рекламе: «Так будут последние первыми». В моем случае оно вполне могло оправдаться. Длинная очередь стоявших за мной в мгновенье ока растаяла, я остался один. И тут сработала интуиция потребителя, приобретенная жизненным опытом. В считанные доли секунды предстояло определить, к какой очереди примкнуть. Здесь надо быстро оценить по крайней мере несколько решающих факторов: сколько человек в очереди, количество покупок у каждого и у скольких имеются талоны. Этому каждый из нас научился еще с малых лет, когда мы сопровождали своих мам в походах по магазинам, сначала сося палец в коляске, а затем держась за тележку одной рукой, а другой прижимая к себе желанную упаковку с леденцами, доставшуюся тебе после того, как ты уже наревелся вдосталь. Мне предстояло выбрать какого-нибудь одного из стоявших в очереди. Выбирая, лучше всего смотреть на руки. Если пальцы нервно дрожат, скорее всего бедняга боится, что перебрал в долг по своей кредитной карточке, а это означало, что у счетного аппарата его остановят, а, значит, и всю очередь, пока администратор не проверит все и не уведет с собой нарушителя. Есть и такие ловкачи, которые с помощью магнитных карандашей меняют показатели счетчика. Когда ты выбрал подходящего для тебя субъекта, далее все зависит от твоей изобретательности. Ты можешь встать впереди него, можешь пожаловаться с растерянным видом, что потерял свою очередь, или можешь «не заметить» чью-то оставленную вместо себя тележку с покупками и занять ее место. На худой конец, можно пустить в ход локти. Все эти приемы достаточно хорошо отработаны, но я слишком долго жил на Венере и потерял прежнюю ловкость. Я заметил, что даже толстая дама, обеспокоенная покупкой зубной пасты, опередила меня.
Что-то надо было делать.
Я заглянул через ее плечо на шеренгу тележек, изучая покупки.
— О, черт! — воскликнул я, как бы про себя, но достаточно громко. — Совсем забыл овсянку «Вита».
Насколько я мог заметить, никто из стоявших в очереди не сделал такой покупки, да и не мудрено. Выпуск овсянки «Вита» был прекращен еще до того, как я отбыл на Венеру, из-за случаев отравления тяжелыми металлами. Какой-то старик в трех шагах от меня с интересом вскинул на меня глаза.
Я улыбнулся ему и крикнул:
— Помните, рекламу фирмы «Вита»? Американские сыры, готовые завтраки?
Моя толстуха оторвалась от лихорадочной сортировки своих купонов, вздохнула и процитировала на память:
— Все для вашего желудка, все для вашего здоровья! Давно я не пробовала овсянку «Вита».
Кроме тяжелых металлов в овсяной смеси, вредными для печени были признаны также сухое молоко и искусственная сахароза. Но все они уже забыли об этом.
— Помню, как мама готовила мне овсянку каждое утро, — мечтательно произнес кто-то.
Я понял, что мой ход удался, и ухмыльнувшись про себя, воскликнул:
— И моя тоже! Чертовски досадно, что не успел захватить парочку пакетов в Отделе деликатесов.
Все головы повернулись в мою сторону.
— Я не заметил там овсянки «Вита», — ворчливо промолвил старик.
— Неужели? Большая полка с надписью: «Покупка, которая дороже денег».
Очередь дрогнула.
— По купонам — с двойной скидкой, — добавил я.
Очередь рассыпалась. Прихватив свои тележки, все ринулись в Отдел деликатесов. Перед контролершей остался я один. Оказывается, она тоже с интересом прослушала мою информацию об овсянке «Вита», и я едва уговорил ее принять у меня деньги за сделанные покупки, так ей не терпелось поскорее попасть в Отдел деликатесов.
Я безбожно опаздывал к Митци и последние два квартала до ее дома я уже бежал. От бега и густого смога, перехватывающего дыхание, я порядком взмок. Прощай свежесть дезодоранта «Люби Меня».
Квартира Митци потрясла меня. Войдя, я застыл на пороге. Не потому, что моему взору предстала картина неправдоподобной роскоши, хотя теперь Митци могла позволить себе это. Скорее, наоборот, я был обескуражен пустотой огромной комнаты, куда она ввела меня.
Но это не была пустота бедности. Квартира в четыреста квадратных метров с круглосуточной автоматической охраной сама по себе уже являлась роскошью. Это понял бы каждый, даже не зная о миллионах Митци. Но на этом всякая аналогия с роскошью ограничивалась. Минимум мебели, видеофон в углу и все. Никаких бассейнов или аквариумов с редкостными тропическими рыбками, ничего, что кричало бы о материальном благополучии хозяйки. Не было даже коллекций безделушек, жертвой которых стал бедняга Нельсон Рокуэлл.
Но особое впечатление произвели на меня стены в ярко-красных и желтых тонах и огромная фреска на одной из них. Я ошеломленно смотрел на фреску, пытаясь понять, что же на ней изображено, и вдруг понял. Да ведь это известный эпизод из истории освоения Венеры — установка на самой высокой вершине горной гряды Фейса первой трубы Хилша для очистки воздуха.
— Извини за опоздание, — наконец промолвил я, не отрывая глаз от фрески. — Пришлось постоять в очереди в супермаркете, — и я протянул Митци упаковку Моки-Кока.
— О, Тенни, зачем нам эта гадость! — воскликнула Митци и вдруг прикусила губу. — Пойдем лучше в кухню. Пока я буду готовить ужин, ты мне все о себе расскажешь.
Но она тут же заставила меня чистить картофель. Настоящий свежий картофель со следами земли на кожуре.
— Где ты достаешь это? — удивился я, не зная, как подступиться к нему. Я не умел чистить картофель.
— За деньги все можно достать, — уклончиво ответила Митци, ловко нарезая для салата овощи, апельсин и что-то еще из зелени. Я не счел ее слова ответом, ибо по сути меня мало интересовало, где или даже как она достает свежий картофель. Меня интересовало, зачем она делает это.
Но будучи человеком воспитанным, я отведал все, что приготовила Митци, даже сырые коренья и какие-то листья, которые она называла салатом, и при этом не проронил ни единого слова критики. Хотя потом, когда нашему разговору грозила пауза, я спросил ее, неужели ей нравится такая еда.
Митци, с рассеянным видом, жевавшая салат, вдруг встрепенулась.
— Нравится? Конечно! Это… — она запнулась, словно что-то хотела вспомнить. — Это очень полезно, — наконец сказала она.
— Возможно, — вежливо согласился я.
— Это так, Тенни. Последние исследования подтверждают это. Тебе известно, что потребление исключительно переработанных продуктов губительно отражается на памяти человека?
— Брось, Митци! — рассмеялся я. — Никто не позволит продавать потребителям продукты, наносящие вред здоровью.
Она с любопытством посмотрела на меня.
— Умышленно, возможно, нет, — согласилась она. — Но наука подтверждает несомненный вред переработанной пищи. Знаешь что? Давай проверим это на тебе.
— Проверим что?
— Ослабела ли твоя память от твоего рациона! — взорвалась она. — Проведем небольшой тест. Я запишу все на пленку, а затем поспорим.
Мне эта затея не очень понравилась, но я не хотел показаться невежливым.
— А почему бы нет? — согласился я. — Давай. Хочешь, я назову тебе цифры всех годовых бюджетов Агентства за последние пятнадцать лет?
— Нет, это ужасно скучно, — возразила Митци. — Я придумала другое! Давай проверим, хорошо ли ты помнишь, чем мы с тобой занимались в нашем посольстве на Венере. Не все, конечно, но, например, что ты помнишь о нашей агентуре там.
— Это игра не по правилам! — возразил я. — Об этом хорошо знаешь только ты, а я лишь кое-что.
— Сделаем для тебя скидку, — пообещала она и пожала плечами.
— Ладно, договорились. Начнем с того, что в твоей агентуре двадцать три постоянно работающих агента и около ста пятидесяти привлекаемых от случая к случаю или работающих по совместительству. По сути их и агентами не назовешь в полном смысле этого слова, ибо большинство из них даже не знают, что работают на тебя.
— Имена.
Я с удивлением посмотрел на нее. Неужели она приняла все всерьез?
— Ну, например, Гленда Патиссон из Отдела оборудования. Это она направила на электростанцию неисправные агрегаты. Эл Тишлер из Лиройд-Сити. Я не знаю, что он там делал, но судя по тому, какого он роста, сразу видно, что он не коренной венерянин. Маргарет Тьюснак, врач, добавлявшая аспирин в контрацептивы. Майк Ваккаро, охранник из тюрьмы на Полюсе. Ты хочешь, чтобы я тебе еще назвал Хамида?
— Хамид?
— Да, тот самый заключенный из колонии, — напомнил я. — Тот, которого я, обдурив Гарримана, представил ему как политического. Правда, ты покинула Венеру до того, как он успел заключить с вами контракт, поэтому я не знаю, входит ли он в список твоих агентов. Странно, что ты его не помнишь. — Я расплылся в довольной улыбке. — В таком случае ты еще скажешь, что не помнишь Гэя Лопеса? — уже осмелев, добавил я, удивляясь ее искреннему недоумению. — Хезус Мария Лопес, черт побери! — уже выкрикнул я, ибо она продолжала как-то странно смотреть на меня.
— Ладно, Тенни. Это все было на Венере. Он — там, а мы — здесь.
— То-то, детка! — воскликнул я и, уловив в ее взгляде потепление, пересел поближе. Со лба ее не сходила хмурая морщинка и я, протянув руку, легонько коснулся ее пальцем.
— Митци, — промолвил я с нежностью. — Ты очень устала.
Она невольно отстранилась и почти готова была рассердиться.
— Да-да, Митци, — настаивал я, — Ты… ты устаешь все больше… и все больше добреешь, — выпалил я.
Да, моя железная леди смягчилась до твердости всего лишь бронзы. Даже голос стал грудным, мягким и глубоким. Сказать правду, такой она мне больше нравилась.
— Продолжай дальше, пожалуйста. — И она улыбнулась.
— Хорошо, если тебе так хочется. Тейлер, Уикс, Сторц, братья Юркевичи. Ну так как с моей памятью? Она в порядке?
Митци кусала губы, видимо от досады.
— Дальше. Это еще не все.
Я продолжал. В сущности, мне был известен лишь десяток или полтора имен, но ее явно устраивало то, что я помнил, где некоторые из них работали, и какие ее задания выполняли. Если я что-то забывал, она своими вопросами помогала мне вспомнить. Но все это затянулось и начало мне надоедать.
— Давай вспомним о чем-нибудь другом, — возразил я, — Например, кто лучше помнит наш последний вечер на Венере.
Митци рассеянно улыбнулась.
— Одну минуту, Тенни. Расскажи мне об этом типе, который погубил урожай зерновых в Мейерс-Уайте…
Я громко расхохотался.
— Митци, дорогая, агент в Мейерс-Уайте занимался рисом, а вот тот, что в Невиндейле, этот потравил зерновые. Итак, чья память хуже? Может, тебе не мешает перейти на мою диету?
Она снова нервно кусала губы и мне показалось, что по ее лицу пробежала тень недовольства. Странно. Неужели она так остро переживает свое поражение в этом дурацком споре?